/ flashback /
Будучи совсем ребенком, он мало понимал, что такое хорошо, поэтому нездоровое желание матери сохранить семью воспринимал как единственно-верную истину. Отец часто приходил домой поздно и не трезвым, вымещая всё своё недовольство на несчастную жену. Так продолжались долгие несколько лет. Страх, который откладывался у ребенка от вида отца, был сравним со страхом опасности смерти, он чувствовал, что однажды тот перейдет черту и тогда им с матерью не сдобровать. — Так больше не может продолжаться, — встречая очередной раз неадекватного главу семьи и явно храбрясь, выдавила из себя его мать. Казутора, сидящий в своей комнате, сразу услышал приход отца. Кроме него никто не хлопал дверью так сильно, что стены, казалось бы, сотрясались. Он часто слышал перебранки родителей, но сейчас все было иначе — сквозь тонкие стенки он мог разобрать неуверенный голос матери, и слова ее были настолько шокирующими, что парень неосознанно прислушался. Он знал — перечить отцу нельзя, иначе тот взбунтуется ещё сильнее. Они привыкли терпеть и слушать молча, иногда доходило до рукоприкладства, но чаще Тору отправляли в свою комнату и даже так… Он знал, что происходит, но не мог ничего сделать. Разногласия родителей были неотъемлемой частью их пусть и не правильной, но семьи. Обида на отца, собственная слабость и слабость матери — все это делало Ханемию сломленным, подавленным, замкнутым, но сейчас, когда тот услышал глухой удар, а после треск стекла, осыпающегося на пол, сердце буквально замерло, пропуская удар. Выглядывая сквозь тонкую дверную щель, он заметил бледное лицо матери. Та лежала практически уткнувшись носом в пол и на прядях тёмных волос виднелась темно-бордовая кровь. Отчаяние сковало душу и страх утратил первостепенное значение, дверь перед ним медленно приоткрылась и он пошел вперёд, чтобы убедиться, что его мать ещё жива. Мужчина бросил сыну что-то невнятное и, возможно, Казутора не слышал из-за шума крови, пульсирующей в жилах и отдающей шумом у висков, либо тот был слишком пьян, и говорил нечленораздельно, тем не менее это обращение осталось без ответа, Тора не реагировал, словно и не слышал вовсе. — Я с тобой разговариваю. — Пытался привлечь его внимание мужчина, указывая пальцем на подростка, — такой же, как твоя мамочка, — омерзительно-заносчивым тоном бросил отец, — живёте за мой счёт и ни капли благодарности. — Иди к себе, Тора, — всё ещё не поднимая лица, вяло проговорила женщина, сознание которой едва ли ещё было при ней. Жива — осознание того, что все в порядке заставило немного расслабиться, но он не мог бросить ее в таком состоянии. — А ты вообще закройся, — грубо обратился к ней его отец, — ещё одна такая выходка и клянусь, убью тебя, — в этот момент время для парня словно остановилось. Мужская нога в обуви с силой врезалась в тело лежащей на полу, заставив ее болезненно выдохнуть и согнуться ещё сильнее, а после он сам заскулил от боли. В попытке обнаружить причину он опустил взгляд на сына, который абсолютно спокойно, стоял совсем рядом и в руке его было то самое горлышко бутылки, которую он недавно разбил, а заканчивались острые сколы где-то в районе его печени. — Сукин ты… сын, — все, что смог сказать мужчина, перед тем как не рухнуть на колени. Кровь мерно вытекала из раны, пока тот старался перекрыть её рукой. Казутора холодно смотрел, пока руки отца бессильно не упали вдоль туловища. Он ничуть не жалел — сейчас всё было правильно. Все эти годы он терпел избиения. Смотрел на жестокость и ничем не мог помочь, но сейчас — помог… помог самому себе. Ежедневные угнетения не плохо сказались на психике, и вместо страха от убийства он испытывал облегчение. Все чувства слились в одно и поблекли, в тот день он утратил что-то очень важное. Дальше всё как по сценарию — полицейские, что требовали от ребенка самых честных показаний, мольбы матери о том, что её сын ни в чём не виноват, и в заключении ей вместе с адвокатом, удалось добиться его невиновности, ссылаясь на самооборону. Даже сейчас, видя жестокость, ни одна мускула не дрогнула бы на его лице. А вспоминая тот день, он задавался вопросом, всё ли правильно сделал? И ответ всегда был одинаковым./ flashback 2/
Было всего одно решение всех проблем, которое Казутора принял достаточно легко. После того, как отца не стало, мать не могла смотреть ему прямо в глаза, и пусть он всё ещё ее сын — убийство есть убийство, во вред или во благо, теперь он изменился. Она до сих пор винит и всю жизнь будет винить себя за то, что не уехала с ним раньше, пока безысходность не сказалась на ребенке и не заставила совершить непоправимое. Теперь переезд был неизбежным. Чтобы не слышать лишний раз обвинений и осуждения со стороны знакомых, они должны были исчезнуть, чтобы оставить прошлое в прошлом и начать новую жизнь. Мать собирала их вещи, а Казутора собирался с силами, но его решение было отличным от её. Отказаться от чувств — не значит почувствовать себя лучше. И пусть она говорила: «всё в порядке, ты сделал правильно, ты ни в чём не виноват», но кошмары мучали именно его. Фантомы прошлого, моменты, где отец ещё жив, и он проклинал и желал смерти своему сыну, он четко помнил его лицо, помнил, как тот заносит кулак, чтобы ударить очередной раз, и, видя эти образы, он просыпался в поту, сдерживая приступы панической атаки. Спустя всего неделю, они должны были переезжать и Казутора как никогда хотел встретиться с Баджи. Он уже знал, что скажет. Если катишься в бездну, лучше отпустить всё, что держит, чтобы не утянуть за собой. — Я убил его. — стоя перед своим лучшим другом, признается Ханемия и ответа не последует. — Я ни о чём не жалею. Кейске всё ещё молчит, но лицо его темнее черного, о чём он думал в тот момент, так и не сказал, но руки его сжаты до побеления костяшек, а плечи едва заметно подрагивали. — Мне понравилось. — Провоцирует Тора, вызывая самый ожидаемый порыв. Он как никто знает, насколько Кейске импульсивный, и сейчас, ощущая вспышку боли от удара, он наконец-то понимает, что жив. — Сколько раз… — голос Баджи срывается, — сколько раз я говорил тебе попросить помощи? Думаешь правильно сделал? Думаешь так будет лучше? Понравилось тебе, да ты совсем ебанулся?! — переходя на крик, выплёвывает он, притягивая парня к себе за ворот его куртки, — скажи, что не хотел этого. Я знаю тебя. — Я же сказал, — спокойно поясняет Ханемия, — там ему и место. Я и не ждал, что ты поймёшь, просто хотел сказать это в последний раз, чтобы ты знал. — Не делай ещё больше глупостей, — склоняет голову Кейске. — Никаких глупостей, — обещает Тора и друг его немного ослабляет хватку, но в этот момент рука Ханемии быстро скрывается куда-то в складки вещей, а после, не отрывая взгляда янтарных глаз от карих, Ханемия делает одно резкое движение. Парень чувствует, как сталь вонзается во что-то теплое и мягкое, предполагаемого в его живот, но боли он не чувствует. И это даже немного печалит. Хотелось бы закончить с этим как можно скорее. Это решение было принято задолго до их разговора, и опуская голову, он видит, как чужая рука перехватила остриё и держит, истекая кровью. Хватка Торы ослабла, и уловив это, Кейске тут же откинул раскладной нож в сторону. А после, сжимая раненую руку, снова ударил Ханемию. Это не было дракой, одностороннее избиение с пристрастием, и парень, лежаший под Баджи, сейчас даже не сопротивлялся. — Теперь живи с этим, — лишившись сил и понимая, что порез достаточно глубокий, сжимает руку Кейске. — Если ещё раз встретимся, пообещай, что закончим с чего начали, и если уж так не терпится убить себя, подумай о других сначала. Баджи ушёл, оставив после себя смешанные чувства. Смотря в ночное небо, Тора чувствовал приятный вкус поражения, возможно, именно сейчас у него проснулось то самое второе дыхание и за это он благодарен. Они обязательно встретятся и продолжат с того на чём закончили. Кровь его собственная и кровь из раны Кейске запапачкала всё лицо, пятна на светлой куртке и темной футболке как напоминание о том, что он пытался. Его суровой решимости словно дали не плохую оплеуху и это было убедительнее банальной жалости в его адрес.***
— Зачем ты его трогал? — послышался голос за спиной Ханемии, едва те двое вышли, — я же просил не лезть, — поправляя очки, упрекает Ханму Кисаки. — Ему, кажется, условия не нравились, — поясняет Шуджи, — а у нас не было времени ждать пока он созреет. Скажем так — это была вынужденная мера, — подводит итог высокий брюнет. — Закончили уже? — незаинтересованно вполоборота спрашивает Казутора. — Вроде того, — бросает Шуджи, — теперь можно пойти и выпить наконец-то, да, Кисаки? — Не пью, — смерив Ханму презрительным взглядом, отмахнулся от его предложения Тетта. — Ханжа, — недовольствуется брюнет, — с тобой не повеселиться. — Не собираюсь я с тобой веселиться. — Ладно, забей, пойдем развлекаться? — кладя руку на плечо Ханемии, опирается о него Ханма, и тот рядом со своим двухметровым знакомым выглядит весьма миниатюрно. — Можно, — без особой инициативы соглашается парень и, дойдя до перекрестка, их с Кисаки дороги расходятся. Оказавшись у знакомого ночного заведения, Ханма проходит сквозь толпу, обращаясь к одному из вышибал, стоящих на входе, и взрослый парень, скупо улыбнувшись Ханме, жестом показывает, что они могут пройти. Со стороны было заметно, что эти двое уже знакомы, но как именно и кто они друг другу Торе было неинтересно. Его, собственно, и поход этот не сильно-то впечатлял, но это лучше, чем сидеть в своей съемной и слушать на фоне разговоры Ханмы и Кисаки. Порой Ханемии казалось, что эти двое как женатая пара, (исключая секс, конечно), которые за долгие годы жизни успели до чёртиков заебать друг друга. Ханма со своей бестактностью и хамством, Кисаки, который, несмотря на свой образ злодея, был прекрасной домохозяйкой, и Казутора, которому вообще до них дела не было — идеальное трио, которые уже полгода живут вместе в общаге. Середина недели и людей в клубе не так много. Кое-где ещё были свободные столики и Тора, направляясь к самому угловому махнул Ханме, чтобы подтягивался. Девушки, танцующие под музыку, не вызывали какой-то особой реакции, и он самым скучающим образом наблюдал за телами, которые иногда прижимались друг к другу прямо на глазах у остальных. Ханма стоял за барной стойкой, перебрасываясь парой фраз с барменом, пока тот намешивал им что-то в разных рюмках. Музыка резко перешла к более медленной и многие из танцующих направились к своим местам, оставляя танцпол для парочек. Одна из девушек целенаправленно шла к Казуторе и он, чтобы убедиться, оглянулся нет ли за ним еще кого. — Могу я присесть? — проговорила та, указывая на соседнее место, и юноша в пригласительном жесте показал, что он не против. Ханма уже успел вернуться, захватив с собой поднос, на котором была как минимум дюжина различных шотов. — Не знал, что у тебя есть подружка, — подмигнув девушке, начал Ханма и по идее была очередь Казуторы отвечать, но вместо этого он почувствовал, как его плечо обнимает пара женских рук, и новая собеседница неожиданно для парней выдала: — Теперь есть. Шуджи, удивленный такой храбростью, даже растерялся и, после рассмеявшись, добавил: — Ты мне нравишься, одобряю, — бросил он Ханемии, который уже рассматривал цветные стаканчики с алкоголем, наклонившись ближе к ним. — Заказать тебе что-нибудь помягче? — намекая на то, что все напитки были достаточно крепкими, спрашивает Ханма, на что та отрицательно качнула головой: — У меня свои способы поднять настроение, — ясно дала понять девушка о том, что скучать с ней не придется. — Нанами, — она протянула руку парню напротив, и Шуджи, верно расценив её жест, осторожно пожал, лукаво улыбнувшись. — Ханма. — Представился брюнет, переводя взгляд на Казутору, — а это… — начал было он, как Тора, не отрывая взгляда, ответил достаточно внятно: — Я не намерен знакомиться. — Всё-таки ты интересный, — подметила девушка, снимая свой клатч, и пока парни выбирали с чего начать, та, не привлекая внимания закинула что-то себе в рот и немного отпив от чужого стакана, поставила на место. Время близилось к полуночи и как бы там ни было, утром Казуторе ещё надо в школу, поэтому стараясь закончить поскорее, Шуджи то и дело призывал его выпить своими беспрестанными речами. Осушив уже по шесть стопок, Ханма наконец-то расслабился и теперь перед ними стояли всего 4 порции. «Девушка Торы» последние минут пятнадцать танцевала в шумной толпе и вряд-ли кто-то из этих двоих успел по ней соскучиться. — Как там её звали? — показывая пальцем на брюнетку, что недавно сидела рядом, интересуется Шуджи. — Кого? — непонимающе смотрит на него Тора, который, кажется, сдался первым и его уже не плохо развезло. — Забей, давай две подряд, — предлагает Ханма, намекая на время и допив сообщает, что ему надо откланяться в туалет. Долгая минута проходит в одиночестве и Тора пристально наблюдает за новой знакомой, и та, заметив его взгляд, танцует поддерживая зрительный контакт. Её тёмные волнистые волосы, спадающие чуть ниже плеч, напоминают ему о давно забытых воспоминаниях, и он ухмыляется самому себе, ведь вряд-ли кто-то в здравом уме будет сравнивать девушку и бывшего друга. Его кривая улыбка не осталась без внимания, поэтому Нанами все же вернулась, и сейчас, пока Ханмы здесь нет, она решила присесть на него. С чего бы? Не то, чтобы Казуторе не нравилось, но поцелуи явно не её конёк. Ханма, возвращаясь из уборной, буквально застыл на месте. Его не было максимум пару минут и сейчас, стоя у барной стойки, он наблюдал как эта «подруга» обнимает Ханемию. Руки его свободно лежали на талии, в то время как бедра девушки, обтянутые самым коротким платьем, которое вдобавок задралось, двигаются весьма однозначно, и он, даже учитывая, что тех двоих плохо видно за столиком, знал, что происходит. — Можно повторить последний, — обращается к бармену Шуджи, понимая, что лишать друга такого — было бы подло с его стороны, и он, не спеша попивая, до последнего ждал пока те закончат. В этом месте, казалось бы, никому нет дела, чем ты занимаешься, но даже он, со своей распущенностью, не доходил до подобного, а жаль. Где-то в душе сейчас проснулась зависть, а ещё жуткое желание отыметь хоть кого-нибудь.***
— В порядке? — спросил Ханма, подойдя к Казуторе, которого только что оставила его пассия, видимо, тоже удалившись в уборную. — Замечательно, — показывая большой палец, подтверждает тот. — Ещё бы, — усмехается Шуджи, — может уже пойдем, иначе сейчас она вернётся и тебе придется взять ответственность, — подшучивает Ханма, но Казуторе не смешно. Глаза его серьезно смотрят в карие напротив и он, бросив: — Пошли, мне хватило, — встаёт из-за стола. Двое поспешно покинули клуб и направились в сторону дома. Ханма не задавал лишних вопросов, а Казутора просто плыл по морю как маленький кораблик и ему было абсолютно безразлично. Остановившись у нужного подъезда, Шуджи наспех нащупал ключ и, приложив к двери, вошёл внутрь, Казутора зашёл следом и, удивлённо оглядываясь, наконец заговорил: — Это точно наш подъезд? — интересовался юноша. — Точно, — нажимая на третий этаж и дожидаясь лифта, сообщил парень. — Стрёмный пиздец. Двери плавно разъехались перед ними и спустя пятнадцать секунд парни уже были перед дверью своей комнаты. — Вернулись, — окинув пришедших оценивающим взглядом, констатировал Кисаки. — Скучал? — подшучивает Ханма, но вместо ответа получает лишь убийственный взгляд. — Доброй ночи, — помахав Тетте и едва ли не споткнувшись о тумбочку для обуви, двинулся в направлении своей кровати Казутора и едва дошел — тяжело приземлился на неё своей тушкой. — Он не разделся? — смотрит ему в след Кисаки. — Ему нормально, — заверил старший, — хотя знаешь я ему завидую. — Даже не хочу спрашивать в чём, — скептически приподнимая брови, добавил Кисаки. — Тебе лучше не знать. Закончив с верхней одеждой, Шуджи направился к дивану, на котором сидел Кисаки и, плюхнувшись на него спиной, потянул соседа по комнате за руку. Возможно, этот фокус не сработал бы, не будь Кисаки такой «не большой» по сравнению с Ханмой, поэтому сейчас он, не удержавшись, упал на грудь Шуджи. — Что ты, блять, делаешь? — вопрошал невозмутимый обычно Кисаки, источая смертельную ауру. — Просто так поспим. — Я не буду так… — пытался было протестовать Кисаки, но его перебили. — Как же хочется***
Прекрасный вечер, проведенный в компании