телу тоже больно

Он любил его. Любил его всего. Всё, что с ним связано. Прогулки поздней ночью, мотоцикл, что когда-то в юности украл где-то Кирилл (за что ему не раз впоследствии влетало от Серёжи), пьянящий дождь и запах бензина на старой остановке. Модный аромат дорогого парфюма и терпкий, едкий привкус сигарет. Тёплые губы со вкусом любимой апельсиновой жвачки, завораживающие капельки дождя на тонких чёрных ресницах и глубокое море, бирюзово-серое, это море глаз, где волнами плескались ехидца с сумасшедшей институтской любовью, когда сбегаешь с последней пары, чтобы проводить любимого программиста на обед, иначе он забудет перекусить хоть чем-то; когда летишь к нему с пивом, а он выбрасывает твои сиги и весь алкоголь в окно, искренне беспокоясь о твоём здоровье, а через некоторое время сам стоит у настежь распахнутого окна , неумело закурив очередную сигарету, пытаясь заглушить старую душевную боль коньяком и марихуаной. Вырываешь у него яд из рук и точно также швыряешь в окошко. Эта дикая любовь, когда всё вместе, эмоции выкручены на максимум, и всё смешалось в один пёстрый взрыв. Всегда вместе, всегда рядом. Любовь того самого уровня, где поровну и множество ехидных насмешек, и взаимная забота и беспокойство друг о друге. Он любил бесконечные гордые рассказы Кирилла о своих ветреных похождениях. Нет, он отнюдь не одобрял такие приключения, просто любил его мягкий, кошачий, завораживающий голос. Он любил, когда Кирилл ерепенился в ответ на бесцеремонные заявления о том, что он ещё совсем ребёнок. Ребёнок... Его любимый ребёнок. Разница почти в десять лет. Каждый раз он обещал себе, что не пустит его одного на очередную вечеринку. Его друзья... Они никогда не были его друзьями. Было очень больно осознавать, что всё это скопище малолетних идиотов держится с Кириллом только из-за его статуса. Из-за денег. И почему Кирилл гордился этим? Статус, деньги... Пф. Всё сгорит. Больно... Боль просыпается. Кирилл начинает что-то скрывать. ...Он любил, когда Кирилл заходил за ним в офис, чтобы вытащить прогуляться по крышам. Серёжа показывал ему блёклое звёздное небо, рассуждал о вечных истинах, до которых, честно, Кириллу не было никакого дела. Они просто наслаждались обществом друг друга. Кирилл рассказывал об уличной жизни города, но только немного, чтобы Серёжа не расстраивался в очередной раз от несправедливости современного общества. Он любил, что его Кирюша одевается стильно, но неброско. У них были разные вкусы и в одежде: Кирилл предпочитал городской, спортивный, молодёжный стиль, а Серёжа любил классику. Но они сошлись в том, что не старались выделяться из толпы. Они выделялись и так. Серёжа, спокойный, серьёзный, с тихой, рассудительной улыбкой на лице, и Кирилл, порывистый, руки в карманах, походка быстрая и слегка развязная, улыбка наглая, растянутая. Серёжа был нужен Гречкину, чтобы усмирять иногда его горячие порывы юности, а Кирилл Разумовскому - чтобы подбавлять уверенности во всём. Они сошлись, воздух и дикий необузданный пламень, и прекрасно дополняли друг друга. Сергей чувствовал, что что-то начинает рушиться в их с Кириллом жизни. Парень стал часто пропадать где-то, мало говорил, всё больше пил своего институтского пива по утрам и хмурился в ответ на все ласки Серёжи. Он уже не подпускал его к себе, не позволял по-отечески целовать в лоб, обнимать на ночь, и уходил спать куда-то к новым знакомым. А потом появилась машина. Новая машина с очень странными номерами. Модная машина. Очень и очень дорогая. Серёжа был неглуп и быстро догадался, что машина краденая. Он пытался говорить с Кириллом, но тот избегал общества Серёжи всё чаще и тщательней. "Нам нужно расстаться." Больно. Больно... Расстаться. Надо. Хорошо, дорогой. Если ты так будешь счастливее, то ладно. Прощай. Он исчез из жизни Серёжи. Но Разумовский продолжал любить ночные закоулки Питера, слушал любимые кассеты Кирилла, изредка играл на его старой рок-гитаре, хотя раньше уважал одно лишь фортепиано. Иногда ему снились любимые весёлые глаза с безудержными огненными искорками. Он вскакивал и подбегал к окну. Возле него часто стали появляться вороны. Чёрные, много чёрных. И одна белая. Он полюбил ворон. Серёжа часто вспоминал родное до боли, до сладкой ломоты в сжатых пальцах, до приятного покалывания в сведённых судорожно ногах пламя. Молодое, совсем ещё юное. И ведь никто не поможет. Не защитит. Пропал любимый принц. Связался не с теми, с кем надо. "Зачем. Кирюша, зачем..." Гордый Разумовский долго плакал, сидя на холодном полу. Разбитый телефон валялся где-то поодаль, а на экране застыла одна новость: сбил. Сбил. Этого не должно было случиться. "Это моя вина... Простите." *** Нервно трясутся руки. Губы поджаты, а слёзы срываются неудержными серебристыми потоками. Снова холод, коньяк, марихуана. Прости и ты, Кирилл. Я должен отбросить чувства. Не существует чувств, им попросту не осталось места. Зато есть долг. Справедливость. Прости... Разбитые в кровь ладони. Я не Разумовский. Я - лучше. Он должен умереть. Пронзительный, отчаянный вопль. "ЧТО ТЕБЕ НУЖНО?!!" Горит моё пламя. Сгорает. И тухнет. "Правосудие."