Луноликая: В Эпоху Войны

Последний раскат грома располосовал небеса на несколько кривых границ. Стихающий ливень разогнал тучи, освобождая из своих кандалов закатные лучи, спадающие водопадом надежды на низины извилистого хребта. В самом незаметном закоулке, в тупике подходило к концу очередное сражение между шиноби. Скрежет холодного оружия звучал в унисон с натужным сипением принявшего взмах вакидзаси на свою катану Изуны. Не увернуться. Не уйти с траектории удара. Раз — треск лезвия в наконечнике и лезвии вакидзаси. Свист рассеченного клинком ветра в ушах. Душераздирающие крики соклановцев, их бредовое бормотание и несколько новых павших рядом тел, захлебывающихся в рвоте и пене. Шаг. Разворот. Изуна отпрыгивает, кривиться от ядовитой боли в плече — царапина едва кровоточила. С холодно блестевшего лезвия текли алые капли. Итачи смахнул их и одним слитым движением вакидзаси пустил столп искр, встретившись несколько раз с обороняющейся катаной. Изуна отступал, будто возомнивший о себе не весть что уличный кот, напавший на грациозного льва. Он парировал, нацелился на горло противника, но наконечник уткнулся в обнажённый кунай. Итачи отвёл катану, метнул кунай — Изуна увернулся, опустил лезвие катаны вниз, блокировав нацеленное на бедро вакидзаси. Получившая в который раз урон трещина расползлась дальше. Мангёко Итачи опасно сверкнуло, встретив взгляд кровавых глаз Изуны. Рывок. Последняя серия отточенных атак и клинки встретили свой конец, разломившись и унёсшись в противоположные стороны. Не растерявшись, Изуна выбил из рук Итачи остатки вакидзаси огрызком от катаны. Удачно блокировал кулак, сжал чужое запястье и область плеча, чтобы резко развернуться и перекинуть противника через спину. Поставил стопу на плечо упавшего Итачи, повернул зажатые запястье с локтем под противный хруст костей. Изуна свёл брови к переносице. Внезапно прикусил язык. Во рту не появился знакомый железный, протухший привкус. Иллюзия. Реальность разлетелась сотней каркающих ворон. Изуна сидел на коленях с опущенной разломленной катаной. Кадык дёрнулся от тяжёлого глотка вязкой слюны. Вокруг него полыхало пламя чернее самой мрачной ночи, окутывая кольцом младшего наследника. Его языки рычали подобно голодному скалящемуся зверю, бросаясь ввысь, к зарождающемуся звёздному небу. Изуна не ощущал жара, ни холода. Лишь изнутри жалил стыд. Как он посмел попасться в гендзюцу неизвестного ублюдка?.. Изуна встал, оставив катану покоиться на земле, и повернулся к шедшему к концу бою. Он кристально чисто видел неминуемую потерю всего отряда. Построенный в ряд остаток Учиха выпускали тугие струи огня, что смешивались с громадным огненным шаром. По спирали подымались вкрапления тёмного пламени, засоряя с каждой секундой всё больше и больше пространства, поглощая собой с поразительной жадностью, оно ринулось к истощённым противникам. Всего пара соклановцев сумели уйти из зоны техники, выиграв жалкую минуту жизни, прежде чем меткие броски кунаев не отправили их в Чистый Мир. Сгоревшие Учиха ушли без ожидаемой вони палёной кожи, волос и мяса. После них, к ужасу Изуны, не осталось даже праха. Чёрный огонь просто исчез вместе с запершим его кольцом. Итачи отвернулся от нелицеприятной картины сидящего в растерянной прострации младшего наследника Учиха, подошёл к наблюдавшим в тишине Агату и Тобираме. — Как вы себя чувствуете, Сенджу-сан? — первое, что спросил Итачи. Эта вежливость не обманула кривившегося Тобираму. Он внимательно улавливал профессионально спрятанное беспокойство собеседника, несмотря на каменную маску. — Это не важно. Почему ты оставил его в живых? Тобирама перевёл взгляд на рефлекторно схватившегося за пустой пояс Изуну. — Ему не время умирать. — Что?... Итачи странно посмотрел на Изуну — долгим, сравнивающим с чем-то взглядом. И Изуна мог понять в чём дело, поэтому расправил плечи и вскинул подбородок. Земля под ногами содрогнулась. Дрожь распространилась по телу, как по чакропроводящей цепи райтон. Тонкие пики окружающего их нерушимым коконом хребта словно подогнулись на какие-то мгновение, чтобы с ревущим стоном оглушить выживших шиноби — звук распространял сумасшедшие вибрации, расползавшаяся бугристыми щелями, сколами рушившихся камней, громким градом обрушившихся наземь. Изуна судорожно закашлял в кулак, неуверенно приоткрыл глаза. Роговицу щипало от надоедливой каменной пыли, мелкой крошкой оседающей на коже, волосах и одежде. Он раскрыл рот, закрыл его, как выкинутая на сушу рыба, смотря на склонившегося к нему Итачи. Сзади него раскинул свои могучие крылья мерцающий алый, подобно крови, тэнгу, защищающий ими сгруппировавшегося Тобираму и Агата. — Т-ты… Изуна не знал как отреагировать. Протянул руку в неконтролируемом порыве вытереть стекающую с виска Итачи кровь, но тот слишком быстро отстранился. Тэнгу громыхнул крыльями. Камни разбросались по округе небольшими горками. — Что это было? — прохрипел натужено Сенджу, вставая на ноги, отряхиваясь с недовольной гримасой. Агат несколько раз хлопнул крыльями под шипение Тобирамы, в которого полетела основная часть пыли от перьев, и повернул голову на далекий запад. — Мастер бессознания, — меланхолично заявил он мягким голосом. Итачи нахмурился. Тобирама закрыл лицо ладонью и заговорил после глубокого вздоха. — Если ты способен чувствовать Рину, то почему мы провели больше месяца в том месте? — Это сейчас не важно. — Агат, — пускай Итачи говорил тихо, от его давящего взгляда Агат невольно отвернулся. — В нашем мире связь слаба, — дрогнувшим голосом объяснил, пиная копытом камешек. — У меня много вопросов, но ты прав. Сейчас не время. Сусаноо распалось прозрачными кристаллами. Изуна встрепенулся, когда понял к чему идёт разговор. Особенно после кивка Агата. — Я с вами! — Нет, — отрезал презрительно Сенджу. — Там мой брат. И если с ним что-то случилось я обязан помочь. Изуна сглотнул вязкую слюну. В голове мелькнуло давнее воспоминание детства: бледный, хрипло дышащий Мадара, окруженный останками повалившегося дерева; идущая из брови и из незначительного пореза на шее кровь; множество ссадин на лице, покрывающих брата до неузнаваемости и как вишенка на торте — холодный издевательский голос, шумящий в ушах оборванной рацией. « — Не пора ли тебе начать одеваться как девушка, младший братец?» Изуна стиснул ладони в кулаки. В глазах мелькнул раздраженно шаринган. — Мне плевать на тебя, Сенджу. Я пойду за вами хотите вы или нет. — Пусть идёт, — прервал раскрывшего рот Тобираму Агат. На косой взгляд безмятежно хлопнул крыльями и продолжил — Он помог мастеру выбраться с территории клана Учиха, когда твой клан совершал нападение. — Хм, — сложил руки на груди. Промолчал. Итачи сощурил продолжавший гореть в глазах Мангёко практически незаметно. — Хватит. Агат кивнул, сел на колени для удобства будущих наездников и пояснил: — Мастер с Мадарой слишком далеко скрылись. Скорее добраться по воздуху. Никто не сопротивлялся, без промедлений забрались на пушистую спину. Лишь Изуна до побелевших костяшек сжал между пальцев желтую шерсть. — Не свались, Учиха. Твоё тело в виде лепешки будет ещё уродливее. Изуна надменно фыркнул, даже не взглянув на Сенджу. — Мы с Цуки похожи, как близнецы. Скажешь, что и она уродлива? Пускай так и было, Сенджу, к неожиданности Изуны, замолк, поджал незаметно ни для кого губы. Изуна посчитал победу в свою пользу в данной короткой перебранке, однако насладиться помешал перевернувшийся желудок при взлёте Агата в светлеющий небосвод. Изуна пролетел весь путь с зажмуренными веками. В конце недолгого полёта он продрог то ли от страха, то ли в следствии забывчивости использования чакры, пальцы не смогли без чужой помощи разжаться из-за онемения и пришлось пережить самые позорные несколько минут за всю жизнь. Он поклялся, что убьёт ненавистного Сенджу хотя бы за глумливый взгляд, обращенный на него и Итачи — того, кто бесстрастно, без единого слова снял Изуну с Агата. Все продолжительное время молча осматривали остатки разломленного неестественно утёса. По всему периметру сквозили вмятины, протяжная желоба уродовала склон, начиная от следа чьего-то кулака. Черневший край пачкался короткими и длинными бороздами — ровными, кривыми. У горки серых валунов сиротливо лежал знакомый рукав. К пропасти подошёл Тобирама, сощурился, пошаркал носком обуви, поднимая небольшой слой пыли. Вскинул голову, обращая внимание на противоположную сторону пропасти. Над почти целым утёсом всё ещё поднимался серый прозрачный дым, танцуя ветвистыми клубками над подкопченным камнем. Воздух коротило от райтона. Обманчивая свежесть озона электричеством оседала на пушащихся, сырых от недавнего дождя волосах. Изуна вдохнул колючий запах, смешенный с гарью, сыростью, остатками раскалённости — признак недавно используемых техник во время грозы. Вся вонь отдавала отчужденной гнильцой и, к ужасу, медью. Тобирама странным колким взглядом проследил за принюхивающимся Изуной, вздрогнувшего и вопреки не прошедшей томности в мышцах, единственным прыжком оказался рядом с Сенджу. Колени подкосились от внезапной слабости, тело продолжало по инерции нестись вперёд. От охватившего шока и недавнего сражения Изуна пропустил происходящее мимо внимания, игнорируя неприятную прохладу восходящего воздушного потока, кольнувшего лицо. От смерти спасла крепкая до синяков хватка на плече. В секундном наполовину висящем положении он смог отчётливей разглядеть причину прыжка. Множество алых кривых мазков, прерывающихся пятен изуродовавших всю высоту бугристого утёса поднимали отчётливый для Изуны запах металла. — Осторожней, — холодно предупредил Итачи и вернул младшему наследнику Учиха стойкое положение на земле. Вниз покатилась каменная крошка, бесшумно исчезла в ревущей реке, часть затерялась в оковах стремящихся броситься ввысь каменных пиков, сковывающих свободолюбивые водяные потоки. Изуна опустился на ослабевшие колени, вцепился дрожащими мазолистыми пальцами в край отколотого утёса с такой силой, что острые сколы до протыкающей боли впились в кожу. Он рискнул вдохнуть ничуть не ослабевшую вонь. Кислород застрял в першащем горле. Шаринган неконтролируемо вращался в глазах, как сумасшедшая, сломанная юла, крутя навечно застрявшую в воспоминаниях картину проплывающей мимо брони старшего брата. Тень мелькнула над ними. Чрезвычайно быстро даже для шарингана Агат метнулся вниз, вновь воспарил, с глухими ударами крыльев садясь рядом с выпрямившимся Итачи. Стоило Сенджу разглядеть что протягивал кончиком хвоста Агат, он резко отвернулся, скрестил руки на груди, обращая свой взор на бесконечные просторы пиков гор, скрываемые утренним молочным туманом. Итачи взял ленту младшей сестры, провел по ней большим пальцем и смотрел. Долго смотрел, сощурив глаза, пока вокруг постепенно, неуверенно стелились первые солнечные лучи. — Ты не можешь её выследить? — интонация не являлась вопросительной по большей части, не скрывала она в себе и надежду, но Агат отчего-то потупился. Сенджу нахмурился, слыша густую тишину в ответ на реплику Итачи. — Почему? — резко подал голос Тобирама — В тот раз ты с той шавкой находились в своём мирке. Что не так сейчас? — Не смей так отзываться о Нептуне. Угроза в прежде мягком баритоне не напугала второго наследника Сенджу. Казалось, лишь раззадорила. Тобирама развернулся на пятках, посмотрел без страха в золотые, светящаяся предупреждением глаза могущественного существа, что был в два раза выше, крупнее самого Сенджу. Свист ветра никак не мешал присутствующим слышать учащённое дыхание Агата. — Послушай, — начал проникновенно, будто понимающе, не ожидая наткнуться на холодную усмешку. — Нет, — удивительно спокойно, медленно прервал Тобирама, слегка топнул стопой, отчего серая дымка пыли легла на истёртую обувь — Я многого не понимаю в ваших отношениях, но знаний о контрактах между призывным миром и шиноби достаточно для выводов. Ты не желаешь искать Рину, перечишь своим обязанностям. Он опустил голову, нахмурился открывшейся пропасти, в чьём жерле не утихает грохочущая в безнадёжности река. Слабые свободолюбивые, пенящаяся боры агрессивно кидаются на грубые, бугорчатые стены, впадают в воронки и удаляются, сбегая в самую даль непрекращающимися бурными потоками. Пускай яркие согревающие утренние зайчики радостно играли бликами на неутихающей глади, мазками сверкали между каменных пиков, а просыпающиеся птицы редкими колониями пролетали над длинным монолитным лабиринтом, всё спокойствие накрывало напускным одеялом ложного умиротворения, словно подталкивая забыть о паре затерявшихся Учиха — Тобирама выглядел как никогда напряжённым с побелевшими губами, складками меж бровей и тонкой исчерченной сетью вен руками, скрытых под пыльной, окровавленной одеждой, изрешечённой прорехами. Агат не находил смелости что-либо ответить на недавний выпад Сенджу, точно растеряв всю красноречивость, малейшие её задатки. Вдали гортанно заорал пролетающий мимо орёл. Он привлёк внимание поднявшегося с колен Изуны. В зрачке закружился шаринган. На губах мелькнула слабая улыбка — крыло птицы запачкано приметным фигурным пятном, навеивающим воспоминания детства. Глупая шутка двух наследников Учиха, когда они невероятно давно играли с первым призывом Мадары, сослужила полезным сигналом. Он жив. Изуна оглянулся на замолкших временных товарищей. Хотя он не уверен, что их правильно так называть. Взор его остановился на стоящем неподвижно вдали от недавно поссорившейся парочки Итачи. Молчаливо, он казался глубоко утонувшим в водовороте ядовитых размышлений. Изуна мимолётно заметил как он прячет что-то в скрытом грудном кармане плаща. Не теряя времени приблизился, неожиданно для себя остолбенел, ощущая как мышцы наливаются тяжестью, как от парализующего яда. В горле пересохло. Прошло всего несколько секунд с его приближения, но для него время замедлилось, обратилось вязкой, липкой глиной, в которой он и мог, что пытаться вымолвить задуманное. Это неожиданно тяжело. Ветер колыхал выпавшие из низкого хвоста волосы Итачи, бьющие десятками плетей по спине, полы плаща пачкались в грязи выступа. Одинокая, обманчиво расслабленная фигура навеивала странное сковывающее чувство на Изуну. Он ущипнул себя за бедро, до ноющей боли стиснул зубы в попытке отогнать нежеланное наваждение, однако всё испортил объект непонятных метаний. Итачи обернулся. Это ударило под дых младшего наследника Учиха осознанием: Он всё понимает — это отражалось в утративших всякий блеск глазах. Никакое напускное безразличие не обманет того, кто родился и рос среди привыкших скрывать эмоции за маской неприступности шиноби. Изуна почувствовал долгожданное облегчение, вялостью отозвавшаяся во всём теле. Однако вместо заранее придуманной реплики изо рта вырвалось то, что гложило в самой глубине: — Почему ты меня спас? Почему не убил? Вопросов, начинавшихся с пресловутого «Почему» хватило бы на беспрерывный пятиминутный монолог. Он предпочёл воззвать к клановой немногословности в кои то веки. Итачи, осознанно или нет, стиснул до сих пор не убранную ленту, что не ускользнуло от Изуны. — Я похож на неё? — с не скрываемым сомнением протянул он. В голове вспыхнул недавно увиденный образ безглазой, однорукой Цуки, её осунувшегося изуродованного лица с неестественно острыми скулами, глубокими синяками под веками. Изуна передёрнул плечами. Отвратительно. — Нет. На младшего брата. — …Прости. — Он жив. Изуна бы хмыкнул, выражая скептицизм, но холодный взгляд Итачи стал точно внезапно воздвигнутой стеной. Он смолчал, не замечая как в раздражении, то ли презрении дрогнула верхняя губа. Если жив, так почему Итачи с Цуки, а не с призрачным братом? Поёжился под невидимым давлением Итачи. Изуна не мог поверить, что это происходит: стоит, разговаривает с очередным ублюдком клана… Ублюдком ли? Мысль, предположение пощекотала затылок. Если спросит, то вряд ли ему ответят. Никто бы не ответил. Изуна почесал основание ладони, пряча руки за спиной, словно любопытство раздирало изнутри зудом, подстрекая обычно дотошную натуру разобраться там, где рассудок подсказывал не копаться. Цуки ведь наверняка заденет, если он начнёт расспрашивать про неё. Или про Итачи. — Хн, — упёрся кулаком в пояс, перенёс вес на левую ногу. — Не спрашивай. Рот с лязгом зубов закрылся. Он мысли читает?.. Итачи глубоко вздохнул и отвернулся, отчего у Изуны вновь дёрнулась верхняя губа, а брови приподнялись не то в возмущении, не то в поражении. — Нет! — воскликнул Изуна, упёрто делая шаг вперёд — Что тебя связывает с Цуки? Помимо отданных ею глаз. М? Изуна не мог видеть дрогнувший, прежде скорбно опущенный уголок губ собеседника. — Мадара в порядке, — с чего-то посчитал нужным сообщить Изуна, растеряв подстёгивающее к нелепостям негодование. Это казалось важным, ведь если старший брат жив, а это точная информация, то Цуки с высокой вероятностью тоже. Ведь Мадара за прошедшие десять лет не смог переболеть недугом, нёсшее имя их непризнанной сестры и нынешнего Главы клана Сенджу — Хаширамы. А Итачи волнуется об этой ужасной девчонке. Изуна насквозь видит отточенную годами маску. — Знаю. — Тебя волнует не это. Значит то же, что и меня. Изуна не скрываясь скривился при следующих ударивших в голову предположений. Мадара не свалился в реку, будь в сознании. Он много раз проделывал трюк с Сусаноо в похожих местах. Если Цуки удалось вырубить брата, это всё равно не объясняет ничего, что уж говорить о твёрдой уверенности Изуны — несостоявшаяся сестра не может быть достаточно сильна для подобного трюка. Отбросив предубеждения: он с неохотой допускает эту случайность, значит в силу вступает другой вопрос. Как Цуки потеряла сознание и упала? Крушение утёса произошло впоследствии столкнувшихся ударов, в тот момент оба находились в сознании, либо вырубили друг друга одновременно. Как нелепо. Итачи промолчал, затем посмотрел на задумавшегося Изуну через плечо, перевёл взгляд на о чём-то разговаривающего с Тобирамой Агата. Похоже, нашёл наконец правильные слова. Пальцы на ленте стиснулись в кулак до белеющих костяшек, а в глазах блеснул шаринган. — Что ты?... — очнулся от глубин размышлений Изуна, ощутив незаметное колебание воздуха. Обернулся, распахнув глаза. По щеке и шее неприятно полоснуло мокрыми прядями. Однако ничто не отвлекало от странности происходящего. Итачи ловко, с поразительной силой подавил тяжёлое тело Агата выверенно направленным в область коленей пинком. Пригнулся. Над головой просвистело крыло. Замерло вместе с хозяином, так несвоевременно попавшимся в гендзюцу Итачи. Агат пфыркнул, резковато качнул головой, сбрасывая морок. Тобирама вскинул бровь, но ничего не предпринял даже когда Агат почему-то кинул на него взгляд. — Где она? От шелестящего тона шерсть затопорщилась. Скрытая угроза обрушилась тихим невидимым громом на растерянно оглядывающегося Агата. Изуна не способен был понять почему до недавнего времени выглядящее нерушимо опасное существо вдруг стало загнанным в угол кроликом, зажатым между хищным краснооким вороном и белоснежным драконом. Изуна презрительно скривился. Откуда столько волнения у них? Прежде всего, с чего бы Сенджу беспокоиться об Учиха? — Я… — Рина сильный шиноби, — от подобного заявления Тобирамы у Изуны дёрнулось веко — Её стиль управления техниками без печатей позволял ненадолго взлетать, а реакции хватило бы на телепортацию. — Она учила тебя, поэтому знаешь — потерянно, загнанно потупился Агат. Изуна не замечал страха на морде существа, лишь необъяснимый стыд с внутренними метаниями. Золотистые омуты чудесного существа всматривались в горизонт, вдаль, словно в попытке разглядеть кого-то, найти там поддержку. — Найди её, — особенно выделил фразу Итачи морозным тоном, от которого у наблюдающего Изуны пробежал холодок по спине — Вы с Нептуном достаточно навредили своей шуткой. — Нептун, — пробормотал Агат, поднимаясь на копыта, встряхнув крыльями. Липкое облако причудливо окружило твёрдо стоящего Агата, льнув к шерсти, как серый дискомфортный ворс. Изуна медленно выдохнул. Он не знал что произошло, но судя по всему, вскоре Мадара найдётся. *** Густая листва кедра ловила струящаяся свободным коралловыми струями рассветные лучи, благодарно разнося робкий шелест, подавляемый громоподобным пением водопада, чьи речные воды возбуждённо спадали беспросветным занавесом в глубокое озеро, стремясь достичь потаённых и неизведанных недр. Прохлада колола кожу бессознательной Изуны, стелилась надоедающими мурашками на руке. До недавнего времени ровное дыхание сбилось с ритма. Нос защекотали травинки, украшенные утренней сверкающей росой. Прежде устойчивый запах сырой земли, с кислыми нотками разбавился отталкивающей вонью пота. Тело среагировало рефлекторно, попытавшись схватить неугодного за грудки, ударив в живот перекинуть через себя, однако противник предвидел это. Он прижал запястье к земле, своими ногами зафиксировал чужие, вызвав досадный дискомфорт. — Не дёргайся, кидзё. В твоих интересах послушаться и не слечь с лихорадкой следующей же ночью. От сердитого шипение в ухо сознание вынырнуло из подобия сна. Изуна вздрогнула, оглушённая ударившему обухом по чувствительному слуху природному шуму. В ушах несколько бесконечных секунд стоял звон. Конечности освободили от захвата. Пространство стало больше, неприятное зудящие ощущение растворилось, позволяя вдохнуть глубже, избавиться от эфемерного удушья. — Очнулась. Раздевайся. Изуна глубоко вдохнула пьянящую свежесть утренней влаги и, казалось, потеряла способность надышаться кружащими голову древесными нотками, собирающими смешенный коктейль с добавками впитывающих нарастающее тепло листьев, окроплённой каплями ранней росы зеленью со сладким ароматом холодного ветра. Всего секунду продлилось благое неведение, как горло запершило, а лёгкие стремительно полыхнули обжигающим жаром. Она перекатилась на бок, страшно закашлялась, сплёвывая редкие красные брызги на девственно чистую траву. Язык слизнул металлический привкус с губ. Грудная клетка изнутри пронзилась жгучей болью. Неистово захотелось закурить, настолько, что Изуна не задумываясь пошарила ладонью по множеству скрытых карманов, сунула пальцы в барсетку и опомнилась. Весь табак отсырел. Несмотря на тянущую назад слабость пришлось сесть. Собрать в одну кучу разбегающаяся мысли стало легче после короткого импульса чакры в зону мозга. Подобный трюк на мышцах не сработал. Вялость забивалась в самую глубь. Изуна всхлипнула, сплюнула противную масляную слюну. — Где мы? Её хриплый, надтреснутый голос прервал долгую умиротворённую тишину. Мадара повернулся к Изуне, стаскивающей всю сырую одежду, оставаясь в одном нижнем белье, нахмурился. Он стоял по колено в воде, сверкая чёрной набедренной повязкой. Все его вещи сушились на ветке ближайшего к озеру дерева, скапливающаяся вода набухшими каплями падала вниз. — Остатки памяти вышибла подводной галькой? А, кидзё? Не помнишь как вытащила нас? Она ничего не ответила. Предпочла подползти к дереву, на котором висели вещи Мадары, отложить сложенное кимоно и опереться спиной о ствол. Лопатки царапнула кара, острая шелуха впилась в жёсткую кожу шрамов, покрывающих всю спину — ни одного гладкого места. Изуна услышала фырчание, звонкий плеск. Это напомнило обиженного ёжика, впрочем, не принесло ожидаемого веселья. Тоска металлическими сенбонами штыковала без того ноющее сердце. Скрежет изнутри десятка тупых когтей злорадно вторили шёпоту желчных голосов, трубящих в неясном отдалении, на фоне возникшей в мыслях родной морды. Давно, десять лет назад она была бы ехидно улыбчива. Сейчас — зло оскалена. Эта боль проникла в самую уязвимую точку Изуны и начала резать, кромсать, разрушать те остатки светлых чувств, что остались за все годы, подвергающие её глупому испытанию Шинигами. «За что, Нептун?» — собственный голос тонул среди множество знакомых и чужих одновременно. За что он принёс пустышки? Зачем подвергать её этой муке? Изуна сотворила достаточно зла каждому, но ни разу не навредила духовным существам. Она их спасла дважды: в день первой встречи и после уничтожения физических тел. Спасла. Изуна вцепилась в волосы, оттянула их корни до ноющей боли. Брошенную ей рыбу она поймала бессознательно, сжала склизкое, противное тело до разорванной ткани. В нос ударил тошнотворная вонь сырых чешуек, тухлой крови, леденящими струйками потёкшими сквозь пальцы. На землю бесшумно упали половинки рыбы, хвост хлыстнул по голой стопе. — Хм, — услышала недовольное Изуна. Мадара невозмутимо сложил пойманную пищу на затоптанную ранее траву. Подобрал нужные крупные камни и построил из них ограждённый квадрат. С отломленных веток снял тонкий слой мокрой после грозы древесины. Руками вырыл ямку, закидал её хворостом. Сложил короткую печать, осторожно выдохнул слабую версию огненного шара, тонкой струйкой охватившей очаг. Палящие языки с хрустом захватили древесные прутья, воспарили едва за пределы вырытой ямы, лизнув почерневшие стенки камней. Изуна не стала вытирать руку. Она сосредоточилась на запахах вонючих потрохов, хоронившихся в ногах, тухлости склизкой крови меж пальцев, а вскоре и на ароматах приготовленной жаренной еды. Потрескивание костра, отголоски вздымающегося дыма, неслышные для обычного слуха шаги, приминающие палую листву. Пение пролетающих мимо птиц. Всё окружение постепенно, с усилием вытеснило шипение неземные голоса, наседающих, прогибающих крохи воли. Изуне казалось, что она на той самой грани, стоит на носочках у края бездны. Один неловкий шаг, падение в безумие. Близко, опасно. Страшно. Хиганбана привычно полыхнула, виски сжало острой болью. Изуна бесстрастно дёрнула плечом, будто бы отвечая тем самым злосчастной хиганбане. Испытание, Принятие. Она понимает. Но как принять одиночество? Предательство? Изуна никогда не была одна, ни разу с семнадцати лет прошлой жизни, того периода вступления в армию родной страны. Единственный раз случился после «смерти» духовных существ. Во время посещения Конохи с Восточным Королём. Тот период апатии был подобен едкому миражу, затерявшемуся на затворках памяти. Одиночество пугает, а месть Киаре манит, как голодающего сухая корка хлеба. Боль разъедает всю душу и тело, разбирает по частям самым мучительным образом. С каждым вздохом она слышала нездоровый хрип в лёгких, ощущала пульсирующую волну, а сердце пронизывало режущем кинжалом. Судороги распространялись от руки до кончиков пальцев ног, кашель застрял в горле, металлом отдаваясь на кончике языка. Она словно попала в личный ад и осознавала реальность на половину. Ей нужно было отвлечься, прийти в себя, а не поддаваться мельтешению спутанных голосов, не знающих что от неё хотят: осуждают они, или издеваются, ноют, подобно зверям, либо задаются паническими вопросами о туманном будущем. И Изуна не знала какой из них её. — Где ты носилась эти десять лет? Холодный голос Мадары гонгом Изуна устремила руку к серьге, но вовремя опомнилась и расслабилась. Приобняла себя, не решаясь пока использовать чакру для поддержания тепла. Продрогшее тело периодически вздрагивало от пробирающего нутро холода. В ягодицы впивались мелкие камушки, царапали и кололи занозы выступающих сквозь почву корней. Мадара бездумно покрутил прут с насаженной на нём рыбой, поднял взгляд на молчаливую собеседницу. — Сестрица, твои братья волновались. Ни одной весточки за столько времени. Хочешь — не верь, однако с дня нападения Сенджу большая часть ресурсов клана тратилась на твои поиски. Он почесал зудящий шрам от ожога. Вечно обостряется, когда он вспоминает тот день. — Мадара, прекрати трепать языком, хн. Говори прямо чего добиваешься. — Хо, заговорила, — чуть помолчав, встал с насиженного места, чтобы подобраться ближе к Изуне. Замер в нескольких шагах, смотря сверху вниз на поразительно безэмоциональную сестру. Поджал губы, пальцы дрогнули на пруту с рыбой, стиснулись крепче. — Ты вернёшься в клан. Это завещал отец. Мадара нагнулся, схватил чужое запястье и насильно всучил еду, однако с виду обессиленная, хватка Изуны оказалась неожиданно крепкой. Покрытые засохшей кровавой коркой пальцы до ноющей боли сошлись на кулаке Главы клана Учиха. В его глазницах сверкнул шаринган, черты лица, казалось, заострились. — Цуки, — сквозь зубы, полным сдерживаемой злобы тоном отрезал он. Изуна издала хриплый смешок. Совершенно пустой, не наделённой ни одной эмоцией, вырванный на автомате. — Таджима умер в том пожаре, — бесцветный голос налил мышцы Мадары большим напряжением, брови сошлись на переносице. Не молчание подтвердило сказанное, а прервавшийся вдох. Совершенно незначительная перемена не была бы замечена даже членом клана Инадзука. Для слуха Изуны на подобном расстоянии это походило на короткое шуршание. Она понизила тон, заставляя Мадару склониться ещё ниже, упасть на колени, пачкаясь в кровавых потрохах, вытекшей глазницы рыбы. Холодные сухие губы мазнули по ушной раковине, сиплое дыхание опалило щёку. — Это я отдала план подземных ходов Сенджу, Ёжик, хн. Мадара оцепенел, по бледности сравнялся с трупом, грудная клетка поднялась, так и не опустившись. Пожар. Дым мешает видеть, проникает в лёгкие. Горло першит, кашель огненно сотрясает грудную клетку. Бренчание оружий. Цокот стали. Разлетающиеся искры со скрипом подпаленных досок при каждом прыжке, шаге отца и Главы Сенджу с Тобирамой и его самого. Стон балок над головами. Окрик отца, толчок и падение. Ожог на шее от торчащего лома. И внутренний взрыв, топящий внутренности в воющей боли. Взгляд Мадары медленно теряет осознанность, губы искажаются в зверином оскале, жутком, пугающим. Кровожадное ки волной отпрянуло от его фигуры в мир. Очаг с шипением затух, а пролетающие птицы ничком грохнулись то в озеро, то в покачивающиеся древесные кроны. Прохладное равновесие водоёма исказилось рябью, поднимая бурлящие волны, сливающиеся с спадающим, рвущимся потоком водопада. Бесшумный удар кулаком продырявливает ствол, ни на миллиметр не задев бездействующую Изуну. Она приподняла правую бровь. Мадара выдёргивает руку из власти Изуны, медленно встаёт под сип, надлом накренившегося дерева, оно с безликим воем, валится с лёгким земным толчком. Сотни воспаривших листьев украшают территорию, порхая вокруг подобно бабочкам, они нежно приземляются на единственных людей, замерших и безмолвных в своей одинокой печали. — Я догадывался. Мадара отвернулся от всё-таки сжавшей серьгу Изуны. Мышцы на спине от напряжения стали подобны скрупулёзно обведённым кистью мазкам, выступая сквозь тонкую прослойку кожи. — В клане на момент отступления войск Сенджу не осталось живых ирьенинов, лишь бесполезная кучка лекарей, способных разве что подуть на ожоги, да гнилые травы приложить на открытые переломы, — сдержанная изо всех сил злость лилась сквозь глухой голос. Изуна слушала внимательно, водрузив подбородок на притянутое к груди колено. — Отец перед смертью велел найти тебя и вернуть в клан. Начались безрезультатные поиски, однако удалось выяснить как к Сенджу попал план ходов. В Стране Демонов не так много людей с серебристыми волосами… С белыми их вовсе нет. Мадара громко хмыкнул, как если бы этим комментировал её навыки маскировки и скрытности. — Тебе это не нужно, Мадара, — с неизменной убеждённостью, не скрывая скуки от состоявшегося разговора высказала она — Плевать ты хотел на старейшин и на Таджиму. Изуна вовсе не захочет видеть меня на территории клана. Мадара повел плечом, с той же невозмутимостью повернулся к шумящему водопаду, чьи глушащие удары о гладь озера привлекали слух. — Какова настоящая причина, хн? — Ты сама и есть причина. Изуна сильнее сжала серьгу. Отросшие ногти царапнули мочку. Вскинутые брови остались не замечены, либо проигнорированы. — У тебя нет того, ради кого обрекла бы себя на одиночество. — Противоречия не находишь? Он словно в короткий срок оглох к язвительности Изуны, пускай в прошлом вспыхивал подобно воску от малейшего намёка на издевательство и пренебрежение. Глубже вдохнул нарастающую теплоту дня, испоганенную вонью раздавленной рыбы. — Члены клана Учиха имеют особую привязанность к тем, кого бы назвали братом или сестрой. С той же силой возвышает Учиха, что и вгоняет в бездну безумия. Эта саморазрушающая любовь делает чужое благополучие важнее собственного, чужую жизнь возводит на пьедестал величия, а всё докучающее ввергается в справедливые руки Эммы. Липкое молчание разразилось над редколесьем, сбавляемое гоготом очнувшихся после смертоностного выброса ки птиц. Хлёсткие брызги порой долетали до плещущихся, выскакивающих ввысь рыб, ветер сбавил мощность и лишь невнятно трепал верхушки пушистого кедра, глушащего спешащие хлопки массивных крыльев. — У меня есть такой человек. Мадара повернулся настолько резко, что мокрые колючие пряди неприятно шлёпнули по щеке с шеей. Непривычное откровение давней подруги красилось несвойственной ей оторопью. Хриплый до мурашек на коже голос приобрёл едва заметные растерянные нотки, будто Изуна бессознательно ослабила поводок контроля над эмоциями. Он сощурился, цепляясь за ещё более побледневшую кожу собеседницы, которая практически до крохотных капель крови вонзила ногти в бедную мочку уха. В следующую секунду оказалось очевидно, что Изуна говорит словно не с ним, устремив голову в сторону будто бы притихшего водопада. Рисунок хиганбаны на лбу неуловимо пульсировал. — Все страхи — иллюзия. Подобна тем, накладываемым на меня Оюном. Иллюзия, хн. — Головой тронулась, кидзё? — Давно. Если бы не лекарства Айнона, то голоса с галлюцинациями подвели бы к черте намного ближе. От прямолинейной правды Мадара невольно раскрыл рот, да позабыл закрыть. Глупо моргал, пялясь на странное выражение лица Изуны, которое и с активированным шаринганом не интерпретировать. Встряхнул волосы на затылке, в раздражении кривя губы. — Человек…— задумчиво промычал он — Это тот, с кем ты пришла? Слабая улыбка украсила губы давней подруги, а пальцы наконец отпустили ухо из мучительных тисков, рука закрыла рот, словно этим жестом она желала скрыть столь парадоксальную эмоцию. Мадара скривился, отчего-то закусил внутреннюю сторону щеки, позабыв о её слепоте. Никто из них не успел произнести ни слова, как воздух исказился, а ветер засвистел скоростной очередью сюрикенов, подхватывая скромно лежащие на спинах волосы вместе с нижележащей пылью, вызывающей судорожный кашель разлетевшимся вокруг облаком. Тлеющий хворост очага охладел, камушки взметнулись во все стороны, порой с гулом утопая в озере. Цокот приземлившегося Агата, прилетевшего со стороны водопада, разбавил оседающую тишину. От спрыгнувшей со спины призывного существа компании трущий глаза Мадара поджал губы, мгновенно найдя среди троицы младшего брата. И того человека, ради которого Цуки готова на всё. Он активированным шаринганом просверлил дыру в Мадаре, мельком осмотрел очаг, раскиданную рыбу и остановился на подскочившей на ноги Цуки. — Стой, — бросил немедленное Итачи, по пути к сестре снимая плащ. Как ни странно, его послушались. Где-то словно в отдалении слышался Изуна, причитавший о том, где одежда Мадары и почему он в одной набедренной повязке, на заднем плане, сквозь вату доносились осторожные шаги Тобирамы. Внимание сконцентрировалось на родном присутствии старшего брата. Цуки не удержала тихого вздоха облегчения. Жужжащие на периферии голоса утихомирили свою осуждающую трель. Плечи утяжелились плащом, комфортная теплота, не покинувшая ткань, приятно согрела до самых костей. Итачи обошёл её, встал сзади. Цуки ощутила, как волосы приподнимают, мягко скручивают и закрепляют на затылке кандзаси. Непонятное ранее беспокойство, дополняющее отвратительный привкус разочарования, рассосалось. Стало чуточку легче. Атласная лента защекотала виски, её концы завязываются, привычно стискивая область ниже затылка. Не хватало возвращения любимого меча, настолько, что кожу ладони щиплет, практически покрывая затихшую боль от проявившихся симптомов. Глубокий вздох резонирует с жаром в хиганбане, рывок сливается с вспыхнувшим искажением пространства. Утяжелённые секундой назад пряди опадают, колышутся, подчиняясь неучтённому вихрю. Песок с пылью тонкой прослойкой взметаются вокруг замерших Мадары и Цуки, спертое дыхание застревает в глотке. Несколько взволновавшихся листьев опадают с деревьев, пёрышком пролетают между них по невидимой границе, оседая у согнутых в стойке ног. — Брат! — вскрикивает Изуна, дёргается, неожиданно безуспешно. Оборачивается, пересекаясь взглядами с казалось, полными крови бриллиантами. Тобирама держит надёжно, сжимает локти Изуны, нагибая чужой корпус и только убедившись в беспомощности вечного соперника вскидывает голову к источникам пугающей чакры. Кадык скачет верх-вниз. Мадара даже не косится на упирающейся в горло острый конец кандзаси. Этот адские глаза при желании способны прожечь в ярости любого до костей, однако у слепой Цуки нет никакой возможности убедиться в этом. Она неожиданно легко отводит кулак сместившегося Мадары, крутя между пальцев злосчастные кандзаси, ударяет ногой в рёбра. Своим падением в озеро он вызывает столб брызг, распугивая любую мелкую рыбёшку. Плащ Итачи с шорохом спадает на траву, Цуки оказывается в воде, бьет пяткой по тому месту, где ранее вставал Мадара. Отводит голову в сторону, смещает корпус, чтобы опрокинуть Главу клана Учиха под свист разрезающего от уровня скорости воздуха. Всплеск до недавнего времени умиротворенной водяной глади окропляет сухой берег. Прозрачная рябь разбивается алыми осколками с мягким приятным гулом, приглушая склизкий звук входящего в целую плоть острия. Цуки давит на лодыжку Мадары стопой и углубление меж живущих в глубине камней принимает подарок с идущими к поверхности пузырьками, до треска костей сжимая конечность. Она не вздрагивает от удара свободной ноги по корпусу, лишь больше напрягается и глубже всаживает кандзаси в прикрывающее горло предплечье Мадары. Конец прорывается сквозь связки и мышцы, пачкая концом его щёку густыми красными каплями. Посчитав это достаточным, Цуки грубо вырвала украшение, отступила под оглушительное безмолвие, напоминая больше напряжённую струну, чем удовлетворённого поступком человека. — Цуки, — процедил зло Мадара. Он сдавливал повреждённую руку, до скрипа сжимая зубы. Активированный трехтомойный шаринган вызывал зуд меж лопаток остановившейся Цуки. — Не смей, — хриплый ледяной голос словно приобрёл рычащие нотки, звучащие чужеродно, до мурашек призрачно. Изуна вырвался без сопротивления со стороны Сенджу, метнулся к брату сквозь затягивающие жерло озера. Загородил собой Мадару, вскинув обнажённый кунай. Где-то в стороне чертыхнулся Тобирама, метнув руку к подсумкам на бедрах, краем глаза заметив как неприметно Агат укрылся под тенью раскатистого дерева, уменьшив родной размер тела. Концентрированная вспышка ки отравила ставший сжатым, стухшим воздух. Под Цуки свернулась и почернела трава, прогнулась смягчившаяся земля. От запаха гнили, смердящей воды к горлу подступала тошнота. Среди побледневших шиноби лишь хмурящейся Итачи избежал незавидной участи. — Никогда не пытайся навредить моему брату! Стая птиц зашуганно взметнулась к небу от крика. Десяток мертвых туш с тупым стуком попадали, разбиваясь в кашу из органов и перьев. Изуна громко сглотнул, стиснул уже двумя дрожащими руками кунай, однако несмотря на его защиту, пускай Мадара не видел Цуки, неведомая сила встряхнула его изнутри до рези перевернувшихся органов. Он скривился от боли с висках. По губам и подбородку скатились две струйки крови, наливаясь и стукаясь о позеленевшую воду. — Монстр. Демон, — сквозь зубы шикнул Изуна. В глазах сверкнул шаринган, кунай метнулся сотни раз отработанным движением, рассекая утяжелившаяся пространство, со звоном был блокирован, всадившись в простонавшую кару кедра. Сенджу с облегчением выдохнул, разогнулся, когда чудовищное давление схлынуло, а отвратительная вонь гнили развеялась. Итачи спокойно встретил бесстрастным шаринганом на полный ненависти взгляд Изуны, снова накинул подобранный плащ на голые плечи сестры, задержав на них приятно тёплые ладони. — Иногда чтобы сохранить жизнь своим близким нужно пойти на сделку с совестью. Итачи наклонил голову, щуря свой шаринган, сверкающий проблеском для смотрящего на него Мадары. — Что? — Глава клана Учиха рыкнул сквозь зубы, наклонился корпусом, отчего-то сжав плечо брата. От пронзительности внимания Итачи, направленного на Изуну, последний замер зашуганным птенцом под гнётом ястреба, в ответ кладя ладонь на руку Мадары. Цуки молчаливо развернулась, терпя жалящее лопатки взгляды Мадары, и с позволения Агата села ему на спину, вслед за ней подтянулись остальные. Агат воспарил к безоблачному небу, вздымая за собой столп шального ветра с отмершими перьями мёртвых птиц. *** Прошло не более десятка минут, когда Агат безропотно приземлился, подчиняясь похлопываниям Изуны. Солнце едва покинуло пределы горизонта, пекущими бликами поливая высокую траву, подмигивая скачущим в лугу кроликам. Сухой ветер свистел в щелях спрятанных на просторах протяжного плато бесчисленных нор грызунов, прогибал гордые цветки под аккомпанемент радостно щебечущего жаворонка. Изуна не спрыгнула — свалилась со спины Агата, крепко сжимая ладонью рот, под нервирующими взорами сделала неуверенный шаг, покачнулась, так и не встретившись кривившимся лицом с землёй, вовремя подхваченная за локоть Итачи. — Мастер… — Заткнись, Агат! — отрывисто гаркнула Изуна, булькнула неразборчиво, вырываясь из надёжной хватки чудом. Она поспешно, неизменно шатаясь, скрылась вдали, за длинными, тянущимися к небосводу зарослями. Дальше, дальше от них, в тщетной надежде оказаться в одиночестве. «О, Шинигами-сама, одна!» — с непонятными чувствами всхлипнула Изуна. Никого рядом, надолго ли, она не смела предполагать. Всё желание банально мыслить отпало после неудачно встреченной коряги. Плащ слетел вон, подхваченный ветряными потоками, хлыстами награждая спину Изуны. Легкое жжение в расцарапанных коленках забывается после выпущенного наружу клокочущего кашля. Она вонзила ногти в грудную клетку, задев несколько шрамов, уткнулась лбом в промозглую землю. Нос забился запахом меди и сырости, вкусовые рецепторы оросили насыщенным железом до головокружения. Лёгкие сотрясались непереносимой острой болью, пожирающей всё остальное тело с жадностью голодного хищника. Мышцы груди и позвоночника тягуче сокращались, Изуна окончательно свалилась на бок. Лишь отсутствие слёзных желёз спасало её от большего позора. Изуна потеряла счёт времени, утонула в бездне боли. Не поняла в какой момент приступ ослабил поводок, а рядом откуда-то появился Итачи. Очнулась с лежащей на его коленях головой, чувствуя успокаивающие касания тонких пальцев к её волосам. — Ничего не говори. Всё равно не сможешь, — голос старшего брата баюкал, наполнял непривычной щемящей теплотой, разбухающей пуще прежнего от передающей чужие эмоции хиганбаны. Изуна словно попала в младенчество, где вечной, чем-то незыблемой была забота Итачи. — Изуна? В том, как он произносит её имя хочется раствориться, столько в этом особенных ноток. На секунду Изуна дрогнула уголком губ в тусклой усмешке. Итачи для неё подобен кислороду для человека. Являясь она большим романтиком, то сравнила бы старшего брата с героином — приняв одну дозу невозможно бросить употребление. И чем дольше Изуна находится рядом с ним, тем непреодолимей кажется скорая разлука. Восстановившаяся мысли прокручивают попеременно слова Мадары, тронувшие нечто глубокое в ней, то отвлекается на неисчезнувшую боль и её катализатор. Хотелось кричать. — Почему ты… Сказал… Мадаре?... Итачи пришлось нагнуться, чтобы расслышать сорванный шёпот Изуны. Он склонил подбородок, всматриваясь в заостренные от худощавости черты сестры. Свободные от хвостика пряди почти ласково мазнули по впалым векам. Между их лицами оставались считанные сантиметры. Короткий выдох пощекотал окровавленные губы Изуны. Он с нежной щепетильностью промокнул их рукавом тонкой водолазки. Бурые пятна испачкали чистую ткань. — Брат Мадары умрёт в ходе межклановой войны. — Не…поможет. — Знаю. — Но… Саске, да? Итачи издал тихий смешок, от которого внутри Изуны заныло сердце. Неизвестно отчего, но когда она попыталась заговорить горло сжалось, грудная клетка разразилась новой волной стреляющей сквозной боли. Перевернулась на бок, дёрнулась, чтобы откатиться от Итачи, однако на этот раз вырваться из объятий не получилось. Жгучие ладони намертво сомкнулись на плечах. Кольнувшая вина почему-то ощутилась глубже любой испытываемой боли. Содрогающаяся от кашля Изуна ненавидела себя за то, какое состояние показывает старшему брату. Мысленно ругала Итачи за его отчаянную привязанность, толкнувшую его к её преследованию. Специально ушла, чтобы не обнажать подобную слабость. Чтобы не знать что испытает Итачи, если заметит приступ. — Почему…— Изуна не узнавала собственный севший голос после продолжительного кашля — Почему…Нептун сделал это?... Хватка на плечах усилилась. — Почему…Кха…Он подменил их?...Почему?! Изуна вцепилась в водолазку старшего брата, еле потянула треснувшую ткань. Остатки самообладания горели в агонии, моля замолкнуть, но присутствие родного человека и истерзанный болью мозг сломили любые преграды. Из саднящего горла вырвался задушенный писк, продолжительный, не отделяющий душевную муку от физической. Итачи подтянул Изуну ближе, сомкнул руки на её лопатках. Он прижимал сестру к себе, зарывался носом в белоснежные волосы. Ни дурной запах, исходящий от них, ни запутавшиеся кусочки грязи с травинками не волновали Итачи. — Я любила их…Они…Они…Агат…Нептун…Как могли… Изуна уткнулась лицом в ключицы брата. Судорожно вздохнула родной запах, наплевав на кислый пот, у любого вызвавшего тошноту. Воспоминания юлой крутились в голове, не желавшие подавляться, контролироваться. — Одна. Совершенно…Кха!...— бездумно бормотала, не отдавая себе отчёта ни в едином слове. Костяшки пальцев хрустнули от силы сжатия. Сердце билось в конвульсиях, ноя между рёбер, простреливающих от любого движения. Стон смешался с очередным писком, не заслуживающим принадлежать наследнице Шинигами. — Ты не одна, Изуна. Я с тобой. До самого…конца. Изуна на мгновение замерла в объятиях. Вдохнула, ощущая как все замки ломаются в труху, оседая в пульсирующих лёгких и колющих мышцах. Поцелуй в макушку. Окатившие сквозь сорванный замок сдержанности воспоминания. « — Мастер! Мы ведь всегда будем вместе? — спросил отчего-то Агат, когда они приближались к убежищу. В тот момент он чем-то напомнил Аса перед смертью, но Изуна не предала значения. — Хн? Конечно. Вместе, до самого конца — позволила себе улыбнуться краешком губ. — Значит ты от нас никуда не денешься и мы до самой смерти будем тебя доставать — довольно рыкнул Нептун. — Это еще кто кого достанет. Раньше помрешь, наглый щенок, хн — Пф, посмотрим, что ты скажешь через лет пять — прищурился, самоуверенно оскалившись» Изуна тихо завыла, всё плотнее прижимаясь к брату. Нечеловеческий, поднявший громкость, он распугал всей животных в округе. Весь луг замолк при болезненном завывании, разносившегося над громадным плато. Щедро раскинувшее лучи солнце скрылось под тяжёлыми грозовыми облаками. Тоскливый мрак наполнил воздух электрическим привкусом. « — Вы там долго?! Нептун успел прилично отбежать от компании и теперь нетерпеливо постукивает хвостом по стволу дерева, отчего щепки собрались в небольшую кучку вокруг толстых корней. Агат тихо рассмеялся, легко закинул охнувшую Изуну на спину и перешёл на бег, весело крича: — Кто первый пересечёт порог комнаты, тот получит двойную порцию мороженого на завтрак. Проигравший ест один бисквит! — Извращенец! Как можно такое ставить на кон?! — нёсся в спину Агата полный возмущения голос, затем уже себе под нос Нептун добавил — Мы же правила не обговаривали, верно? Изуна зарылась носом в тёплую шерсть друга, не обращая внимания на шуточную перепалку между братьями, которые пытались на расстоянии задеть друг друга не только словами, но и энергией: в какой-то момент Агат чуть не полетел мордой в землю от иллюзорной верёвки под задорный смех Нептуна.» Первые дождевые капли намочили сжавшуюся в комок в поддерживающих объятиях Изуну. Итачи будто пытался забрать всю её боль, бормоча неразборчивые, но такие нужные слова. Казалось, потресканная душа терзается смертельными муками, вторя сломившейся давно хозяйке. Изуна отчаянно закричала, пока Итачи уже молча гладил её по голове. И это причиняло ещё большую муку. Ведь сейчас Изуна наиболее отчётливо осознаёт: Одиночество Неизбежно.