Рубин и кровь (заморожен ВРЕМЕННО)

      Я слышала, как сетует за дверью нянечка: «Опять с мальчишками фехтовала! И ладно бы на палках, так сорванцы нашли где-то железные пруты!.. Да, конечно, промыли, но тама, наверно, шить придется».       Я не удержалась и снова потрогала бинты, повязанные вокруг туловища. Слегка надавила на компресс — больно. Скривилась и перевела взгляд с дощатого пола на трещину в стене. Со скуки начала отколупывать краску, не обращая внимания на шебуршение грызунов.       Наконец дверь лазарета отворилась — в проеме показалась пушистая, словно одуванчик, голова. Я улыбнулась во весь рот, заодно показывая, что у меня выпал очередной молочный зуб:       — Здравствуй, дедушка Барсук!       Он закрыл за собой дверь и вперил в меня пристальный взгляд поверх очков.       — Чего? — сконфузилась я.       Барсук запустил пальцы в бороду и покачал головой:       — Давай посмотрим, что там у тебя, — сказал он заместо приветствия.       Я приподняла застиранную больничную рубаху. Опустившись на табурет перед моей койкой, Барсук вынул из портфеля бутылёк со спиртом, обработал руки и аккуратно распустил бинты, открывая рваную ранку у меня на боку. Поджал губы:       — Шрам останется.       — Подумаешь — шрам, — пожала я плечами. — Не на лице ведь.       — Руби, милая, тебе надлежит быть очень-очень осторожной, — он говорил медленно и внушительно, словно пытался вдавить в меня каждое слово. — В нашем мире капля пролитой крови может обойтись очень дорого!       — Во-первых, — я загнула палец, — кровопийцы сюда носа не кажут. Во-вторых, — загнула второй, — везде солому не постелешь. В-третьих, — задумалась в поисках аргумента и недовольно надулась, — с каких пор ты такой зануда?       Барсук вздохнул:       — Придется наложить четыре шва. Потерпишь?       — Куда я денусь?

***

      За всю ночь я ни разу не сомкнула глаз. Как? Как меня угораздило раскрыть свой секрет такому типу, как Грей Редмур?! Что теперь будет? Едва ли он пойдет разбалтывать по лицею, но не захочет ли он сам воспользоваться моей тайной? Моей кровью? Мной? С его-то реноме…       Тогда, в библиотеке Джулиан озвучил неприятную истину: фамилия Редмур недосягаема для простых людей, так что их светлость могут «развлекаться, ничем не рискуя». И все же Грей славится как сердцеед, а не агрессор. Он ведь не станет применять силу, если я откажусь проводить с ним время?       Никогда не забуду взгляд, которым он обжег меня на прощание. Равно как чувство бессилия, что пережила в его руках.       Чем больше в партиалисе вампирской крови, тем меньше он восприимчив к вампирским чарам — положение алунта в этом плане не самое выгодное, но все ж до минувшего вечера я такого не испытывала. Значит ли это, что Грей Редмур как представитель чистокровного рода обладает особым даром воздействия на людей? Или причина в том, что до него никто из вампиров не пытался сознательно влиять на меня?       Если бы только я позволила Джулу проводить меня до общежития! Он ведь предлагал, пусть, скрывая преждевременное исцеление, был бы вынужден ковылять на костылях. Сама не знаю, почему отказалась. Наверное, я привыкла проживать сильные эмоции в одиночку, и мне, как ни странно, хотелось насладиться своим счастьем в тишине, перемигиваясь со звездами и вдыхая январский морозец. Я не могла знать, как все обернется.       Спускаясь к завтраку, я понимаю, что мне понадобится дополнительная порция кофе, если не хочу засыпать во время лекций, но живящий напиток не помогает сосредоточиться на учебе. Надеюсь, маска собранности, которую я насильно надела, выглядит убедительно и скрывает мое состояние от преподавателей.       Весь день в голове — лишь круговорот последних событий: руки Джулиана на моей талии, его губы на моих губах, манящий запах и нежно-игривый взгляд, а потом — боль удара о камень, ухмылка Редмура и постыдная сцена на скамье. Горящие глаза, обнаженные клыки. «Как же вас зовут, маленькая пташка?» — душа содрогается всякий раз, как вспоминаю…       Джулиану дали больничный до конца недели — сегодня он весь день проведет в комнате, изображая недомогание, отсыпаясь и читая. Я обещала проведать его, но как приблизиться к общежитию вампов после того, что случилось? Не хочу нарушать обещание: Джул обеспокоится, если я не приду, к тому же мне необходимо с ним поделиться!       По окончании занятий я первая покидаю класс и направляюсь в общежитие, чтобы передохнуть в тишине и спокойствии. Массивные внешние двери кажутся сегодня особенно тяжелыми. Повесив голову, пересекаю холл. Лакированные полы совсем недавно мыты — лучи вечернего солнца, просеянные сквозь витражи, приветливо играют на глянцевитой поверхности. В любой другой день я посновала бы туда-сюда, с улыбкой наблюдая за переливами, но не сейчас.       Мое сознание столь отуманено, что консьержу мистеру Броуди приходится нагнать меня у лестницы, чтобы обратить на себя внимание:       — Мисс О-о-одли-и! — пропевает он, с любопытством заглядывая в глаза. — Вы не слышите, как я вас зову?       — Что?.. Нет, простите. — Растеряно скольжу по нему взглядом: синяя униформа, родинка под губой, пушистые усы, морщинки в уголках глаз.       — Говорю: для вас письмо.       — От кого?       Пожимает плечами.       — Маленький вампирчик передал с полчаса назад.       Вампирчик? Записка либо от Джула, либо…       — Большое спасибо. — Я беру протянутый мне конверт и взлетаю по лестнице, прежде чем добродушный консьерж начнет справляться о моем здоровье.       Запершись в комнате, я медленно, словно это может быть опасно, ломаю сургуч, раскрываю конверт и разворачиваю записку. Почерк явно не Джула… Мышцы живота спазматически сокращаются.       Читаю:       «Прелестная мисс Одли, (Вы не пожелали назвать мне свое имя — пришлось справиться о Вас в администрации)       Пожалуйста, не давайте волю чувствам, что наверняка охватили Вас: я пишу сугубо для того, чтобы извиниться за свой поступок накануне. Не подумайте, что я трушу просить прощения лицом к лицу: я рассудил, что личная встреча может расстроить Вас или смутить, потому доверился бумаге. Если пожелаете услышать мои извинения собственнолично — я не откажу Вам в удовольствии.       Понимаю, что преступил границу и повел себя недостойно, но и Вы поймите: Ваш аромат меня одурманил — не всякий на моем месте отпустил бы Вас так запросто. К счастью, я с молодых ногтей привычен к особенной крови.       Не страшитесь, я никому не раскрою Вашу тайну, но советую проявлять куда большую бдительность! Конечно, нам не под силу предусмотреть все возможные случайности, но такой как Вы непозволительно витать в облаках на территории вампиров. Впрочем, по выраженному привкусу счастья в Вашей крови я могу догадаться о причинах такой беспечности.       Еще раз прошу извинить мою несдержанность!       С наилучшими пожеланиями, лорд Грей Нэйтан Редмур».       Я опускаюсь на покрывало. Мой разум, утомленный и ватный несколько минут назад, становится разгоряченным и «острым».       Как это понимать? Редмур в самом деле устыдился своего поступка? Или состряпал умильную писульку в надежде, что та наша встреча не будет последней? И почему в строке «могу догадаться о причинах такой беспечности» мне мерещится потаённая угроза?       А может, надумываю?.. Не слишком ли я высокого мнения о себе, раз допускаю, что лорд Редмур всерьез положил на меня глаз — или клык?.. «Я с молодых ногтей привычен к особенной крови» — а как иначе, если твой отец — распорядитель Красной Казны? Разумеется, Грей всегда получал только лучшую пищу. Однако в лицее кровь алунтов смешивается с обычной примерно наполовину — возможность отведать ее в чистом виде может быть привлекательна даже для «избранных» вроде него.       Несколько минут я раздумываю, мысленно повторяя одно и то же, пока не заставляю себя убрать бумагу с глаз долой. Откинувшись на подушку, я быстро засыпаю, раздавленная тревогами и усталостью, но вскоре меня будит колокол, возвещающий начало вечерних занятий — идеальный момент, чтобы наведаться в опустелое общежитие вампиров. Только вот моя голова сама подобна колоколу: тяжелая, порожняя и звенит. Выпив воды, я с минуту перекатываю по лбу выпуклые бока графина и медленно собираюсь в гости к Джулиану. Несмотря ни на что, мысль о свидании возвращает мне присутствие духа.       И вот я стою перед его дверью. Как и ожидала, по дороге мне почти никто не встретился. Тихонько стучу — щелкает замок. Скорее проскальзываю внутрь и прижимаюсь к широкой груди.       — Ох ты! — смеется мой вампир. — Позволь хотя бы закрыть!       Обняв меня одной рукой, второй он толкает дверь и поворачивает ключ. Я сразу чувствую себя в безопасности. На глазах нежданно наворачиваются слезы… Дрожа плечами, я сильнее вдавливаюсь в Джула, подцепив лацканы его домашнего сюртука.       — Руби, ты что? — растеряно вопрошает он.       — Сейчас… Подожди немного, — бурчу я, увлажняя ткань его рубашки.       Джулиан послушно смолкает и принимается гладить меня по волосам. Биение его сердца приятно баюкает. Почти так же я чувствовала себя в объятиях Барсука: когда мне было плохо, он укачивал меня на руках, и я дремала под стук родного сердца.       Постепенно слезы иссякают — меня накрывает новой волной слабости. Глубоко вздыхаю и опускаю плечи. Ощутив перемену моего состояния, Джул мягко подталкивает меня вглубь комнаты, сажает в кресло и опускается перед ним на колени. Я замечаю, что сегодня тут гораздо чище, чем было вчера: то ли Джул навел порядок со скуки, то ли готовился к моему приходу.       — Так что случилось? — по движению губ видно, что он хочет что-то добавить (возможно, ласковое обращение), но передумывает. Я невольно усмехаюсь. Если б Джулиан назвал меня «милая» или как-то в этом роде, я бы очень смутилась — больно уж это на него не похоже.       — Ох, Джул, я попала в такую… — подбираю слово, — отвратительную ситуацию. В общем…       Я так хотела высказаться — весь день этого ждала! — что не подумала о чувствах Джулиана и лишь теперь поняла, сколь сильно он может разгневаться. Я стараюсь вдумчиво подбирать слова, а в конце показываю записку Редмура.       — Вот так… Теперь ему тоже известно. И я знать не знаю, должно ли это меня беспокоить! Он просит прощения, но искренне ли? Он получает качественную кровь, но не соблазнится ли еще и моей? Он… увлекается девушками, но достаточно ли я хороша, чтобы всерьез прельстить его?       Рука Джулиана сжимает мою.       — Достаточно ли хороша?! Ты когда в зеркало в последний раз смотрелась? Да ты!.. Ты так… — Румянец, коснувшийся лилейных скул, красноречиво завершает сбитую мысль. — В общем, мне чертовски все это не нравится!       Джулиан, до сих пор сидевший на полу перед креслом, встает, прохаживается взад-вперед, ероша волосы, затем берет из моих рук записку, пробегает глазами убористые строчки и хмурится.       — Всякий на его месте приписал бы что-то вроде: «это никогда не повторится». Хотя бы из вежливости! Но он не пишет.       — Да ты мастер дедукции! — шутливо восклицаю я, хладея изнутри. Замечание в самом деле толковое. Вдруг Редмур не дает обещания, которое не собирается выполнять? Или теперь мы оба выискиваем то, чего в самом деле нет?       Бессмысленно вперившись в подлокотник кресла, Джулиан медленно — сомневаясь, касаться ли темы — говорит:       — Была у нас одна препоганая история… года три назад, кажется? Ну да, сейчас Редмур на последнем курсе, а тогда был на седьмом. В общем, одна из его воздыхательниц лишила себя жизни.       Поднимаю взгляд. Нервная улыбка касается моих губ — стираю ее усилием воли:       — Почему?..       — Да кто ж знает? Вроде бедняжка привлекла нашего принца и удостоилась встречи тет-а-тет. Ну, ты поняла — в его комнате. А на следующее утро ее нашли мертвой. — Джул морщит нос. — Серниками отравилась: срЕзала головки с нескольких коробков, растворила в контрабандном джине и выпила.       — Ужас какой… — Я облизываю сухие губы и, помедлив, задаю щекотливый вопрос: — Полагаю, подробности ее… физического состояния неизвестны?       — Студентам? Нет конечно! Сплетни разные ходили, но ты меня знаешь: я не интересуюсь такими глупостями.       — Понимаю… Но у Редмура не было проблем из-за ее смерти?       Джул пожимает плечами:       — Как видишь, он остался в лицее и не утратил общего признания.       Я не унимаюсь:       — Неужели он не пытался объясниться? Девушка вышла от него и покончила с собой… он не мог сделать вид, что ничего не произошло!       Джулиан хмыкает:       — Редмур не оправдывается перед теми, кто стоит ниже него. Друзьям, возможно, что-то объяснил, но я-то в их число не вхожу. Впрочем… — он задумчиво поднимает глаза к потолку, — не уверен даже, что у него есть друзья.       — Друзья не друзья, но прихвостни да подголоски за такими типами обычно таскаются! — ропщу я, но вдруг понимаю, что еще не видела Редмура в обществе других студентов. Конечно, я сталкивалась с ним лишь трижды, но всякий раз он был сам по себе. Неужто лорд настолько высокомерен, что даже «своих» близко не подпускает? Я отмахиваюсь от этой мысли: меня должно волновать другое.       — Так… что мне делать, Джул?       Он будто возвращается в сознание: размытый взгляд делается пристальным и строгим. Джулиан протягивает руку, тянет меня вверх, заключает в объятия и нежно хрипит:       — Во-первых, не бойся. Я сам сдуру умножил твои опасения, но Редмур — всего лишь самолюбивый баловень, не надо надумывать лишнего. Во-вторых, в наше общежитие ты больше ни ногой! От греха подальше... В-третьих, малейшее внимание со стороны Редмура — сразу дай мне знать, хорошо? — Я киваю Джулиану в плечо, и он добавляет более задорным тоном: — В крайнем случае, можешь показать свою «темную» сторону — ни один аристократ не захочет водиться с леди, готовой жрать крыс прямо вместе с потрохами!       Я в шутку луплю его по груди, и наши губы складываются в улыбки.       Дымные глаза смотрят с умильной прищуринкой. Я тянусь поправить рассыпанные по лбу Джула волосы, но он ловит мою руку, подносит ко рту и целует внутренний сгиб запястья, не отнимая взгляда от моего лица. Тепло и умиротворенность растекаются в груди, несмотря на панику, что владела мной последние сутки. Я думала, так бывает только в книгах, но один взгляд и одно прикосновение действительно могут перевернуть душу человека!       — Это не совсем удобно, — смущенно протягиваю я, меняя тему нерадостного разговора, — но при случае надо поблагодарить Бонума за то, что он нас познакомил.       Джул мягко ухмыляется:       — Мне за многое стоит его поблагодарить, но за это — в особенности.       Его пальцы осторожно зарываются в мою прическу, а я всем телом подаюсь вверх, вдыхая тонкий запах железа, к которому еще не успела привыкнуть. Голова набок, два тела почти вплотную, замирание сердца и слияние губ. Чувствую себя в одно время отяжелевшей и невыразимо легкой — будто свинцовый шарик, подхваченный ветром по мановению колдовства.       Джулиан приоткрывает рот — я ощущаю влажное касание языка и отвечаю тем же. Впечатления от поцелуя становятся куда более сочными! С моих лопаток рука Джула опускается на талию, а я нащупываю путь под его сюртук. Сквозь ткань рубашки чувствую, как движутся мышцы его спины. Сбивая дыхание, я углубляю вожделенный поцелуй, но меня пронзает острая, пусть и краткая боль.       — Ой!       От неожиданности я отстраняюсь и падаю в кресло. Прикрыв рот ладонью, зажимаю зубами онемелый язык — мой рот наполняется характерно соленым вкусом. Я поднимаю взгляд на Джула и отдаюсь в холодные руки испуга: его зрачки стали со спичечную головку, а радужка зажглась хищным светом. Мотнув головой после секундного оцепенения, вампир бормочет «извини», хватает со стола флягу и залпом допивает остатки своего порциона. Я настороженно слежу за движением его кадыка. Когда Джул отнимает горлышко от губ, их внутренняя часть остается ярко-красной.       Он отворачивается к окну — меж нами протягивается густое молчание. Мое сердце, взбудораженное как близостью с юношей, так и прервавшей ее случайностью, постепенно унимается.       Наконец я подаю голос:       — Ты ведь не винишь себя?       — …       — Джул? Ничего страшного не случилось.       Он нервно вздыхает:       — Руби… Раз меж нами… что-то происходит, я должен тебе признаться. — Его пальцы перебирают складки штор, а взгляд по-прежнему направлен в темноту заднего двора. — Та лярва, что меня подставила… не только дурная слава Глумфилдов убедила ректорат в ее честности — я и сам неплохо постарался. Это была моя первая трапеза, и… когда горячая кровь вливается в тебя в ритме взволнованного сердцебиения — это так чертовски упоительно! Пусть ненадолго, но я потерял над собою контроль — впился в нее с такой зверской силой, что мог всерьез повредить сосуды. Остались следы: гематомы, отпечатки зубов, глубокие раны от клыков — чем не доказательство насилия? И сейчас на несколько мгновений… — он умолкает, напружив плечи. Недолго думая, я подхожу и глажу его по спине.       — Эй! Я, конечно, не вампир, но, опираясь на все, что читала, могу сказать: ничего необычного не случилось. Многие молодые…       — Руби, — перебивает он меня, — ты всерьез думаешь, что скажешь что-то, чего я не знаю? Пойми… уже с десяток лет все вокруг напоминают мне о грехах родителей, и…       Я закатываю глаза:       — И ты возомнил, что непременно повторишь их судьбу? Из-за того, что разок потерял самообладание. — Я тяну Джула за плечо, разворачиваю к себе, желая прочесть нотацию, но вместо этого поддеваю опущенное лицо за подбородок, ласково глажу по щеке и, когда он пытается заговорить:       — Ру… — накалываю большой палец на его клык. Он не успевает среагировать, только изумленно распахивает глаза. Я напрягаюсь, но вида не подаю. Наверное, это одно из самых отчаянных действий в моей жизни!       — Смотри на меня, Джул! — Ловлю остекленелый взгляд. — Разве ты хочешь навредить мне? Сделать больно? — Мимолетное движение головы отвечает «нет». — Вот и умница!       Мой палец поощрительно ложится ему на язык — блаженно сомкнув веки, Джулиан втягивает его глубже в рот и начинает посасывать. Действо оказывается не менее (а то и более) интимным, чем давешний поцелуй! Подлаживаясь под ритм движений языка, в глубине моего тела возникает пульсация. Я сама не замечаю, как издаю тихий, словно вздох, стон... Джул тут же выпускает палец изо рта и завладевает моими губами на несколько солоновато-сладких секунд.       — Небеса послали тебя, чтобы не дать мне сойти с ума, — шепчет он, уткнувшись своим лбом в мой.       — Говорят, первые вампиры произошли от демонов… — бормочу я, мысленно отвешивая себе затрещину: что за идиотский ответ на такие слова?!       — Глупенькая… — усмехается Джул и вновь приникает ко мне поцелуем.       В этот раз он, конечно, сопровождает меня до общежития. Ковыляя с напускной хромотой, Джул идет медленно — путь превращается в неспешную прогулку под легким снегопадом. Несколько студентов застают наше прощание: долгий поцелуй в руку, хриплое «с нетерпением жду встречи!» — и провожают меня недоуменными взглядами.       Ночью я сплю сном младенца, но восьми часов недостаточно, чтобы выжатый как лимон мозг пришел в норму. А перед обедом мне еще дань платить…       Лицеисты-люди при поступлении делятся на семь групп по дням недели — дням забора крови — таким образом, у наших вампиров всегда есть свежая пища. Повод для переноса сдачи должен быть веским, особенно для алунтов, так что проще перетерпеть, чем добиваться его.       И вот я сижу перед Маргарет Дин, сухощавой медсестрой лет тридцати пяти. Моя рубашка спущена с одной стороны, сорочка задрана до самой подмышки, на плече затянут жгут — я «работаю» кулаком, положив руку на холодный стол, пока Маргарет готовит оборудование. Незначительная боль от укола в вену, давление жгута пропадает — кажется, вся кровь моего организма тут же хлынула в руку. Безразлично наблюдаю, как наполняется стерильный пол-литровый флакон.       Когда процедура окончена, медсестра наносит кровоостанавливающий раствор, бинтует место укола и протягивает мне порцию красной микстуры, которую мы, студенты, меж собой называем «зелье». Зажав нос, залпом выпиваю горькую жидкость. Когда пробовала впервые, я не сумела удержать эту гадость во рту — выплеснула прямиком на пол, за что была крепко отчитана.       — Вот и все, миленькая, облачайтесь, — сахарно оскалясь, щебечет Маргарет и закупоривает флакон. При первой встрече я подумала, что она слишком явно заискивает перед студентами, но со временем поняла, что ее ласковая манерность идет от чистого сердца.       Я поправляю сорочку, вдеваю руку в рукав и застегиваю пуговки. Встаю медленно, чтоб голова не закружилась, шагаю к двери, но заминаюсь, придержанная нечаянной мыслью.       — Миссис Дин?       — Да, солнышко? — Она замирает посреди кабинета с флаконом в тонких — вот-вот надломятся! — пальцах.       — Я хотела спросить… Это немного странно, наверное, но мне любопытно… вы не знаете, кто из вампиров обычно получает мою кровь? Есть ли какая-то… закономерность в распределении?       Тонкие брови удивленно подпрыгивают.       — Не положено вам знать, милочка. Да и зачем?       Мой взгляд начинает метаться, и я спешно откланиваюсь:       — И вправду: зачем?.. Всего хорошего, миссис Дин!       Выскользнув в переднюю, я тут же возвращаюсь на оклик медсестры и замираю в проходе. Водянистые глаза смотрят пристально, с любопытством, а тонкие губы поджаты.       — Сама я не участвую в распределении, моя хорошая, но если вам действительно важно знать, могу справиться.       Я ободряюсь и одариваю ее улыбкой:       — Буду очень признательна!       Маргарет обещает посмотреть журнал учета и распределения крови к моему следующему визиту. Еще раз сердечно поблагодарив ее, я направляюсь в столовую, где сажусь с краю многометрового стола, спиной к стрельчатым окнам, из которых нещадно бьет солнечный свет. Сегодня я сдала кровь последней — за прошедшее от перерыва время столовая опустела наполовину.       Ковыряя вилкой свежий пирог с почками, я размышляю о сцене в процедурном кабинете. Все вышло спонтанно: мне в голову пришел вопрос, и я тут же его задала. Но что я выясню при встрече с Маргарет? Что буду делать с полученными сведениями? Знать не знаю… Мне стало любопытно, получает ли Редмур мою кровь, вот и все.       Искривив губы, я выпрямляюсь и скольжу взглядом по макушкам студентов, звенящих посудой и ведущих за едой тихие беседы. Становится неуютно, будто вампирский лорд в самом деле может очутиться в людской столовой. Меньше всего на свете хочу видеть его ухмылку. Впрочем… лишь встретив Редмура лицом к лицу, я смогу оценить его отношение ко мне. Будет ли он снисходителен, как при первой встрече? Или станет хищно мерцать глазами, как при последней?       От мыслей о «нашем принце» (как его называет Джулиан) меня отвлекает знакомый голос, прозвеневший заливистым смехом и растаявший за входной дверью. Отвлекает, чтобы тут же к ним возвратить. Оставив на тарелке недоеденный пирог, я совсем не элегантно подскакиваю, выхожу из-за стола и вслед за голосом спешу на улицу, по пути огибая других студентов.       Солнце нападает на меня из-за угла. Голова немного кружится от потери крови. Подставив руку козырьком, я мечусь взглядом от одной дорожки к другой — всматриваюсь в похожие сине-серые фигуры, пока не примечаю ту, что меня интересует. Ох, это будет непросто…       Набравшись куражу, я срываюсь с места и настигаю троицу своих однокурсниц.       — Мисс Эйприл? — зову извиняющимся голосом. Малорослая девушка оборачивается, и румянец тут же ложится на округлые щеки.       — Мисс Руби?.. Добрый день… — Она улыбается, но глядит в сторону от меня. — Вы что-то хотели?       — Да. Можно предложить вам пройтись? Я хочу поговорить. Если вы не заняты, конечно…       Она растеряно кивает, скрывая волнение, и прощается с подругами. Те идут дальше, перешептываясь и оглядываясь через узкие плечики, мы же направляемся в сторону сквера. У нас не более двадцати минут до урока живописи — собравшись с духом, я приступаю:       — Наверное, вы и так догадались, но я хочу извиниться. За то, что полоснула вас тогда по сердцу... Не поймите неверно: меня действительно не тянет к девушкам и я не хочу, чтобы этот разговор воскресил ваши надежды, но мне очень больно от мысли, что вы затаили обиду, еще и по столь деликатной причине. Надеюсь, мы все же можем быть подругами? — В подтверждение своей искренности я кладу руку ей на плечо. Эйприл поднимает голову и косится на меня с немного грустной улыбкой:       — Я тоже боялась, что вы на меня в обиде. Думала, слОва от вас больше не услышу. — Она кладет крошечную ладошку поверх моей. — Я буду рада назвать вас своим другом!       — Слава богу! — облегченно выдыхаю и прячу руки в карманах. — Я переживала, что вы слишком серьезно воспримите мой отказ.       Она хихикает:       — Неужто вы надумали, что я сотворю с собой что-нибудь с горя? Простите за прямоту, но… многовато чести.       Кажется, все мышцы моего тела разом напряглись. Удача мне благоволит: Эйприл сама подступилась к теме, которую я хотела поднять, но не знала как!       Я неловко смеюсь, притворяясь, что она попала в яблочко:       — Это очень глупо, правда? Но такое ведь случается? Я слышала, даже в нашем лицее…       — Что вы имеете в виду? — Она в непонимании склоняет голову набок — очаровательная манера, которую я давно за ней приметила.       Делаю вид, что вспоминаю:       — Что-то я такое слышала. Года три назад, что ли, было… Вы тогда жили здесь?       — Конечно, я в лицее с первого курса! — Эйприл задумчиво морщит лобик. — Ах! Поняла вас! Господи, как я могла забыть?.. Вы говорите о самоубийстве Лили Смит?       — Наверное… Не знаю, как ее звали. Знаю, что история, кажется, была… щепетильного характера?       — О-о-о, почти все, что касается лорда Редмура, носит щепетильный характер! — Эйприл улыбается разом мечтательно и хитро. — Вы ведь слышали о Грее Редмуре? — добавляет она, вспомнив, что имеет дело с замкнутым книжным червем.       — Даже видела несколько раз, — мне не удается сдержать горькую усмешку. Спешу продолжить, чтоб не потерять нить разговора. — Он, конечно, сказочно красив, но неужели девушка лишила себя из-за него жизни?       Эйприл изображает печаль, но в ее глазах вовсю танцуют искры. В этот миг я понимаю, что подмазаться к главной сплетнице курса было верным решением: ей уже не терпится выложить все, что знает о том событии. Она предлагает сесть на скамью — мы смахиваем тонкий слой свежего снега, придвигаемся вплотную друг к другу и беремся под руки, будто давние подруги:       — Что ж, это действительно случилось три года назад. Лили Смит была на шестом курсе, вот как мы сейчас. Она не отличалась талантами или выдающийся красотой, но была довольно милой, пусть и славилась, как бы сказать… неуравновешенностью. Лили огорчалась и приходила в волнение по любому поводу. Очень часто плакала. И угораздило такую девушку воспылать к нашему любимому лорду… Уж она места себе не находила, бродила за ним тенью, искала любой повод, чтобы увидеться и перемолвиться хоть словом! В конце концов, лорд Редмур выбрал ее для трапезы на праздник зимнего солнцестояния. Меня там не было, но кто-то из вампиров видел, как она выбежала из его комнаты и, громко рыдая, унеслась прочь. Сам он появился на людях вскоре после того, был совершенно не в духе, но без труда нашел девушку, скажем так, «на замену», оставив кого-то другого без трапезы. А наутро… сами знаете.       — Господи боже! — Я прикладываю руку к груди, изображая высшую степень увлеченности, и понижаю голос до шепота. — Что же между ними случилось? Между Лили и Редмуром?       — Кто знает? — с нелепо таинственным видом вопрошает Эйприл. — Быть может, она думала, что у него серьезные намерения, но поняла, что это не так? Что он лишь хотел приятно провести вечер… Как я говорила, она была человеком настроения и слишком бурно реагировала. Бедняжка.       Я нервно облизываю губы:       — Простите мое непристойное любопытство, но… мог ли Редмур воспользоваться Лили против воли? Ведь это первое, что приходит в голову.       Взгляд Эйприл говорит: «Мне нравится ход ваших мыслей!», но вслух она отвечает:       — По словам ребят, заставших ее «побег», Лили и Редмур пробыли наедине от силы десять минут — он даже поесть не успел бы, не то что… ну, вы поняли.       Что ж, версия Эйприл звучит убедительно: несчастная Лили Смит поняла, что ответом на ее чувства были жажда, любострастие и больше ничего — это стало ударом, который она не перенесла. Грустная история, конечно, но я рада, что Редмур не сделал ничего преступного, ведь если такое случилось однажды, то может случиться вновь. Только, увы, не похоже, что трагичный случай изменил его отношение к женскому полу…       — О, боже! Смотрите: вот и он! — истерично шипит Эйприл, с бессознательной силой сжимая мое плечо. Горячая дрожь проходит по телу: от здания администрации, чей украшенный колоннами фасад виднеется за голыми деревьями, в нашу сторону идет вампир, уже два дня занимающий все мои думы. Легкий шаг, безупречная осанка; светлый, расшитый золотом плащ колышется при каждом движении, ветерок играет с прядками, выпавшими из нарочито небрежной прически. В руках у Редмура внушительная стопка документов и папок, которую он несет из ректората в учебный корпус. Прикованная к нему взглядом, я не сразу замечаю еще двух старост, вампира и человека, так же «нагруженных» бумагами: они беседуют и держатся от лорда на почтительном (как мне кажется) расстоянии.       Приближается. Кровь постукивает в висках. Всем сердцем надеюсь, что Редмур не обратит на нас внимания, но, поравнявшись с лавкой, он отнимает взгляд от документа, который просматривает на ходу:       — Добрый день, леди, — беглый взгляд, изящный кивок, и молодой лорд проходит мимо, вновь углубившись в чтение документа.       Задыхаясь от восторга, Эйприл начинает тараторить мне на ухо. Я медленно выпускаю воздух из легких и расслабляю инстинктивно сжатые ноги.