Верни мою жизнь

Каждый год в один и тот же день одного и того же месяца Доен углубляется в собственные мысли больше обычного. Он и так немногословен, но в этот день от силы может произнести слов пять, чем заставляет волноваться Хэчана и Марка, но те только молча наблюдают за ним, до сих пор не решаясь спросить, что же происходит с их начальником и человеком, который заменяет им старшего брата. Друзьями они не были, Ким четко разграничивал людей в зависимости от отношений с ними, да и прежде как-то не очень задумывался, какое же место занимают эти двое в его жизни. Да и сейчас думать об этом даже не было не то что сил, а желания. Это попросту не приходило ему в голову, поскольку он так привык к тому, что эти двое практически каждый день вьются вокруг него, что воспринимал это как должное. В этот день он всегда покупает веточку белых хризантем, при виде этих цветов Доен всегда испытывал нечто среднее между симпатией и горечью. Они были прекрасны в своей стойкости, простоте и пышности, и при этом каждый раз напоминали о перенесенной боли, о которой он и так был не в силах забыть уже несколько лет. Наверное, омега слишком углубился в собственную боль и страдания. Может быть, ему было удобно существовать в жертвенной позиции, быть той самой овечкой, которую на мелкие кусочки терзают оголодавшие волки, а может, он и не знавал чего-то более сильного, чем это отвратительное чувство. Ведь если бы ему удалось испытать нечто прекрасное и такое же мощное, как душевные муки и ненависть, он бы не возвращался к ним снова и снова. Он бы стремился быть счастливым. День прекрасен: солнце мягко освещает землю, даря тепло, все пышет каким-то благоуханием и красотой. Такой настораживающей. Будто что-то вот-вот должно произойти. Знакомые ощущения? В голове почему-то резко возникает тот самый день, когда Джехен толкнул его, когда жестоко бросил, обрушив все мечты и надежды. А после он слышит собственные отчаянные крики в больничной палате, откуда открывался вид на превосходную аллею, не веря в то, что так скоро потерял долгожданного ребенка. Тогда стояла точно такая же погода. И город был точно такой же красоты. Спокойной, умиротворяющей, невероятно тихой. Как затишье перед сильнейшей бурей. Тишина их уютной кофейни убивается грохотом распахнувшейся двери и дребезгом разбившегося колокольчика, что свалился на пол от силы удара. Внутри оказался никто иной, как Чон Джехен, и в этот самый момент, только на полмига взглянув в его темные, яростные глаза, Доен понимает, что этот день вновь обагрится сжигающими страданиями. Он как никогда спокоен, даже самому удивителен этот факт, когда шумно дышащий альфа сдавливает его горло своей раскаленной ладонью, и презрительно шипит, трясясь от переполняющего гнева: - Я знаю, это ты, Ким Доен!.. Я все знаю!.. Это твой поганый язык заставил Чону подать на развод!.. я уничтожу тебя, так и знай, ублюдок, - с каждым словом он все сильнее стискивает пальцы на длинной шее, всей душой желая убить его, но Доен лишь пристально глядит ему прямо в глаза, пока Чона не оттаскивают Хэчан и Марк. Альфа грубо расталкивает их и, сделав широкий шаг вперед, с размаху бьет мужчину по лицу, но совсем не ожидает, что Доен ударит его в ответ. Джехен хватается за разбитый нос и бросает на любовника удивленный взгляд, а тот продолжает сверлить его такими же темными глазами, Хэчан же с Марком совсем не понимают, как реагировать. - Ты уже сделал это когда-то. Но в этот раз я не стану так унижаться. Джехен только язвительно усмехается. - Ты однажды сказал мне, как родители называли тебя их драгоценным сыном и благодарили за то, что ты родился в их семье. А после бросили. Оставили одного. Доен совсем не ожидал таких воспоминаний, ведь родители - одна из самых глубоких и ярких болей в его жизни, из-за чего невольно выступают слезы, а ком в горле заставляет нервозно сглотнуть. - Они не бросали меня. - Ах, ну да, они сдохли, как жалкие собаки. Если я хорошо помню, какой-то такой же жалкий человечишка застрелил их, когда пытался ограбить. А они не сделали ничего, чтобы спасти себя ради тебя. Бросили. Иначе, как это назвать? Марк обеспокоенно глядит на Доена, а затем дергает Хэчана за рукав, ища помощи, чтобы хоть как-то избавиться от этого наглого и жестокого посетителя, но тот только беспомощно смотрит в ответ, будто сам ищет поддержки. Доен застывает на месте, словно углубляясь в воспоминания, стыдливо опускает глаза и кусает сухие губы, но никак не может взять себя в руки. Уж слишком долго он запускал свои травмы, доведя себя до подобного жалкого состояния. Джехен же, почувствовав превосходство еще сильнее обычного, опасно приближается, подобно хищному зверю, и с гадкой улыбочкой заканчивает: - Думаешь, можешь тягаться со мной? Я добился всего, чего желал. Получил то, чего ты получить никогда не сможешь. Никакой развод не сместит меня с моего места, поскольку Чону слишком благороден. И этим он явно выигрывает на твоем фоне. Ты же жалкий. Твои родители - трусливые ничтожества. Ты - ничтожество. И твоя так называемая жизнь настолько никчемная, что даже я пожалел тебя, трахнув в той подсобке. Почему бы тебе не сдохнуть, а? Тогда этот мир будет очень тебе благодарен за такой щедрый подарок, - с этими ядовитыми словами он поправляет пальто и стремительно покидает кофейню, а Доен, все это время сжимающий руки до побеления, даже не в силах вдохнуть. Он стоит так с десяток секунд, не обращая внимания на беспокойные вопросы друзей, а затем бросается прочь из кофейни вслед за альфой. Тот собирается сесть в машину, закуривая, и оборачивается на оклик со спины. - Чон Джехен! Ты помнишь? Помнишь, какой сегодня день? Тот только насмешливо переспрашивает: - Что? Ты рехнулся? Ким скоро сокращает между ними расстояние и настойчиво продолжает: - Ты помнишь, какое сегодня число? Шестое марта. А помнишь тот день, когда я сообщил о беременности? День, когда ты отказался от всех своих обещаний и слов. Когда ты толкнул меня и из-за этого у моего сына в итоге обнаружили патологию сердца. И шестого марта он умер спустя два дня после рождения. Я лишь хочу напомнить тебе, Чон Джехен, что это был и твой ребенок, которого ты же и убил. А еще... сказать, что ты ничтожество, даже не потому, что предал меня, а потому что у тебя нет сердца, чтобы любить кого бы то ни было. Ни детей своих, ни всех тех многочисленных любовников, что прошли через твою постель. И даже такой добрый и понимающий муж не спас тебя. Мои родители хотя бы любили меня и претворяли свои чувства в слова и поступки. А твои? Ты же их даже в глаза не видел, потому что тебя оставили на крыльце приюта, как ненужного блохастого щенка. Омега медленно подходит к Чону, несмотря на угрозу нового нападения, и, обхватив его за заднюю часть шеи, шепчет на ухо: - Чону знает, какое ты ничтожество, Джехен. Разве кто-то захочет быть с таким, как ты? Мужчина усмехается, схватив его за предплечье: - Да, зато у ничтожества есть престижная работа, дорогие вещи, много денег, еще более перспективное будущее, прекрасный муж и еще неродившийся ребенок. А что же есть у такого невинного и великолепного человека, как ты, Доен? Ты всего лишь жалкий официантишка в Богом забытом месте, без гроша в кармане, без перспектив, без амбиций, без детей, которых так хотел. Тебя же, шлюху, даже удовлетворить некому, - его издевательский хохот нарастает, а ярость и ненависть внутри Кима все сжигает раз и навсегда. - Не смей больше приближаться к моему дому и к Чону. Он уезжает с противным скрипом шин, пока Доен старается не думать обо всех этих мерзких словах бывшего парня и любовника, но получается откровенно плохо. Во что они превратились? Джехен сейчас и Джехен в университете пять лет назад словно были совершенно разными, чужими друг другу людьми. Джехен пять лет назад был заботливым, веселым и добрым, а сегодняшний Джехен даже не знал, что такое любовь и милосердие. Он так жестоко забрал его смысл жизни, а Доен поддался, ведомый чувством любви, ненависти и боли. Он был так привязан к его образу, к нему прошлому, что совсем перестал игнорировать стремительно проносящуюся мимо жизнь. Да. У него не было ни каких-либо перспектив, не было огромных денег, семьи. Даже любимого человека, потому что старательно отрицал умение любить. Он верил в то, что Чон убил в нем все это вместе с их ребенком. Он бредет по улицам в рубашке, брюках и переднике, ощущая, как мартовский холод проникает в самую душу, но, как ни странно, одновременно и сжигая там все дотла. Словно было что уничтожать. Ведь он давно мертв и влачит жалкое существование. Где найти силы простить того, кого он когда-то, казалось, любил наравне со своей жизнью? Как попытаться его понять и убить в себе желание отомстить, низвергнуть в самое пекло ада? Омега пытался найти ответы на эти вопросы бессчетное количество дней, ночей, часов, секунд, но все никак не смог добиться желаемого. Он хотел этого. Старался. Но не было внутри жизни, наполненности, чтобы подарить себе облегчение от этих тяжелых чувств. Как странен человек. Сам вгоняет себя в пустоту с подачи посторонних и при этом, виня их, старается простить их. А кто-то настолько потерялся в собственной жгучей ненависти, что обретает другой смысл жизни. Мщение. Ким не обращает внимания на окружающих его людей, проносясь прямо к заветной двери, распахивает ее, и упирается взглядом прямо в своего спасителя, который удивленно поднимается на ноги. - Доен? Он подходит ближе, в его огромных темных, но добрых глазах, Доен видит беспокойство, такое знакомое волнение, такое давно забытое тепло, что не выдерживает и, наконец, делает вдох, наполняя грудную клетку долгожданным облегчением. - Мне так плохо, доктор Ли. Я, кажется, вот-вот умру от боли. Он тихо умоляет о помощи, чуть не падая на колени перед мужчиной, но тот вдруг обнимает его крепко-крепко, приятно обжигая продрогшее тело теплотой до самых мурашек. Доен задыхается, но чувствует себя сейчас как никогда живым, жмется сильнее, утыкаясь мокрым от слез лицом в костлявое, крепкое плечо, а у Тэена сердце готово лопнуть от перенапряжения, из-за беспокойства, волнения и любви. - Он прав. Я так ничтожен и жалок. Нужно было давно покончить со всем этим еще тогда, шестого марта. Все равно у меня нет никого, нет того, кто стал бы за меня держаться. Все, чего я хотел, - избавиться от этой боли. Альфа от страха сжимает его в своих объятиях лишь крепче и, совершенно не задумываясь, но говоря искренне, признается: - Ты нужен мне, Доен. Не причиняй мне боль своим уходом, прошу. Доен когда-то был готов отдать свою жизнь ради подобных слов. Но сейчас вдруг появилось дикое желание жить.