Стенания старой горы

      Когда скалы изрезали воду, буйство Бога Вихрей утихло, люди смогли ступить на сухую, пока еще голую землю. Они с благоговением смотрели на скалы и мерцающие янтарные прожилки в каменных выростах, но после опускали головы к земле, прикрываясь соломенными шляпами, дабы цепкое солнце не опалило их.       Следы кочевников — первое, что внимала в себя родившаяся из-под слоя воды земля. И в благодарность она подарила людям ягоды и съедобные травы, семена которых они разносили все дальше и дальше, наполняя все жизнью.       Тогда к изношенным подошвам кочевников цеплялись песчинки, сопровождая людей в каждом их странствии. Пыль наставляла их, поучала и вела к плодородным землям, что были окружены испещренными янтарем горами, кружащимися столбами пустынного песка и плотным, знойным воздухом.       Когда они разожгли первый костер, Пыль приняла облик нежной девушки в ханьфу цвета индиго с развевающимися рукавами.       Люди нарекли ее своим богом — Богом Пыли, Покровителем странствующих в поисках дома — Гуй Чжун.       «Гуй» — чтобы остаться, ведь пыль всегда стремиться осесть, прилечь и застыть.       И не одно поколение неизменно жило в образовавшемся поселении. Долина заросла зеленью, самые первые цветки-сахарки люди перетирали в пищу и наслаждались ею после каждого трудового дня. Первую мяту люди выжимали и лечили друг другу раны, первые стеклянные колокольчики толкли и добавляли к лекарственным настойкам. Люди толпились у ног богини, внимали ее нежным мягким речам и делились историями о своих жизнях, и на каждое действие людей у Гуй Чжун находился новый оттенок нежности в улыбке.       В день, когда солнце правило небом ровно столько же, сколько и луна, люди преподнесли своей Богине каменную гантель, которую вырезали самые искусные ремесленники, украшенную мятой и нежными голубыми лепестками неизвестного цветка. Вместо солнца тот день был озарен смехом Гуй Чжун, а по ночному небу мерно текли песни, что охраняли сон людей.       Это была маленькая утопия, где возвышенность Бога и прозаичность людей было единым живым целым.       Люди жили в невидимых рамках пыли и песчинок, что ограничивали территорию между владениями соседних Богов. Поселение Гуй Чжун и саму долину разделяло топкое и грязное болото, к которому люди боялись ходить, вот и выдумывали ночных демонов, стенающих по ночам из-за режущих их голода и жажды плоти.       Богиня Пыли гладила обеспокоенных детей по голове и подталкивала домой. — Не волнуйтесь, я не позволю демонам навредить вам, — шутливо Богиня щипала пухлые детские щечки, а после сталкивалась с другим цветом беспокойства в их глазах, — и меня они тоже не смогут победить.       Их невинность красной нитью вилась от хлипких хижин до сердца Гуй Чжун, по детским смешкам она находила дорогу до «дома», по ломающимся голосам и изменениям в длине девичьих волос Гуй Чжун научилась чувствовать время. Время и его скоротечность.       Но что-то было неизменным — болото все еще пугало людей.       И Гуй Чжун не могла показать им, как красиво по ночам там, на этом полного недоверия и опасений болоте, распускаются невиданной красоты цветы. По следам бирюзовой пыльцы ее взгляд добрался до самой долины, где ночью зажигались сотни маленьких солнц, манящих к себе.       И однажды Богиня Пыли, ведомая своим любопытством, шагнула за пределы своего поселения. И тут же в виски врезался необузданный концентрат Гео энергии, такой острый и жгучий, что Богиня после того еще несколько недель не приходила на болото, восстанавливаясь в своей гантеле, которую люди поместили под навес, украсили и обозначили как храм их любимой Покровительницы.       Но тогда в ворохе янтарных частичек Гео энергии Богиня разглядела, как в черноте ночного неба вились кольца дракона, а его взгляд рассекал землю, граничащую с ее поселением.       После чем сильнее Гуй Чжун всматривалась в скалы, накренившиеся маленькие здания и суетящихся людей, тем четче видела длинные усы дракона, его когтистые лапы и длинный хвост, вьющийся и рассекающий очередной каменный массив, придавая ему невиданные формы. Величественность свою Дракон высекал на каждой скале яркой лавой своей крови, которая по ночам отпугивала мелких Божков, решивших посягнуть на его земли.       Гуй Чжун отстраненно наблюдала за своенравным соседом-Богом, решив, что однажды она должна с ним познакомиться. — Моракс, — благоговейно произнес один из подданных Гуй Чжун, когда та объясняла ему принципы подвоя и привоя, — это имя Божества, что покровительствует стойким людям в Долине.       Богиня Пыли заканчивает свою лекцию и благодарит простого рабочего. В момент его лицо озаряется, на грязных сухих щеках с присохшей грязью расцветает румянец. И тихий-тихий лепет: «Всегда рад быть под вашим покровительством». — Моракс, значит, — Богиня хитро прищуривает глаза и отлучается к себе в храм, пылинками забираясь в резную статую любанского замка и погружаясь в думы.       Но проснулась она от суматохи и криков женщин. На главной площади, где уже какое поколение горит самый первый костер, дряхлый обрюзгший старик, с гнойниками и деревянной палкой в одной костлявой руке падал в ноги прохожим и что-то безумно вдавливал в землю, словно говорил с артериями, а не с людьми. Растерянные беспокойные взгляды прохожих липли к хижинам и камням — ко всему, лишь бы не смотреть на юродивого. А старик с каждым дерганным шагом и выкриком приближался к Священному Костру. Парочка крепких мужчин уволокла старика от костра, но тот продолжал брыкаться и даже чуть не укусил одного из них. — Я ведь с вестью! С вестью ужасной и трагичной, а вы! Вы! Я же потом буду грызть ваши кости, я же потом буду смеяться! И кто меня безумным снова обзовет? Никто! Ха-ха!       Завидев Богиню, все сбежались, упав ей в ноги, и скомкано затрепетали, заблеяли, умоляли простить, что пустили на землю безумца и уверяли в скором времени все разрешить.       Но взгляд Гуй Чжун был прикован к старику, словно он был ночным манящим огоньком или кольцом Дракона. И все потому, что от него исходила божественная аура. — Мои поданные, прошу вас, отпустите нашего гостя, — мягко начала Гуй Чжун, обходя мечущихся по площади людей, — мы ведь не так должны показывать свое дружелюбие и гостеприимство.       Совсем заплывшие, лихорадочные глаза старика округлились, а его тело развалилось по земле, когда мужчины наконец-то отпустили его трясущиеся руки. — Ах, ах! Ох, это светящееся милосердие Богини, что покровительствует странникам, ищущим спокойствия! — старик возносит свои руки к небу и к Гуй Чжун одновременно. Его бронзовая кожа натягивается и рвется в местах ранок и корост, жёлтая, гнойная лимфа стекает вниз, — прошу, услышьте меня! Услышьте этот грохот неба! Услышьте сплетни артерий! Все слепцы, но еще и глухи они по невежеству своему, лишь милосердие сможет выслушать бредни старика! Лишь милосердие поймет все, что я скажу!       Люди растерянно цепляются за длинное струящееся ханьфу Богини, но Гуй Чжун лишь поднимает руку.       В следующий миг площадь опустела, а старик с помощью Гуй Чжун на трясущихся ногах уже подходил к ее храму. — Я приглашаю вас на чай, там вы и расскажите мне все, — костлявая рука крепко вцепляется в одеяние Богини, а по обвисшим щекам течет истинное блаженство. — Знали бы вы, как я ждал, что кто-то предложит мне чай.       Пока утихал дневной ворох суеты и беспокойств, старик мирно отпивал свежезаваренный чай из деревянных блюдец, которые любезно предложила Гуй Чжун. — Вот сидишь, думаешь, негоже Богу в таком виде по земле скитаться, а я вот, что скажу, — торжественно начинает старик, — истина в красивом облике не нуждается, поэтому и внимать ее устам может не каждый, — отпив еще немного чая, Бог начал заводиться, — несчетное количество раз меня прогоняли со своих земель глупые и невежественные боги, да они же сами падут от своего невежества! Таким только и смерть! А я посмеюсь, когда буду потрошить их могилы! Ха-ха!       Гуй Чжун продолжала невозмутимо пить свой чай, стараясь направить диалог в нужную сторону, хотя любое направление было полностью пропитано безумством и спутанными речами, но сила мудрости в том, чтобы находить истину среди путаницы. — Расскажите, кто вы?       Старик удивленно вскидывает еле различимые на его уродливом больном лице брови. — Я есть Бог Предсказаний и Слушатель артерий. Эти плутовки, — Бог показательно топнул по земле, — каждую ночь там шепчутся. Шепчутся и шепчутся, все дурь несут, я вот и затыкал каждую ночь уши, а как меня ударило чем-то по голове, затычки вылетели, и я вмиг прозрел! Не знаю, то ли выдумывают, то ли в самом деле горизонт — место, где небо и земля встречаются. Так знаешь, о чем эти богохульницы там переговаривались? Старик близко-близко наклоняется к Гуй Чжун, практически вжимаясь в нее своей поседевшей макушкой. Богиня неопределенно качает головой, но даже не думает отстраняться. — Война! — птицы в лесу встревоженно взмывают в небо, деревья замолкают и двух Богов окутывает плотная завеса тишины.       Бог Предсказаний внезапно хватается за голову и стонет. Гуй Чжун пытается коснуться его, узнать, что произошло, как его резко отпускает, он по струнке выпрямляется и чистыми, небесными, словно отполированными глазами смотрит на Богиню Пыли. — Не стоит беспокоится, я знаю сколько мне отмерено, и они, — он вскидывает руку к небу, где еле различимая тень Селестии зловеще нависает над Долиной, подслушивая, — заберут меня только тогда, когда я сам того решу!       Гуй Чжун с поднятыми бровями слушает быструю, заплетающуюся речь Бога Предсказаний. Из его рта сочится пена, которую он небрежно стирает рукой. — Война! Да-да! Семь столбов, услышьте! Семь белых столбов станут свидетелями формирования кровавых истоков, а путь на небо каждый Избранный пройдет по пути из красных цветов!       Бог Предсказаний в завораживающей пляске слов вкладывает в руки Богини Пыли семя сомнений и опасений. И пока Старик снова гогочет до сухого кашля, вознося себя над другими глупцами-Богами, что не следовали его совету, Гуй Чжун внимает артериям, которые боязливо гудят.       В отстраненном хриплом кашле Бога Предсказаний и треморе подземных сплетений Гуй Чжун осознает собственную беспомощность, как Бога, что должен защищать людей. Пыль не обладает стойкостью, она быстро разлетается, уступает и не может противостоять.       Но Пыль была во Вселенной ещё до сотворения Земли. У Пыли в руках мудрость эонов, и поэтому Гуй Чжун решает искать союзников.       Когда Бог успокаивается и изъявляет желание покинуть ее земли, Гуй Чжун любезно доводит его до границ и даже предупреждает об опасности нахождения на территории Дракона, что покровительствует людям в Долине. — Этот каменный болван не готов слушать, ему бы только мечом махать! — кривится Старик, — ох, и все же правы были травы о вашем милосердии! Выслушала старика, выслушала, чаем напоила, ох, — Бог крепко схватился за ее руку, — вы только живите, прошу вас, только живите! Найдите союзников, обманите, что угодно! Нет! Нет, вы не будете обманывать, кто-кто, а вы обманывать не будете. Неважно, что угодно, но живите! Земле нужен разум, нужны знания, но больше всего нужно милосердие! Селестия не знает его, поэтому и насылает войну.       С каждым искрометным словом Бог все сильнее сжимал руку и выпучивал глаза, его ясные голубые глаза снова наливались кровью из лопнувших капилляров, а тремор охватывал все его тело.       Гуй Чжун улыбается ему, но, очевидно, никакой из оттенков нежности, что у нее есть, не может утешить Старика. Тот, как малое дите, отбрасывает руку Богини, топает ногой и показательно громкими шагами уходит, даже толком не попрощавшись.       Богиня Пыли сохраняет подобие улыбки на своем лице, пока дряхлая спина Бога Предсказаний не скрывается в ландшафтных холмах.       Пылью она падает на землю и старается спрятаться в гантели.       Той ночью люди спали под студеную тишину и приглушенный вой болотных демонов.

***

      Хлипкий навес из палок и кожи спасал Священный Костер от ливня, обрушившегося на земли Долины. Женщины сменяли друг друга, поддували угли, а мужчины накидывали на переплетенные балки еще больше ткани, лишь бы уберечь сакральный огонь.       Гуй Чжун задумчиво таяла под ливнем, растекаясь по всему болоту, но в Земле не было покоя — там были тяжелые мрачные и немного приглушенные гео-пульсации. Люди, живущие под покровительством Дракона, суетились больше обычного: мужчины всюду маячили с заостренными палками — копьями, а насквозь промокшие жены бегали с плетеными корзинами и крепко-крепко цеплялись за своих близких.       Где-то вдалеке снова прошел рокот — ночью выли не демоны, то был утробный призыв к действию.       Там же, где наваливались друг на друга черные тучи, мерцали янтарные прожилки, небо, как и скалы, резалось о когти Дракона, и, кажется, враг, осмелившийся ступить на чужую территорию, сейчас пригибался к земле, к воде. Тесненный яростью и могуществом, он постепенно затихал.       Гуй Чжун удалось застать, как люди радостно вьются возле ног их Бога-хранителя, впервые представшего перед ними в обличие человека. Издалека Богиня Пыли не смогла разглядеть Дракона, но его пронзительный взгляд сам нашел ее даже за несколько километров от самого поселения.       Через несколько месяцев, когда воины вернулись обратно, на одной из скал была вырезана хрупкая фигурка Богини Пыли.

***

      Зима грызла и царапала зевак, задержавшихся на улице. Священный костер услужливо горел все ярче, поднимаясь к самой крыше навеса. Люди, плотно прижавшись друг к другу плечами, покрытыми шкурами животных, весело обсуждали медленно шаркающую к ним весну, кто-то достал тростниковую трубочку с проделанными в ней дырочками, поднес ко рту, и изредка прерывающийся на вдохи свист разнесся по всему поселению. Люди стали прыгать и хлопать, то ли поддерживая так музыканта, то ли просто стараясь согреться.       Гуй Чжун неслышными шажками подкралась к своим подданым и из своих глубоких рукавов достала резную заготовку для инструмента. Корпус с извилистым рельефом и гиф с вырезанными лепестками — Богиня снова потянулась к себе в рукав за паутинными нитками. — Не поможете ли вы мне? — мягко заговорила Гуй Чжун.       Люди поклонились Богине и расступились, давая место музыканту с тростинкой. Его руки слегка дрожали, когда он забирал из рук Гуй Чжун инструмент и нитки, но, сосредоточившись на деле, мастер изменился на глазах, переродившись гением, новым Богом.       Он отточенными движениями натянул нити. — Спасибо, ваши руки благословлены самой Селестией, — и гениальность мастера от похвалы снова растворилась в дрожи и краснеющих щеках. Гуй Чжун кивнула на тростник, а сама села на камни, опустив руку на струны.       Музыка снова закружилась под кожаным навесом, снова стремительно начала улетучиваться, пробираться под землю, успокаивая измученные от переживаний артерии, стучаться в шаткие двери домиков и звать всех отложить свои дела. Люди снова прыгали, хлопали и невпопад пели каждый свое, огонь танцевал, сжигая ноты, чтобы потрескивать в такт.       В самый кусачий и злющий мороз щеки людей пылали от их улыбок и улыбок соплеменников. Голодная вьюга все рыскала где-то на периферии, не решаясь переступить невидимые границы, а люди широко раскрыв друг для друга душу смеялись — то ли над жалкой попыткой напугать их, то ли просто от бурлящей крови. Погрузившись в этот небольшой праздник Гуй Чжун даже не заметила, как в такт ее струнам земля оглушалась гео-пульсациями.       Богиня Пыли и несколько подсевших рядом музыкантов играли до самих сумерек, пока нитки не порвались на цитре, а люди уставшие, но все так же неизменно счастливые и румяные, не развернулись в сторону своих домиков.       Гуй Чжун радостно сидела у Священного костра совсем позабыв о переживаниях — музыка выгнала из нее весь страх и колющее беспокойство, пустота заполнилась оглушающими криками и песнями ее народа.       Этой ночью болото отражало утреннюю мелодию, мерно пульсируя и впитывая в себя неумелые, но хранящие в каждом движении искренность, танцы. Под плотным слоем снега глазурные лилии раньше времени захотели распустить свои лепестки.

***

      Полноводная весна была суровее зимы. Пашни и огороды затопила река, вышедшая из берегов, люди насупившись хмуро смотрели на солнце и на реку, а после сочувственно хлопали друг друга по спинам.       С приходом весны Гуй Чжун не могла найти себе спасения от вопящих артерий, слова Бога настигали ее в любой части земель и тащили за рукава к болоту. Каждый вечер проходил в раздумьях и нерешительности переступить границу их земель, каждый вечер Гуй Чжун проводила в окружении глазурных лилий, потому что только они из всех цветов ничего не говорили про зло и опасность, а неумело повторяли за людьми, подражая их песням и пляскам. Богиня пела цветам, а цветы успокаивали ее, ласково касаясь сердцевинами ее ханьфу и трепетно провожая ее, когда тускнел мир вокруг.       В один день, когда Гуй Чжун снова пришла к цветам, она увидела несколько порезанных лепестков и закрытые бутоны. Сколько бы Богиня не пела, цветы даже не обращали на нее внимание — Богине показалось, что они гневно все вместе куда-то смотрели, и гнев их был направлен на скалы.       Режущая пространство чешуя Дракона все так же пряталась в сумраке ночи, испытывая разум Гуй Чжун — ей иногда казалось, что она видела то, чего на самом деле не было в тенях.       Гуй Чжун отвернулась от пещер и янтарных прожилок, и ее взгляд остановился на маленьком белом храме, еле-еле проглядывающем сквозь холмы, неровности и деревья. То была земля Богини Соли — Хаврии.       Богиня Пыли решила навестить соседку на следующий день.

***

      Добрая и милосердная Богиня Соли ещё мягче и сыпучее, чем Богиня Пыли. Она чуть ли не плачет после известия, что Гуй Чжун навестила ее просто так, говоря, что очень расчувствовалась.       Хаврии приходится с каждым шагом поднимать за собой крошки соли, чтобы совсем не распасться. Слабым Богам приходится прилагать усилия, чтобы сохранить свои физические воплощения. — Я была так удивлена, увидев Вас у моих границ! — голос Хаврии мягкий и мелодичный. Даже, когда летний ветер играл с листвой, не было такого умиротворяющего звука, — не часто кто-то навещает меня. Хотя я даже не уверена, знают ли другие Боги обо мне. Ох! Очень невежественно с моей стороны не пригласить Вас на ужин… — Все в порядке, я очень польщена, но от ужина вынуждена отказаться.       Богиня Соли немного тает и раскисает, но тут же собирается обратно и с таким же ожиданием и верой в глазах, как у смертных при виде Бога или Адепта, смотрит на Гуй Чжун. — Вам что-нибудь известно о Боге Предсказаний?       Хаврия хмурится. — Может, все-таки обсудим это за чаем? — Я слышала и даже видела его, он несколько дней ходил по периметру моей территории и что-то ворчал, а когда я встречалась с ним взглядом, он сразу же отворачивался и пропадал, — Богиня Соли обеспокоенно гладила свои длинные белоснежные волосы, через слово поправляла украшения и драгоценные камни в своей диадеме и поджимала пухлые розовые губы, — не знаю, я боюсь, что он может навредить моим людям. Гуй Чжун сразу же заверила и без того бледную Хаврию, что ее народу ничего не угрожает, а старик этот с вестью ходит по Богам. — В-война? Да он же сумасшедший! Как такое моет быть? — дернувшись, Хаврия случайно разбила свою чашку. Бросившись на пол, она начала собирать осколки, причитая и мотая головой, — не может быть такого! Кому это нужно?       На секунду Гуй Чжун засомневалась в правильности решения рассказать все сердобольной Богине Соли, но ее следовало предупредить. — Простите, Гуй Чжун, не могли ли Вы меня оставить? — робко, чуть ли не плача, шепчет Хаврия.       Богиня Пыли понимающе кивает. Шлейф из пыли тянется за Богиней до самого конца Соленых Земель, песчинки закапываются глубже в почву, прилипая к артериям и слушая их. Но на земле Богини Соли они до ужаса безмолвные, словно мертвые.       Окидывая последним полупечальным взглядом деревню и возвышающийся в середине храм Хаврии, Гуй Чжун возвращается к себе.       Артерии, предательницы, после молчат еще несколько месяцев.

***

      Лилии, кажется, затаили обиду на скалы и камни, отказываясь распускаться. И Гуй Чжун могла их понять — тот, кто властвует над горами, груб и предпочитает необработанным шероховатым камнем валяться у пещер или глотать безвкусные облака, закрывая собой солнце.       Моракс, очевидно, не понимает, что растениям нужен свет, а не его копье у стебля. Гуй Чжун увидела в нем огромного невежду в их первую недовстречу, прерванную пугливым писком ребенка, случайно забредшего далеко от поселения. Долгий пронзительный взглядом Бога Камня отпечатался на спине Гуй Чжун.       Но каким бы сточившимся и плоскими не казались его речи, народу Гуй Чжун нужна была защита, нужно было будущее и вера. И Богиня Пыли готова была пойти даже на жертву, чтобы обеспечить ему это.       Плавно подойдя к своему храму — гантеле, Гуй Чжун прикоснулась к нему. Часть песчинок отрывается от ее руки и шеи, скатываясь вниз и проникая в камень. Верхняя корка гантели спадает, обнажая переливающиеся пыль и энергию Богини. Нутро гантели насыщается ее элементом и начинает двигаться, вращаться и закручиваться. Она источает нежный, мягкий свет, отражающий натуру Гуй Чжун и ее стремления.       Коротко улыбаясь, Гуй Чжун решительно поворачивается в сторону болота и вскидывает руку, расщепляя гантель и пряча ее в своих развевающихся рукавах.       Богиня Пыли стояла на болоте несколько недель в ожидании, что Гео Бог заметит ее или все-таки решится снова предстать перед ней. Но, когда терпение Пыли подошло к концу, она переступила невидимую границу.       В следующий же миг перед ней выросло каменное изваяние, крепко сжимающее в руке копьё.       Безмолвной величественной статуей Бог Камня преграждал дорогу к Долине, острыми наконечниками-зрачками дробя Богиню Пыли и перебирая ее песчинки.       Гуй Чжун перевела взгляд на каменное копье и тут же отвернулась. Оно было таким острым, что, кажется, резало пространство вокруг — взгляд Богини задержался на очередных отсеченных бутонах, повторяющих одинокое гудение скал и камней. Моракс, кажется, под ноги смотрел себе только тогда, когда люди врезались в него, в спешке стараясь опустится на колени и вознести молитву. Потому что по-другому его безразличие к окружающей среде объяснить было нельзя.       Очевидно, сама Селестия прокляла этот день и теперь наблюдала за этой нелепой в своем молчании встречей богов. — Мое имя Гуй Чжун, — нежно тянет Богиня Пыли, потихоньку скидывая с себя пылинки и закручивая их возле щиколоток Гео Бога. Так, для виду, — возможно, вы в первый раз обо мне слышите. — Я знаю вас, — властно начинает Моракс, и его голос разносится по всей Долине и дальше, тяжело, как грозовые тучи, опускаясь на землю и заглушая разговоры людей и песни птиц, — это ваши подданные помогли моим прошлой зимой, отдав часть провизии.       Гуй Чжун горделиво вытянулась и вскинула голову, хотя из-за разницы в росте этот жест был незаметен — скорее она еще выше подняла ее, чтобы точно смотреть в глаза Богу. — Помощь нуждающимся — есть пища для души человека.       Лицо Моракса на секунду стало твердым и непроницаемым, все заострилось, и Гуй Чжун уже не знала куда смотреть, чтобы не порезаться и не растечься по болоту. — Люди зовут меня «Моракс», — после секундой паузы лицо Гео Бога снова смягчается, но резкость и угловатость никуда не пропадает. Теперь Богиня Пыли обречена до конца их встречи царапаться о его скулы и подбородок. — Мне тоже известно ваше имя, — улыбается Гуй Чжун в надежде, что ее мягкие речи и улыбки смогут размягчить Бога Камня — тогда и разговор сможет пойти в нужное русло — Какова причина вашего присутствия на моих землях? — Моракс все так же грозно нависает сверху над Богиней, закрывая собой Долину и часть ярко-синего неба. В тени он и вправду выглядит устрашающе — в его больших ветвистых рогах словно течет жидкий огонь, длинные густые волосы ниспадают ему до поясницы, но выглядят они совершенно неопрятно и лохмато — откуда Богу Камня было ведомо, что за волосами нужен уход. Длинная белоснежная накидка с золотыми узорами не прикрывает щиколотки, зато вихри пыли Гуй Чжун сразу начинают ластится к его шероховатой коже. На затененном лице пылают два драгоценных камня — его острые глаза — янтарные наконечники первобытных копий. — Мы столько времени живём рядом друг с другом, думаю, эта встреча была закономерной.       Но Моракс снова хмурится. Его лицо становится даже агрессивным и еще более пугающим, чем прежнее бесстрастное выражение. Гуй Чжун начинает жалеть о своем решении познакомиться с Драконом, но отступать некуда — позади ее поселение и люди, не ведающие и того, что будет завтра. — Я видел, как вы стояли здесь, — длинным черным когтем Моракс обрисовывает края болота, его горящий взгляд стекает по лилиям, обжигая лепестки и стебли, но после резко возвращается к Гуй Чжун, обдавая жаром ее щеки, — и я слышал, что вы пели. Извините, я случайно подслушал…но для кого вы пели?       Извинения из его уст прозвучали так чужеродно и неестественно, словно он еще сам только привыкал к этому слову, иногда не до конца понимая, где можно его говорить, а где нельзя. Но Гуй Чжун даже понравилась его внимательность, оказывается, горы не всегда живут с задранной к небу головой. — Это глазурные лилии, — Богиня наклоняется к нежному цветку, касаясь его лепестка, — они любят когда им поют. Никогда не видели, как они цветут?       Моракс мотает лохматой головой. — Они увядали быстро. Ни разу не слышал даже их запаха. Услышал, лишь когда вы пришли на эти земли, — и в его речи от былой скупости и бледности чувств не осталось и следа. Гуй Чжун сдула с камня тысячелетия, обнажив его светлое и любопытное нутро. — Как неожиданно. Получается, я помогла вам увидеть всю красоту этих цветов, — уловив в его взгляде заинтересованность, Гуй Чжун воодушевленно продолжила, — раз Боги иногда помогают другим Богам, то почему бы не сделать так, что бы мои люди иногда помогали вашим? А не только одной зимой. И наоборот.       Моракс снова хмурится. — Предлагаете сотрудничество?       Гуй Чжун кивает. — Посудите сами. У вас богатая почва, но, к сожалению, ваши люди не умеют ее обрабатывать и выращивать на ней культуру. А мои занимаются только сельским хозяйством и ремеслом, охота не наша стезя. Да и, буду честна, вы и сами почувствовали мою слабость. Но, если мы сможем объединить усилия, кто знает, может, у нас будет великое поселение, — и в конце Гуй Чжун нежно улыбается, ставя точку. Лицо Моракса становится совершенно нечитаемым, а сам Бог столбенеет и долго куда-то смотрит, если не пытается вырезать кусок пространство взглядом. — Мне нужно подумать. — Конечно! — вихри пыли напоследок еще раз нежно касаются его стоп и возвращаются к их Богине, — я буду ждать вашего ответа здесь.       Бог Камня сдержанно кивает и исчезает, словно проваливается куда-то в материю. Гуй Чжун замечает, что Гео энергия больше не так яростно кусает и колет, словно не считает более Богиню опасной и угрожающей.       Гуй Чжун кажется, что все идет в нужном направлении.       Через три дня Моракс возвращается, все так же неожиданно появляясь из ниоткуда. Вокруг него целыми булыжниками падают к ногам частички гео энергии. Плечи Гуй Чжун даже дернулись от резкости, а пыль поднялась столбами, готовая защищать Богиню. — а Вы скоро. — Простите за ожидание. Я принял решение — мне следует отказаться. У меня нет доверия к чужеземцам, тем более, пытающимся пробраться на мою территорию. Вы хоть и слабы физически, но способны заговорить даже Бога до беспамятства. Я склонен не доверять Вам.       Когда Моракс говорит свой ответ, Гуй Чжун жалеет, что в разы слабее его. Все заготовленные улыбки уносятся ветром, а Богиня Пыли растерянно опускает голову, словно обращается к цветам, но лилии заняты лишь попыткой отодвинуться подальше от Бога Камня и его копья, словно сросшегося с его рукой. — Мне кажется, вы торопитесь с решением, — Гуй Чжун поднимает руки так, что Моракс может в любой момент остановить ее, если ему покажется дальнейшее чем-то подозрительным. Из рукавов плавно вытекают песчинки, закручиваясь и принимая форму переливающейся гантели. Мутная вода болота изрешечивается блеском и светом мудрости Богини. С притворной торжественностью Гуй Чжун протягивает ему гантель, — здесь заключена часть моей силы и мудрости. Это будет символ нашего обещания друг другу. Здесь часть меня, если я нарушу наше обещание, то я позволю вам сотворить с этой гантелью, что вы пожелаете! Вы можете не шаг за шагом ее разгадывать, а сразу же кинуть о ближайшую скалу! Я ставлю на кон свою жизнь!       Брови Моракса поднимаются к лохматой челке, а рога вспыхивают, словно два маленьких вулкана. Он изучает гантель и даже тянет к ней свою мозолистую огромную руку, но Гуй Чжун убирает ее за спину. — Я тоже должен отдать вам головоломку? — голова Моракса наклоняется, а глаза старательно выискивают крутящуюся и светящуюся гантель. — Не думаю, что существует такая головоломка, которую я не смогла бы решить, — Гуй Чжун старается хихикать беззвучно на действия Бога Камня.       Моракс неожиданно расправляет плечи и вызывающе ухмыляется. — Я отдам вам это, — его рука резко, одним непрерывным движением раздирает грудину и выхватывает сердце. Рана моментально покрывается янтарной паутиной и в момент зарастает, а на широкой ладони Бога Камня безмолвно, мертвенно лежит такое же каменное сердце, закостенелое и зажатое. Когда первая волна шока проходит, Гуй Чжун может даже разглядеть на сердце прожилки с текущим по ним гео элементом, — оно мне не нужно. Это сердце — просто бессмысленная и бесполезная попытка подобия человека, лишь сражения заставляют его биться. Но битвы — не то, к чему я стремлюсь. — Вам тоскливо, что сердце не бьется? — Гуй Чжун поднимает на Моракса раскрытые в удивлении глаза, словно она видит этого Бога впервые.       Моракс неопределенно кивает и снова говорит: — Считайте это моим вызовом вам. Заставьте биться сердце.       Гуй Чжун принимает вызов. — А вы решите мою мудрость.       На одном уровне с немым сердцем засветилась гантель с загадками и тысячелетними знаниями. Боги открыто смотрели друг на друга, а пыль и камень, цветы и горы были свидетелями их обещания и вызова друг другу, а также свидетелями зарождения чего-то нового. — Хорошо, думаю, это равноценный обмен.       Лишь Селестия с извращенным интересом облизывала образовавшиеся новые границы объединения и двух Богов, с решимостью отдавших часть себя другому.