Падение в твоих снах

Дедушка Юдзи был не слишком оптимистичным человеком. Он был сварливым, негативным и умудрялся проклинать все и всех на свете. Юдзи по-прежнему любил этого человека, даже если он никогда не соглашался со всем, что это болван считал «мудростью старика». Но именно в такие моменты Юдзи думал, что в словах Дедушки есть доля правды. — Хорошей жизни не бывает, — вспомнил Юдзи его слова. — Дерьмо всегда рано или поздно попадает в вентилятор. Иногда люди не такие, какими кажутся, но Юдзи, помни, никогда не доверяй дьяволу с доброй улыбкой… Юдзи было около 16, когда его дед сказал такую вещь, придираясь к Юдзи, когда они работали в саду на заднем дворе. Это было как раз перед тем, как дедушка попал в больницу, и почти за год до того, как Юдзи втянули в мир магии. В то время Юдзи не обращал внимания на слова старика, просто смеялся над ним, дразнящеюся, бросая траву в лицо деду и упрекая его за такой пессимизм. Но теперь эти слова, казалось, преследовали его. Внезапно проснувшись с криком, Юдзи заворочался в простынях, пытаясь сесть прямо, образ изуродованного тела Дзюнпея горел за его веками каждый раз, когда он закрывал их. В ушах у него звенело от злорадного смеха Сукуны и Махито, который, казалось, эхом отдавался от его воспоминаний и просачивался в комнату вокруг него. Паника вцепилась в грудь Юдзи, когда он хватал воздух, который его легкие не хотели удерживать. Руки взлетели к горлу в тщетной попытке ослабить давление, и Юдзи почувствовал, как тупые ногти впились ему в шею. В ушах у него звенело. В комнате было так шумно. Слишком громко. И каждый раз, когда он пытался закрыть глаза и просто дышать, Цзюнпей был там. Тело полностью обезображено и испуганные глаза смотрели на Юдзи в отчаянии, и внезапно Юдзи снова терял весь свой воздух. Юдзи не был уверен, как долго он боролся с собой, борясь за воздух и ум, в то время как его сердце было на грани разрыва. Последние слова Дзюнпея звучали у него в голове, как заезженная пластинка, и лишь смех Сукуны заглушал их. — Почему? — ПОЧЕМУ? Юдзи всхлипнул, горло болело, а зрение затуманилось от нехватки воздуха, только сейчас заметив слезы, которые текли по его лицу. — …як Было слишком много голосов, и Юдзи почувствовал тошноту от того, как он играл с Сукуной, когда Цзюнпей практически умер от рук Проклятья. Юдзи почувствовал, как его гложет чувство вины за то, что он почти забыл Дзюнпея и смерти, которую Юдзи фактически причинил ему, и…Черт! Юдзи чувствовал себя полным куском дерьма за то, что все еще чувствовал часть себя, которая умоляла простить Сукуну, ту глупую часть его, которая по уши и влюбилась в Проклятье. — Сопляк… Боже, и Юдзи все еще мог слышать Сукуну, даже сейчас, когда последнее, что он хотел услышать, было… — Юдзи! — Вздрогнув от выкрика своего имени, Юдзи вскинул голову, оглядывая комнату в поисках голоса, хотя в глубине души он знал, что там никого нет. Внезапно в комнате стало слишком тихо, и, хотя Юдзи снова мог дышать, на его плечи легла толстая пелена онемения. Меланхолия скребла его по костям, и Юдзи был поражен всей силой изнеможения, которое только что вызвал у него приступ паники. Было слишком тихо. — Ты уже закончил? Юдзи тяжело сглотнул, услышав голос Сукуны, стараясь отогнать воспоминания о своей жестокости и подавить панику, которая снова начала подниматься в его груди. Черт…Меньше всего Юдзи сейчас хотелось разговаривать с Сукуной. — …Юдзи? Юдзи почувствовал, как его плечи поникли. Он ненавидел, как неуверенно звучал голос Сукуны. Юдзи почти зашел бы так далеко, чтобы сказать, что Проклятье было связано. Но, конечно же, он не был не после того, как… Нет, если бы он мог сделать то, что сделал… — Это был кошмар? Юдзи почувствовал, что кивнул без всякой мысли, а затем сразу же упрекнул себя за это. Но даже он не мог отрицать слабость, которая росла к Сукуне в последние месяц или два. — Мне тоже снились кошмары, — медленно проговорил Сукуна все еще неуверенно. Юдзи был удивлен, что Проклятье все еще говорит со всей честностью, тем более что сам Юдзи еще ничего не сказал. Закусив губу, Юдзи лениво отметил, что у него дрожат руки. Вздохнув, Юдзи вытер пот со лба и снова нырнул под одеяло. «Никогда не доверяй дьяволу с доброй улыбкой…» Похоже, дедуля мог иметь какую-то ценность в этом маленьком кусочке «мудрости старика». Но Сукуна тоже был... добр. И обижен, судя по всему. Юдзи все еще чувствовал беспокойное присутствие Сукуны на переднем крае своего сознания, и он знал, что Проклятье, вероятно, просто не даст ему уснуть, если он ничего не скажет, поэтому Юдзи спросил то, что уже давно было у него на уме. — Эй, Сукуна? — Хм? — …Это из-за Кокоро ты превратился в Проклятье? Долгое время было тихо. Юдзи уже почти заснул, когда Сукуна тихо ответил: — Ты же знаешь эту поговорку… «Любовь – это самое прекрасное, что можно иметь, самое трудное, что можно заработать, и самое болезненное, что можно потерять». — сказал Сукуна, его тон казался далеким, как будто он на самом деле не разговаривал с Юдзи. — Любовь и ненависть очень похожи, — продолжал Сукуна с горькой нежностью в голосе, — Наверное, я просто заблудился где-то по дороге… Юдзи не ответил, и он не думал, что Сукуна ожидал этого от него. В голове Юдзи крутилось столько разных мыслей, и он, честно говоря, чувствовал себя глупо из-за того, что не принял во внимание все ошибки Сукуны раньше, но… он также знал, что доброта Сукуны не была ни неискренней, ни фальшивой… И это, честно говоря, все усложняло.

❈❈❈❈❈

Сукуна прислонился спиной к обожженному стволу глицинии. Прошло много времени с тех пор, как он входил в это воспоминание, не говоря уже о том, чтобы думать о нем. Огонь бушевал за пурпурной завесой, и Сукуна смотрел на ревущее пламя с тупым восхищением. Хотя пламя уже давно покинуло это дерево, оставив его наполовину разрушенным, Сукуна отчетливо помнил зелень, которая начала прорастать из пепла даже не через день. Сукуна молча склонил голову набок, уныло глядя на свежевырытую землю и аккуратную груду камней наверху. Некоторые сорванные колокольчики лежали на земле, они были не самыми красивыми, но это было все, что Сукуна мог найти в то время, все, что его заботило, это были колокольчики, любимый цветок Кокоро, и не имело значения, были ли они сорваны среди каких-то сорняков. Вздохнув, Сукуна осторожно положил руку поверх почвы. Он задавался вопросом, почему он чувствовал себя так вынужденным снова столкнуться с этим воспоминанием… Его мысли вернулись к Юдзи, и он почувствовал, как чувство вины сжало его сердце. Сукуна не очень понимал, о чем мечтал Юдзи, но сопляк потерял контроль над своими мыслями, и они проскользнули через барьер их с Сукуной разума. Сукуна вспомнил, как его разбудил жалкий крик, сорвавшийся с губ Юдзи. Паршивцу потребовалось некоторое время, чтобы окончательно проснуться, но Сукуна очень отчетливо слышал свой собственный звонкий смех, эхом отдававшийся в сознании другого. Сукуна видел вспышки того другого черноволосого ребенка, который умер от рук Пятнистого Лица… Сукуна мог вспомнить страдания, которые его отказ причинил Юдзи в последующие дни, и Проклятье почувствовало, как страх пополз по его спине. Чувствуя, как нахмурились его губы, Сукуна уставился на свежевырытую землю и пурпурные цветы, которые покоились над ней. Сукуна гадал, что подумает о нем Кокоро после всего, что он сделал… Это была не слишком приятная мысль. Честно говоря, Сукуне потребовалось некоторое время, чтобы осознать себя и то, что он делал, когда впервые был Проклят. Любое чувство человечности заняло еще больше времени, чтобы просочиться обратно в его разум, его воспоминания казались неуместными и туманными. Даже сейчас Сукуна не мог отчетливо вспомнить, что он делал в те первые годы мучений. Все, что он знал, это то, что он причинил боль всем, кто причинил боль ему, набросился, как дикий, загнанный в угол зверь. Закрыв глаза, Сукуна позволил себе прислониться к дереву, мрачная ухмылка осветила его черты, когда он прижался к коре дерева. Нежно похлопав по земле, Сукуна позволил воспоминаниям смыться…

❈❈❈❈❈

— Сукуна! Вернись сюда!! — Отвали, Старик! — крикнул Сукуна в ответ, отшвырнув старикашку, когда тот захлопнул за собой дверь седзи и потопал прочь. Сукуна ворчал себе под нос, когда несся по энгаве – веранде, которая тянулась вдоль всего внешнего здания и старался не обращать внимания на тренировку, которая проходила справа от него на траве чуть ниже. Ускорив шаги, все еще тщетно пытаясь выглядеть непринужденно, Сукуна заставил себя не обращать внимания на взгляд Тадааки и не начинать новую драку. Хотя предыдущий бой, о котором Старый Болван читал ему лекцию, не был его виной. — Эй! Ремен! — Сукуна съежился от гнусавого голоса другого мужчины, но попытался проигнорировать его, ускоряясь еще быстрее. Он был почти в коридоре. Всего несколько шагов! — Почему у тебя такой запорный вид? Дед в конце концов решил выгнать тебя или ты был слишком занят тем, что играл для кого-то из начальства, а? Сукуна остановился как вкопанный. Мертвая тишина эхом разнеслась по всей территории, каждый присутствующий колдун прекратил то, что они делали, как только эти слова слетели с губ Тадааки. Даже подарок двух учителей выглядел абсолютно ошеломленным. Все понимали, на что намекает Тадааки, в конце концов, среди начальства не было женщин. Все женщины, которые могли колдовать, обычно обучались как жрицы. А потом появился Сукуна, трясущийся от ярости при одном только предположении о нем… о Тадааки, заявляющем такую полную чушь перед всеми этими гребаными людьми. Он почувствовал, как его проклятая энергия начала накапливаться, покалывая под кожей, когда он повернулся, чтобы посмотреть на другого. Он должен был признать, что дополнительная высота веранды, безусловно, заставляла его чувствовать себя в два раза лучше, глядя вниз на другого мужчину. — Прошу прощения? — сказал Сукуна резким тоном и голосом, напряженным от ярости. Не то чтобы Сукуна заботился об инсинуациях. Это не было чем-то необычным, но последнее, в чем Сукуна нуждался, так это в новых слухах, плавающих вокруг него, и в большем количестве суждений, которыми он был обременен. Тадааки хихикнул, хреново хихикнул, и запрыгал вверх по каменной лестнице, чтобы оказаться лицом к лицу с Сукуной. Сукуна ненавидел то, как ему приходилось слегка наклонять подбородок вверх, чтобы поддерживать зрительный контакт с гигантским куском дерьма. Фу, ну почему он должен быть таким чертовски коротким!? — Ты знаешь, что я имею в виду, — ухмыльнулся Тадааки, лукаво и угрожающе, подняв руку и слегка проведя пальцами по коротким прядям волос Сукуны, несмотря на то что тот пытался уклониться от прикосновения, скривив губы в отвращении. — Уличная проститутка. Сукуна почувствовал, как все его тело напряглось при этом слове, а лицо покраснело от смущения. Их окружала мертвая тишина, все присутствующие наблюдали за Сукуной и Тадааки с одинаковой осторожностью и любопытством. Сукуна ненавидел это внимание, и единственным хорошим моментом в этой ситуации было то, что Тадааки говорил достаточно тихо, чтобы вся когорта не поняла, о чем он говорит. — Ты, — прошипел Сукуна, хватая другого мужчину за запястье и резко отталкивая Тадааки, — Лучше следи за тем, что говоришь, потому что этот твой рот будет твоим концом. Тадааки усмехнулся, умиротворяюще подняв руки. — Да ладно, — рассмеялся он, — Я просто пошутил… Но, должен сказать, я был бы не прочь попробовать. Сукуна двигался, даже не думая об этом. В тот момент, когда он увидел похоть в глазах другого, он уже почувствовал, как его кулак врезался в лицо Тадааки, изливая проклятую энергию, когда он бросил каждую унцию своей силы, чтобы отослать мужчину как можно дальше от него. Оказалось, что у Сукуны гораздо больше сил, чем он думал вначале. С криком Тадааки пролетел через тренировочную площадку и врезался в дерево, которое обрамляло школу и отмечало начало леса примерно в миле отсюда. Прежде чем кто-либо успел среагировать, Сукуна убежал. Он бросился в узкий коридор, в который пытался попасть раньше, не обращая внимания на крики своего имени, когда он пронесся мимо своей комнаты и ворвался в заднюю часть дома и побежал к линии деревьев, в совершенно противоположном направлении от Тадааки. Легкие Сукуны протестовали, пока он бежал, бежал и бежал. Он не был уверен, как далеко он убежал и как долго, но он просто должен был уйти. «Боже, как этот идиот узнал об этом?! Черт!» Споткнувшись о камень, Сукуна скатился с холма, которого даже не заметил. Выпрямившись, он потянул себя за волосы. Они были короткими, слишком короткими. Он никогда не встречал никого с такими короткими волосами, как у него, и ненавидел эти бордовые пряди и проклинал человека, который отрезал ему волосы. Несмотря на то, что он едва помнил свою мать, Сукуна помнил, как она всегда возилась с его волосами, говоря, что это символ жизни и преемственности – подарок его предков. Он ненавидел, как этот ублюдок держал его и отрезал его длинные локоны волос в наказание за кражу хлеба, это было унизительно и разрушило его гордость… Ему казалось, что он опозорил свою мать. «Проститутка…» — ФУ! — крикнул Сукуна, свернувшись в клубок, прижав ноги к груди и зажав голову между коленями. Не то чтобы мужской гомосексуализм осуждался или считался противоестественным, но всегда находились люди, которые из-за этого относились к нему как-то иначе. Он даже не знал, как Тадааки узнал об… этом. Не то чтобы он был популярен в районе красных фонарей. Его угрюмость и вспыльчивость обычно отталкивали посетителей. Вздохнув, Сукуна посмотрел в сторону только для того, чтобы… — БЛЯТЬ!!! — Он закричал. — Что ты здесь делаешь? — прохрипел Сукуна, схватившись за грудь и пытаясь заставить сердце успокоиться. — Ну, вообще-то я прихожу сюда довольно регулярно, — ответила девушка, нет, Кокоро, небрежно пожимая плечами. — Я увидела, как ты спускаешься сюда, и подумала, что могу поздороваться, но… С тобой все в порядке? Сукуна застонал, откинувшись назад, так что он лежал на траве. Сегодня удача была не на его стороне. Сначала выслушал очередную лекцию от Старого Болвана, потом, по сути, получил предложение от Тадааки, а теперь его раздражает какая-то странная цыпочка, которую он даже не знает, когда все, что ему нужно, это чертовы тишина и покой. — Просто прелесть, — проворчал Сукуна, когда Аикава ткнула его в бок после того, как он не ответил. — Я бы сказал, что твой хмурый взгляд говорит об обратном. — А я бы сказал, что ты любопытная сука, — огрызнулся Сукуна, закрывая глаза и позволяя внезапно наступившей благословенной тишине захлестнуть его. Он решительно проигнорировал небольшой укол вины, который мучил его за то, что он огрызнулся на беспокойство Кокоро. Сукуна услышал вздох женщины и шорох ткани, прежде чем его ткнули в щеку. Он не обратил на это внимания. Потом его снова ткнули, на этот раз чуть жестче. Сукуна не обратил на это внимания. Потом его ударили чем-то острым в глаз. — ОЙ! Какого хрена?! — Он кипел, прижимая ладонь к левому глазу, а Кокоро смотрела на него в упор. — Ты действительно угрюм, — лениво заметила она, вертя в руках заколку для волос. «Должно быть, этим она меня и уколола», с горечью подумал Сукуна. — Но я вижу, что ты злишься… Ты знаешь, как завязывать волосы палочкой? — Да… — Сукуна проворчал сквозь стиснутые зубы. — Ты можешь меня научить? — Что… Ты не знаешь, как завязать свои собственные волосы? — недоверчиво спросил он и недовольно сморщив нос. — Я пробовала, но половина всегда выпадает. Сукуна посмотрел на ее длинные волосы. — А зачем тебе вообще его связывать? В наши дни мужчины предпочитают женщин с распущенными волосами. Кокоро тут же разозлилась. Несмотря на то, что внешне ее поведение не изменилось, Сукуна чувствовал исходящий от нее гнев. — Я не думала, что тебя волнуют такие вещи, особенно то, как ты говоришь. — Слова были произнесены сладко, улыбка Кокоро стала шире, словно она рассказывала ему анекдот. Сукуна решил, что сейчас, вероятно, самое подходящее время отступить, если он меньше всего хочет, чтобы его закололи по-настоящему. — Я просто сказал. Не хотел обидеть. — Хотя Сукуна и пробормотал эти слова, Кокоро, казалось, уловил их искренность. — Все в порядке, — улыбнулась она. — Итак… Ты научишь меня? Сукуна посмотрел на заколку, вздохнул и потянулся за ней.

❈❈❈❈❈

Юдзи моргнул и открыл глаза, слегка съежившись от яркого солнечного света, падавшего на его лицо из маленькой щели в жалюзи. Воспоминание ощущалось… странный. Таким далеким, каким Юдзи не испытывал раньше. Может быть, потому что Юдзи на самом деле не хотел иметь ничего общего с Сукуной прямо сейчас… Но это слово эхом отдавалось в его голове. «Уличная проститутка». Юдзи не был… действительно уверен, что делать с новым развитием событий. Честно говоря, сейчас Юдзи даже думать не хотел о Сукуне. Он слишком устал, чтобы разбираться со всем этим дерьмом прямо сейчас. Но… Уличная Проститутка. Юдзи вздохнул. Кошмар был еще слишком свеж, чтобы Юдзи мог открыто думать о Сукуне в такой дали. На самом деле он чувствовал себя немного отвратительно из-за того, что влюбился в кого-то, кто практически убил одного из его друзей, но… «Любовь и ненависть очень похожи… Наверное, я просто заблудился где-то по дороге». Юдзи застонал. Моральные дилеммы – отстой.