Мне одиноко, мне одиноко,
В голове печаль ебется с тревогой.
Одиноко, мне одиноко,
Вроде тишина, а вроде бы громко.
Как и обещал, Минхо как штык был пятничным вечером в «Montero», чётко к выступлению группы Джисона. Сынмин, явно не ожидавший, что его рандомно вкинутый факт о примерном студенте, отжигающем по вечерам на сцене бара, примет такой оборот, спустя миллион подколов всё же согласился провести друга за кулисы. Сегодняшнее выступление показалось Минхо более ярким. Во-первых, Хан почти сразу отыскал его взглядом в толпе и слегка улыбнулся. Во-вторых, во время исполнения той песни, что совсем недавно цитировал Ли, он, чёрт возьми, подмигнул ему! В-третьих, как рассказал ему после концерта Сынмин, чтобы разнообразить программу, ребята каждую неделю помимо своих песен исполняют разные каверы, и для этого выступления группа выбрала одну из самых любимых песен Минхо: PUBLIC — Make You Mine. Минхо понятия не имел как, но голос Джисона сделал эту песню в сто раз чувственней, в тысячу раз эмоциональнее. Он раскрыл её совершенно по-новому, показал Минхо новый смысл, о котором он раньше не задумывался.So kiss me ’til I’m sorry, babe, that you are gone and I’m a mess.
Вполне вероятно, что прошлое выступление было ничуть ни менее яркое, но все эти мелочи сделали его таковым лично для Минхо. После концерта, с довольно большой задержкой, но всё же, как и обещал, лучший друг проводил Ли за кулисы, однако там его встретили лишь барабанщик и гитарист, но, увы не тот, которого хотел увидеть брюнет. Джисона с ними не было. Лишь парень дал понять, что его интересует встреча с солистом, его товарищи по группе повесили на него обязанность поторопить Джисона, который пошёл относить гитару в инвентарную. Кажется, только почувствовав, что Ли собирается согласиться, эти двое объяснили, что именно нужно сказать, и стартанули прямо на выход. Минхо стало не по себе от высокомерия, которое эти двое источали, но он решил не придавать этому значения и отправился на поиски гитариста. Минхо зашёл в подсобку, где предположительно должен был быть Хан, но застал лишь пустую комнату с инструментами. Дверь была открыта, да и гитары на месте не наблюдалось: выходит, Джисон был где-то неподалёку. Логично предположив, что просто пришёл раньше младшего, Минхо решил остаться в комнате и осмотреться. Помещение было весьма небольшое, но всё в нём буквально дышало творчеством: по стенам развешены плакаты известных на весь мир музыкальных коллективов, на столе хаотично разбросаны использованные медиаторы, в углу стоят старые инструменты, которые, судя по слою пыли, уже никто не собирается использовать. Зачем тогда их хранят? Возможно, так надо… Минхо завис на секунду, осознавая, как мало он на самом деле знает о мире Джисона. Музыка была неотъемлемой частью жизни Ли, но он никогда ранее не задумывался о том, какого это — создавать её. Каким образом в умелых руках инструменты воспроизводят то, что потом трогает людские сердца? Как в голове человека рождаются сюжеты, истории, которые потом мастерски доносятся до нас рифмами, метафорами и красноречивыми словами? Процесс создания музыки наверняка очень нелёгкий, но люди так редко задумываются об этом, просто отдаваясь ощущениям и ритму конечного продукта. От размышлений парня отвлекла фигура, появившаяся на пороге комнаты. Джисон, тихо зашедший в подсобку, видимо также был погружён в собственные мысли и не сразу заметил Ли. Возможно, Минхо показалось, но на щеках Хана он заметил проблеск мокрых дорожек, что было весьма удивительно, ведь выступление закончилось меньше пятнадцати минут назад. Когда, а главное, из-за чего гитарист рок-группы после мощного, блестяще отыгранного концерта мог разреветься? Минхо решает спросить прямо. — Ты плачешь? — Ой! — пугается Хан и быстро вытирает остатки усталости и отчаяния с лица. — А, хён, это ты… Что ты тут делаешь? Напугал! — мгновенно заулыбался Джисон. Он очень надеялся, что Минхо просто решит, что ему показалось, или, во всяком случае, не станет задавать вопросов. — Да я вот задержался, болтал с ребятами! Опустим тот факт, что те самые ребята, с которыми Джисон якобы болтал, сами же попросили Минхо найти Хана. «Пытается уйти от вопроса и перевести тему», подмечает Минхо, но давить не собирается. Не ему лезть в душу этого странного паренька. Но от колкости себя остановить не может. — Понятно, а я пришёл сказать, что тебя ребята потеряли. Попросили сходить за тобой и поторопить: они уехали на вечеринку к какому-то там Джуёну, ты вроде должен знать. — Оу... Мне жаль, что тебя припрягли, хён, — виновато улыбается Джисон, понимая, что его наскоро выдуманную ложь раскрыли, — но я вообще-то всегда отказываюсь. Странно, что они ещё это не поняли. Сейчас включу телефон и напишу Киёну, чтобы ехали без меня. Спасибо ещё раз! Минхо вероятно ещё долго будет поражаться контрасту между сногсшибательным, харизматичным Ханом, которого он увидел на сцене Монтика, и столь вежливым, приветливым, ну просто очаровательным Джисоном из реальной жизни. Однокурсник Минхо, Хан Джисон совсем не походил на стереотипные представления о солисте рок-группы, выступающей по выходным в баре, чего, к слову, не скажешь о его коллегах. Киён и Донсу были завсегдатаями вечеринок, шумными и дерзкими парнями, одевающимися в броские наряды, и никогда не считающимися с чужим мнением. Удивительно, что несмотря на заметную разницу в обычной жизни, Джисон довольно гармонично смотрелся с ними на сцене. — Да всё в порядке, я не торопился, иначе бы не согласился тащиться за тобой на второй этаж, — по-доброму фыркнул Минхо, размышляя, стоит ли спрашивать Джисона о причинах отказа от совместной вылазки его группы. Однако Джисон, стремясь поддержать разговор, ответил на так и не озвученный вопрос сам. — Я не очень люблю тусовки... — Поэтому выступаешь по ночам в баре? — усмехается Минхо и тут же жалеет, что невзначай перебил парня, замечая, как тот сразу сжался, хоть и продолжая держать на лице непоколебимую улыбку. — Мне нравится сцена… на ней я вроде как и режиссёр, и сценарист своей собственной вечеринки, — неловко отвечает Хан, почёсывая затылок. — Вне сцены же я актёрский состав. Главный, второстепенный — не важно. От меня ждут чёткого исполнения роли: улыбайся, общайся с гостями, танцуй, выпивай… Я не против расслабиться с друзьями, но не в кругу людей, которых я едва знаю. Хан не понимает, почему сейчас открывается этому едва знакомому парню. Едва знакомый парень в лице Минхо, если честно, не понимает тоже, но, тем не менее, внимательно слушает человека, который демонстрирует совершенно новые аспекты своей личности. Ли не забыл, в каком состоянии этот лучезарный парень зашёл в подсобку. Он был уверен, что слёзы на щеках Хана ему не привиделись, маленькая ложь гитариста была тому подтверждением. Эта лампочка явно стремилась светить ярче, чем положено количеству ватт в ней. Не зря в тот день, когда Минхо впервые увидел Джисона вне университетской сцены, он обратил внимание на отчаяние в текстах песен, в голосе парня. Возможно, именно это толкнуло его на то, чтобы после поточной лекции подойти в столовой к Хану, именно это заставляло хвостом таскаться за Сынмином уже на второе выступление подряд, именно это держит его сейчас в крошечной комнатке на втором этаже бара, рядом с парнем, который, кажется, расценивает молчание Минхо по-своему и уже начинает жалеть о своих откровениях. — Прости, я задумался над твоими словами, — быстро реабилитируется Минхо, — честно говоря, всегда думал, что ты экстраверт, а тут вон как, общаться не любишь. — Я этого не говорил, — мягко отвечает Джисон, а Минхо на секунду ловит себя на мысли, что вообще каждое слово парня, каждое его движение были такими осторожными, бережными, будто разговаривая, он держит в руках хрустальную фигуру своего собеседника. С Ханом всегда было комфортно. Всем. Минхо удивляется, что не замечал этого раньше. — Я люблю общаться. Например, сейчас с тобой мне комфортно. Ли сам не понял, почему пропустил один дыхательный цикл на этих словах. Что-то в этом парне так сильно его цепляло… Это уже точно было не только сугубое желание исправить свой просчёт касательно образа пай-мальчика. Человек перед ним действительно казался хорошим и вызывал интерес. — В общем, одно дело выступления в Монтике, а совсем другое — прочие тусовки. Они не для меня, не люблю шумные сборища неконтролирующих себя людей под музыку, не содержащую в себе смысловой нагрузки, — совсем расслабляется Хан. — Ты что, а как же «Я на седьмом этаже, это как шестой, но на один повыше», «Ты пчела — я пчеловод, а мы любим мёд», — начал цитировать современных деятелей высокого искусства Минхо. Джисон тут же подхватил: — «Детка, ты любишь рваные джинсы.. О-о-о, о-очень рваные джинсы». Парни начинают смеяться и в первый раз за всё время их недолгого знакомства оба чувствуют себя абсолютно раскованно. Джисон, десятью минутами ранее пытавшийся остановить истерику, подступающую на фоне бесконечной усталости, вечного непонимания, недосыпов и одиночества, на несколько минут почувствовал себя в безопасности. Ребята ещё некоторое время продолжали вспоминать музыкальные шедевры современности и смеяться от их абсурдности и бессмысленности. Минхо был неожиданно для самого себя рад видеть мокрые от слёз глаза Хана, потому что сейчас он был уверен в их причине — веселье и настоящие живые эмоции, которых ему ни разу не удалось увидеть за всё то время, что они учились вместе. До этого момента.