Бенгальский огонь

В воздухе застыла взвесь из рассветного сумрака и мороза, мглистый синий кобальт, высвеченный ореолами фонарей. Снег под ногами то скрипел, то чавкал ближе к дороге. Один из тех дней, когда руки от холода сводит даже в карманах. И хочется послать забористое проклятье тому, кто придумал первые пары, вообще пары, универы, систему высшего образования в целом. Я где-то проебала перчатки. Может, как раз в универовской раздевалке. В сотый раз забыть, что дверь открывается на себя, вытянуть пропуск из глубины кармана и хлопнуть им о турникет почти с размаху, вваливаясь с мороза. В холле установили гигантскую ёлку, высотой в два этажа, и нижний ярус её почти сразу оброс записочками – новогодними пожеланиями. В основном, касательно мужиков и грядущей сессии. Я бы с удовольствием добавила туда и своих парочку, и касательно мужиков, и по поводу сессии, но на уме по-прежнему крутились только матерные проклятия. Так себе Новый год. Нынешний – будет первый из тех, что я собираюсь встречать в одиночестве. Это как отмечать День Рождения, когда тебе за полтинник – уже не приносит радости. Минуя нечеловеческую очередь к лифтам, сворачиваешь к лестнице и замираешь на секунду в пролёте, выдыхая. Шесть этажей – прекрасная утренняя зарядка, то, что нужно, чтобы поддерживать себя в тонусе. Саркастичная часть меня по этому поводу усмехается: Лескова, ты доберёшься до кабинета в идеальном балансе – мёртвой снаружи и изнутри. Кашлянув короткое приветствие товарищам по несчастью, я приземлилась за ближайшую к двери парту, чтобы как можно скорее прекратить свои внеплановые занятия физкультурой. Никто так и не захотел щёлкнуть выключателем у двери, поэтому аудитория тонула в сонном медленном полумраке. Под конец декабря кажется, что днём вообще не рассветает окончательно. – Коммуникативная ли-и-ингводидактика? – многозначительно растягивая название нашего направления, в кабинет заглянула староста четвёртого курса. – Я к вам по делу. Хотела сообщить, что наша кафедра участвует в кампании по привлечению учебных ассистентов, в частности, помощников себе ищет Кирилл Адьянович, заявление можно подать в деканате, отбирать будут по успеваемости в основном… По аудитории шёпотом прошлось некоторое воодушевление. Популярность Кирилла Адьяновича у студенток педухи была, кажется, прямо пропорциональна числу его бесконечных промахов. – Не смущай народ, мы все знаем, что быть ассистентом у Будаева – это смертоубийство, – я радостно подперев кулаком подбородок, прервала вдохновенную пиар-компанию. – Это пять тысяч в месяц к стипендии, – попыталась урезонить Ясса. – Четыре пятьсот, – безжалостно отрезала я. – И это того не стоит. Он сам ничерта не делает, всё сваливает на студентов. У него уже есть один учебный ассистент. И судя по размерам его мешков под глазами, в них скоро можно будет хранить картошку. – Блин, я столько тональника вроде вбухала, что, прям видно? – всерьёз обеспокоитесь Ясса, щурясь на включенную фронталку. – Ладно, он сегодня хотя бы будет? – Будет! Будет! – воодушевлённо поклялась его учебная ассистентка. – Ну может, чуть-чуть задержится, – остановилась в дверях, внося деликатные поправки в свои пламенные обещания. Всё наше общение с Будаевым состояло из таких вот поправок, которые росли, множились и никак не складывались хоть во что-нибудь похожее на учебный процесс. – Тебе обязательно быть такой… – с раздражением вздохнул за спиной кто-то из однокурсников. – Токсик? – уточнила с усмешкой, вздёрнув бровь. По лицу адресанта видно было, мне хотели именно это сказать, просто в последний момент поняли, что прозвучит не очень. Будаев был редкостный чмошник и разгильдяй, на «ты» со студентами, вечно в своих очках с нулевыми линзами, чтобы казаться умнее и пафосно их поправлять. Он три месяца назад получил кандидата, но своими дурацкими шутками тянул по-прежнему на выпускника средней образовательной. Они все уйдут с его зачёта с автоматами, потому что имеют талант вовремя улыбнуться. Остальным он мозги вывернет наизнанку, требуя знаний, которых не потрудился дать. И эта ситуация бесит невероятно. Будаев оформил своё фееричное появление, как и было обещано, с опозданием на 31 одну минуту, принеся с собой аромат кофе и чего-то вроде жжёного шалфея. Может, он траву там курит в свободное от работы время? Это многое бы объяснило. На секунду показалось, что если под определённым углом прищуриться, можно будет рассмотреть на небритой щеке отпечаток подушки. – Ой, девач-чки, ретроградный Меркурий доконал, – картинно вздохнул долгожданный препод, пристраивая стаканчик из кофикса на край учительского стола, – сегодня с утра хотел позвонить любовнице, а в итоге позвонил декану. «Девачки» вежливо захихикали, и Будаев, довольный тем, что разрядил атмосферу, сразу взял быка за рога. – Значит так, дорогие дамы, на следующей паре пишем промежуточный срез по культурным измерениям Тромпенаарса и Хофстеде. Ага, хватился, декабрь на дворе, а оценок нет. – Извините, Вы нам не объясняли эту тему. И лучше бы мне помолчать, потому что я не из тех людей, которые умеют красиво ссориться. Но молчать уже сил нет. Он достал своей безответственностью. – Не объяснял? А вы третий курс или третий класс? Девочки, ну много раз говорил: аудиторных часов на дисциплину отведено мало. Тема была отдана на самостоятельное обучение. Так что давайте, собирайте ваши чудесные мозги в кучу, а то… – А то что, кинете в меня эчпочмаком? – Лескова, во-первых, у меня бурятские корни, а не татарские. А во-вторых, что-то ты больно не этично выражаешься. На красный идёшь, что ли? – он абсолютно мудацким движением поправил очки, договаривая эту фразу. – Значит, спрошу пожёстче на зачете? – Вот именно, что у нас скоро зачёт, а вы сколько пар провели в этом семестре? Три! И на одной из них заснули! И что, у вас на это тоже оправдание найдётся? – Я был… в декретном отпуске. – …чего? – я на секунду опешила, и с лёгким опозданием понимая, что он вообще не воспринимает это серьёзно. – Бурятские корни у вас, говорите, значит? Считайте, наша межкультурная коммуникация провалилась, я иду жаловаться в деканат. Будаев впился в меня взглядом, сощурившись, и тогда я вдруг подумала: хорошо, что в его очках есть линзы, хотя бы нулевые. Глаза у него были очень тёмные, так что не скажешь сразу, какого цвета, будто зрачок поглотил всю радужку. Не хотелось бы, чтобы он таращился напрямую. – Да ла-адно, Ник, серьёзно? – протянули с задней парты с какими-то богемными интонациями. – У тебя настолько скучная жизнь? Я взглянула на однокурсницу с нежной полуулыбкой. – Скучная? Ну не знаю, можно ли это так назвать. Ты даже приблизительно не представляешь, насколько она пиздец. Страшно не хотелось бы добавлять ко всему ещё и незач по межкультурке