Изменения

Чишия поднялся со своего места только тогда, когда небо из бледно-голубого стало мраморно-оранжевым, осознав, что потратил впустую почти целый день. Сидел без дела и ничего не делал, занимаясь самобичеванием. Куина, много пыхтя и проклиная блондина, сумела развести костёр сама. Чишия с удовольствием наблюдал, как она пыталась разжечь его в течение сорока пяти минут, прежде чем напомнить ей о спичках в его рюкзаке. Костёр пылал на берегу реки, в нём потрескивали тлеющие угольки. Кролик, которого ей каким-то образом удалось поймать, был уже очищен от шкуры, выпотрошен и привязан к ветке, жарясь на вертеле над огнём. — О, он наконец-то поднялся, — пробормотала девушка, не отрывая глаз от горизонта, и подвинулась на траве, освобождая место, чтобы тот присел рядом с ней. Проигнорировав это саркастическое замечание, он вытащил из кармана толстовки смятый листок бумаги и помахал им у неё перед носом. — Я уже разобрался в этом. — Почему-то меня это не удивляет. Продолжай. Чишия усмехнулся. — На что это похоже, по-твоему? — тихо спросил он, с интересом наблюдая за тем, как она взяла бумагу и начала изучать странное изображение линий, изгибающихся и закручивающихся друг вокруг друга, переплетающихся с интервалами, которые были слишком повторяющимися, чтобы быть просто каракулями. Даже она была достаточно умна, чтобы понять, что это было нечто совершенно другое… Но, очевидно, недостаточно умна, чтобы быть с ним на одной волне. — Я не знаю, — она пробормотала после тщательного обдумывания. — Это карта. — Карта? Как, блять, ты пришёл к такому выводу? — Смотри… — забрав лист, он провёл пальцами по следам от ручки. — Это железнодорожные пути, это станция метро, а это… — он указал на маленькое отверстие от кончика ручки над двумя соединенными линиями. —… Это важно, но до сих пор не разобрался, чем именно. — Какое метро? — Я пока не уверен, но собираюсь быстро осмотреться после наступления темноты. Здесь в радиусе двух миль есть, по меньшей мере, три станции метро. В мягком свете заходящего солнца её обычно угольно-чёрные глаза сверкали медово-бурбонным. Губы сжаты в тонкую линию, демонстрируя её недовольство. — Ты уверен, что это хорошая идея — бродить вокруг после наступления темноты? — Куина, что может случиться при лунном свете, чего не случилось бы при солнечном? Единственное, о чём нам нужно беспокоиться — это наши визы и потенциально враждебные игроки. Он наблюдал за тем, как она размышляла об этом в течение минуты, прежде чем решить, что он, скорее всего, прав. Она тяжело вздохнула, с неохотой поднялась и что-то пробормотала себе под нос, отряхивая травяную росу со своих облегающих синих джинсов. Длинные конечности устало двигались, пока она не встала рядом, возвышаясь над ним. — Чишия. Иногда ты меня бесишь… Можем мы сначала хотя бы съесть кролика, которого я так долго ловила? Он посмотрел на кролика на вертеле, тёмно-розовое мясо обуглилось там, где его касалось пламя. Должно быть, он скорчил лицо, сам того не осознавая, потому что девушка закатила глаза и побрела к огню, снимая вертел с самодельной подставки. — Можешь есть сейчас, я предпочту рамен чуть позже. — Что случилось, тебе не нужен белок, который ты можешь получить? На мгновение он перевёл своё внимание на теперь уже неузнаваемое ушастое млекопитающее, выглядевшее жалко неаппетитным в обугленном виде. — Если в нём и осталось какое-то количество белка, то оно было бы незначительным. — Эй, ты действительно только что оскорбил мои кулинарные способности?! Проглотив пузырь смеха, поднявшийся вверх по его пищеводу, Чишия смерил своего легко поддающегося на провокацию друга смертельно серьёзным взглядом. — Судя по тому кролику, которого ты кремировала, у тебя совершенно нет кулинарных навыков. Даже в сгущающейся темноте он увидел, как расширились её глаза. Разинув рот, она недоверчиво уставилась на него, наблюдая, как парень застегивает свою любимую белую толстовку с капюшоном. Параллельно брюнетка порхала по их маленькому лагерю, накладывая несколько кусочков мяса. — Да будет тебе известно: моя мама считает, что я готовлю лучший овощной бульон в городе! Куина, наконец, подала голос, уткнув руки в бока для пущей убедительности. Чишия усмехнулся, готовясь к легкому холодку, проникающему в вечерний воздух, он остановился в нескольких сантиметрах от неё и ухмыльнулся. — Хорошо… Я полагаю, что даже дурак может тушить овощи на медленном огне.

***

Жуткая тишина города никогда не переставала расслаблять его напряженное душевное состояние. Несмотря на то, что он знал, что был далеко не одинок в заброшенных бетонных джунглях, ему казалось, он был единственным существом, оставшимся здесь. Шаги по асфальту почти бесшумны, только приглушенный глухой стук его подошв был едва различим в ночной тишине. Никаких гудков. Никакого шума уличного движения вдалеке. Никакой оживленной болтовни, доносящейся из ресторанов и баров, мимо которых он крался, осторожно освещая фонариком каждый уголок, который он мог заметить. Ничего. И обычно ему всё нравилось именно так. Но на этот раз тишина грызла его изнутри. Покусывая его кожу, оставляя мурашки. На этот раз его разум отказывался отключаться. Всё, что он мог видеть, думать, чувствовать и слышать — была она, и это сводило его с ума. Он не мог не задаваться вопросами. Всё ли с ней в порядке, поела ли она и находится ли где-нибудь в безопасности? А еще он не мог не задаться вопросом, забрала ли она того парня с собой. Зная Сашу так, как знал он, Чишия подозревал, что рыжая бы так и поступила. Её скрытая нежная натура не позволила бы такому мягкосердечному мальчику постоять за себя. И поскольку он не мог не задаться вопросом, не забрала ли она мальчишку с собой, он также не мог не позволить ядовитым мыслям, которые скрывало его подсознание, зародиться в его сознании. Образы её соблазнительных изгибов и тонкой талии всплыли в его голове, дразня видениями упругих бёдер, широко разведённых поверх содрогающихся бёдер Татты, пока она прижимается к ему набухшему члену. Точно так же, как Чишия позволил ей сделать с ним несколько недель назад. Его гнев был напрасным. Он знал это, но раскаленная добела ревность, которая пришла вместе с этим, была неконтролируемой. Чишия знал, что Саша не питал никаких романтических чувств к Татте. Чего не скажешь о втором. Мальчишка ходил за ней по пятам, как влюбленный щенок. У него округлялись глаза, и отвисала челюсть при одном упоминании её имени. Лицо постоянно цвета помидора. Это было отвратительно. А потом он, твою мать, оказался в этой долбанной аптеке, ведя себя так мужественно и галантно, что Чишия не мог не чувствовать себя неполноценным. Чертовски уступает гребаному ребёнку! Какого хера? Он остановился, тёмное облако рассеялось в его сознании, когда он устремил свой зоркий взгляд на яркие лучи света, отражающиеся от перекрестка дорог перед ним. Четыре, там было четыре фонаря. Выключив свой собственный фонарик, он отважился укрыться в ближайшем кафе. Убедившись, что он хорошо спрятался, просунул пальцы между тонкими металлическими пластинками жалюзи и выглянул наружу. Он услышал их прежде, чем увидел, но голос Арису отчётливо запомнился. Его сердце забилось немного сильнее при виде неё, сжалось немного крепче при виде этого маленького щенка, явно думающего, что он её жеребец. Когда Саша взяла его под руку, их общий смех прокатился по пустынным улицам. Чишии пришлось прикусить язык, когда они миновали его убежище, направляясь в ту сторону, откуда он только что пришёл. Только, когда ребята отошли на приличное расстояние, парень вышел обратно на погрузившуюся в темноту улицу, подавляя тошнотворную потребность смотреть ей в затылок, когда она уходила от него. … Снова. Вновь включив фонарик, он покачал головой, злясь на себя за то, что вообще попал в эту нелепую ситуацию. Чишия двинулся дальше, не обращая внимания на слабые звуки болтовни и смеха группы из четырёх человек позади него, он заставил себя двигаться вперёд. К первой на вечер станции метро. Он добрался туда примерно через три минуты. Короткие ступеньки, ведущие вниз, к станции, утопали в темноте. Посветив фонариком в кажущуюся непроглядной тьму, он присел на корточки, внимательно осматривая вход в метро перед тем, как осторожно спуститься, не забывая о вьющихся лозах плюща, спускающихся на станцию. Он огляделся по сторонам, продвигаясь дальше в метро, пока не добрался до рельсов, периодически рассматривая маленький листок бумаги и оглядываясь по сторонам. Нет, это был не то. Путь не раздваивался слева, и там тоже не было ни туннеля, ни двери. Мысленно вычеркнув эту станцию из своей карты, он повернулся, сунул листок обратно в карман и вернулся на залитые лунным светом улицы. Лёгкий октябрьский ветерок всегда поднимался ночью, хотя тонкая толстовка с капюшоном, которую он носил, и идеально подходила для дня, но её было недостаточно, чтобы защитить от ночного холода. Он продолжал идти, несмотря ни на что. Ссутулив плечи от холода, засунув руки в карманы, топал к следующей станции. И ещё одной после этой. И после следующей тоже. Уставший, замёрзший и голодный, он сдался после четвёртой станции. Возвращаясь по своим следам обратно в лагерь, решил продолжить поиски ответов утром.