Солнце на вершине холма

Даби вошел в комнату позже, чем ожидал Шото. Он не увидел объятий с Кацуки, хотя, возможно, намеренно решил не прерывать и дать возможность объясниться наедине. Однако это догадка вскоре показалась нелепой, потому что выглядел тот крайне озадачено, и уж точно волновали его не чужие отношения. — Думаю, стоит поговорить все же с вами обоими. — Что случилось, Штопанный? Кацуки отложил книгу и нахмурился, его мышцы инстинктивно напряглись, будто готовясь к бою. — Возможно, Нобуо и Кенджи все еще угрожают нам. — Даби повернулся к дверному проему и громко произнес. — Иди сюда. В гостиную вошла женщина лет сорока пяти с темными каштановыми волосами, в которых уже начала проявляться седина, и осунувшимся лицом. — Урарака? — тихо спросил Шото, не отрывая пристального взгляда от таких знакомых и в то же время чуждых черт. — Я думал ты моложе. Он не знал, зачем сказал это. Ему было абсолютно все равно на чужую внешность, однако нечто в ее образе внушало первобытный страх. Если она выглядела так, то значит все было хуже, чем они думали. Женщина горько усмехнулась, ее рука легла на прозрачный амулет, висящий на груди. — Пока он, — она приподняла артефакт, — был наполнен красками, я была молода, сейчас у меня не хватает сил на сохраниение красоты. Шото нахмурился. Было ощущение, что появление Урараки судило беду, теперь их куда легче найти и убить, ведь четвертое магическое существо по ту сторону от мерзкой расовой войны находилось у них дома. Ее след был буквально мощеной дорогой к вскрытию гнойника из лжи. — Не бойтесь, — будто чистая мысли, а возможно тут действительно не обошлось без телепатии, продолжила говорить она, — за мной нет следа. Иначе бы я не позволила Агнес перенести меня сюда, потому что это было бы бесполезно. Лучше сгореть, чем умереть от рук этих тварей, без обид, Тодороки, — она одновременно обращалась к Шото и Даби. — Расскажи поподробнее, что случилось, — попросил Шото. Честно говоря, ему было абсолютно все равно на то, что произошло лично с ведьмой, его больше волновала история в целом, но частицы такта все еще зрели в его больном сознании. — Все пошло не так с самого начала. Вы не должны были сразу отключиться, но это произошло, и вследствие весь план пришлось реализовывать раньше. Как оказалось, те несколько часов, которых друиды лишились из-за ошибки в заклинании, были необходимы для подготовки. Они были уязвимее, чем предполагалось, и Нобуо воспользовался этим — просто произнес параллельное заклинание и свернул одному из них шею. — Урарака отчего-то усмехнулась и покачала головой. — Знаете, что забавно? — вдруг спросила она, пристально вглядываясь в глаза Шото. — Они все равно могли бы победить, у них бы хватило сил, если бы один друид не запаниковал при виде трупа: он запнулся, действие заклинания ослабло, и вместо того, чтобы продолжить, он вообще замолчал. Не произойди хоть одно из этих событий, скорее всего, мы все сейчас были бы дома. — Этот парень идиот, из-за его слабости теперь страдают все. Ему всего лишь нужно было продолжить читать заклинание, — во взгляде Даби плескалось презрение, обжигающе холодное, оно будто было направлено на весь мир, а не на одного бедолагу, который, быть может, просто был человечнее остальных и не мог переступить через труп товарища ради далекого высшего блага. — Просто продолжить читать заклинание, — повторила Урарака. — Нам легко говорить, потому что для нас чья-то смерть становится трагедией только после конца битвы, а для него этот труп и есть конец. Но это уже не важно, потому что в момент, когда расклад поменялся, остальным было не до осуждения — они бежали. — И как, удачно? — осведомился Шото. — Конечно нет. Чудо, что вообще кто-то выжил, потому что у Нобуо и Кенджи все же была подушка безопасности в виде таких же сильных уродов, как они. Мы все до сих пор бежим, параллельно пытаясь противостоять вампирам, но, кажется, легче просто найти новый дом. — Если они не начнут преследовать, то да. — Шото пересел в кресло и впился ногтями в деревянные подлокотники. — Нам нужно убедить их, что это конец, что мы сдаемся. — Подожди-подожди, — тихо произнесла Агнес, переглядываясь с Ураракой. — Мы не знаем, осведомлены ли они о том, что вы живы. Мы просто предупреждаем, что это возможно не конец. — Это не важно, — вдруг раздался голос Кацуки, он встал и скрестил руки на груди. — Нет смысла гадать знают они или нет, нужно думать, что делать, если они объявятся и решат все же убить Шото и Даби. — Тяжело понять, что у них на уме, еще сложнее просчитать, как действовать, — ответила она. — А я не к вам обращаюсь. Двумордый, Штопанный, вы же были двойными агентами или кем там, напрягите свои извилины и найдите решение. Вам удалось выжить, находясь в непосредственной близости от них, значит, вы не так уж и плохо их знаете, а Кенджи и Нобуо не такие загадочные и вполне предсказуемые. — Кацуки, мы не видели их три года, стратегия изменилась, отношение тоже, это не то же самое. Тогда мы действовали исходя из ситуации, сейчас ситуации как таковой нет. — Шото сжал челюсти. — Поясню как это было: нас приглашают на бал — мы соглашаемся, говорят убить оборотня — мы убиваем. Мы банально делали все, что они говорили. Сейчас Кенджи не даст нам инструкцию по тому, как остаться вживых во время его праведного гнева. — Продолжил Даби. — Мы не можем жить в постоянном страхе, так что придется просто жить. — Хорошо, тогда нет смысла сейчас суетиться и придумывать экстренный план по спасению, — задумчиво протянул Кацуки. — Будем начеку и все. — Он направился к выходу. — Пойду чай сделаю, кто-то еще будет? — Принеси мне кружочку, Кацуки, — кинула Урарака. — И налей мне стакан воды, пожалуйста, — вторила ей Агнес. Кацуки кивнул и вышел из комнаты. Шото выпрямился и направился следом. — Хочешь с ним посекретничать? — усмехнулся Даби и кивнул, несмотря на легкую иронию в голосе, одобряя действие брата. Сейчас действительно важно было разговаривать, как бы банально это не звучало, тем более Кацуки не был открытой книгой, и неизвестно как он поведет себя в следующую секунду, как отреагирует на новую опасность. Шото казалось, что тому не нужна была поддержка или какое-то глупое наставление, но все же стоило использовать эту возможность хотя бы для того, чтобы узнать, что у него на уме. Он подошел к нему почти вплотную, касаясь локтем локтя, это могло причинить дискомфорт, потому что Кацуки действительно разливал заварку по кружкам (как будто он использовал бы такой глупый предлог, чтобы побыть в одиночистве), но рефлексы оборотня решали эту проблему и позволяли быть рядом без, казалось, таких ненужных слов. Однако говорить все же пришлось. Кацуки, чувствуя потребность произнести хоть самую незначительную глупость, начал диалог. — Двумордый, ты не будешь? — чуть приподняв чайник и так и не оторвав взгляда от стола, спросил он Шото не сразу сообразил, что от него хотели, заторможенно моргнул и покачал головой. — Не люблю чай. Кацуки хмыкнул. — Интересно, потому что я точно помню, как видел тебя с ним не так уж и редко. Более того, чайник горячий, заварка свежая, сомневаюсь, что Даби просто так решил вскипятить его. — Ты пытаешься поймать меня на вранье и доказать, что я люблю чертов чай? — Вопос в лоб — все как они любили. Шото не понимал, какой смысл в заискиваниях и наводящих вопросах, когда они могли нормально поговорить. — Нет, я пытаюсь понять, что делать дальше. Я не хочу уезжать снова, не хочу думать, что это ненадолго, что мы будем созваниваться хотя бы раз в неделю, а потом несколько лет не знать живы ли вы вообще и не решаться приехать, потому что как гребанная собака, ждал для этого команды, которой так и не поступило. — Он с грохотом поставил сахарницу на стол и с вызовом взглянул на Шото. — Ты все-таки злишся? — Шото склонил голову вбок и коснулся его предплечья. Кацуки дернулся. — Не на вас. Черт, прошло так много времени, а я даже ни разу не съездил домой, и все никак не могу понять почему. Неужели действительно настолько покорный, когда это не надо. — Он говорил спокойно, уверенный в том, что найдет ответ на вопрос, если нырнет чуть глубже в размышления, но повисла тишина, и даже стук ногтей о дерево был лишь разновидностью глухого безмолвия. — Как бы то ни было, я рад, что ты не поехал туда. Скорее всего, твои инстинкты тебя останавливали, потому что глубоко внутри ты знал, что нас там нет. — Пальцы скользнули выше, касаясь уже непосредственно плеча. Кацуки задержал дыхание. В глубине алых глаз плескалось доверие, рубиновыми кристалами прорывая поволоку настороженности и едкого разочарования. — Если я не подумал о том, что инстинктам можно идти наперекор, когда те, кого я люблю, исчезли, то можно ли вообще считать меня за разумное существо? Шото нахмурился и отпустил руку Кацуки, а потом вновь схватился за него, будто тепло чужого тела было единственным выступом, отделяющим от пропости. И тут раздался надрывный смех. Но он не заставил даже улыбнуться, потому что звучал так, будто мученник в адском пепелище окончательно потерял рассудок. У Кацуки не получилось избавиться от тяжелого груза сказанных по воле случая или намеренно слов, тревожная атмосфера стала еще более гнетущей и даже пугающей. Шото больше не был уверен, что Кацуки впорядке, он уже даже не знал его ли это Кацуки, не перевертыш ли посланный врагами для уничтожающе забавного представления. Но нет. Перед ним был тот, кого он растил и любил, перед ним стоял его главный страх и злейший враг — та сторона родного человека, в которой Шото не угадывал и отголоска теплого живого существа из плоти и крови — только оголенные нервы, кровоточащие и опасные, будто искрящиеся провода. — Шото? — испуганно-мягкий голос вывел из оцепенения. — Ты думаешь, что я снова слетел с катушек? Ты боишься меня? — Кацуки сжал его руку в ответ. — Это того не стоит. Я стабильный. Настолько, что даже продолжал спокойно жить, пока вас не было год-два-три... Я не виню ни себя, ни вас ни в чем, а ты и правда оказался не готов к откровениям. — Это глупо. Кацуки склонил голову вбок, воруя привычку Шото, повторяя язык его тела. — Что? — Все. Ты не выглядишь ни стабильным, ни смирившимся. Если бы это было действительно так, то к чему все эти разговоры о том, что ты не приехал и остался здесь. Кацуки пожал плечами. — Возможно, на пару минут я действительно потерял самообладание, но это не значит, что я не могу так же быстро прийти в себя. Или ты уже поставил на мне крест? Шото криво усмехнулся и мотнул головой. — Никогда, я просто хочу убедиться, что ты в порядке. — А ты то сам в порядке? Только без всякой героической чепухи, Шото. — Кацуки в какой-то момент оказался чересчур близко, и, на удивление, у Шото не возникло желания оттолкнуть его или возвести границы, наоборот, он поймал себя на мысли, что хочет прижаться к нему каждой клеточкой тела. Однако он тут же осекся и сделал шаг назад. — Нет. У меня недостаточно убитая психика, чтобы прекрасно чувствовать себя, когда вся моя семья в опасности. Однако это не мешает рационально оценивать ситуацию, да и в принципе думать. — Кацуки понимающе хмыкнул и снова сократил дистанцию. — Хватит бегать от меня, — недовольно протянул он, видимо, устав от темы войны оборотней и вампиров. — Я не собираюсь нападать на тебя или приставать без согласия. — Какой ты джентльмен. Но это не обязательно, я сам тебя остановлю, если начнешь перегибать. Однако у Шото скорее было чувство, что он сам, утонувший в параное и предрассудках, начнет перегибать. — Эй, вы там, чай-то сегодня будет? — мысли прервал вопрос Урараки, и Шото резко вспомнил, зачем Кацуки вообще ушел на кухню. Кажется, они задержались чуть сильнее, чем предполагалось, пора было возвращаться в реальный мир, в котором существовал кто-то помимо них.