***
Коу после званого обеда и всех официальных мероприятий, отдав приказ расположить гостей в отдельные покои, короткими путями пробирался в сад. Повелитель хотел поскорее выйти из этого душного и шумного, напичканного людьми, здания и оказаться в плену ночной прохлады, свежего воздуха и прекрасного ландшафта. Он любил это место. Сад созданный руками его матери, которая так упорно сажала каждый куст или цветок, не обращая внимания на слова своего мужа, что: «можно попросить и слуг, они тебе посадят всё что захочешь и где захочешь». Но женщина упорно сажала, ухаживала и облагораживала этот клочок земли, делая его фактически уголком рая вокруг адского пекла. Здесь султан чувствовал себя собой. Без масок суровости и серьезности, без мыслей о восстаниях и предателях. Даже воспоминания исчезали на время. В голове образовывался вакуум, не пуская ни одной мысли. Кроме одной.… Даже находясь здесь, в месте очищения его сознания, из его головы всё никак не выходил Мисаки. Он всё время думал. Думал о том, чем мальчик тогда его поразил и зацепил за живое. Думал, как отпустить подобные мысли о нем. Но после сегодняшнего танца, когда наложник украсил свой танец Повелителю, упав на колени и склонив голову, показывая своё подчинение и смирение. Мисаки даровал свою жизнь Коу, преподнося это как подарок. Тело танцора как бы говорило: «Я готов служить вам. Я готов быть с вами. Я доверяю вам свою жизнь. Я хочу быть твоим». И султан с радостью принимает такую жертву, хотя отчасти понимая разумом, что это запрещено. Запретов в государстве Коу было намного больше, чем дозволений, что, конечно, вызывало недовольство обычных жителей. Он уже думал отменить большую их часть, дать хотя бы минимальные свободы женщинам, - гарем, к примеру, по мнению султана уже изжил себя, - уменьшить налоги, сократить штат прислуги, дать свободу вероисповедания и любви, переделать дворец. С последним связано слишком много негативных воспоминаний и Повелитель грезил новым дворцом – меньше, чем сейчас и оформленный более скромно. Коу не понимал смысла в тридцати пустующих комнатах на третьем этаже. Когда-то давно они были построены еще его дедом, но спустя пятьдесят лет туда никто не ходит. Повелитель медленным шагом приближался к беседке, находящейся в середине сада. Оттуда было лучше видно, с какой стороны Мисаки подойдет к нему. Изначально Коу не думал, зачем он позвал ночью наложника в сад. Хотелось просто побыть рядом с ним, вдали от чужих глаз, в тишине, показать это место, которое было так дорого ему. Сегодня мальчишка поразил его еще глубже в сердце. Султан каждую ночь до приема, зная, что наложник учится танцу, представлял себе во всех амплуа и ракурсах, как Мисаки будет для него танцевать перед всеми, а потом, ночью, уже повторит танец для него лично в его покоях; как с юного, худощавого, бледного тела потихоньку, раз за разом, с каждым движением, будут спадать предметы одежды, украшений; как предстанет перед ним полностью обнаженным, а Повелитель, приблизившись к нему, вдыхая сладко-пряный запах тела мальчика, кончиками пальцев касаясь фарфоровой кожи, нежно поцелует шею, как раз там, где бьется пульс. От подобных мыслях по телу прошел разряд тока, сменившись приятной истомой, и султан вздохнул, закрывая глаза, пытаясь пустить мысль всё дальше и дальше, в самые дебри своего сознания. - Где же он ходит? – прошептал Коу, взглядом окидывая все дорожки сада. - Повелитель! Господин! От размышлений и поиска глазами знакомого силуэта, султана отвлек крик евнуха гарема, доносившийся откуда-то из глубин сада. - Повелитель, - слуга подбежал к беседке, учтиво поклонился и, пытаясь отдышаться, затараторил, - происшествие в гареме! - Что опять не поделили?! – Коу бросил на смотрителя гарема взгляд, от которого тот вжал голову в плечи и, сутулясь, попятился назад. - Это связано с Вашим наложником…..***
Метания по покоям не принесли никакого прогресса в составлении плана. Мисаки не придумал никаких путей обхода и решил идти обычным путём, через гарем, покои гостей и Повелителя, надеясь что в такой поздний час никто его не обнаружит. Его душа рвалась в сад, ведь там Повелитель. Тот самый Повелитель, что сегодня не сводил с него взгляд на приеме, раздевая глазами. Наложник, танцуя на ватных ногах, буквально чувствовал, как на его теле выжигают глазами фразу: «собственность Султана Коу». А три дня назад, когда в наказание за провинность мужчина снял с него всю одежду, поставив на колени и заставив терпеть всю физическую и моральную боль, Мисаки вдруг ощутил прилив желания, от которого ему было стыдно все эти дни. Наложник представлял, как султан, целуя его лицо, гладя волосы, с ямочек и скул переходит на губы, слегка, почти невесомо, касаясь их, пробуя на вкус. И как более страстно впивается, практически лишая мальчишку способности дышать, двумя руками охватывая лицо, иногда кусая губы, язык, поцелуями спускаясь ниже, к шее, ключицам, груди; руками, уже сильнее, трогая грудь и талию, переходя на внутреннюю сторону бедра…От подобных мыслей по телу наложника проходила волна наслаждения, смешанная со страхом и стыдом. Мисаки очень сильно боялся, что хоть одна живая душа прочитает его мысли, которые по зову разума и были запретными, но всё же очень приятными. Он тихо прошел мимо спящих девушек гарема, мимо покоев евнухов, и почти дошел до двери, ведущей на выход из этого «священного места», как женская рука пальцами вцепилась в волосы, оттащив назад, швырнув как котёнка на пол. Парень от неожиданности не успел сообразить, что произошло, и упал на спину, довольно ощутимо ударившись затылком о мраморный пол. Дверь закрыли собой несколько девушек, еще несколько, вцепившись мальчишке в волосы, потащили его обратно, особо не церемонясь в обращении. Ногти впивались в кожу головы, наложник брыкался, вырывался, но четыре девушки, две из которых тащили его за руки, не давали возможности хоть что-то ему сделать и защититься. Рабыни, затащив его обратно, принялись рвать на нем одежду, царапать, бить по лицу, по телу, оставляя на ровной и чистой коже ссадины и гематомы, вырывать волосы с корнем, бить ногами по груди и животу, пинать. Сначала Мисаки кричал, вырывался, одну из рабынь смог схватить за лодыжку, повалив на пол, но один шестнадцатилетний парень против толпы обезумевших девушек не мог ничего сделать. В одно мгновение он просто провалился в темноту, уже не ощущая ударов. Ему было всё равно, он знал, что рано или поздно такое произойдет – девушки не потерпят соперника на своей территории и всеми силами вытравят его из этого места. Он ждал яда в еде, стекла в обуви, кислоты в лицо, но обитательницы гарема решили пойти чуть-чуть другим путём. - Вы что творите, с ума сошли?! Султан вас казнит! А ну разошлись все быстро! – голос главного евнуха был последним, что услышал Мисаки, перед тем как окончательно провалиться в темноту.