Луноликая: В Эпоху Войны

Сквозь узкие окна едва просачивались закатные лучи, своим светом отбрасывали на собрание нескольких кланов кровавые тени. По отполированным доскам до скрипа раздавались очерченные стуки дзори. Шуршание традиционных одежд совершалось исключительно по ритуальному плану, если кто-то издаёт не предусмотренный звук, то на него косо глядит седовласый старик, кривя в осуждении лицо, отчего углублялись морщины, а пигментные пятна становились более заметны. На нарушителей спокойствия словно смотрит сам дьявол в человеческом обличие. И хитрый блеск редкого таинственного освещения углубляют чужие заблуждения. Под каждый шаг молодого наследника скромно, но парадно одетый слуга ударял в колокол. Кента в одиночку прошёл мимо нескольких групп уважаемых клановых шиноби, остановился возле величественно возвышавшегося над ним главного старейшины. Поклонился три раза, вдыхая терпкий запах раскуренного ладана, чей дым узкими кольцами опаял голову и шею, следуя грациозным взмахам старика. Кента медленно повернулся, с прямой спиной поклонился вновь три раза, замерев в неудобной позе перед союзниками клана. Звонкий удар в колокол, эхом накрывающий ритуальный зал жужжал в ушах гостей. Запахи ароматного дыма, клубящегося под потолком меж деревянных балок, давили на виски, вызывали головную боль, однако никто не смел торопить старейшину, который подобно хищному орлу окидывал собравшихся взором поблёкших к старости чёрных глаз. Он долго сверлил Глав союзных кланов. Подобной недружелюбной чести удостаивались все: Яманака Иноками со старшей дочерью, Акимичи Чозару с женой и не самый желанный, невероятно опасный союзник — Учиха Мадара с младшим братом. Стоило глубокому голосу старейшины спросить присутствующих о наличии причин не назначать Нара Кенту новым Главой, как тяжёлые деревянные створки неожиданно громко раскрылись, ударяясь о стены. Дым мгновенно устремился наружу, свежий воздух вошёл в лёгкие, а слух разрезал свист не скрывавшихся шиноби. Девушка с белоснежными волосами прочертила длинным мечом — нагамаки — толстую борозду. Встала, крепко, надёжно, так, что никто без её желания не сможет сдвинуть, и с предупреждением опустила наконечник перпендикулярно линии с очевидным для группы Учиха намёком. За её спиной бессменной тенью сформировался мрачный силуэт, в глазницах которого сверкал спокойный, как сдерживаемый дамбой речной напор, шаринган. На другой стороне то же проделал седовласый спутник, хмуро оглядев собравшихся. В малиновой бездне сверкнул настороженный блеск. Самое странное из ранее кем-либо увиденных призывное животное с цоканьем копыт грациозно влетело внутрь, приземляясь за плечом Сенджу. Все могли лицезреть степенно шедшего Нара Кенджи, чей вид был непривычно серьёзен, а подбородок гордо вскинут — никто бы не посмел сказать, что совсем недавно его съедали сомнения в самой идее явиться в клан и прервать церемонию. — Я против, — встал посредине Кенджи, держа в карманах шароваров сжатые в кулак ладони. Кенте пришлось приподнять голову, чтобы осмотреть зал, полный насторожившихся шиноби. — Кенджи-сама, — проскрипела старейшина, выступившая перед Кентой с разрешения главного старейшины — Вы опоздали и не выполнили условий. По законам… — По любимым вашим законам я имею право вызвать дражайшего младшего брата на ритуальный поединок, — не удостоил её взглядом, смотрел исключительно на выпрямившегося брата, чьё выражение не скрывало досады — «Пускай же чакра решит кто достоин своим умом провести клан к процветанию!» Все, помимо спутников Кенджи и Учиха затаили дыхание, когда громкие ритуальные слова были произнесены. Казалось, пространство разразилось громом при ответной фразе: —«Пускай же достойный выйдет из зала победителем»! С сипом и стремящимся к потолку паром в центре сформировалась белая вязь фуин и стоило Кенте ступить внутрь круга, полупрозрачная вибрирующая стена разделила наследников от присутствующих. Двое старейшин оглянулись на главного, чей один хмурый вид заставлял невольно вздрагивать, глотать липкую слюну. Старик спрятал ладони в глубоких рукавах кимоно, игнорируя испытывающие взоры Глав кланов. Обнажившая нагамаки Изуна вернула оружие в ножны, ощущая как за правым плечом встал старший брат. Специально или нет, но они еще в начале встали наперерез соклановцев, когда как Тобираме и Агату повезло преградить путь Яманака и Акимичи. Расклад не нравился Изуне: кто знает что произойдёт, когда бой кончится. Если ленивый мусор победит — хорошо, если проиграет, то придётся напрячься. Она немного жалеет, что отправила Нептуна с письмом Айнону. В своих силах нет сомнений, однако Изуна всё же слаба даже после регулярного приёма лекарств под пристальным вниманием Итачи. Она не предусмотрела концентрации ладана в замкнутом пространстве без окон. Спустя каких-то десять минут мигрень пошатнёт её боевую форму — двери, как на зло, снова заперли мусорные слуги. Если не упадёт в обморок от вони, то умрёт из-за внимательного, острого взгляда Мадары и недовольства здешнего Изуны. Все мысли лениво мельтешили пока в кругу разинулась страшная борьба родной крови. Кента пытался разобраться с Кенджи без промедлений, зная о его невысоких навыках. Эта беспечность отняла у него держащий кунай указательный палец, прокатившейся до границ круга. Кровавые брызги всплеском окропили деревянные доски, навечно впитавшись в узкие щели. Запах железа ненамного перекрыл вонь ладана. Для Кенты все порывы Кенджи напоминали беспощадную тень, паутиной путающей реакцию, где каждое промедление — новый поток крови из проступающих глубоких царапин. Ощущение, что его наказывают, не исчезало до самого конца. Паника выставляла не в лучшем свете, кружила голову настолько, что он не заметил собственного проигрыша. Попытка воспользоваться клановым геномом неожиданно обернулась против него. Кенджи удивительно для себя, запросто перехватил контроль. Он отразил удар брата, взял его в захват и перекинул через спину, слегка кривясь при громком хрусте позвонков. Зал содрогнулся от болезненного стона, яростное шипение покрасневшего Кенты лилось в уши Кенджи, задевая глубокие светлые чувства в учащённо стучащем сердце — этот звук, казалось, слышали все, однако, невольно оглянувшись на безразличную ко всему Цуки, его способна различить сквозь скрип половиц, тяжёлое дыхание, свист воздуха, сопровождаемый скорость движений, лишь она. Отчего-то уголки губ приподнялись в улыбке, но тут же померкли. Кента срезал пару прядей, неудачно целясь в шею. Кенджи обострённо ощущал поползновение теней, ловко ушёл из-под атаки, царапнувшей кожу рёбер, и сложил несколько печатей. Десятки теней, скопленных от редкого источника света, благодаря Кенте, под судорожный вздох острыми шипами окружили младшего наследника. Любая неосторожность, глубокий вздох и на коже набухает кровавая капля, лопается, утекая за шиворот испорченного парадного одеяния. Кенджи делает шаг вперёд. Сложенные накрепко пальцы дрогнули от направленной капли чакры. Одна из теней глубже всадилась в середину грудной клетки, где расползлась некрасивая красная клякса. — НЕ НАДО! Женский визг почти сорвал непростой контроль над техникой. По виску Кенджи стекла капля пота, он не мог повернуться, но знал — младшая сестра выскочила из ниоткуда и сейчас наверняка горько плачет, не обращая внимание на любые попытки утешения со стороны дочери Яманака. — Не убивай…братика, Кенджи! Изуна в стороне закатила бы глаза, если бы они у неё имелись. Дешёвая драма стала утомлять — с одной стороны. С другой — Изуна уверена, что уж кто-кто, а ленивый мусор не убьёт брата. Ему это не под силу. Напугать и заставить признать поражение. Вот и всё, на что он способен. Тобирама хмуро посмотрел на утирающую слёзы нелепо выглядевшую с раскрасневшимся носом химэ клана Нара и скрестил руки на груди, не переставая поглядывать на макушку, как обычно, безразличной Изуны, то на пронзительно разглядывающего её Мадару. Кенджи сам того не ведая, последовал крику сестры, вгляделся в ловушку чувств, где отчаянный блеск голубых глаз брата вытягивали из памяти все счастливые детские воспоминания, а из груди все тщательно закопанные сомнения. Он помнил насколько дружны они были. Насколько страшен оказался указ старейшин о назначении его в роли основного наследника. Насколько сильно это повлияло на мечтающего Кенту — это вовсе разрушило когда-то крепкие братские отношения. Против воли в ушах запел некогда бодрый мальчишечий голос: — Старший брат! Не бойся! Я приведу наш клан к процветанию. Нам больше не будут нужны проклятые Учиха! Да что там! Мы без Акимичи с Яманака долго проживём. Слова, полные наивного задора, никак не привлекли маленького Кенджи. Он зевнул со скуки, свесил ноги с толстой ветви цветущей сливы, куда они забрались в напрасном стремлении сбежать из лап верных матери наставников. — Если ты не забыл, наша гневливая, высокоуважаемая мать — Яманака. Делай подобные заявления не в её саду, если хочешь остаться с целой головой. — Дурак! Какая разница: услышит или нет? Могу в лицо ей это высказать! — Смелое заявление, — бормотал на тон тише Кенджи, косясь на воодушевлённое, по-детски пухлое лицо брата, на котором горели синим пламенем небесные глаза, едва прикрываемые чёрными волосами — Ты слишком идеалистичен. — Ты только представь: я, как Глава клана, уведу наш народ далеко-далеко, где ни единая война не найдёт нас. Но если тебе этого мало, то если я стану Главой, то тебе не нужно будет тратить время на десятки бесполезных уроков. — Знаешь, Кента, — вдруг совершенно серьёзно заговорил Кенджи — Ни один идеалист в нашем мире… Он продолжил вслух, медленно сбрасывая наваждения прошлого: —…Не имеет счастливого конца… Несмотря на все попытки иллюзия не растворялась. Кенджи терялся в засасывающим нежелании, в тяге прекратить нелепое представление немедленно. Скрытые долгими днями тренировок и бесед с Изуной и Тобирамой мысли, растущие сомнения спешили связать Кенджи привычно ударившей, как кувалдой, неуверенностью: «Разве я имею право стоять во Главе?...» — Пожалуйста, Кенджи, опусти технику, — как желанный успокаивающий нектар, голос младшей сестры затухал искусственно разведённый огонь решительности. Ответственности. Обещаний. «Разве я достоин?» — с мигренью стучались в виски отвратительные молотки. Эти короткие мгновения стоили ему преимущества. Отчего-то круг иероглифов сверкнул, выпустил душащий круговорот белого дыма, от которого Кенджи судорожно закашлял, а печати сами собой спали. В поясницу нанесли удар. Он прокатился по полу, харкая кровью от прикушенного языка. Больно. Он и забыл насколько ненавидит боль. Удивительно, но несмотря на всю жестокость Изуна не особо вредила Кенджи на тренировках. Совершенно лишние мысли едва перебивали накатившую от нового удара в живот тошноту. Кенджи лягнул брата, отбрасывая его к краю белой завесы. Перевернулся, крепко прижимая ладонь к пострадавшему животу. Ему будто органы промяли. «Упал? Поднимайся» — молнией окутал сроднившийся за столько месяцев холодный голос Цуки. Он перекатился, следуя возникшему лишь в его голове приказу. Короткие клинки вонзились в сипнувшие доски. Из рукавов Кенты посыпался смертельный град метательного оружия, окружая Кенджи, загоняя в узкое, ещё более ограниченное пространство. В квадрат. Время замедлилось. Кенджи широко раскрыл бездонно-угольные глаза. В них отражался блеск стали ножей, клинков, объятых будто в солнечным пламени. Эта волна настигала настолько медленно, что непонятно — это его мыслительные процессы приостановились или окончательно поглотили галлюцинации и на самом деле он давно корчится в предсмертных судорогах. «— Ты слаб, — жёстко осадила Цуки, ленно, без спешки, будто специально выказывая пренебрежение, вытащила лезвие нагамаки из сомкнувших клинок трещин в земле, повернувшись спиной к распластанному в высокой траве Кенджи, чьё громкое дыхание раздражало её тонкий слух. — Знаю. Что поделать: я не боец. И даже не чистокровный Нара, — бурчал он, накрыл локтем лоб в попытке избежать солнечного удара. Отчего-то чужой тяжёлый вздох будто защекотал что-то внутри. В районе грудной клетки. — Хн… Оправдания не помогут победить тот мусор. Кенджи промолчал. Смелые зелёные колосья прогнулись под её бесшумной поступью. В бок неприятно, с силой уткнулись пальцы босых ног, пересчитав каждую косточку и задев особенно болезненную зону. Он выругался сквозь зубы, более напоминая шипящую потревоженную змею. Вся сонливость сдулась, оставив зудящий осадок на краю сознания. Кенджи вцепился в её лодыжку, в место сгиба колена. Рывком попытался опрокинуть. Яблоко меча садануло по виску. Недолгая пульсация дезориентировала на секунду — этого перелетающей от его рывка Цуки хватило, чтобы, оперившись единственной рукой о землю, раскрутиться и окончательно вырубить Кенджи мощным ударом ноги во всё тот же висок. Стоило ему очнуться и по первой разглядеть сияющие подмигивающие звёзды, как со стороны потрескивающего костра донёсся безразличный голос: — Я знала одного бастарда Нара, — короткая фраза затихла, коробящий лязг полировочного камня о клинок заставил его приподняться и уставиться на прямую спину, от которой веяло тёплой силой. Надёжностью. Будто жар огня обволакивал Цуки целиком, донося до сидящего неподалёку Кенджи обработанную температуру. — И? — прохрипел он, откашлялся. Бастарды — редкость среди Нара, но он не желал в тот момент уточнять. — Он мелкого роста, хлипкий. Одинокий. Наглый, — смешок — Судьба его ненавидела, презирала. Отец бросил в глухой деревушке. Мать умерла. Он прошёл через многое, пожалуй, однако сумел без чьей-либо помощи развить клановый ген. Он управлял тенями, как я мечом. — Талантливый. Я не такой. Цуки качнула головой, остановила чистку нагамаки и проникновенно зашептала, обращаясь не то к нему, не то к эфемерному бастарду: — Тень и Нара — неотделимые близнецы.» «Тени и Нара…» — повторил Кенджи, ощущая как сердце подскакивает к горлу. Взмах руки. Сплошная могильная тишина трещит в пространстве, подобно углям в костре. Полотно тени полупрозрачной слабой волной всплеском смахивает десятки клинков, впитывает их, как густая жидкая смола. Часто дыша, Кенджи облизал пересохшие губы, ощущая на языке соль с привкусом железа. Нос склизко щекотало. Он не обратил внимания, подскочил, стараясь игнорировать тяжесть в конечностях, и преодолел ничтожные метры, разделяющие их с братом. Кента вздрогнул от разрушительного крика Кенджи, распространившегося дрожью в тёмных стенах. Кента едва увернулся, упал на дрожащие колени — этот крик раздавался внутри него замораживающим холодом. Отшатнулся от бездумного удара, лицо исказилось от злости, он зашептал что-то, но задуманное не удалось воплотить. Кенджи захватил тень брата поразительно легко, словно любое выказанное сопротивление, как для взрослого потуги ребёнка перетянуть канат. Тонкая игла выскользнула из тени, едва лизнула кожу шеи напряжённо дрожащего Кенты, как внезапно остановилась. Под десятками взглядом Кенджи мягкой поступью, будто его не тянуло упасть на пол, скорчится от ужасной боли в мышцах и чакроканалах, встал ближе к Кенте настолько, что их громкие дыхания смешивались, а носы соприкасались. Он слышал, как истерила в предчувствии потери младшая сестра. Как рыдала, царапала доски ногтями, морщилась от загнанных заноз, не способная нарушить круг из-за барьера. Кенджи смотрел в глубину сверкающих глаз младшего брата и вспоминал. Многое вспоминал — то, что тяготило его много лет назад и разрушает сегодня. Он не посмел бы занять место Кенты, простил бы заточение в зиндане, однако, казалось, чьи-то руки толкают спину туда, куда он никогда не желал попадать. «— Не заставляй все потраченные усилия кануть в лето. Не обесценивай себя, Кенджи» «— Хороший лидер не тот, кто стремился к власти. Хороший лидер ведёт людей вопреки» Голоса Цуки, отца, молчаливое присутствие Тобирамы напомнило Кенджи данное двоим друзьям обещание. В конце концов он заверил Цуки с Тобирамой, что сводит их выпить, как только всё закончиться. Кенджи не сможет увидеть пьяным котёнка, если рука дрогнет. — Вот почему в прошлом на ритуальном поединке всегда проигрывали провалившие испытание. Это подстроено. Вы ожидали меня. —…Ты же не убьёшь меня, Кенджи, — самоуверенно улыбнулся Кента. Кадык дёрнулся, а заостренная тень спала подобно разлитой воде — Ты любишь меня. — Не один идеалист не встречает хороший конец. Кенджи подогнулся, проскальзывая под вскинувшимся в моменте удара локтем. Подцепил пальцами рукоять кинжала на бедре у брата. Свистящий взмах. Рваное, судорожное движение рук в жажде схватить Кенджи за шею, придушить. Кровь брызнула из перерезанной трахеи и Кента упал навзничь, прямо в подхватившего его брата. Глаза Кенты застилала прозрачная пелена, а рот широко раскрывался, он вдыхал сухой воздух короткими залпами, но насыщение не приходило. Красные капли падали ему на щёки, текущие из носа и глаз склонившегося Кенджи. Кента протянул трясущуюся ладонь, мазнул по без того испачканной щеке, оставляя кривой алый след. Со стуком рука пала на пол. Барьер рассеялся, белая линия растворилась песчинками, как подхватываемые ветром семена одуванчиков. Кенджи вцепился намертво в остывающее тело Кенты, чей прозрачный взгляд смотрел сквозь него. Заскрипели доски, раскатистый грохот от неосторожного беглого шага предупредил Кенджи об ожидаемом порыве сестры. Она с всхлипом стукнулась коленями до ссадин возле мёртвого Кенты, не стараясь вытереть застилающие взор слёзы. Её губы безумно бормотали одно лишь: — Кента… Нет, Кента… Приказной тон заставил вздрогнуть будто одурманенных произошедшим старейшин, замерших слуг: — Отведите Кин в западное крыло и заприте. Не выпускайте до того, пока я не скажу. — Что? — из горла химэ вышел невнятный сип. Она несколько секунд рассеянно моргала, пока двое слуг подхватывали её под подмышки, взяли за локти и потащили к выходу, оставляя за собой красную дорожку от подошв химэ. Громадные двери скрипнули, протяжно завыли. Ветер захватил клубящаяся между балок удушающий дым, погнал его вон, на улицу, сменяя духоту —свежестью. Только тогда Кин опомнилось, но было слишком поздно. Она могла лишь бессмысленно лягаться, кричать, плача, умолять Кенджи выпустить её. Все остались безучастны к страданиям девушки. Тишина несла в себе жёсткую угрозу, колючее предчувствие перемен. Жалкий голос Кин затих, а Кенджи медленно поднялся. Он повернул голову к главному старейшине и прошептал: — Свиток. Дай. Коротко и властно. Ужасно непривычно для знающих его людей. Старейшина сделал один шаг, как перед ногами бесшумно вонзился в доски по самую рукоять кунай. Лезвие кровожадно блеснуло. — Свиток, — Кенджи протянул руку, игнорируя неодобрительный взгляд старика. Своё он получил. Весь путь полёта древнего свитка пронаблюдал каждый. Никто не отвлекался от его раскрытия, кроме незаметно ускользнувших Учиха. Кенджи прикусил палец до крови, занёс подушечку над пожелтевшим пергаментом, где ровным рядом иероглифов шли имена бывших лидеров. Если какие сомнения и мучили молодого наследника, они ушли неожиданно быстро, когда он наконец размашисто не написал своё имя, следующим за именем умершего отца. Кенджи вскинул гордо голову и обвёл прищурившимся взглядом отмерших союзников клана, остановился на Тобираме. С минуту они играли в гляделки, безмолвно переговаривались, как старые друзья. Сенджу с кивком развернулся на пятках, незаметно ни для кого, кроме Кенджи покинул зал, слыша какой поднимается гомон за спиной. В конце концов это путешествие окончилось. Тобираму ожидал неугомонный Хаширама, груда накопившихся клановых дел и ненавидимые Учиха. С последними хочется разобраться раз и навсегда, как можно быстрее. Тобираме не понравилось с каким запалом расписывал глупый Хаширама о перемирии кланов. На этот раз даже для него он уделил чересчур много места этой теме. *** Дождь слабой изморосью колотил горный хребет, чьи пики практически достигали занесённых глубокими тучами небес. Ветер со свистом зверствовал на выступающим утёсе, где стояла пара скрытых в плащах фигур. Позади их охранял лежащий Агат, сощуренно наблюдавший за ними. В этом взгляде не было ничего дружелюбного. Изуна вздохнула. Клубок пара заструился ввысь, когда она вскинула голову. Она не знала почему они остановились. Почему не продолжили идти в столицу Страны Огня, где их дожидался Айнон. Изначально идея философски поглядеть на мелькающую вдали пагоду принадлежала Итачи. Он в какой-то момент свернул с тракта, молча забрался на высоту. Ей ничего не оставалось, кроме как последовать за братом. Так же не говоря ни слова. С тех пор, как Неджи перенёсся в будущее они толком не разговаривали. Обида? Изуна не уверена. Она просто отходила от сложного взаимодействия с Мирозданием, а Итачи никогда не отличался многословностью. Изуна жалеет, что не способна насладиться раскидывающейся с утёса красотой. Раньше природа мало волновала, сейчас кажется важным вдохнуть влажный воздух, прислушаться к красивой мелодии дождя, к лёгкому гулу горных хребтов и постараться игнорировать взгляды Агата, пробуждающего тупую боль в грудной клетке. Изуна нащупала в барсетки колбу с пилюлями, откупорила, закинула в рот одну, на ощупь овальную. Раскусила, чувствуя на языке тошнотворную горечь от песчинок и сглотнула. Странно, обычно пилюли от Айнона идеально круглые. Это новая партия, свежая. Эльф решил сменить форму? Или улучшил формулу? — Ты обеспокоен, хн. Изуна почти всегда пристально следит за эмоциональным фоном брата. Ей надоело молчать. — Ничего, — Итачи прикрыл веки, вздохнул и повернул голову к младшей сестре. Белоснежные волосы своевольно игрались с ветром, пряди выбивались из пучка и капюшона вместе с концом повязанной на глазах ленты, из-за чего намокали под дождём и выглядели, как сырые толстые нити. — Глупый старший брат, хн. Я слепая, а не глухая. Твоё сердце стучит слишком быстро. Нашла отговорку. Итачи не поверил. Он осторожно, словно боясь ранить резким движением или спугнуть, убрал колыхающиеся пряди сестры ей за ухо. Мокрая, шершавая ладонь легла на щёку. Большой палец очертил часть уродливого шрама, докуда доставал. — В чём дело? — она вскинула правую бровь, протянула руку и прижала её к середине груди брата. Глубокий удар будто пронзал сквозь кости, мышцы, кожу и одежду — Это из-за ленивого мусора? — Ты не поймёшь. Итачи сомкнул веки, стукнулся лбами с сестрой, так и замер. Дождь с каждой проведённой секундой усиливался. Ветер завывал в щелях скал, пел тоскующую мелодию, рассказывая невидимым слушателям печальную историю, обхватывая коконом сестру с братом. Агат глубоко вздохнул, но ничего не сказал. Устремил взгляд вдаль, будто пытаясь разглядеть сквозь дождевую преграду размытый силуэт Нептуна. Изуна тихо хмыкнула, отмечая правдивость в словах Итачи. Она действительно многое могла не понимать. Хотя это не убирало волнения за него. Изуна рада, что Итачи больше не умирает от болезни и это единственное приносило облегчение на судорожно стучащее сердце. Она не может предсказать что произойдёт с ним после её смерти. Итачи не всесилен, а будущее туманно. Изуна каждый раз возвращается к этим мыслям. Каждый раз это пробуждает страх, от которого по коже скатывается судорожная волна. Каждый раз она задаётся одним и тем же вопросом: что будет после? Когда она оставит этот мир. Наследница Шинигами с Хранителем Айноном. Одна в Мироздании. На этот моменте страх перемешивается с чем-то горячим, разрывающим душу. С ненавистью и злостью. Эти эмоции пожирают медленно, разъедают незаметно на протяжении многих лет. Сколько бы земных проблем её не отвлекало, но главная цель вросла в неё до самой смерти. Изуна отвлеклась, не заметила как Итачи резко развернулся в сторону узкой тропы между скалами. — Что там? Изуна сместила ладонь на рукоять нагамаки. Агат поднялся, подошёл к краю утёса. — Клан Учиха окружил Тобираму, — уведомил мастера Агат, игнорируя косой взгляд Итачи. — Изуна… Изуна внимательнее прислушалась к окружению, вопреки предупреждающему тону брата. Сквозь стучащий разрозненный ритм дождя и оглушающий тонким воем ветер едва выделялось шипение затухающего пламени, лязг металла, перебивающейся криками. Главное, убедившее Изуну в происходящем — морозный холодок, окутывающий вонь гнили. Ощущения будоражили изнутри, будто Шинигами забирал души мертвецов в шаге от неё. Агат расправил крылья. Сотни брызг веером разрезали на жалкие мгновения плотную дождевую стену. Изуна сделала шаг вперёд, но остановилась — запястье сомкнули длинные пальцы. — Ты уверена? — Сам знаешь — если котёнок сегодня умрёт, то наше будущее окажется под угрозой, — не оборачиваясь заметила Изуна. Итачи мягко обнял сестру за талию, ловко запрыгнул на ожидающего их Агата. Мощный взмах крыльев, толчок в воздух, оставляющий быстро размываемые следы копыт на утёсе. Агат застыл далёкой точкой над загнанным в тупик Сенджу. Тобирама отбивался удачно от рвущихся к нему, как псов, Учиха. Вокруг раскиданы тела умерших: кто-то погребён под искусственно вызванным завалом; кого-то расплющило от техники суйтона и сейчас они валялись с раздробленными костями и лопнувшими глазными яблоками; какая-то часть умерла с разбитым черепом; забрызганными собственной кровью от глубокой колотой или рубленной раны; вовсе лишённый части шеи; множество трупов выглядели взорванными молнией куклами, либо снесёнными кеглями с оторванными головами. Однако все трупы сходились в одном — их убивали преимущественно одним ударом, техникой, нацеленной на массовое устранение. Быстро, надёжно, безжалостно. Вверх подымался робкий дым, глушенный режущими каплями дождя. — Удивительная живучесть, — не скрывал восхищения Агат, смотря как Сенджу телепортируется от куная к кунаю, уворачиваясь от более десятка скатывающихся камней. На склонах досадно морщились исполнившие неудачную ловушку Учиха. Итачи инспектировал сохранённое снаряжение, хмуро насчитывая недостаток сюрикенов. Изуна подставила ладонь под колотящий кожу дождь. — Сколько их? — Больше, чем было на церемонии, — Итачи активировал шаринган, бегло осмотрел поле боя. Невольно остановил взгляд на стоявших в отдалении мужчин. Мадара Учиха, его невозможно ни с кем спутать, хладнокровно наблюдал за выдыхающимся Тобирамой, сложив руки на груди. Нетерпеливо позвякивал ножнами длинноволосый молодой человек, чьё лицо Итачи не мог разглядеть. — Двадцать воинов нападают на Сенджу-сан. Десять распределены по склонам, — добавил Итачи. — Я отброшу нападающих от Тобирамы, а вы устраните тех, кто на склонах. *** Тобирама неприятно ударился спиной о тупик, лопатки отозвались саднящей болью, почти им незамеченной на фоне остальной. Он столкнулся с нападавшим, щурясь не то от слепящего дождя, не то от искр, отпрянувших от пересекшихся лезвий мечей. Повел корпус в сторону, ударил стопой по кистям, лишил противника оружия. Не останавливаясь, пал на колено, разрезая рванувшего слева Учиха. Кровь из диагональной глубокой, до костей раны во всю грудь, окатила шею с подбородком Тобирамы. Красные ручейки затекли в пушистый воротник, противно скапливаясь в складках липнувшей к телу одежды, сменивший прежде синий цвет на непонятно бурый, отдающий в сумраке чёрным. Поворот. Тобирама парирует, неудачно контратакует и поджимает губы от резанувшего рубца в правом плече. Очередной Учиха с жутко сверкнувшим шаринганом — на этот раз с двумя томоэ — радостно оскалился. Казалось, даже носом повёл, предвкушая расправу. Чуя пустившую кровь. Тобирама вскинул назад ногу, с силой отталкивая подошедшего со спины противника. Слышит хруст кости, вскрик. Довольно щурится, но радоваться долго не пришлось. Он виртуозно извивался между врагами, как змея. При каждом новом взмахе меча плечо простреливает болью, а рука с большей неохотой подчиняется за счёт одной вливаемой чакры. Вскоре она отказывалась подниматься, Сенджу ощущал как рубец на плече от нежелательной активности расширился. Его загнали в угол. Дыхание выходило с хрипами, паром смешиваясь с дождём. Ноги подгибались, действующая левая рука не унимала тремора, стискивая рукоять меча, а от истощения очаг чакры пульсировал, разнося по всему телу тягучее жжение. Он быстро огляделся, подсчитывая не редеющий отряд. Они нападали хитро, хорошо подобрали время для атаки, когда Тобирама особенно утомился после преодоления извилистого хребта. Действовали необычно осторожно для их стандартного стиля, чем обеспечили себе убийство младшего брата Хаширамы. Сильный ждёт удар по Сенджу. А они ведь только наметили союз с Нара. После смерти Тобирамы ему не быть. Потому что по правилам следовало отправить его с охраной. Потому что они после назначения Главой Кенджи отвечали за его удачное возвращение. Потому что их отношения после многих лет союза Нара с Учиха без всякой смерти второго наследника Сенджу имеют здоровый недостаток доверия. Пускай Хаширама достаточно милосерден, чтобы простить Нара, но старейшины не позволят скрепить союз. Как бы не пытался уйти Тобирама, ничего не получалось, а сейчас точно не удастся. Наверху, спереди — Учиха. Они окружили его, как когда-то окружили Итаму. Только в тот день много лет назад брата спасла Рина с Неджи-саном. В отличие от того раза, в этот Тобираму никто не спасёт. Учиха голодными гиенами медленно приближались. Их легко можно было представить со сверкающими от обилия капающей слюны острыми зубами. Внезапно дождь будто замер. Водяные капли задрожали над головами сражающихся, воздух загудел, эхом отражаясь от бугрящихся скал. Казалось, каменные возвышенности вздрогнули от хриплого воинственного крика, разнесшегося на далёкие километры, обхватывающего весь хребет. Если бы лежал снег, то он от подобного давно бы погрёб всех под лавиной. Оглушённые шиноби морщились, хватались за головы и не заметили как капли заострились и смертельным градом устремились вниз, со свистом вонзаясь в не успевших уйти с зоны поражения Учиха. С распускающимися алыми цветками во лбу, груди, шее и конечностях они валились там, где стояли. Звук всасывающегося воздуха перебил стоны боли. Стрёкот молнии громыхнул в единственное мгновение. Чавкающий звук от отрезанной головы холодком поселился в сердцах выживших. Перед Тобирамой встала знакомая фигура, крепко стискивающая окровавленное нагамаки. Она поставила стопу на отсоединённую макушку, повернула рукоять так, что вновь возобновившие свой ход дождевые капли отражались бликами на мокром лезвии. Эфес звякнул. Мадара с идущим за правым плечом Изуной смазанными тенями появились перед расступившимися соклановцами. Не успели и рта открыть, как со склонов каменным обвалом поскидывалось десяток тел. Они с шлепком разбились, посмертно остались с торчащими из разорванной кожей костями и превратившимся в месиво черепом. Глазные яблоки вытекли наружу. Кровавая лужа быстро растянулась под мертвецами. Все, помимо Изуны, вскинули головы. С мест бывших партизанов выглядывало призывное крылатое чудовище с незнакомым им мужчиной. Итачи перепрыгнул через ограждение в виде валуна, заскользил по склону. От его пят поднялась быстро оседающая пыль, мелкая каменная крошка искрами взлетала до того, как он совершил ловкий длинный прыжок, рассчитано оказавшись за правым плечом Изуны. Агат парой глухих хлопков взлетел, с отпрянувшим резко ветром приземлился около Тобирамы, прикрывая его от холодного дождя огромным крылом. Его прибытие всколыхнуло землю, а от золотых глаз, взглянувших на них, все Учиха, помимо наследников, отпрянули на несколько шагов. — Кидзё, — просмаковал с непонятной интонацией Мадара. Его лицо исказилось в странной гримасе. — Ёжик, — с холодным смешком, зеркально поздоровалась она. Итачи нахмурился, покосился на сестру. — Что ты здесь делаешь? — Мадара выглядел мрачнее нависающей над ними тучи. Чёрные локоны липли к щекам, прежде игольчатые, от сырости они распрямились, обнимая хозяина во всю спину, вплоть до талии. Если бы Изуна не была слепа, то заметила бы шрам от ожога, выглядывающий из-за воротника Мадары. Она смолчала, нагамаки дрогнуло, отчего Мадара незаметно схватился за гунбай, а его младший брат выставил перед собой катану. — Рина, нет… — прошипел сквозь зубы Тобирама. Сенджу попытался встать, но как бы не была сильна его воля, он незаметно для себя почувствовал защищённость. Остатки контроля рухнули вместе с ним на колени. Итачи обернулся на Сенджу и отрицательно качнул головой. Полученные ранения Тобирамы не позволяли продолжить сопротивление. Тобирама скрипнул зубами, рвано выдыхая через рот чересчур тяжёлый, стылый воздух. — Агат, займись Тобирамой. Итачи… — Изуна. От предупреждающего тихого тона сестра нахмурилась, а брат Мадары напрягся. — Итачи, — надавила она, шагнула вперёд, загородив его, Сенджу и Агата спиной — Это моя проблема. Не дожидаясь его ответа метнулась со стрёкотом райтона. Взбесившийся воздух вокруг неё по одному велению отбросил Изуну дальше от Мадары. Обмен ударов вызывал напряжённую силовую волну, звонкое столкновение оружий едва перекрывал шум усиливающегося дождя. Громыхнула молния. Пики скал терялись в повисших тучах. Периодически мрак разбавлялся световыми вспышками, разрывающими плотную ткань небес. Ветер резал пространство, как качественный клинок, своим давлением мешая дышать без помощи чакры. Казалось, словно наступил конец света. Те, кто пытался вмешаться в бой Мадары и Изуны либо отталкивались главой их клана, либо умирали столь же скоро, как возникала новая молния. Остаток Учиха занял собой Итачи, активировав последнюю стадию шарингана, он был вынужден преградить путь брату Мадары и обнажить спрятанный под одеждой вакидзаси. Отдалившаяся Мадара с Изуной оказались по разные стороны пропасти, замершие на противоположных утёсах. Плащ давно слетел с плеч Изуны вместе с хаори, оставляя её в одном чёрном боевом кимоно. Лезвие нагамаки сверкало райтоном по всей длине, периодически подпаливая землю редкими вспышками, синхронизировался с пробегающими по телу разрядами. Удивительно, как в их ситуации скрывающая пустые впадины глаз лента уцелела. Мадара успел лишиться брони — защитные пластины раскрошились под давлением клинка Изуны. Он остался в привычной чёрной водолазке с высоким горлом, тёмно-синих штанах, обвязанных бинтами вокруг бёдер и перчатках. Выглядел Мадара потрёпано, но ни капли не устал. Даже дыхание не сбилось. Тяжёлый, размером с его рост, гунбай ничего не весил для него. Между ними вспыхнула молния, расползлась по небу рваным шрамом, осветившим их равнодушные лица. Поднимающейся из пропасти ветер сливался с ходящим по верху собратом и со всех сторон толкал неугодных шиноби, будто пытаясь разнять их. Никто не шелохнулся. Лишь свободный рукав Изуны, не отягощённый рукой, колыхался с такой силой, что грозился разойтись по швам. — Откуда ты взяла того шиноби? — пусть Мадара не кричал, его голос раскатом звучал между ними — Откуда у него шаринган? — А что, ты думаешь, что папочка нагулял ещё одного бастарда? — её тон не нёс никаких эмоций. Полное равнодушие. От этого Мадара нахмурился. — Ты не бастард. Изуна сменила тему: — Загнал бедного Тобираму, как мышь. Неужели за столько лет настолько отчаялся, что боишься драться с Сенджу один на один? Она не насмехалась. Слова складывались в язвительные фразы механически и лишь чудо не позволяло терзающей вокруг мир грозе поглотить их. Изуна считала пустой тратой времени то, чем они занимаются. Эти разговоры ни к чему не приведут. Может быть, если она его убьёт, то никакой войны в будущем не произойдёт. Может быть Неджи не погибнет. Может быть, если она это сделает, позже устранит Зецу, то будущее никогда не узнает ужаса Четвертой Мировой Войны Шиноби. А Неджи понянчит племянников. За этим, возможно, сможет наблюдать Изуна. Между поисками проклятых осколков артефакта и противостоянием Киаре. Столько вариантов, если подумать. Изуна звякнула нагамаки, повернув оружие. Нещадно хотелось потеребить серьгу в ухе. Она ощущала, как убийственное ки ластиться к ногам, хотя должно ставить на колени. Два противоборствующих ки сражаются безмолвно, пока их источники тянут время. Незрима сила настолько велика, что под ногами утёсы уродуются трещинами, глубокими и опасными. Слабый удар способен обрушить их в текущую внизу бушующую реку. Оба понимали чем всё закончится. Мадара взмахнул гунбаем. Конец оружия свисал над пропастью, получая сотни дождевых капель в секунду под осветивший мрак рокот молнии. — Ты ответишь на все мои вопросы, кидзё. — Не думай, что наши прошлые узы, скреплённые сакэ уберегут тебя от моего меча, ёжик. На секунду ки прекратило осквернять пространство, чтобы выплеснуться с большей силой после синхронных рывков хозяев. Шиноби дрались осторожно, пуская в ход только оружие. Прыгая с утёса на утёс, кидая друг друга, как резвившаяся дети. Изуна показывала превосходящую скорость и пронзительность атак, Мадара действовал грубо, жёстко, один его попавший в цель удар, один случайный мазок обеспечит противнику сломанную кость, разорванную кожу и смертельную рану. Он взмахнул гунбаем — пласт ветра ненадолго снёс Изуну. Она перекатилась на утёсе, где во время короткого разговора стоял Мадара. Вскочила на колени, устремила острие нагамаки к сверкающему небу. Запах озона стал гуще прежнего, сконцентрированнее. Несколько контрольных молний почти поджарили разминувшегося с Шинигами Мадару. Он отстранил гунбай, со скоростью, не поддающейся анализу, сложил печали, глубоко вдохнул щекочущий после техники Изуны воздух в лёгкие. Взревел чудовищный огонь, словно голодный зверь пересёк разделяющую пропасть, впиваясь своими языками в уже пустующий утёс. Камень скоро обуглился, оброс чернильным пятном, достигающим подножья. Ливень с шипением погасил пламя, плотный колючий пар накрыл территорию. Дышать стало ещё труднее. Полог, казалось, заглушал любой шорох и движение. Изуна притаилась, ощущая растущую боль в грудной клетке, словно сотня сенбонов вонзаются в сердце. Кашель застрял в горле. Приступ душил её изнутри, хотя должен был приглушиться выпитыми пилюлями. Изуна на рефлексах увернулась, слыша свист рядом проносящегося гунбая. Приняла следующий удар прямо на клинок. Слабость помешала вовремя провести атаку — от буйства райтона приступ, казалось, быстрее забирает силы. Звон стали, серия глухих ударов столкнувшихся противников. Мадара упал на лопатки, выставил перед собой гунбай, успешно блокировав нагамаки. Неудачный пинок напарывается на уплотнившийся райтон. Тело пронзает разряд, заставивший стиснуть до боли челюсть. Руки затряслись, дыхание вырывалось ровными толчками. Трёхтомойный шаринган впивается в изуродованное лицо противницы, концентрируется на чудом не ослабевшей ленте. Выбившаяся из пучка, скреплённого кандзаси, сырая прядь щекотала его щёки, теребясь от нещадного ветра. Мадара со скрипом лезвия отвёл чужой клинок, перекатился, плавно встал и немедленно атаковал. Гунбай прорезал лишь ткань кимоно. Оружие сотрясло утёс, углубляя трещины. Изуна высоко прыгнула, завертелась потрескивающей райтоном юлой. Клинок практически настиг Мадары — он лишился половины рукава, а меч угодил метко в трещину. Мадара сорвал остатки рукава, отбросил к сваленной от их сражения кучки камней. Они рванули навстречу друг другу. Их силуэты размазались — единицы, живущие в мире шиноби способны были заметить их движения, скользящие, рубящие, смертоносные, наносящие каждому из них смазанные царапины, синяки. Очередная попытка задавить друг друга вызвала громкий треск под ногами. Утёс развалился на множество частей с покатывающимся грохотом, унося за собой шиноби. Их поносило по острым торчащим пикам, ударяло о летящие камни, выбивало воздух из лёгких. Огромный гуманоидный самурай начал образовываться вокруг Мадары, как какой-то камень чересчур метко врезался в незащищённый висок. У него закатились глаза. Изуна кое-как оттолкнулась от прыгающего между каменными выступами валуна, собрата фуутон, мягко остановивший падение. Лоб обожгло — хиганбана взбунтовалась. Летящий на неё громадный осколок ветер разбил на множество кусочков, сыплющихся пылью вниз. Изуна выгнулась в пояснице от губительной боли в лёгких. Кровавые сгустки стекли по подбородку. Собственный кашель вызвал ушной звон, скребущуюся боль в горле, словно кожу содрали. Чакра взбесилась, забурлила в очаге, будто отзываясь на пронзившую каждую клетку в теле боль. Она вновь понеслась вниз, слыша кричащий, беснующийся ветер сквозь несуществующую плёнку. Грохочущая глубокая река встретила шиноби беспокойством несущихся в неизвестность течений.