Хронокинетика

Приди и возьми! Легко сказать, словно обратился тёмной птицей и улетел под покровом ночи, а потом — раз-два — и готово! Ни тебе дашисюна, что, подобно оку в небесах, наблюдал за колебаниями полей ци на горе, ни тебе младшего старшего брата, в любой момент готового появиться из тени ветвей! Легко сказать, да только этот придурочной только болтать ерунду и способен! Мерзавец! Хань Юаня и так против воли, пользуясь его недалёкостью, окрестили «обиженным судьбой», и так ведь, но нет, теперь ещё этот на голову одарённый дразнится! Придурок! Недомерок, зачем только в честь бамбука назвали — бамбук ввысь тянется, а у этого за последние лет десять только нос, который можно не в своё дело сунуть, и вырос! Хотя со второй частью, где слива, может и правы были: когда этого человека в жизни становилось слишком много — живот неприятно скручивало. — Великий дракон собирается посетить родную гору? — послышался глубокий тонкий голос со входа. — Помочь с дорожным узелком? У меня как раз завалялось превосходное весеннее зелье… Хань Юань нехотя поднял переполненный противоречивыми чувствами взгляд. В полоске света, тянущейся от входа в пещеру, выделялся точёный сумеречный силуэт маленького злобного духа с Южных Окраин. — Чего? Какое ещё зелье? — возмутился Хань Юань. — Ты снова за своё, мелочь?! В какой-то момент этот то ли мальчик, то ли девочка, неряшливое воплощение то ли ободранного хорька, то ли извращённой лисицы пристрастилось прятаться по углам драконьей пещеры и подглядывать. Не удивительно, что стоило Ли Юню уйти, как это недоразумение с вечным прищуром, представившееся пару лет назад как Иньинь, пришло, чтобы поиграться. Одним небесам известно, что ей на самом деле было нужно. Очень даже вероятно, что ничего наделённого смыслом. — Такое! Надоела мне твоя тупость, я уже начинаю нервничать! — пропищала малявка, пропищала так, как будто рыкнула, словно с её тембром имитировать невинный тонкий голосок было плохой идеей. — Ха-ха-ха, этот дракон залился краской! Хань Юань, и правда, стоял, уставившись в пол и надув щёки, словно снова стал маленьким нищим, выслушивающим глумящуюся толпу. Иньинь присела на скалистый выступ, скрестив угловатые ноги-палочки. — Сколько лет смотрю, а ты всё такой же чурбан, дракон-эр. Дух зимней лисицы негодует! Хань Юань стремительно приблизился и ухватил её за неровно обрезанные не заточенным ножом белые волосы. В этой пещере водилось достаточно много живности, но Иньинь была приставучее многоножки и внезапнее гадюки. Внезапно руку Демонического Дракона сковала ледяная судорога. Будто незримые шёлковые нити врезались под локоть, так остро, что тёмный плащ покрылся кровавыми подтёками. — Не знаю, кто тебе покровительствует, — пробормотал он, наблюдая, как дух поправляет растрёпанную чёлку. — Но с фокусами советую завязывать, иначе я измажу этой кровью твою детскую рожу. Маленький дух в ту же секунду оказался совсем рядом и впился острыми зубами в окровавленный изгиб правой руки. Хань Юань зашипел, но двинуться не смог: будто и духовные силы, и тело стянул липкий и холодный паучий кокон. Сегодня фокусы извращённой зимней лисицы ужасали даже Демонического Дракона. Что-то не так, даже Хань Юань понял, что что-то с ней не так. Нужно прикрывать лавочку и вход в пещеру. — Не опоздай, думаю, твой недолюбленный Ли-сюн уже заждался, — облизнув губы прошептал дух. — Что ты несёшь? — шикнул Хань Юань. — М… на твою родину просто так в гости не заявишься, даже если ты — Великий Демон, но дракон-эра ведь пригласили, а он, глупенький, второй день грустит над нарочито забытым клинком. Грубо пренебрегать приглашениями. А если станет слишком поздно принимать, что мы будем делать? — Я переживу, а ты пойдёшь туда, откуда явилась. — Да хоть прямо сейчас, — улыбнулась Иньинь. — Вернусь туда, откуда наведалась в гости, братец ящерка. Клянусь на крови, что вернусь. Она шагнула вперёд. Хань Юань почувствовал, как внутренности сжимаются от холода. Она исчезла. Этот маленький дух всегда исчезал причудливо и резко. Хань Юань думал, что он просто шутник. Внутренний демон утверждал, что что-то здесь нечисто. — До сих пор считаешь, что она просто пускает слюни на ваше со Вторым Братом общение, потому что изголодавшаяся лисица? — безотчётно пробормотал Хань Юань. — Нет, теперь я вообще ничего не понимаю. — Впрочем, как и обычно, — с усмешкой фыркнул демон. А Хань Юань не ответил, лишь упёрся взглядом в лежащий посреди каменного стола меч. Подошёл ближе. Взял. Заткнул за пояс. Если хочешь чего-то на горе — приди и возьми? — Тебе нужно Знамя Истинного Дракона, — мягко напомнил демон. — Я знаю. Хань Юань громогласно рассмеялся и не смог остановится. Когда одна твоя часть заливается над упёртой глупостью второй — это, оказывается, захватывающе. Слова маленького духа зимней лисицы вторили смеху внутреннего демона, и как будто эхом от влажных стен пещеры отдавалось: иди и забери, пока не стало поздно! — Не будь таким бесхребетным, — поставил точку демон и скрылся в глубинах души. Глупец Хань Юань убедил себя, что весь мир намекает ему, что Дракону пора обзавестись позвоночником. И покинул Южные Окраины. И даже не заметил, что двое спутников наблюдают за ним из разных углов. Кто-то ледяными обсидианово-чёрными глазами, а кто-то — не сдерживая тонкой невесомой улыбки. Над горой Фуяо было безоблачно, словно этой ночью кончиками пальцев можно дотянутся до огней звёзд и туманностей. Над горой Фуяо клубилась серебристая ци, и мерцали мириады огней. Гору Фуяо покрывали дорожки лунного света. Хань Юань уже и забыл каково это и, охваченный восторженными воспоминаниями, словно наивный малыш, даже не понял — слишком просто. Присутствие дашисюна не ощущалось в пропахшем зеленью полуночном воздухе, да младший старший брат не скрывался в листве. Хань Юань прислушался к энергетическим потокам и чуть не сгорел от возмущения, да зачем-то закусил губу, как юная дева какая-то, будь неладны небеса! Конечно не ощущалось. Ещё бы эти двое бесстыдников ощущали что-то, кроме друг друга! Ли Юнь часто намекал, что под покровом звёзд от павильона Циннань по склонам горы растекаются потоки энергии неприкрытого двойного самосовершенствование. Но не так же! Хань Юаню казалось, что в жилах закипает кровь, ядро так и норовит раскрутиться в обратную сторону, а даньтянь внизу живот наливается тягучим металлом. Он давно не был маленькой ящеркой, но за сотню с лишним лет так и не нашёл в себе смелости познать сущность чужой ци. Его внутренний демон же, казалось, и вовсе не испытывал тяги к подобному: то ли был слишком древним, то ли слишком оторванным от мирского. Хань Юань пропускал сквозь акупунктурные точки энергетические нити, что звенели чище и ярче битого о мрамор хрусталя. В ушах застыл прерывистый шёпот Третьего Брата и, грёбаные небеса, Хань Юань никогда не подумал бы, что Третий Брат способен выдавливать из своего циничного рта подобные звуки. Демонический дракон закрылся от чужеродной блаженной энергии. Пока не поздно, пока его вмешательство не заметили. Но шутка в том, что никто и не собирался замечать. В парном совершенствовании — третий лишний, и этому переплёту ци не было дело до третьей пары глаз: будто они в дурмане, будто кто-то разжёг в курильнице экстракт весенних однолетников… И, о, чудо, принюхавшись Хань Юань действительно будто почувствовал отдалённый цветочный шлейф. Демонический дракон не походил на редкого ароматного мастера, да о чём тут говорить — даже особой чуткостью к ноткам запаха не обладал. Зато отлично чуял какой-то подвох, но никак не мог понять — какой? — О чём ты думаешь? — усмехнулся Хань Юань. И вздрогнул, словно поднятый собственным голосом из длинной сладкой спячки. — Думаю, что этот беспределец наконец-то решили выполнить обещание и отвлёк этих двоих, чтобы я мог заполучить хребет, — медленно ответил он, словно сам себя пытаясь убедить. Внутренний демон, видимо, решил не мешать искать Знамя. Внутреннему демону, видимо, Знамя было очень ценно и нужно — и он не шумел за ушами. Хань Юань крадучись шёл по вымощенным бежевым булыжником горным дорожкам, стараясь держаться в тени луны. Он чувствовал, что то, что он ищет близко, он сосредоточился на древней энергии, не замечая сладострастного перезвона, не замечая двух пар внимательных глаз, будто самый последний придурок. Его братец спрятал Знамя Истинного Дракона на опушке горной рощи, вот так просто, надеясь на печати горы и защитный массив? Его братец, казалось, никогда не был глупцом, но происходящее никак не вязалось с его хладнокровным характером. Вот только Хань Юаню было не до логики. Оно там, оно наверняка там, древняя энергия будто бы уже наполняет драконьи меридианы! Хань Юань беспрерывным потоком мыслей благодарил Ли Юня, мол, спасибо, спасибо, что соизволил сдержать обещание! Он был уверен, что это Ли Юнь помог ему пробраться сквозь печати горы, помог прийти и взять, потому что, вероятно, был в долгу, потому что, вероятно… …Стоило Хань Юаню коснуться тяжеловесного замка на излучающем великую ци сундуке, как роща пошатнулась. Деревья качнулись друг за другом, будто шестерни замудрого механизма. Их кроны потревожили тёплый воздух, опушку охватил приятный вихрь. Хань Юань вздрогнул и отшатнулся от сундука. Выхватил тонкий меч Ли Юня, приготовившись отразить нападение стражей горы. И с чистого неба пошёл дождь. Хань Юань, честно сказать, не понял толком, что произошло, но в следующий миг обнаружил себя среди огромных стволов и сотен пупырчатых спин. Не понимал он недолго, ровно до того момента, в который встретился взглядом с тупыми жабьими глазами. «Ли Юнь! Ли Юнь! Ли Юнь! Бестолочь! Мерзавец! Ли Юнь! Беспределец! Подонок! Идиот! Гад! Смутьян! Ли Юнь! Недомерок! Ли Юнь! Никчёмный! Подлец! Обманщик! Ли Юнь! Недоразвитый! Грёбаный урод! Безумец! Ли Юнь!», — кричал он в душе, а по горе Фуяо разносилось звонкое и агрессивное «ква-ква-ква!». Под сотней перепончатых лапок бывших горных цветов, одиноких камней и оборванных травинок хлюпали остатки золотистой жидкости. Где-то здесь прыгал и квакал тот злополучный меч, который «обязательно надо было захватить!». А этим двум лисицам из павильона Циннань хоть бы что, стонут, зовут по именам так, что сотрясаются энергетические поля, ломаются печати и устои. Хань Юань попытался выбраться из болотной толкучки, но в него врезались плоскими лбами, склизкими боками, каждая уважающая себя болотная тварь считала прямым долгом отдавить ему лапу! — Прелесть, какой бардак, — послышался хитрый мягкий голос с границы рощи. Хань Юань грозно вскинул глаза-бусинки. Ли Юнь рассматривал поляну с такой улыбкой, такой… такой, что… да блевать комками слизи хотелось с этой улыбки, блевать так, словно за палочку благовоний съел корзину переспелых слив! Ли Юнь подошёл к злосчастному сундуку, но к замку не притронулся. Засунул тонкую ладонь за заднюю стенку и с загадочным видом вытащил драгоценное Знамя Истинного Дракона. Хань Юань вдруг понял, что его действительно ждали и держали за придурка. А Второй Брат улыбался всё приторнее и приторнее. Фу! Он прижал Знамя к груди и расслабленно замер, облокотившись на ствол хлипкой лиственницы. Он наблюдал за поляной с невыразимой нежностью, с такой, что Хань Юаню, с ранних лет его знавшему, на мгновение показалось, что дело и не в огромном террариуме вовсе. Он всё пробивался и пробивался сквозь столпотворение амфибий, пока, наконец, не добрался до края поляны и не встретился с хитрым прищуром. Хань Юань протяжно квакнул. Ли Юнь в тот же миг отвёл взгляд. Странный. И достал из-за пояса крохотный бутылёк с прозрачным, как слеза, раствором. Ещё страннее. Выпил. И присел рядом, накрывая пупырчатую спину древним Знаменем, словно перьевым одеялом. — Ты такой милый и маленький, Сяо Юань, прямо как в детстве, — тихо сказал Ли Юнь, словно опасаясь, что две похотливые лисицы услышат; тихо сказал Ли Юнь, безошибочно смотря в единственную нужную пару глаз из сотен родственных. Хань Юаню словно талисман окаменение на лоб налепили. Ли Юнь кончиком указательного пальца прикоснулся к мерзкой скользкой переносице. Холодные руки, трусливо дрожат. Хитрющий секунду назад взгляд мечется из стороны в сторону, совсем потерялся. Действительно пахнет сливовыми цветками. И это не приторно. Это тепло. Ли Юнь вдохнул резко, словно дитё малое, со свистом и писком. Сжал в нить покрытые прозрачной жидкостью губы. И поцеловал в ужасе замершую жабу, покрытую драгоценным Знаменем. Лиственницы вновь стали мелкими и хрупкими. Ладони упёрлись в мокрую траву. Чешуйки на висках Великого Дракона встали дыбом, словно шерсть на загривке непослушного котёнка: невольно и заметно. Ли Юнь касался напряжёнными и пересохшими от страха губами его острого носа, да до боли вжимал узловатые пальцы в драконьи плечи. На голове Хань Юаня мирно лежало Знамя Великого Дракона. Ли Юнь не двигался и, кажется, не дышал. Хань Юань хотел было повторить квакливую триаду, хотел было что было дури врезать Второму Брату по губам, но не мог унять и собственного сердцебиения, что уж говорить про контроль над телом. Он с трудом приоткрыл рот. — Просто ради науки! — невнятно пропищал Ли Юнь и неумело, но бесстыдно перебрался к губам. Даже попытался нормально целовать, а не трястись как тростник в ураган. Хань Юань пожалел, что приоткрыл рот. В нижнем даньтяне бушевало как после тысячи слив. Сливами пахло. Сливами и травяным настоем. Когда-то, в самом далёком клановом прошлом, Ли Юнь сушил все эти свои непонятные травы, а Хань Юань обнюхивал каждую с неподдельным интересом. Когда-то, на заре возрождения Фуяо, они подливали вязкий настой в холодный чай Первого Брата и смеялись, спрятавшись за углом, а Ли Юнь сидел на корточках, уложив свой невыносимый острый подбородок на детское плечо Четвёртого Брата. Когда-то они плели корзины из подготовленных Сюэцином древесных полос. Когда-то собирали в них сливу и объедались до беспамятства, как два родственных бездельника, один из которых говорил перед занятием, мол, «давай сбежим оттуда», а второй только этих трёх слов и ждал. Хань Юань закрыл глаза и, сам не понимая как и зачем, поучаствовал в эксперименте. Губы Ли Юня дрожали чуть меньше, да и напряжённые щёки, кажется, потеплели. Мириады жаб с бульканьем превращались в траву, камни и высокогорные цветы. Если хочешь что-то на горе Фуяо… Если хочешь что-то на горе Фуяо… Если… Всю эту науку нужно остановить… Он словно заново знакомится с уже давно родственной ци, в и так не самой заполненной голове окончательно пустеет… Расплёсканная по траве Золотистая Жабья Жидкость не действует повторно, почему, а как смешно было бы, если подействует, умора… Надо остановится… Пустота, пустота, пахнет сливой… Эта развоплощающая амфибий жидкость на вкус как отвар шиповника, Ли Юнь — то горький, то сладкий: попеременно… Великий Дракон и не заметил, как с катушек съехал, последние извилины растерял, уцепился за волосы Второго Брата и даже не заметил, как с головы скатилось в вымокшую траву Знамя. На нём Шиповникового Противоядия не было, потому квакала реликвия довольно забавно. Когда-то недавно, на Южных окраинах, они позабыли о вражде и долге и напились до плавающих стен, и Хань Юань, казалось, в тот день сбросил с плеч тяжесть ошибок сотни лет. Когда-то недавно, в богами забытой деревушки, они неведомым образом столкнулись и за тарелкой дешёвой лапши забыли о том, что бессмертны, пока, что два беспризорника, думали, как бы смешно было уйти, не заплатив. Когда-то недавно Хань Юань каждой чешуйкой начал чувствовать приближение Ли Юня, но решил никогда не обращать на это величественного демонического внимания. О пресвятая грёбаная бездна, о пресвятая грёбаная память! Он резко отстранился, толкнул Ли Юня назад, и тот безвольной марионеткой упал на спину. То ли лукаво смотрел, то ли потеряно. Хань Юань, держа его за запястья во избежание повторения научных опытов, чуть ли не заикаясь, пробормотал: — Просто ради науки? Прости приди и забери? Да уж, проще некуда, столько дури наворотил, и всё ради чего, чтобы… — Сяо Юань, ты мне нравишься. — …чтобы подразнить меня и не дать забрать знамя… Хань Юань закончил по инерции. Знамя осуждающе квакнуло. Над горой Фуяо повисла пронзительная тишина. Даже ветер не шелестел, даже павильон Циннань не смущал девственный слух. — А, — выдавил Хань Юань, нелепо оглядываясь по сторонам. — Замечательно. Понятно. Он и сам чувствовал, как от этой нелепой лягушачьей аферы что-то внутри встало на место, что-то срослось и проорало на всю недалёкую голову те же самый простые слова, которые значили как минимум столько же, сколько пресловутое «давай сбежим оттуда» перед очередным духовным учением Мучунь-чжэнжэня. Ли Юнь, видимо, заметив пугающую растерянность во взгляде Четвёртого Брата, вмиг помрачнел, склонил голову набок, коснулся щекой травы и недвижимо уставился на горный склон. — Можешь забрать его, — тускло добавил он, вильнув левым плечом в сторону внимательной жабы. — Я обещал, и сам разберусь с Сяо Цянем, не убьют же меня, ради всего святого, — нервно рассмеялся, — спасибо, что сам не убил, мне было действительно страшно, но… я… я… но… просто ради… Но когда-то давно, днями напролёт фехтуя на деревянных мечах без техники и подтекста, они также лежали на полу и смеялись без тени грусти и прохлады, так, как Хань Юань и не думал когда-то с кем-то смеялся; таскали кедровые конфеты, которые Хань Юань и не думал попробовать и сладостно не ведали, какой величины кровавая бездна раскинулась впереди. И никто не задумывался, что завтра может быть поздно таскать конфеты и трепать младшего брата по волосам. Хань Юань резко отвернулся. Как младенец, ей богу, получил Знамя, получил всё, что хотел, а рыдает, как младенец! — …я просто должен был… нет, Сяо Юань, я хотел попытаться, ведь хоть что-то должно получаться, прости, я… Ты чего?! Хань Юань, как и тогда, на полу клановых павильонов, грохнулся рядом и уставился на побледневшее лицо. Он не знал, что говорить, он просто не умел нормально выражать мысли, столетие проведя среди врагов и чертогов внутреннего демона. Он подумал-подумал, да так и сказал: — Я не умею нормально отвечать. Шисюн, я глупый. Он носом уткнулся в растрёпанные каштановые волосы, щекой упёрся в щёку и поцеловал прядь. Этот трепет не был знакомым, но даже внутренний демон не смел над ним усмехнуться. Молчал, как вина напился, молчал с уважением, которого не проявлял и к смерти. Ли Юнь вздрогнул и сжался, словно загнанный кролик. Хань Юань отпустил прядь, положил шершавую ладонь ему на лицо решил, что, из превеликого уважения к старшему брату, эксперимент можно и продолжить. Он притянул Ли Юня к себе, так дёргано и неумело, так нервно. Отрывисто прошёлся пальцами по шее и ключицам так, что Ли Юнь надрывно ахнул. Явно не навык, явно — эмоция. Ци ощущалась хаотичными обрывками, каждый из которых острейшей стрелой бил в жизненные точки. Эти двое животным вихрем то ли прошли, то ли прокатились по многострадальной поляне, и в следующую секунду Лю Юнь обнаружил, что напряжённая спина упёрлась в древесную кору. Но куда уж там до царапин? Куда уж там? Сто лет? Когда-то матушка-императрица сказала, мол, сто лет — целая жизнь, потраченная впустую, и только сейчас Ли Юнь вдруг понял глубину этих слов, что скрылась от него под покровом логики. Непростительно долго, но не поздно, не поздно! Хань Юань неумело развязывал пояса, так неумело, что Ли Юнь оттолкнул его руки, бездумно зацеловывая чешуйки у тёмных висков, и развязал сам. — Сяо Юань, а ты знал, что сейчас сезон дождей?.. — то ли задыхался, то ли умничал Ли Юнь. — А в сезон дождей ночами холодает, холодает… Мм… так, что из-за этого, как я посчитал… Мм… Я посчитал, что и в среднем в году холоднее, чем хотелось бы… Но в нижних одеждах не было холодно, отнюдь. — Я могу?.. — осторожно спросил Хань Юань, притрагиваясь к талье под покровом льняного полотна. — Да-да, — словно отмахнулся Ли Юнь, нервно занимаясь тем же самым. — Не говори, слишком много говоришь. И вновь поцеловал. Воспроизводимость эксперимента просто поражала. Они, как два последних олуха, грызли губы, кусали языка, бились зубами, носами, но с каждым разом учились быть всё лучше и лучше. И не в этом ли суть парного совершенствования? Они не думали про энергию, но Девять Звеньев, как оказалось, очень даже восприимчивы к демонической ци, до той степени, что Ли Юня пробирала дрожь не столько от прикосновений, сколько от попыток сосредоточится на ощущениях. Хань Юань попытался сесть сверху, съелозился на землю, но со второй попытки всё-таки умудрился удержаться. Цепко обхватили Ли Юня одной рукой за плечи, а второй спустился ниже, прикоснувшись к изгибу бедра, да так и замер, не понимала: а можно ли дальше, а стоит ли дальше, пусть даже такие новые ощущение тяжести и охватили нижнюю часть тела? Ли Юнь же не церемонился, как и полагается смутьяну и исследователю. Он просто взял и сделал. Ухватился, да так, что Хань Юань зарычал. Да так, что чувствовалась каждая подушечка пальцев. Ли Юнь не знал, что делает, но явно стремился понять и от познания получал не меньше удовольствия, чем от процесса. Если хочешь что-то на горе Фуяо — приди и возьми? Старший брат всегда был для Хань Юаня негласным наставником. Хань Юань повторил всё в точности. Ли Юнь резко склонил голову к груди и сдержал всхлип. Хань Юань прикусили пропахшую сливами прядь. — Сяо Юань, а ты знал, что, судя по некоторым интересным трактатам… — снова завёл Ли Юнь, не отводя словно слащавым туманом наполненного взгляда и жилистых скул Хань Юаня и собственной пряди у острых клыков. — Ох… по трактатам молодой господин способен сдер… Ой… Сдерживаться на протяжении максимум половины палочки благовоний, а… А! А в ином случае это уже вредно для здоровья… Ох, когда же ты стал таким сильным? Ты и правда демон! Так не честно! — Я тут подумал, что ты тоже действительно мне нравишься, — пробурчал Хань Юань, всё покусывая прядь. — Не говори слов, не надо!.. — простонал Ли Юнь, всем телом вжимаясь в демонический рельеф. Даже в сезон дождей, даже сквозь нижние одежды ощущался пронзительный жар. Стремительный поцелуй. Никто не вспомнил о волосах. Руки Хань Юаня — словно энергетические нити, чудное сплетение силы и тепла. Хань Юань и сам такой чудной, словно до сих пор нетерпеливый ребёнок, словно не может сдержать порыв и целует, целует, целует, по всему лицу и шее, волосам и плечам, словно сто лет не могу дорваться, а ведь и правда — сто лет… Век, век, век… — Сяо Юань, ты — демон нитей! — переходя на крик заключил Ли Юнь, от драконьего укуса в ключицу хотелось умничать и умничать, пока запас знаний не иссякнет. — Точно демон нитей, кошмарное бедствие небес и бездны, ты… — Кто я?.. — контрастным шёпотом переспросил Хань Юань. Похоже, энергия через край, похоже, словно вот-вот прорыв на новый уровень культивирования, настолько трясёт тело, настолько голос Ли Юня звенит в ушах, такой драгоценный, как все монеты цзянху. — Ты бедствие. Беспринципный голодный дух, что управляет мировыми нитями и вечно приходит поздно!.. Ох, ты — Инь Сюань, ты потерял всё, ты веками опаздывал, но всегда надеешься успеть… ты ищешь, ты… А!.. Ли Юнь оцепенел, так и не договорив. А Хань Юань и слушал то вполуха. Он опустил руку на дрожащую в хватке под его одеждами кисть Ли Юня и медленно провёл вверх-вниз, словно помочь пытаясь. — Ты за половину палочки благовоний научился управлять мной так, как никакому бедствию не суметь ни в сезон дождей, ни в летнее марево, — нарочито красиво закончил Ли Юнь, пытаясь отдышаться. Хань Юань судорожно выдохнул и буквально повалился вперёд. Ли Юнь обтёр руку о траву и запустил в тёмные волосы, поглаживая виски большим пальцем. — Бесстыдные! Вы… Вы что здесь устроили?! — раздался до визга громкий голос дашисюна. Ли Юнь и Хань Юань тут же вскинули головы и судорожно огляделись по сторонам. Но императрицы Янь не было ни на поляне, ни в окрестностях. — Хань Тань, я к тебе обращаюсь! Похоже, сегодня вся гора Фуяо сошла с ума.