О том, почему же у майар болят головы

— О, это ты шпион. — незаинтересованно улыбнулся майа с серыми волосами. — Мелькор говорил о тебе. Я покажу тебе крепость, а потом сам будешь говорить с ним о своих обязанностях. — Я не шпион. — недовольно прошипел Майрон. Собеседник окинул его холодным взглядом. — Да, ты бесполезен в этом смысле, пока похож на огородное пугало. Неудивительно, что ты служил Аулэ. Я слышал, и он такой же убогий с виду. — Не смей! Майрон даже не попытался остановиться, когда поднял руку и сильно ударил незнакомца в лицо. Тот с хрипотцой рассмеялся, вытирая струйку крови из разбитого носа. — Гортхаур. Жестокий какой, я ведь почти ничего не сказал. — Ты, не смей даже словом опорочить вала Аулэ. — Майрон смотрел на этого странного духа зло и раздражённо. — И не зови меня чужим именем. — Своего ты не назвал, прежде чем бить. — хохотнул сероволосый. — Гортхауром и будешь. Я, кстати говоря, Лангон. Герольд владыки Мелькора. И многим принять от меня имя за честь. — Мне всё равно. Показывай уже крепость. Чем больше видел он, тем больше понимал: всё это скоро к раукар развалится. Вид остывших и пустых кузниц, которые Лангон показал последними, вверг Майрона в ужас окончательно. — Вы вообще видите, какой тут беспорядок? Это же… Это… Уму непостижимо! — О, блюститель идеала. — некрасиво осклабился герольд. — Ну так наводи порядок. Тряпку и ведро дать? — Катись нахрен. — Майрон сказал это и почувствовал, как неловко прозвучало подобное из его уст. Он не умел так грубить и никогда не хотел, но нынешний собеседник располагал лишь к подобному тону. Лангон действительно ушёл, а Майрон остался у холодной печи. Повёл рукой по саже на камне возле горна, грустно посерел… А потом скорее направился во двор огромной крепости: там, он запомнил, был колодец. — Ох, Оссэ, я не знаю, что делать. — жаловался он другу уже минут десять. — Тут… Тут ужасный хаос! Я смотрю и вижу миллион вещей, которые могу уладить, но… Всё мне так противно и все мне так гадки тут, я не могу передать словами, Оссэ. — И я? — водяной чуть-чуть улыбнулся. — Что и ты? — Майрон внимательно посмотрел на него. — И я гадкий? — Так ты же… — Я бы не появился так быстро, Валинор слишком удалён от Утумно. Я… Сам пришёл сюда, Майрон. В первую секунду служитель Аулэ возмутился, а потом в душе его засияла радость. Он повернулся и так крепко стиснул Оссэ в объятьях, что тот аж покраснел чуть-чуть. Майрон увидел это и рассмеялся. — Я так счастлив! Ты не представляешь… Вместе нам будет проще, намного! Сердце мастера отчего-то колотилось часто-часто. Тронный зал Утумно похож был на необработанную пещеру. Навстречу Майрону, когда он вошёл, вылетела огромная летучая мышь — ему пришлось даже чуть-чуть посторониться, чтобы огромное, в локоть длиной крыло его не задело. Затем он увидел Мелькора и почтительно — пускай и не искренне — поклонился. Трон пустовал. Сам тёмный вала стоял внизу, у ступеней, будто спустился, ожидая его. — Я пришёл, как и велено, обсудить то, что обязан делать. — заговорил майа, нарушая всяческие правила субординации и уважения. — В крепости множество того, что можно исправить и наладить. Почему ты этим не занимаешься? — Теперь я твой хозяин. — Мелькор произнёс это как данность. — Зови же меня подобающе, Гортхаур. Майа стиснул зубы. — У меня нет хозяев, а учитель мой и наставник единственный — господин Аулэ. И тебе неведомо, насколько я рад, что ты теперь тут и больше не будешь отравлять его своей тьмой. А зовут меня Майрон. — он гордо приподнял голову, которую венчали, будто корона, выступавшие из лавы кристаллы. Вала снисходительно наблюдал эту браваду. — Я мог бы приковать тебя к стене, маленький уродец, и велеть бить до того момента, пока ты не развоплотишься или не признаешь, что ты мой жалкий раб, как все здесь. — тон Мелькора был абсолютно нейтрален и тем более жутко звучали его слова. — Но мне плевать на тебя, а Аулэ нет и только из-за того, что твой учитель весьма… Пылок, ты сейчас не окажешься на цепи, как дворовая шавка. — О чём ты? — Майрон невольно переступил на шаг назад, желая оказаться от Мелькора подальше. — Сам догадайся, огонёк. Так что насчёт должного уважения к господину? — Хорошо, как скажешь… те, господин Мелькор. — пересилив себя, процедил майа, кланяясь. — Но я повторюсь: почему же вы не изволите заниматься делами Утумно? — Мне недосуг, я занят иным. А грамотного управителя до сих пор не бывало… Но ты мог бы заняться хоть всем, если желаешь. — вала увидел его вымученную покорность и мгновенно, видимо, потерял к майа интерес. — Тебе оно надо? — Я… — Майрон выпрямился. — Я возьмусь за эти дела… Господин. Но хочу, чтобы вы помнили: и я тоже всё исполняю лишь из любви к мастеру Аулэ. Он велел слушать ваших указов и повелений — я буду, какой бы бред вы ни просили сотворить, но и упреждать беды не стану. Напротив, я с радостью привлеку её на вас за то, как мучили вы моего учителя. Мелькор повернулся к нему и как-то очень уж стремительно оказался рядом. Поднял лицо майа пальцами за подбородок и хитро-издевательски протянул: — Покажу тебе, как он страдал. Глаза в глаза остались двое айнур и в мыслях своих видел Майрон теперь то, что показывал ему вала. Видел, будто бы учитель его живёт с тёмным так, словно бы они клятвы друг другу принесли брачные перед лицом Эру и… — Ложь! Грязная, как ты весь! — выпалил майа и тут потерявший терпение Мелькор схватил его за горло. — По-чте-ни-е, ничтожная псина. — он сжал так сильно, что у майа перед глазами оказалась красная пелена. Он тщетно шарил по руке падшего вала, не будучи в силах даже найти на ощупь сдавившие его шею пальцы. — Про… Стите. Господин. — прохрипел он кое-как, когда понял, что или это, или развоплощение сию секунду. И вала отпустил. Майрон упал на колени, кашляя и чувствуя, что холодный воздух крепости заставляет всё внутри сгорать дотла. — Так и впредь. Запомни, что терпеть твоё нахальство я не стану. — Мелькор улыбнулся торжествующе и сильно. — Пошёл вон отсюда и делай что хочешь. Так униженно Майрон себя ещё никогда не ощущал. Он кое-как выполз за дверь и только тогда смог вдохнуть менее болезненно. И никак не удавалось несчастному майа понять: за что, за какую ошибку, за какие оплошности обрёк мастер Аулэ его на подобное отношение к себе и на пребывание в этом мрачном месте?