Я всегда выполняю свои обещания

Ватные ноги сами понесли коротышку в сторону своего экзекутора, несмотря на то что другие конечности от непонятного страха и беспокойства будто уже атрофировались вовсе. Интересно, а могло ли быть еще хуже? Шпунтик мотнул головой. Про «еще хуже» точно было лишним, уж проверять это утверждение не хотелось вовсе, итак уже все перспективы были отнюдь не чудесными. Все было даже чересчур по-классике: рукам резко стало очень холодно, на лбу от внутренних переживаний появилась испарина, комок нервов в один момент свалился куда-то в низ живота, и там уже стянулся в тугой узел, заставляя коротышку невольно нервно сглотнуть. На Винтика в этот момент можно было даже не смотреть — образец решительности, в чистом его проявлении. От одного только его вида задняя часть начинала фантомно саднить, не говоря уже о том что младший механик находился еще не на его коленях. — Быстрее начнем — быстрее закончим, давай, — мониторским голосом продиктовал старший механик, закатывая рукава. Легко сказать, братец. Особенно, если наказывают не тебя. Но отступать уже было поздно, да и в памяти были еще слова, которые Винтик так резко вбросил в порыве злости. Мотнув головой, Шпунтик подошел ближе и застыл в нерешительности, не совсем понимая что требуется от него дальше. Подняв глаза на Винтика, он дернул плечами в непонимании, надеясь на какие-то дальнейшие инструкции к действию. Все же, его никогда не наказывали таким образом, и всех актов процесса он знать уж точно не мог. — Ну, чего застыл-то? Штаны вниз. Не заставляй меня стягивать их с тебя самостоятельно. А потом — вот сюда, — Винтик вновь похлопал себя по коленям, и наблюдая за младшим механиком, невольно усмехнулся. Дрожащими ручками тот долго возился с пуговицей, при этом потешно сопя и хмурясь. Для него обстановка только накалялась, в то время как внутри Винтика царило холодное спокойствие и уверенность в своих действиях. Похвастаться опытом в таких наказаниях он не мог, но многого уметь там особо и не нужно было. Главное, что до этого времени успела испариться та самая колючая агрессия, которая плескалась внутри все это время. Не хотелось делать братцу больнее, чем следовало, ведь он заслужил только то, что было обещано, но не более. Наконец справившись с пуговицей, Шпунтик медленно стянул вниз штаны, оставаясь лишь в обычных черных трусах, и нерешительно опустился животом на колени старшего механика, провисая в потешной позе. По спине прошелся холодок, а потом и целый табун мурашек разом, заставляя Шпунтика невольно вздрагивать. Руками до пола он не доставал, ногами тоже, поэтому несколько секунд ерзал, принимая для себя удобную позицию. Винтик же, видя что младший механик решил смухлевать и подставить под удар большую часть спины, а не задницы, только усмехнулся и рывком поправил провинившегося коротышку так как следовало. Белье пока с него он благоразумно решил не снимать, чтобы еще больше не смутить. Но это только пока, даже сам старший механик не мог предположить, в какую стадию наказание перерастет дальше. — Сколько я там тебе обещал? — будто невзначай спросил Винтик, вытащив свой ремень из штанин и уложив его прямо перед носом Шпунтика, вызвав у того нервный вдох. — А это зачем.? — в голосе провинившегося малыша звучал весь спектр нервно-переживательных ноток, которые он уже даже скрыть не пытался. — Потом узнаешь. Так, сколько было обещано? — Винтик уложил одну руку на спину младшего механика, неосознанно проводя ей сверху вниз, будто стараясь успокоить перед самим процессом. Непонятно, правда, кого именно — себя или его. — Две сотни… — Шпунтик нервно икнул, избрав выражение «две сотни», которое, по его мнению, звучало не так пугающе как «двести». Все таки, чего уж там, всего лишь два по сто, звучит не так много… — Отлично. В сарае было так тихо, что Винтику казалось, будто он слышит с какой силой бьется сердце Шпунтика, лежащего у него на коленях. Вид такой покорности даже немного ласкал внутренних демонов, которые уже предвкушали расплату. Но старший механик не торопился с действиями. Внутренний перфекционист, который помогал ему в работе, и здесь требовал сделать все по правилам, чтобы не получить в итоге нежелательных результатов, не переборщить с вымещением своих внутренних обид. — Теперь о правилах. Говорю один раз, повторять не собираюсь. Советую не перебивать, так как от этого, получается, напрямую зависит твоя дальнейшая судьба, — Винтик остановился, ожидая ответной реакции на свои слова. — Тут тоже есть какие-то правила? — Шпунтик попытался обернуться через плечо, в панике перебирая в голове какой список правил вообще может быть в процессе наказания. — Безусловно. Во-первых, тебе нельзя брыкаться, лягаться, кусаться и бить меня ногами или руками. Запоминай внимательно, если я почувствую что-то такое во время процесса — получишь в конце еще десяток ремнем, я не шучу. Это понятно? — Понятно… — Шпунтик горестно вздохнул. И чего же ему не жилось спокойно? Сейчас бы не пришлось лежать у Винтика на коленях и запоминать правила, чтоб в процессе наказания не ухудшить свое и без того печальное положение. Внутренний запал испарился сам собой, оставляя коротышку и его подавленную гордость самих расправляться со всеми нависшими угрозами. Страшно уже не было. Скорее, эти чувства можно было описать как «ожидание неминуемого», когда на ситуацию ты влиять уже не можешь в принципе, а итог уже итак ясен без лишних вмешательств. Самое неприятное из того что творилось внутри — беспокойство и нервозность, из-за которых в мысли свои уйти было невозможно даже при очень сильном желании. Невольно приходилось выслушивать весь поток поступающей информации. — Извинения во время самого процесса толком ничего не изменят, все что тебе обещал я все равно исполню. Но я приму к сведению твое раскаяние. Кричать можешь, если сильно будет невтерпеж. Но если сюда кто-нибудь придет — тебе придется объяснить свое странное положение, — Винтик между тем продолжал, чувствуя как тело на его коленях напряглось. Безусловно, он сразу планировал ничего не рассказывать братцам, которые стали наблюдателями их перепалки. Потом, помирятся, разберутся что к чему, как-нибудь уж объяснят свое отсутствие… Старший механик в этом плане был честен, как перед собой, так и перед провинившимся Шпунтиком. Шутка ли — сначала получить, а потом еще оправдываться перед другими, краснеть, слушать шуточки всякие. Винтик мотнул головой. Нет уж, в этой ситуации публичности места точно нет. Да и зная характер помощника старший механик почти со стопроцентной уверенностью мог заявить что кричать тот после такого заявления не станет вовсе, склад характера у него не тот. Шпунтик был из тех коротышек, которые не любят показывать другим свои слабости и поражения. Значительные или нет — это не играло особой роли. — Понятно, — голос снизу прозвучал сипло и как-то более покорно-удрученнее, чем до этого. Но старшему механику это было даже на руку, в мыслях утвердился факт того что выбор Шпунтика был сделан именно в эту сторону, самостоятельно. Винтик еще раз прислушался к своим ощущениям. Что-то внутри него едким голоском твердило что все происходящее — неправильно. Что он не должен был срываться, что выдвигать такой странный выбор тоже не следовало. Но голосок был слишком тихим, чтобы услышать его через пелену властных чувств и решительности. На данном этапе жалеть ни о чем Винтик точно не планировал, а лишь больше уверился в собственной правоте. Метод «от противного», похоже, сумел дать сбой, так как покорное согласие Шпунтика сумело лишь раззадорить, убедить старшего механика в правильности собственного решения. Да и потом, нужно было наконец поставить помощника на место, в кой-то веке выдался шанс выдать ему все причитающееся по самое не балуйся. Обида все равно взяла верх, несмотря на все «за» и «против». — Готов? — Готов… Слова прозвучали метко и броско, как гром среди ясного неба. Ощущения были странными, будто самый необычный сон, который можно было назвать липким и неприятным, резко стал перекидываться на реальность. Шпунтик поежился, уже на начальном этапе ощущая все прелести неудобного положения на коленях Винтика — спина неприятно саднила, ноги затекали. Но были у этого и какие-то странные особенности. Младший механик не мог видеть того что происходило за его спиной, поэтому чувствительность всего тела обострилась до предела. В один момент он ощутил как рука старшего механика, до этого мирно покоившаяся на его спине, пропала и переместилась куда-то вниз, но появилась другая, прижавшая его за плечи к чужим ногам. «Началось», — успел было подумать коротышка до того момента как на одну из ягодиц приземлился первый шлепок, тут же испаряя из головы вообще все мысли разом. От неожиданности Шпунтик ойкнул с силой ухватился пальцами за штанину Винтика, будто она могла как-то спасти его из этого положения. Оценить болезненность первого шлепка он не успел, так как сразу получил второй, третий, четвертый… Винтик чувствовал, как провинившийся малыш на его коленях ерзает, внутренне смиряясь с первой десяткой болезненных ударов. Останавливаться он не планировал, лучше других знал что если дело начато, то нужно доделать до конца, независимо от его сути. Рука била четко, поставленно, резонируя силу каждого из шлепков, одинаково уделяя «внимание» каждому миллиметру подставленной для ударов части тела. В голове промелькнула шальная мысль о том, какой вид практики будет теперь в его копилке испробованных в жизни занятий. Все работало как часы — одна рука была занята «обрабатыванием» непослушного зада, вторая пыталась удержать постоянно дергающиеся плечи на месте, чтобы Шпунтик в процессе случайно не свалился на пол. Эмоции тоже были в узде, будто их перевязали нитями из решительности и четкости, чтобы в случае чего они не смогли помешать завершить начатое, или, наоборот, перегнуть палку. И все же Винтик постоянно ловил себя на том, как прислушивался к каждому ойку и сдавленному выдоху младшего механика, невольно прерывая процесс на пару секунд, давая ему и себе небольшую передышку. Внутри плескался странный импровизированный коктейль из непонятных чувств и ощущений, которые старший механик старательно задвигал на задворки сознания, почти не останавливая методичные движения руки. Замах-удар, замах-удар. Пыльное помещение наполнялось лишь звуками шлепков и редкими постанываниями. — Больно… — зажмурившись, Шпунтик пытался разобраться в количестве шлепков, которые уже получил, чтобы хоть как-то заставить мозг работать и переключиться с болезненных ударов по его многострадальной задницы. — Так и должно быть, заслужил, — голос Винтика прозвучал издевательски флегматично, заставляя младшего механика только еще сильнее сжать ткань штанин между пальцами. После первой, кажется, полусотни, Шпунтик уже окончательно запутался в цифрах, зад уже саднил не то что неприятно, это была уже настоящая, нешуточная жгучая боль. Даже тонкая ткань белья не спасала от постоянно приземляющихся ударов, и сколько бы коротышка не вилял задом, от болевых ощущений было никуда не спрятаться. Снаружи полыхал будто пожар в форме отпечатков чужой ладони, а внутри, от каждого удара, по коже разбегались будто маленькие электрические разряды. Казалось, боль вытеснила вообще все ощущения, младший механик уже забыл когда в последний раз чувствовал себя неудобно в этом положении. Масло в огонь еще подливало чувство вины, которое в процессе только больше нагнетало, чем отрезвляло. Не веди он себя как обиженный — наверное и не пришлось бы сейчас расплачиваться за свое отвратительное поведение. Шпунтик уже пожалел обо всем о чем только мог, и даже о том что ему в экзекуторы достался именно Винтик. Вот уж у кого, а у него, всю сознательную жизнь занимающегося именно ручным трудом, ладонь была точно тяжелая. Старший механик останавливаться точно не планировал. С верхней части он перешел в место, из которого ягодицы переходили в бедра, старательно обрабатывая его новыми шлепками. Шпунтик даже невольно взвыл, больше от собственной невезучести даже, чем от боли, ведь теперь и процесс сидения будет напоминать ему о пережитом наказании. Если он, конечно, его переживет… — Винтик.! — получив очередной сильный шлепок, Шпунтик невольно вскрикнул, с силой ударив кулаком по чужому колену. Тут же он в ужасе замер, ощущая как рука, до этого старательно наносившая удары, остановилась. Нет, это было не со злости, больше от неожиданности и необдуманности своих резких движений. Но мозг услужливо вывел в памяти образ черной змеи-ремня, покоившегося перед его лицом, на которого он старался не смотреть в процессе наказания. — Я предупреждал, Шпунтик. Нет, я в принципе готов принять причину твоей злости, но все еще искренне убежден что из нас двоих злиться должен не ты, а я, — Винтик даже остановился, внутренне ошалев от того что только что произнес вслух. Что-то ему подсказывало, что младший механик сделал это не столько нарочно, сколько от невозможности терпеть больше. Они методично приближались к половине исполненных ударов, и, похоже, Шпунтик был близок к какой-то своей внутренней черте, за преодолением которой скрывались какие-то другие эмоции. — Я не специально… — эти слова дались младшему механику тяжелее, чем все предыдущие. Он терпеть не мог оправдываться, а во время наказания эти слова угнетали его внутреннее гордое «я» еще больше чем обычно. — Верю, но тебе ли не знать о том, что я всегда делаю только то, что обещал. К слову, мы добрались до половины, — с этими словами Винтик припечатал новый шлепок прямо в середину чужого зада, обдавая новой волной боли сразу две ягодицы, вызывая у Шпунтика новый сдавленный вдох. Продолжая методичные удары, Винтик внутренне удивлялся тому, сколько выдержки было у Шпунтика. Вытерпел сотню шлепков, не кричал, не умолял о пощаде. За последнее старший механик был ему искренне благодарен, так как не был уверен в том что мягкое сердце выдержит такое и не заставит его прекратить экзекуцию. Но собственные убеждения все еще занимали ведущую позицию, старательно задвигая собственные сожаления куда-нибудь подальше, чтоб не мешались. Он обязательно все еще раз обдумает, но позже. Когда-нибудь обязательно позже… И как только Винтик вновь с силой опустил ладонь вниз, он услышал снизу первый сдавленный всхлип. «Заплакал», — пронеслась в голове отчетливая мысль, которая выбила старшего механика из колеи. Он даже на мгновение ослабил хватку от неожиданности. Вот уж кого, а Шпунтика он редко мог застать в слезах, это был не способ выражения его эмоций. Значит, было настолько больно… Но малыш даже ни разу не извинился, хотя у него был такой шанс. Может, ему вообще не жаль, кто его знал. Хаотичные мысли носились в мозгу с неимоверной скоростью, заставляя уже избрать наконец какую-нибудь линию поведения, чтобы не сидеть в ступоре как ошалевший кузнечик. Но с другой стороны и убеждения свои предавать не хотелось, внутренняя задетая гордость никак не хотела оставаться без расплаты. Обычно, никто из коротышек не позволял вести себя так с ним, а Шпунтику тем более такое поведение было непростительно. Да и потом, не сядет ли он ему на шею, если он сейчас его пожалеет и даст заднюю… Винтик мотнул головой, старательно отгоняя от себя наваждение, выбившее его из привычной колеи. Нет. Заслужил. Заслужил, и обязательно получит все в полной мере. А слезы…проще было трактовать это как типичную реакцию на боль, не более. Ущемленное личное достоинство снова выиграло в борьбе с жалостью. Шпунтик уже окончательно потерялся в пространстве и времени, в количестве болезненных ударов, с которыми тяжелая ладонь братца приземлялась на его зад. Звук шлепков, казалось, уже отпечатался в сознании мертвым грузом, а боль, до этого концентрировавшаяся в одном месте, уже успела разлиться вообще по всему телу. Наверное, синяки останутся… Сколько бы младший механик не старался сдерживаться и стирать ладонями влагу со щек, все выходило слабо. В конце концов он уже просто не выдержал и перестал себя останавливать, пуская все испытываемые переживания и боль на полный самотек. Слезы в беспорядочном порядке стекали из глаз, падали на пол и на рукава куртки. Наверное, сейчас он выглядел очень жалко, за это было еще обиднее. Противному «я» было тяжело смириться с поражением и с тем, каким образом его задвинули на место. Нужно было не выеживаться, а поговорить с Винтиком с самого начала нормально. Шпунтик ощутил, насколько неловко было ему за свое упрямство. Боль странно структурировалась в мозгу, выдавая на поверхность взятые вместе сожаление и злость. Ему хотелось одновременно кричать, плакать, закончить уже эту канитель унижения за свои проступки. Но впреди был еще ремень, о котором малыш старался не вспоминать. «Пускай Винтик потом только попробует подойти — получит в нос точно», — пронеслась в голове колкая, почти по-детски обиженная мысль. Старший же механик действовал уже по избранной автоматической траектории, сознательно игнорируя громкие всхлипы и трясущиеся от рыданий чужие плечи. Больно было — заслужил, все-таки. Так было проще не задумываться вообще не о чем, не давать волю жалости и не чувствовать себя каким-то моральным идиотом. Пока в голове сложился лишь образ карателя, и, ведь, в конце концов, Шпунтик же не в истерике. Ну, поплачет, да, но ведь успокоится же? Никто никого ни к чему не принуждал, его обидели — он обидел в ответ, все честно. — Последний, — зачем-то вслух предупредил Винтик, нанося заключительный шлепок. Больше, скорее всего, для Шпунтика, чем для себя, чтоб он осознал что они почти подошли к завершающей точке. Малыш, лежащий на его коленях, нервно дернулся и выдохнул, красноречиво подняв заплаканную мордашку на ремень. — Я правда не специально, дернул просто, а она, оно…так вышло… — срывающимся из-за слез голосом проговорил младший механик и опустил голову. Винтик промолчал, беря в руки ремень, который неприятно звякнул тяжелой бляшкой. Не хотел, а вышло ведь. Но… Шпунтик сейчас выглядел и вовсе печальным образом. Разбитый, подавленный, заплаканный — этот вид заставил старшего механика вздрогнуть от накатившей ни с того ни с сего жалости. И кто только звал ее сейчас, ведь осталась-то всего какая-то дюжина ударов. Нет, нужно закончить начатое, закрепить результат еще более острыми ощущениями. Шпунтик, видимо окончательно смирившись со своей участью, безвольно повис на его коленях. Последнее испытание всегда самое тяжелое — Винтик успел лишь убедить себя в этой мысли, и, поддаваясь неясному порыву, резко стянул с малыша белье — последнюю призрачную защиту. Увиденная картина перемкнула что-то внутри у механика сразу же, как только взору открылся наказанный зад. Нет, он догадывался как и что будет выглядеть после двухсот ударов, но один только вид пунцовой кожи, с припухшими, кое-где местами побелевшими отпечатками его собственной ладони, сразу вывернул наружу все переживания. Стало…жалко. Вся его уверенность в неправильности собственных поступков была достана наружу, наконец задвигая обиду на задние позиции. И тут же, как по заказу, показало свою зубастую голову чувство вины и неуместного раскаяния. Рука, до этого решительно сжимающая ремень, безвольно опустилась вниз, роняя его на пол. Пожалел, не захотел делать еще больнее, простил тот несчастный удар кулаком по колену. Не смог. — Поднимайся, закончили… — в этот раз уже голос старшего механика прозвучал сдавленно и как-то сипло, пока он натягивал спущенное белье назад. Шпунтик еще несколько секунд провисел на коленях братца, пытаясь справиться с волнами накатывающих рыданий, хоть немного привести себя в более спокойное состояние. Хотелось спрятаться, убежать, хоть куда-нибудь деться, лишь бы больше не показываться в таком невнятном состоянии. Чувствовал ли он радость за то, что сохранил прежние отношения с Винтиком? Он даже сам себе не мог дать ответ на этот вопрос, от Винтика сбежать сейчас хотелось в первую очередь, несмотря на то что они не успели даже толком поговорить. Завтрак, ссора в столовой, погоня, наказание — события, казавшиеся ранее вечностью, теперь смешались в один большой ком череды стоп-кадров и уже не казались такими долгими. Сейчас он не чувствовал ни вины, ни злости, ни раскаяния, ни обиды. Ощущались лишь боль и жар, прекратить которые хотелось неимоверно. С трудом поднявшись с колен Винтика, малыш стал яростно натягивать штаны, игнорируя жгучую боль, которую приносило трение грубой ткани об наказанную кожу. Выглядел он сейчас, наверное, очень жалко — взъерошенный, с трясущимися ногами, заплаканный. Тело било странной, будто от тяжелого озноба, судорогой. Непослушные дрожащие пальцы никак не могли справиться с застежкой на штанах, это злило еще больше. Шпунтик был готов уже истерить в голос от всей несправедливости, ругаться, драться, что угодно делать лишь бы прекратить это пугающее состояние. Слезы застилали глаза, так что он еще больше злился на то что ничего не получается, и неосознанно громко всхлипывая, другой рукой пытался стереть мешающуюся влагу с глаз. Как же все вовремя навалилось. Про Винтика младший механик не думал вовсе, как вдруг… За талию из-за спины его обхватили руки, и мягко выудив из его дрожащих пальцев застежку несчастных штанов, без труда расправились с ней. От удивления, а может, от усталости, Шпунтик остолбенел. Он прекрасно понимал чьи это руки, и отчетливо помнил как обещал влепить их обладателю кулаком куда-нибудь в нос или глаз после процесса. Но даже после того как ему помогли со штанами, руки не убрались, а наоборот, притянули его ближе к чужому телу, мягко сжимая пальцы на боках. С чего это Винтик вообще вдруг решил его успокоить? Неслыханная щедрость. Но старший механик и после этого не успокоился. Он развернул Шпунтика к себе, обнимая его за спину. Нет, он не силой держал его на месте, даже руки не сжимали дрожащие плечи в полной мере. Они мягко скользили вверх-вниз, поглаживая, будто…извиняясь? Младший механик мог рывком вырваться из этих объятий, осуществить свой план по расплате за перенесенные унижения, мог ударить его и оттолкнуть. Мог. Но почему-то не толкалось, не билось, почему-то не вырывалось и не убегалось. Он поднял голову вверх, тут же встречаясь взглядом с Винтиком. Там уже не плескалось ни злости, ни решительности, ничего из того что было до этого. Вероятнее всего, это была какая-то боль сожаления, раскаяния. А за что ему-то раскаиваться? Непонятно… Поддаваясь неясному порыву, Шпунтик уткнулся в подставленное плечо. В нос тут же ударил ненавязчивый запах машинного масла и смазки для железа. Такой…родной что ли, привычный. Успокаивающий, хотя бы на время… — Поговорим? — уже не как гром среди ясного неба, а негромкий и нерешительный, прозвучал в тишине голос Винтика.