Сказки-бусины

— Он ещё довольно долго сопротивлялся. Женщина говорила ясно, отчётливо, её ровный голос эхом разносился под каменными сводами. Но юноша даже не повернул головы: неловко согнувшись, упираясь коленом в каменный пол, он что-то разглядывал, и подрагивающие пальцы осторожно выкладывали тонкие поблескивающие полоски одну к другой. Рокэ помедлил, перевёл взгляд со склонённой русой макушки на лицо своей спутницы. — И как же это всё понимать, эрэа? Она слегка повела плечами. — Жемчужины Ожерелья не могут не соприкасаться. Что происходит в одной из них, порой затрагивает и другую. Признаться, мне давно уже наскучила эта задумка с зеркалом — но осколки разлетелись слишком далеко. Впрочем, чего ещё стоило ожидать от мира, над которым тролли обрели такую власть?.. — Тролли, эрэа? — Надоедливые создания, больше всего на свете любящие кривые зеркала и ложные отражения, — женщина качнула головой. — У меня дома они, по крайней мере, знают своё место, а здесь… Что-то тоненько звякнуло. Рокэ вновь повернулся к юноше, огорчённо рассматривающему разлетевшиеся кусочки узора. Сев прямо на пол, юноша растёр зябнущие, побелевшие ладони, поднёс ко рту. — Будет пробовать ещё, — тонкие бледные губы женщины тронула усмешка. — Каждый из них верит, что он-то уж точно справится. — «Вечность»? — Рокэ нахмурился, пытаясь разобрать очертания слова. — Обычно выкладывают именно её, — женщина согласно наклонила голову, — к ней стремятся, её тщетно пытаются постичь… однако, — в голосе мелькнуло что-то похожее на удивление, — этот, кажется, хочет сложить «верность». Ну да что же, это ничего не меняет, она ему всё равно не по силам. — Но вы можете отпустить его, эрэа. — Я его и не держу. Если желаете, спросите его, хочет ли он отсюда уйти. — Он же не видит ни меня, ни вас, — поморщился Рокэ, — ему мерещится Альдо или ещё какие-нибудь ызарги. Он ждёт их. Куда же ему идти, карьярра! — Он видит то, что хочет видеть — не больше и не меньше. Осколки зеркала способны навеять удивительные грёзы, но берутся эти грёзы из человеческой памяти. Слабость обращается в силу, красота — в уродство, любовь — в ненависть… Вам не стоит тревожиться о юном Ричарде, — она слегка качнула головой, — ему хорошо здесь. — Настолько хорошо, что у него синеют пальцы, — сухо произнёс Рокэ. — Эрэа, вы ведь знаете средство освободить Ричарда. — А вы — не знаете? — брови безмятежно приподнялись. — Юность вашего мира не так уж отличается от юности моего, а вы слышали немало легенд и сказаний. Рокэ помолчал, следя взглядом за Ричардом, бережно придерживающим льдинку. — В легендах чаще всего рассказывается о том, как один юноша из старинного рода решил погубить другого — и воззвал к древним силам, чтобы вступить в ними в сделку. Но я сомневаюсь, что кто-то из врагов Дома Скал сумел не только узнать о существовании вашего зеркала, но и ранить Ричарда его осколком. — Разумеется, это не под силу рукам человеческим, — согласилась женщина. — Осколки разносит ветер, уколоть они могут любого. У кого-то кровь так горяча, что осколок растает и холод не дойдёт до сердца. Ну, а тот, кто вырос в горах, продуваемых всеми ветрами, кто не может согреть даже собственный дом, кого не научили слушать камни, кого не слышат… долго ли такому замёрзнуть? — Значит, это случилось ещё в Надоре, — медленно произнёс Рокэ. — До Лаик, до Олларии. — Он боролся, пока хватало сил, — женщина слегка усмехнулась. — Твёрд и незыблем, так? Борьба, конечно, напрасная. Рано или поздно каждый, кому в глаз попадает осколок, называет чёрное — белым, а ложь — святой правдой. Из глубины зала донёсся тихий вздох. Ричард сидел, подперев подбородок ладонью, и смотрел на узор льдинок беспомощными ясными глазами. — Против самых мощных чар лучше использовать самые простые средства, — сказал Рокэ. — Глаз, к примеру, можно промыть. — Я не сомневалась в вашей изобретательности, — она наклонила голову. — Но простое средство не всегда означает невысокую цену. — Стало быть, простая вода не подойдёт. Нужна кровь? — Рокэ приподнял широкий рукав. В светлых глазах мелькнуло веселье. — А вы уже и готовы ею истечь? От вас никто не требует столь жестокого испытания, герцог Алва. Ступайте к нему, — она кивнула на Ричарда, согнувшегося, прижимающего пальцами тонкую полоску. — А когда вам наскучат тщетные попытки, позовите меня. Я вас выведу. Рокэ почтительно поклонился, вновь поднял голову, вглядываясь в точёные черты прекрасного, невозмутимо спокойного лица. — Я прошёл Лабиринт, эрэа, — напомнил он. — Не для того, чтобы оставить Окделла здесь. — Ступайте, — повторила она, и он направился к Ричарду, зябко сжавшемуся, прячущему занемевшие ладони под воротником рубашки. — Что же вы, юноша, — голос эхом отразился от стен, рука опустилась на плечо, и Ричард вздрогнул, поднял голову, — долго ещё намерены разгадывать загадки?.. У неё не было причин задерживаться в чужом мире, который обитатели звали Кэртианой, а в своём её ждали дела. И всё же она медлила, рассматривая две нелепые, неловкие фигуры, замершие на камнях посреди пещеры. Черноволосый мужчина в запачканном рваном плаще обнимал за плечи юношу, что-то твердил, а тот смотрел широко раскрытыми глазами и, похоже, не понимал ни слова. Ждать осталось недолго. Рокэ вот-вот начнёт сердиться — на Ричарда, замкнувшегося во льде и камне, на себя, неспособного расколоть этот панцирь. А от злости и гнева недалеко до короткого, резкого взмаха рукой, до вырвавшегося сквозь зубы «так оставайтесь тут, бестолочь!» Конечно, Рокэ не желает смириться с поражением. Но даже если он поймёт, чем можно растопить лёд — он никогда не сумеет этого дать. Той слабой девочке из далёкого мира, пришедшей вызволять своего названого братца, было намного легче — она даже не думала ни о чём, слёзы сами потекли из её глаз. А Рокэ разумен, силён, горд, упрям, в нём самом внутреннего холода лишь немногим меньше, чем жара. Он не станет… вот только зачем он вообще шагнул в чёрный провал за оруженосцем, который когда-то поднёс ему отраву? А сейчас будто отогреть пытается. К груди притягивает, носом прижимается к виску. Опять что-то говорит, белая, унизанная кольцами рука гладит встрёпанный затылок. Нет, Ричард не услышит, напрасные усилия… а Рокэ очень не любит, когда у него что-то не получается. Вот оно: отодвигается, хмурится. Сейчас бросит что-нибудь резкое, поднимется рывком… нет, рук не убирает, всё так же обнимает Ричарда. Жаль, не видно лица Рокэ, выражения глаз. Впрочем, не всё ли равно? Ему придётся отступиться — сейчас или вечность спустя. Потому что Рокэ Алва никогда не проливает слёз — и уж точно не заплачет о Ричарде Окделле. Ведь так?