Бенгальский огонь

В новом сне всё было чуть по-другому. Начнём с того, что на этот раз я оказалась на кухне. Сушёные травы, заботливо развешанные вдоль стен, очаровательная скатерть с вышитыми мухоморами, чайник с ежевикой на боку и запотевшее окно. Я медленно перевела взгляд на человека, сидевшего за столом, и озадаченно потёрла подбородок с нервной улыбочкой. Так, это уже конкретно дурка. – Опять Вы, да?! – процедила сквозь зубы. – Ну так что, чайку? Кирилл улыбнулся с такой хитринкой, будто знал всё, что я имела сказать по этому поводу. – Давайте, – убито согласилась я, с размаху опускаясь на табурет. Кирилл будто только того и ждал, легко поднялся и принялся увлечённо шаманить у плиты с лёгкостью ориентируясь среди всевозможных баночек без опознавательных знаков. Кеды и рубашка с карпами кои – такой я точно у него не видела; расцветка настолько прекрасная, что я спросила бы, откуда он достал её, чтобы притарить себе такую же. Может, сейчас у него спросить? Передо мной аккуратно, даже немного торжественно опустили чашку ароматного травяного чая. – А что, чакчака не будет? – я с усмешкой подняла глаза на Будаева. – Умоляю тебя, Лескова, я не татарин! – забавно возмутился Кирилл, воздевая руки к потолку в патетическом порыве. – Да ладно-ладно, я пошутила. – Есть блины со сгущёнкой! – передо мной мгновенно очутилась тарелка румяных, ещё дымящихся блинчиков. – Кушай! Мне показалось или меня сейчас чуть было в макушку не чмокнули? – Кирилл Адьянович, можно один вопрос? – приценившись, я аккуратно свернула блинчик в трубочку и щедро макнула его в сгущёнку. – Только если сначала я, – он не стал возвращаться обратно на стул, опёрся бедром о столешницу и остался стоять ко мне полу-боком. – Хорошо. – Почему ты такая язва, Лескова? – Потому что хожу в университет получать знания. А не чтобы мне гадали на картах. – Нельзя быть такой серьёзной в двадцать. Представляешь, что с тобой будет лет через десять? У тебя друзей не останется, – Будаев наигранно нахмурил брови, но его актёрский талант я не оценила по достоинству. – У меня их и так нет, – уведомила угрюмо. – Это вы у нас, наверное, солнце, душа компании. Куча знакомых, весёлый лучший друг… – Мой лучший друг погиб, – вздохнул он тихо, и я поперхнулась комом в горле, опуская взгляд. – Ох… сочувствую. Некоторое время мы провели в молчании на тёплой уютной кухне с очень громкими часами над плитой. Непривычно было видеть что-то живое и настоящее за ширмой весёлого безразличия. Как раз тогда, когда я свыклась с мыслю, что за ней нет ничего. – У вас вкусный чай, – наконец отстранённо заметила я, чтоб пробиться сквозь эту стену мрачного одиночества. Но только когда мысль была озвучена, стало ясно, какая она на самом деле неловкая. – Ты вроде хотела задать вопрос, – Будаев склонил голову, глядя на меня выжидательно, словно даже с озорством. – Откуда вы берётесь в моих снах? Это уже второй раз. – Сек-рет, – меня игриво щёлкнули по носу. – Да вы обещали! – я даже из-за стола вскочила от возмущения. – Я что, ту контрольную плохо написала? Это наказание? – хватаясь за голову, я попыталась пройти так, чтоб встать на напротив него, может, даже руки по обеим сторонам стола поставить, отрезая пути к отступлению. Но что-то в этом идеальном плане пошло не так. Наверное, мокрый пол, потому что я вдруг поскользнулась, больно ударилась локтем о столешницу и, весьма вероятно, приложилась бы затылком о кухонный кафель. Если б меня не поймали. Я коротко выдохнула в чужих объятиях. Подняла лицо. Вблизи видно было, что глаза у Кирилла не чёрные, скорее, медовое золото, отблеск новогодней гирлянды. От рубашки с рыбками кои тянуло мандарином и душицей. Сквозь неё прекрасно чувствовалось тепло. Тепло и биение сердца. И – такое странное, но невероятно отчётливое ощущение – этот человек, что сейчас держит меня в руках, он лёгкий, искристый, как бенгальский огонёк. Праздничный. До меня вдруг дошло, что я замерла и пялюсь на него, и это продолжается уже какое-то время. Достаточно длительное время, чтобы ситуацию уже можно было назвать смущающей. И продлись это хоть секундой позже, мне бы пришлось прятать лицо в ладонях, но в этот момент издалека донёсся раздражающий звук будильника. – Что ж, пока-пока! – с улыбкой понимающе кивнул Будаев, но потом его взгляд резко стал серьёзным. – И, Ника, не соглашайся. На то, что он предложит, не соглашайся. Меня с коротким вдохом выкинуло в реальность. И хоть густые травные запахи кухни уже развеялись, в груди и кончиках пальцев всё ещё оставалось тепло, искристое, мягкое. Бенгальский огонёк. Маленькое персональное сумасшествие. Я села, приглаживая всклокоченные волосы, задумчиво рассматривая синяк на локте – должно быть ударилась во сне. Потом потянулась к тумбочке и проверила телефон: мать не звонила уже несколько дней. Обижалась. *** На ходу поправляя лямку от рюкзака, я сбежала по подъездным ступенькам. И только спустя секунду заметила в свете фонаря знакомую фигуру, переминавшуюся с ноги на ногу на морозе. В руке букет: чёрные розы в аранжировке из рыжих лилий. Эпатажно и мило, но такое лучше не День Победы дарить. – Егор, – я остановилась напротив него, кивнула. Он замялся немного, снова переступил с ноги на ногу и вздохнул: – Я подумал… в общем, я хотел предложить… Ника, давай начнём все сначала.