***
Я не знаю на кой черт нам дарить Диме плакат и почему ты решил, что мы его должны рисовать, а не печатать. Еще я не знаю почему опять ночью и опять в моей квартире. У меня дорогущий ламинат, на который нельзя проливать воду, но ты вышел из ситуации, испачкал его детской гуашью. Я бы мог постелить газеты, но не хочу, слишком что-то не то будет. Я раскрашиваю мяч в фиолетовый, а ты куришь, ожидая, пока высохнут буквы над ним. Твои пальцы измазаны зеленым по костяшки, и я не знаю, почему это так красиво. Они хрупкие без колец. Мне хочется сделать фото. У нас не принято говорить об эстетике, может, потому что я б трепался только о тебе. Ты спишь на раскладном диване, забрав самый уродливый плед из моего шкафа. На нем нарисован Молния Маккуин, и ты пошутил про мать раз пятнадцать, пока я разбирался с простынью. А я обнимаю подушку, представляя кого-то неопределенного. У этого неопределенного светлые волосы, собранные в малюсенький хвостик, чтоб не лезли в глаза, пока он возится с краской, и серо-зеленые глаза, о которых мне снова нельзя говорить, чтоб себя не выдать. Пиздец. Глупо было бы говорить, что я не влюблен. С тем же успехом можно отрицать, что земля круглая. Да простят меня за каламбур плоскоземельщики. Я никогда не потребую от тебя взаимности, это так беспросветно глупо. Я просто хочу тебя касаться. Мне хватает одного желания, чтобы быть счастливым, я рад, что умею чувствовать такое. И утыкаюсь лбом в подушку, представляя твои волосы.***
Я делаю тебе предложение встречаться кольцом от консервированных ананасов, смеюсь первый, чтоб ты не подумал, что все серьезно. Чтоб не понял, как я хочу услышать «да». Ты вытаскиваешь скользкий фруктовый кружок из банки пальцами, тебе некогда трепаться о ерунде. А потом соглашаешься, говоря, что два любителя странных консервов не могут быть не вместе. Я понимаю, что ты шутишь, а я подсчет веду. Это шестое предложение, на которое я получил согласие. Жаль, что мне всегда не хватает смелости сказать серьезно.***
Ты куришь у меня на кухне, а я жалею, что у меня ремонт. Без него было бы уютней, будто семейная пара говорит о проблемах. И ты говоришь, иногда затягиваясь и глядя в окно. За ним глухая стена дома напротив, от которой хочется выть, и темнота. Ты говоришь, что тебе страшно, ты запутался, хочешь, чтоб кто-то все сам решил. В тебя не верили в начале карьеры, и это сильно подкосило. А сейчас ты получил совет от солидного человека закончить все. Я не знал, что ты ранимый очень долго, а потом полюбил за это. За то, что ты смог открыться именно мне, пусть и пьяным. Ты просишь объятий, и мне больно слышать тебя такого. Улыбка гораздо лучше, гораздо лучше, когда ты счастлив, правда. И ты обнимаешь, я не стал отказываться. Мне тепло от твоего тела, я веду пальцами по спине, сминая футболку. Твое дыхание на моей шее, и плечи подрагивают, а еще ты обнимаешься нормально, не так, чтоб накрыть руками для виду, а будто я самое дорогое, что у тебя есть. Мне хочется разреветься тоже. А еще хочется, чтоб ты ничего не вспомнил.***
Мы пялим на лист современного искусства минут пятнадцать. Это типа постер из кусочков разных газет, мне нравится такое. Для полноты образа двух ценителей не хватает сигарет, но я боюсь, что нас выгонят из Эрарты. Ты дразнишь меня помешанным, но сам затираешь всякие теории про инсталяции. «Аааарс, а эта бумажка, типа инопланетяне, да?» Я не знаю, как ты до этого дошел, но мне нравится, что считаешь меня знатоком. Ради тебя я могу выдумать любых инопланетян из бумажки. На нас косо смотрит дама в розовой толстовке. Может потому что я в такой же, а может потому что мы стоим очень близко. Я со смехом предлагаю пососаться, и ты соглашаешься, тоже смеясь. На этом обычно заканчивается шутка, но ты придумал продолжение. Притягиваешь меня за подбородок и горячо выдыхаешь в губы. Дама брезгливо отворачивается, даже рукой закрывает лицо, а у меня подкашиваются ноги. Хорошо, что ты не стал целовать, я б не смог перевести в шутку твои прижатые к картине из бумажек кисти и мою свободную руку в волосах. Большие мальчики не отрицают, что хотят целовать других мальчиков.***
Ты опять пьяный куришь на моей кухне. – Арс, это, я боялся тебе сказать долго… Я познакомился с девушкой и наше общение вроде как романтическое. Мы очень долго переписываемся, и она такая понятная, рассудительная, без этих всех чисто женских загонов. Без крысятничества всякого, ревности, проверок на верность. Мне когда хуево было и я у тебя тусил, я и ей ныл в гс, она поняла, не осуждала. Вот, я хочу предложить ей замутить. Как ты отнесешься? – Я? – Ощущение такое, будто прыгаю с маяка в море, – Я за, Шаст. Если она хороший человек, и ты готов к отношениям, твое решение правильное. – А ты? Я не понял мутим мы с тобой или нет, но бля, ты больше сделал. Я тебя терять не хочу. Ты же никуда не денешься? Тебе больно не будет? – Куда я денусь, а? Будем дружить дальше и все. Я думаю, она крутая, если тебе так нравится.***
Ира. Иру я люблю, как того, кто делает счастливым дорогого мне человека. Ты рассказываешь ей задушевное без алкашки и поешь матерные частушки под гитару. Не знал, что у тебя в гараже есть гитара. Я не ревную, никогда ревновать не буду. Надо принимать выбор человека, который дорог, даже если выбор не в пользу тебя. Мы гуляем часто втроем, я рассказываю, как у меня лопнуло дно сковородки, Ты ржешь и смотришь на Иру, проверяя смешно ли ей. Вы уютные и красивые оба, оба не против моего присутствия в ваших жизнях, я не чувствую себя третьим лишним. Чувствую только, как в ложбинку между ключицами долбится тупой болт. Обида, потеря, что это вообще? Он не может сделать больно, поэтому надоедает тупым биением. Я игнорирую, продолжаю раскладывать Уно на троих. Ты рассказываешь, как Ира заставила тебя прочитать "Повелителя мух" и какая это скукотища. Конечно, ты только "Гарри Поттера" и осилил. А вечером я обнимаю свернутый в трубочку плед. Не с Молнией Маккуином, тот слишком тонкий, чтоб напоминать по габаритам человека, а совковый, грязно-синий. Я снова прижимаюсь лбом к колючей ткани со всей нежностью, на которою меня хватает. Мне стыдно за мокрые следы от слез, мне стыдно, что я так эгоистично хочу другого человека.***
Мы стоим втроем у вашего подъезда, вы провожаете меня на такси. Атмосфера новогодне-романтичная, хочется творить что-то в тему. Ты целуешь Иру, а я не могу не смотреть. Я в деталях вижу, как твои губы накрывают ее, как ты греешь руки под ее капюшоном. А я представляю себя. Касаюсь своих волос, вспоминаю твою выходку в Эрарте и рвано скулю от желания материализовать мысли, хорошо, что ты этого не видишь. Прости, Антош, под бой курантов я загадал, чтоб ты целовал так меня. Я наврал слегка в том разговоре, мне очень больно.