Утро
29 марта 2022 г. в 10:00
Силко приоткрывает один глаз, щурится по-сонному, зевает трет глаза и наконец поворачивается в сторону одиноко сидящей на краю фигуры Джинкс, в темном сумраке комнаты. Должно быть еще слишком рано для подъема, да и сам он безошибочно определяет когда одна из частей тела перестает его касаться во сне, нога, рука, мягкая макушка. Фокусируя взгляд, а это не так просто, особенно когда ты не можешь привыкнуть к тому, что глаз всего один. Он наконец-то понимает, что это действительно она. Скорее всего встала попить воды среди ночи. Впрочем, когда она спит, то похожа на обычного человека, без всей этой лютой славы, которая петляет по улицам Зауна слухами и не совсем точными, приукрашенными фактами.
— Джинкс, — голос спросонья хриплый, грубый. Совсем не похож на его. Силко, он порой кажется чужим, именно поэтому он сглатывает, и пытается дотянуться до её поясницы рукой, чтобы убедиться, что это не сон.
Она молчит, слегка поворачивает голову бросая быстрый взгляд на него, а после куда-то в сторону. Такое случается довольно часто, просыпается, делает наброски и вновь засыпает. Иногда ей снятся кошмары как и ему, вот только Силко приструнить своих демонов гораздо проще, чем Джинкс, всё-таки жизненный опыт имеет цену, не всегда приятную, но с сопутствующими бонусами. Лицо мужчины утопает в мягкой подушке, а одеяло хранит приятное тепло, что в осенние холода весьма приятно.
Он безусловно приглашает её согрееться, поднимает руку оттопыривая край одеяла, холод неприятно льнет к коже. Джинкс же бесшумно ныряет под него, зарываясь почти с головой как кошка. Пружинистый матрац скрепит под весом Силко, и ему всегда интересно как так выходит, что она без единого резкого звука умудряется совершать совершенно сумасшедшие вещи: прыгать с потолка, скакать по балкам, ложиться в постель. Ледяная ступня протискивается меж его – негласный договор, что она здесь. Правая рука тянется к синей макушке сжимая прядь волос – еще один не гласный договор.
— Слишком рано, — говорит Силко на выдохе и зевает, громко с характерным звуком «у-а-у». Глаз смотрит в окно, в бирюзовой радужке играют первые лучики рассвета. Иногда солнце забирается в Заун, очень редко. Черт возьми, как же он устал от этой рутины, бросить бы всё и уехать, вместе с Джинкс. Половина химбаронов всё равно считают, что он мертв, но умудряются плясать под его дудку. Даже мертвому они не дают покоя, такие и в Билджвотере достанут, и в глухих лесах Ионии…
— Ну так, спи, — сна ни в одном слоге, но замечание весьма уместно. Она греется об его теплую кожу своей ледяной. С тех пор как её тело приняло убойную дозу мерцания Джинкс еще больше мерзнет. А кровь, слезы и даже пот с фиалково-розовым цветом. Сначала он думал, что всё будет как раньше, но ничего как раньше не стало. Хотя ему нравилась эта стабильность – «хотя бы не хуже».
Если вспомнить они уже спят на этой кровати больше десяти лет, может стоит что-то поменять, например: кровать, перекрасить стены в белый, так будет больше света, нанять рабочих отреставрировать барельефы потолка, поменять паркет на другой более темный, которые не будут хранить следы прошлого: от случайно взорванных кусак, до глубокой щели от выпавшего из его рук ножа в самую первую ночь когда тринадцатилетняя Порох залезла под одеяло, несмотря на все угрозы Силко её прирезать. Упёртая, настырная девчонка. Теперь с её стороны гнездятся книги прямо на полу, большими стопками что-то она выдирает листы, вешает над постелью или тащит в свое логово, кладет на тумбу отдельные экземпляры, помечая кислотно-розовыми мордочками нужные страницы. Какие-то цифры у изголовья толи пропорции варки селитры, толи извести. И торчащая под ними синяя макушка на серые наволочки с жело-розовыми пятнами.
«Если поставить на пол горшки живых цветов… Будет уютнее?» — он много раз думал об этом расставить множество больших и маленьких цветущих горшечков, будет же уютнее? Хотя они оба прокляты. Умирают мучительно долго от мерцания, от Зауна, от чертового Пилтовера, который начал хекстековую гонку. Всё это забрало у них много времени. Никакие цветы не помогут этого забыть. Не заставят Джинкс не вздрагивать, когда его тело сгибается в приступе кашля. Просто ему бы хотелось оставить что-то хорошее в этой жизни на память о себе. Дети, конечно, не их профиль, но растения это же другое?
Дети… Силко много раз думал, что отец из него так себе, особенно с учетом того, во что выросла Джинкс… Ну если уж получится в этот раз он постарается на славу. Хотя он едва может представить себе Джинкс, без сварочных очков на кухне над кастрюлей из супа, а не чего-то химического и взрывоопасного, в роли матери семейства. Как и их ребенка, который наверняка будет играть гильзами от патронов и крупных тяжелых гаек и шестеренок. И уже к трем годам научится различать калибры на глаз. А так же, как она будет беситься и сходить с ума когда её чадо начнет убегать из дома, прыгать по балкам, в общем исследовать мир в лучших традициях Заунских детей. Ох тогда он отыграется на ней за несколько седых волос, которые он получил во времена её юности.
— Тебе нравятся растения? — он уже жалеет, что начал этот разговор, но с другой стороны замечтаться и спросить то, о чем думаешь не так зазорно. Особенно, учитывая все имеющиеся обстоятельства.
— Никогда не думала, что в Зауне они есть… — Джинкс же думает о другом, о совете, о предложении Джейса вступить в академию, о совете Виктора выбрать в совет представителя Зауна, достаточно лояльного человека, к которому будут прислушиваться в Пилтовере. Об новой модели подарочка для Силко чертежи кого-того висят в мастерской. Это конечно, ружье, но стреляет оно дробью, увеличивая радиус поражения, самое то, для человека прицел у которого чуть сбит, и дрожат руки.
— Есть, — коротко говорит Силко, их ладони сплетаются под одеялом, и её этот жест успокаивает. Мысли разом замирают и начинают формировать ровный ступенчатый каскад – дефрагментация сознания вещь полезная. Особенно когда несколькими годами раннее ты видел приходы в виде мертвых родственников, и громадных цветных монстров.
— Виктор сказал нам нужно представить доверенное лицо совету… — по крайней мере тут она действительно бессильна. Силко знает город с той стороны с которой не знает его она. Знает кому стоит доверится, а кому нет. И она с удовольствием и без задней мысли вверит лавры её трудов, зная точно, что они не пропадут даром.
— Я так и думал, не переживай на этот счет, у меня есть подходящая кандидатура, — он прикрывает глаз, желая еще немного подремать, но теперь скорее всего точно, она не даст ему уснуть чтобы узнать кто это. Так устроены люди: чем больше вкладываешься в дело, тем больше переживаешь за судьбу предприятия. Наверное, именно поэтому он не сможет никогда бросить Заун и уехать, не оглядываться на прошлое.
В воздухе повисает молчание, но Силко отлично представляет как в её голове скрипят шестерёнки. Даже не видя её лица он прекрасно представляет себе, как она хмурится, и даже отсчитывает про себя своеобразный таймер. Сколько же времени ей понадобится чтобы вскочить, повернуться к нему лицом и начать вытряхивать из него ответ самым изощрённым способом. Терпением она никогда особо не отличалась…
— Ну, и кто это? — в голосе действительно слышна ложь, потому что он выглядит спокойным, но в его ядре таится интерес. Жгучий подобный множеству заряженных пуль, устремленных к цели. Она ерзает, прижимая к груди край одеяла и, кажется, совсем не довольна молчанием Силко. Тот же улыбается, лениво потягивает, в самом-то деле, не всегда же ей получать то, что она хочет?
Молчание затягивается и Джинкс наконец поворачивается к нему лицом. Он замечает в её поведении иногда холодную отстранённость, но ею легко манипулировать, особенно когда помахать перед носом чем-то интересным. Любопытство — это её слабость и сила одновременно. И хорошо, что только ему это известно.
Она пристально смотрит в его лицо, разглядывая темные пряди на морщинистом лбе. Острую скулу, утопающую в перине подушки и заспанный прикрытый глаз. Другой же, без века, недвижимо застыл, смотря в никуда и, кажется, немного угас. Вся левая часть лица, покрытая коричнево-желтой коркой, выдает все атрофированные лицевые мышцы. Раз всё, что рот почти не тронут этой скверной и часть лба, ближе к середке.
— Хеймердингер, — улыбается он, даже не открывая глаз. В самом-то деле едва ли Джинкс слышала о нем, и вообще понимает кто это.
— Один из основателей? — а вот это уже интересно… Силко приоткрывает глаз скорее в интересе, чем удивлении. Надо же кое-кто выучил уроки, пока жил в Пилтовере, и даже весьма осведомлен о столь знатном йордле.
— Он самый, — теперь ему интересно откуда она знает. Потому что, Джинкс скорее всего сама таким не интересуется и должно быть кто-то ей рассказал. Вот кто? Джейс — нет с его впечатлительностью и педантичностью, работа с ней скорее всего была настоящей каторгой. Потому что, она —хаос, а он скорее — порядок. Значит тот хилый пацаненок, который стоял рядом с ним. О нем Силко ничего не известно, хотя по одну виду он напоминал ему себя в молодости. Худой, с выпирающими костями, синяками под глазами, и с каким-то из Заунских недугов, от которых гниют конечности или легкие.
Кажется, он начинает ревновать, но вида не подает. В самом-то деле, до этого момента она ни к чему хорошему не приводила. Поэтому, он как можно спокойнее и осторожней спрашивает её идеально ровным тоном:
— Откуда ты знаешь о нем?
— Мне рассказали синие круги, — надо же, и прозвище ему дала… Это что-то новенькое. Значит, он не ошибся, в том, что они не плохо общаются, учитывая, что оба из Зауна. Кажется, молчание затягивается. Похоже, она тоже что-то вынесла из их короткого диалога и посчитала, что Силко понял о ком речь.