Black Currant

      Сокджин-сонбэ весь белый и пушистый. Точнее — бежевый, мягко-серый и тёпло-флисовый. Кири сама та ещё застенчивая ромашка, но глядя, как красивый сонбэ на бесконечные комплименты и подарки-напитки смущается, прикрывая ладонью рот, по капле в день набирается храбрости. Его уже пол университета на свидание приглашали, после каждого отказа разлетаясь от обиды слухами: то он гей, то женатик с детьми, то извращенец и иначе, как на гаремник и не соглашается ни с кем. Да только сидит этот гей/женатик/извращенец целыми днями в библиотеке, усердно учится, поддерживая статус лучшего на курсе, да по выходным с друзьями оккупирует паб, всё так же вежливо принимая напитки и отказываясь от свиданий.       Но он хороший, Кири знает точно. Зонт её поймал, когда тот от сильного ветра сложился под дождём прямо у девушки в руках, а потом набросил на них двоих дождевик и помог добраться до остановки. И посмеиваясь, смотрел ласково на совсем засмущавшуюся Кири. Та не знала, куда деваться от тёплых карих глаз сонбэ, да ещё от фыркающих на остановке девчонок. Ну да, она не первая красавица на курсе, но милая и аккуратная, особенно когда ветра нет. А сонбэ на автобусе первый уехал, на прощание ещё поберечься велел и купить себе нормальный зонтик, а не эту складную финтифлюшку, с которой возни больше чем пользы.       Вот после этого Кири и решилась на приглашение. У неё же даже повод есть — угостить Сокджина-сонбэ за то, что тогда с зонтиком помог.       А он неожиданно соглашается.       Кири та ещё разумная девочка и понимает отлично, что вряд ли красивый сонбэ, продинамив большую часть местных красоток, ей скажет «да». Процентов на семьдесят так понимает, а на тридцать надеется на чудо. Но семьдесят пока перевешивают, с математикой у Кири всё хорошо, и потому в руках бутылочка с её любимым черносмородиновым соком. Что пьёт сонбэ, Кири не в курсе, ведь каждая, кто дарил, шепчет, что её напиток оказался самым любимым у Сокджина. Да только видела Кири, как подаренное пьют все, кто считается его близким другом. Да и сам он разборчивостью не отличался — иногда пил первое попавшееся, иногда морщился после первого глотка, выбрасывая бутылочки.       Она надеется, что её подарок по вкусу придётся. Тянет несмело вперёд упругий холодный пластик, едва успев поклониться-поздороваться, почти шепчет заранее заготовленное и всё равно сбитое «можно ли вас угостить на свидании за вашу помощь?» И шалеет, когда жаркая как лава ладонь накрывает её пальцы на прохладном пластике. Немеет, утыкаясь прямо в чуть прищуренный взгляд ласковых карих глаз. Ей бы потянуть руку, забрать ладонь обратно из цепкой внезапно хватки, да ни один мускул не движется почему-то…       — Когда?       … а сердце замирает на первом «тук» и ждёт, пока соберутся мысли в голове, выдав почти жалкое и беспомощное:       — А когда вам удобно? Сонбэнним…       Тук. Тук-тук. Сначала медленно, а потом вдруг в один миг сорвавшись на цикадное стрекотанье.       — Сегодня! — он улыбается, ни на секунду не помедлив с ответом. Кири кивает заторможено, тянет на себя всё же руку и…       Он не пускает. Смотрит, не двигаясь, обливает тёплым шоколадным взглядом её всю, не давая под ним и пошевелиться и неумолимо заставляя розоветь кожу.       — Ничего не забыла? — он наклоняется резко вдруг почти к самому уху, невыносимо близко обдавая таким же сладким, как он сам, парфюмом.       Сокджин — зефир и сахарная вата, и Кири тонет в нём безоговорочно, теряясь в невозможности собрать слова и хоть сколько-нибудь понять, чего ему ещё надо. Это ведь он смущаться должен, принять напиток, и разойтись им потом в разные стороны и…       — Телефон свой дашь? — что-то в нём робости ни на йоту. И у Кири стойкое ощущение, что влипла она в это сладко-сахарное по-полной.       Только и остаётся, что впридачу к бутылочке с соком протянуть ещё и телефон. У Кири рука уже не выдерживает, трясётся, жар сокджиновой ладони и холод напитка расплющивают её маленькую ладошку в блин. И губы немеют от его близости и предвкушения свидания. Бьются испуганными птахами мысли: «ой, а в чём идти?», «а он меня поцелует?» и «моё сердечко такого не выдержит!».       — Как насчёт восьми вечера? — спрашивает Сокджин-сонбэ, и его голос слишком близко, и глаза, ни на секундочку не отпускающие Кири, и губы…       Она еле кивает, выдирая ладошку вместе с соком из его руки и сбегая в аудиторию. И ей кажется даже там, прижавшись к стене на последней парте, что спину всё равно сверлит пристальный взгляд. Она смотрит на черносмородиновый сок в руке и очень медленно возвращает его себе в сумку.       Вечером отдаст.