***
16 месяцев спустя — Знаешь, ты еще можешь передумать. Мы можем сбежать. Чуя смотрит на отражение Юан в зеркале, ее розовые косички — самое яркое, что есть в комнате. — И за нами до конца жизни будет охотиться мафия? Черт, нет. Ее пальцы на мгновение сжимают густые, блестящие пряди его волос, которые она зачесывает в пучок. — Мы уже имели с ними дело, — говорит Юан. Это другое. Чуя поднимает подбородок. — Давай заканчивай. И будь осторожна. У стен есть уши. Бежать стоило до наступления вечера, когда они ещё не находились в здании, полном мафиози. Возможно, тогда у них еще был шанс выскользнуть из города. Хотя, если честно, с того момента, как Чуя согласился на брак, сбежать без потерь уже не представлялось возможным. Как только он произнес «да», его судьба была предрешена. Он связан с мафией. Теперь единственный выход — смерть. А до нее ему еще предстоит сделать немало. Он всё понимает, но надеется, что Юан возьмёт себя в руки к началу церемонии. Чуя слышал, что босс мафии имеет привычку придираться. Юан заканчивает с лёгким макияжем на его лице и поворачивает Чую к зеркалу. Его рука дрожит, когда он подносит её к скуле. До сих пор ему удавалось сохранять спокойствие, учитывая все обстоятельства, но… Овец вот-вот передадут гребаной Портовой мафии — организации, с которой они ведут холодную войну уже много лет, а Чуя, их лидер, собирается выйти замуж за босса этой самой организации. Демонический вундеркинд. Живой кошмар Йокогамы. Бесчеловечное чудовище. Бог знает, как еще его называют люди. Поэтому Чуя не может позволить себе потерять самообладание — хотя очень близок к этому. У него просто нет на это времени. И все же, пока часы на стене тихо тикают, Чуя чувствует, как его нервы накаляются. Через несколько дней ему исполняется двадцать, и он собирается связать себя узами брака. Все, чего он хотел, — дать овцам то, ради чего стоит жить. Место, которое можно назвать домом. Место, где они могли бы чувствовать себя в безопасности. Не это. — Чуя… — он слышит бормотание Юан, в ее голосе звучат непролитые слезы и извинения, которые она не должна. Потому что в конечном счете все сводится к одному: брак является сделкой, предложенной овцам, в обмен на спасение Ширасэ из тюрьмы. Вряд ли ее можно назвать сделкой, ведь это все равно что предложить кусок еды голодающему, но это единственный способ спасти его, и Чуя не собирается сейчас жалеть о своем выборе. Ширасэ — семья. Это важно для их маленькой группы неудачников. Чуя женился бы на самом дьяволе, если бы это помогло спасти Ширасэ — хотя, по иронии судьбы, именно это и происходит. В конце туннеля забрезжил слабый свет. Овцы получат место в самом сердце дьявольского гнезда. Отличная возможность раз и навсегда разрушить эту гребаную организацию. Часы на стене бьют в такт пульсу Чуи. Он напряжённо вздыхает. — Пора. Когда он встаёт со стула, Юан так крепко обхватывает его руку, что, вероятно, останется несколько синяков. Она осматривает его, убирает несколько выбившихся прядей с лица и проводит пальцем по подводке для глаз. Сколько он себя помнит, Чуя никогда не заботился о своей внешности, на это просто не хватало времени. Конечно, он старался время от времени найти место, где можно помыться, почистить зубы и расчесать волосы, но это скорее ради поддержания гигиены, хоть он и жил на улице. И никогда — для того, чтобы выглядеть привлекательно. Наряжаться, особенно для кого-то другого, кажется смешным, но это одно из немногих условий, которые ему поставили. Адвокат Портовой мафии, Липпман, назвал это полезным советом, но Чуя не дурак. Это приказ. Потому что человек, за которого он собирается, блядь, выйти замуж, — по нему пробегает слабая дрожь, — любит, чтобы его вещи были чистыми и красивыми. Пока Юан с Чуей перемещаются по тускло освещенным коридорам здания, он пытается представить человека, с которым ему вскоре предстоит столкнуться. За эти годы Чуя слышал много и разного о боссе Портовой мафии. Что он садист. Что однажды он разгромил целую вражескую организацию с запада за один день. Что он любит пытать своих пленников неделями, а иногда и месяцами подряд. Старый пьяница из доков утверждал, что видел, как босс пил чью-то кровь, хотя Чуя считает, что эти слухи больше связаны с переизбытком джина в крови и меньше с правдой. Вампиров не существует. А еще менее правдоподобно звучало то, что босс просто прогуливался в порту, хотя все точно знают, что он никогда не выходит за пределы своей неприступной башни, особенно без огромного количества телохранителей. Он всегда окружен стенами и бинтами, которые он, предположительно, носит. По слухам, у босса есть десять жен и мужей, поэтому Чуя был шокирован тем, что мафия предложила ему замужество. Видимо, организация так и застряла в прошлом. Хотя Чуя полагает, что в этом, возможно, есть резон. Это безопаснее, чем перемирие — перемирие может быть нарушено в любой момент. Тем более, что о людях, оказавшихся в подвалах мафии, больше никогда не слышали. Выйти замуж. Убить его. Легко. Чуя не собирается облегчать им жизнь. Он переживет этого старого ублюдка — и, судя по слухам о его огромной силе и мозгах, это должен быть какой-то морщинистый старик, вроде одного из тех политиков, что постоянно мелькают в новостях. Даже если это последнее, что сделает Чуя. Это последняя мысль в его голове, прежде чем они достигнут ржавых дверей, отделяющих овец от мафии. Юан с силой сжимает его руку. — Готов? — Настолько, насколько я когда-либо буду, — пробормотал Чуя с дрожащим кивком. — Давай сделаем это. Проходит мучительная секунда, Юан толкает дверь, открывая комнату в черных и кроваво-красных тонах. Здесь два ряда сидений. На одном ряду Чуя узнаёт своих людей. На другом — немногочисленные члены мафии. Это интимная встреча. Но у него сводит живот, когда он смотрит на платформу и обнаруживает, что она пуста. Он должен был увидеть там босса, или, по крайней мере, кого-то, кто скажет ему, что делать… Его кожа горит от унижения. Мафия пытается выставить его дураком. Чуя скрипит зубами, но все равно заставляет свои ноги двигаться. Если они хотят, чтобы он сделал первый шаг, то хорошо, он сделает его. Не обращая внимания на пристальные взгляды, он идет по короткому проходу и поднимается на платформу, с гордо поднятой головой. Только тогда он осмеливается взглянуть сидящих мафиози. Их шестеро. Три человека в первом ряду. Двое позади. И один сзади, закинув ногу на ногу, с самым раздражающим выражением лица, что Чуе доводилось видеть. Да смейтесь, сколько хотите. Чуя сглатывает. Старик с седыми волосами в первом ряду — он босс? Он смотрит прямо перед собой, словно ожидая указаний. Это не может быть он. Но никто другой тоже не выглядит достойным этого титула. Может, это уловка? И они собрали здесь овец, чтобы убить их? — Ну что ж, — говорит голос из дальних рядов, раздражающе бодрый для столь серьезной ситуации, — это неловко. Если никто ничего не хочет ничего сказать, то я представлюсь. — Парень встает, сдувая пыль со своего черного костюма, прежде чем одарить всех холодной улыбкой. — Для свадьбы настроение астрономически низкое. Чуя едва сдерживается, чтобы не наброситься на этого глупого самопровозглашенного клоуна. — Где твой босс? — процедил он, когда мужчина — хотя он выглядит едва ли старше его — достиг подиума. — Прямо перед тобой. Слова раздаются в маленькой полупустой комнате, словно выстрел. Чуя пытается обработать информацию, пока мужчина сбрасывает пиджак и рубашку, открывая множество белых пятен. Бинты. Ходят слухи, что босс носит бинты. Чуя предполагал, что он стар и пытается защитить себя. Или прикрывает татуировки. Или еще что-то. Но ему и в голову не приходило, что гребаный босс Портовой мафии — простой парень. Ребенок. Такой же, как Чуя. — Привет, Чуя, — непринужденно говорит босс, пока один из его людей предлагает ему черное кимоно. — Я ждал тебя. Его мозг едва справляется со всеми этими шокирующими откровениями, но как только он заставляет воздух выйти из лёгких, Чуя снова обретает дар речи. — Я не опоздал. Он не замечает, как люди тянутся к оружию, пока босс лениво не поднимает руку. Он не произносит ни слова, но жест достаточно ясен. Отставить. Чуя напряжённо выдохнул. — Хироцу-сан, окажешь нам честь? И более тихо, будущий муж Чуи, блядь, пробормотал: — Ты вздорный. Я уже вижу. Пожилой мужчина встает между ними и начинает говорить. Церемония короткая и простая. Все это время Чуя смотрит на человека напротив, впитывая каждую черту лица. Красивый. Даже с этой его праздной улыбкой. А может, и благодаря ей. Из-за освещения его единственный видимый глаз кажется красным. Чуя думает, что выходит замуж за дьявола. Предполагать, что он будет старым, непривлекательным морщинистым стариком, было огромной ошибкой. Что говорят о демонах? Они прекрасны. Они приходят в такой желанной форме, чтобы поразить сердце своими милыми улыбочками и красивыми пальчиками. А босс просто потрясающе красив Хироцу заставляет их обменяться чашками саке. Клятвы — это прикрытие, чтобы связать Овец с мафией. Чуя узнает его имя. Дазай Осаму. Босс Портовой мафии, а теперь — муж Чуи. После того, как господин Хироцу отдает им подношения, они обмениваются кольцами, и Дазай ни на секунду не прерывает зрительный контакт, даже когда им приказывают поцеловаться. Чуя ожидает, что влажный язык у него во рту будет своего рода демонстрацией доминирования, поэтому он удивляется, когда Дазай поднимает руку, чтобы прикрыть их, и единственное, что прижимается к уголку его рта — сухой, мимолетный поцелуй. Дело сделано. Теперь Чуя официально и бесповоротно замужем за главой мафии.***
«Торжество» проходит на несколько этажей выше импровизированного святилища. На этот раз здесь присутствует гораздо больше людей, и настроение не такое мрачное, как на церемонии. Играет тихая мелодичная музыка, Чуя сидит с Дазаем, хотя он чувствует, как осуждающие, настороженные взгляды гостей, пронзают череп. Их стол, мягко говоря, просторный, но за ним собирается всего несколько человек. Хироцу и молодая женщина с рыжими волосами и фламинго-розовой подводкой (определенно лучше, чем у Чуи), окидывающая его пристальным взглядом. Тем временем Овец усадили где-то за десять столиков от них, оставив наедине со зверски-холодным приветствием мафии. Вот вам и альянс. — Если ты боишься отравиться, — первое, что слышит Чуя от босса после его неожиданного появления, — то не трать зря время. Советую тебе быть осторожным с любой едой, которая поступает извне этого здания, но здесь… — Дазай положил подбородок на сложенные руки. -… Я бы не стал заморачиваться с женитьбой на тебе, если бы собирался убить в первую же ночь. Это не столько из-за страха, сколько из-за полного отсутствия аппетита. Здесь просто неприлично много деликатесов. В Сурибачи детям вроде него приходится рыться в мусоре, чтобы найти что-нибудь съестное, а здесь… Он точно знает, что к концу ночи большую часть еды будет выброшена. Чуя бросил взгляд на Дазая. — Ты настолько доверяешь своим людям? Это возможно в такой организации, как «Овцы», состоящей из двадцати семи человек. Но в мафии? Доверять всем тысячам людей? Это глупо. — Здесь нет ничего общего с доверием, — говорит Дазай, — все связано с иерархией. Я отдал приказ не трогать тебя. Этот приказ абсолютен. — А что же с остальными? Ты сказал своим людям, чтобы они оставили Овец в покое? Дазай расцепил длинные пальцы и откинулся в кресле, изогнув бровь. — Они ведь могут защитить себя, не так ли? В прошлом вы были такими изобретательными. В прошлом все было совершенно иначе . Тогда Овцы сражались против отдельных частей мафии, а не против всего проклятого здания. У них был план Не прошло и десяти минут, как Чуя увидел, как какой-то мафиози случайно столкнулся с Ширасэ и попытался устроить из этого сцену. — То, что они могут, не значит, что они должны это делать, — шипит Чуя. — Дело не только в нас с тобой. Овцы с мафией теперь работают вместе, так что тебе лучше придерживаться собственных слов или… — Или что? — Или я разнесу твою гребаную организацию в пух и прах. Чуя старается сделать голос потише, но чувство самосохранения отбрасывается в сторону взрывным темпераментом, бурлящим в крови. У него был план. Он и сейчас есть. Подыграть ему. Стать частью мафии. Не только формально, но и на деле. Завоевать доверие. А потом разрушить их изнутри. Чуя не собирается становиться полностью податливым и послушным — только если босс этого не захочет, — такая стратегия была бы слишком очевидной. Так что его маленькая вспышка гнева — это не переступление границы , а хождение по натянутому канату , исход которого зависит от человека, сидящего напротив. Дазай подпирает руками подбородок. Затем пожимает плечами. — Можешь попробовать. Это… не то, чего ожидал Чуя, но на данный момент этого достаточно. — Я хочу быть со своими людьми, — заявляет он. — Теперь они твои люди. — Тогда я хочу быть с овцами. — А я хочу мозг с идеальным химическим балансом, — парирует Дазай. — Как ты будешь выглядеть со стороны, если оставишь своего мужа в одиночестве во время праздничного ужина? — Чуя незаметно сжимает руки в кулаки и делает глубокий вдох. Может, ему это и не нравится, но Дазай прав. Отчасти. — Если ты хочешь, чтобы Портовая мафия продолжала видеть в тебе врага, тогда вперед. Иди туда. Покажи всем, как много для тебя значит этот брак. Вот дерьмо. Чуя ненавидит этого парня. Действительно ненавидит. — Это брак по расчету, — бормочет он. — Ты знаешь это. Я знаю. Все остальные тоже. — Символ, — говорит Дазай голосом, сладким как молоко с медом, — это Что-то абстрактное, некая ассоциация. Возьмем, к примеру, овец. Когда люди думают о них, они думают о послушании. О бездумном следовании правилам. Овцы знают свое место. — Чуя чувствует, как его шея покраснела, под пристальным взглядом этого ублюдка. — Ты и твоя веселая банда отщепенцев взяли этот символ и наплевали на него, верно? Вы хотели показать, что вовсе не послушные зверушки. Ну… — К чему ты клонишь?! Дазай ведет себя так, будто ничего не говорил. — Ты знаешь, почему символы имеют значение. Не притворяйся тупицей. Закатив глаза, Чуя отворачивается, обхватывая пальцами нож, чтобы занять чём-то руки. — Ни в одном слухе не упоминалось, насколько ты надоедлив, муж. — Скоро ты поймешь, что слухи во многом ошибаются. После вечеринки Дазай приказывает одной из своих подчиненных показать Чуе жилье, после чего стремительно исчезает в толпе. Чуя не успевает даже моргнуть, не то чтобы задать какой-нибудь вопрос. Девушка по имени Хигучи ведёт его по тёмным коридорам, и в нём с каждым шагом всё больше растёт чувство тревоги. Он не знает, что скрывается за закрытыми дверями. Пока что все идет не так, как Чуя ожидал. Дазаю не восемьдесят лет — по крайней мере, он так не выглядит. Он не стреляет в людей, которые смотрят на него не так, как надо. Он был вежлив с официанткой. На данный момент самое ужасное в нём то, что он невероятно раздражает. Но не стоит забывать, если Чуя хоть на секунду расслабится, это может стоить ему жизни. Возможно, внутренний монстр Дазая, о котором ходят слухи, все еще дремлет, выжидая удобного момента для удара. — Это здесь, — говорит Хигучи, как только они выходят из лифта, и одновременно со звуком её голоса включается свет. Здесь просторно. Целый этаж. А у него даже не было собственной комнаты. — Вот карточка. Вы проводите ею по лифту, прежде чем войти в него, так что доступ есть только у определенных людей. Босс пополнил запасы в холодильнике перед вашим приездом, но вы можете в любое время позвонить в службу сервиса и заказать еду или послать кого-нибудь купить для вас продукты. Есть гостиная. Ванная комната. Спальня… Голова Чуя поплыла. Это слишком много. Слишком много. Хотя он только что женился на представителе самой богатой организации во всем этом чертовом городе. Чего он вообще ожидал? Скромной двухкомнатной квартиры? — Значит, Дазай живет здесь? — Босс,— поправила Хигучи, — владеет всем зданием. Он сам выбирает, где ему жить. Чуя не знает, что смешнее: как она ожидает, что он будет называть Дазая боссом, или то, что она понятия не имеет, где живет Дазай, но не хочет в этом признаться. Однако уже поздно, А головная боль начала зарождаться в его черепе ещё с момента церемонии, поэтому он пропускает это мимо ушей, поджав губы, и без лишних комментариев следует за ней. Как только после ухода Хигучи захлопывается дверь, Чуя просто стоит там пару минут. Он смотрит через занавеску на Йокогаму, мерцающую и вспыхивающую в темноте ночи. Это все, хах? У Чуи не так много вещей: они все влезли в одну маленькую сумку. Распаковка одежды занимает всего несколько минут. Остальное он оставляет в сумке, спрятанной под кроватью. У Чуи остаётся свободное время. Он мог бы улизнуть и найти своих друзей, но сегодняшней ночью это было бы неверным решением. Поэтому он ждет. Он будет готов, когда дьявол придет за ним. Видимо, его организму все равно, поэтому Чуя случайно задремал и вскочил только тогда, когда звук открывающихся дверей лифта эхом разнесся по квартире. Ему требуется несколько секунд, чтобы сориентироваться, вспомнить, что он находится в печально известном гнезде мафии, а не спит на ветхом пальто в заброшенном доме. Он убирает несколько прядей с лица, затем опускает взгляд на себя, поправляя чернильно-черную шелковую юкату. Дазай, видимо, не торопится, потому что, кажется, будто проходит несколько мучительных часов, прежде чем он наконец появляется в дверном проеме. Чуя не отводит взгляда, даже когда его внимательно рассматривают, изучают сверху донизу. Он ждет. — Очень мило, — наконец произносит Дазай, указывая пальцем в его сторону, — но ты можешь убрать все это. Я пришел сюда, чтобы кое-что сказать. В жилах Чуи пульсирует гнев, заставляя его челюсть непроизвольно сжиматься, и он заставляет себя смотреть в ответ на этого снисходительного урода. — Сказать что? — рычит он. — Я сделаю тебе инициирующую татуировку через несколько дней. Ты ведь знаешь об этой процедуре? Чуя кивает, озадаченный. — Замечательно. Тогда не планируй никаких дел на ближайшие несколько ночей. И этот ублюдок просто отворачивается. Чуя слишком удивлен, чтобы ответить, не говоря уже о том, чтобы спросить, куда он, блядь, собрался?! Но когда тишина снова опускается на комнату, эмоциональное истощение дает о себе знать, и он решает, что, возможно, это к лучшему. Так Чуя сможет сохранить свое достоинство — или то, что от него осталось — еще на один день.