Стервятник

– Чистилище...с этим местом связано множество воспоминаний. Воспоминаний, которые Даккар так отчаянно пытается забыть, кхе-хе-хе-хе... – Жёлтый свет ярко бил в глаза, сводя на нет всякие попытки разглядеть говорящего. Загадочный голос звучал все так же задорно, что в корне рознило его с тем существом, о котором он и говорил. Но судя из его слов, Шедоу казалось, словно оно имело личные счёты с тем, кого он пытается прикончить, отчего его натянуто, но можно было назвать...союзником? – Найди духа. Познай чужую смерть. Изничтожь гнездо. Достань фрагмент. – Все эти слова казались бессвязным набором фраз, но почему-то в голове создавалось впечатление, что они были очень важны и их следует запомнить. – И, наконец...раскрой своё звериное нутро. Свет становился всё ярче, отчего ежу пришлось невольно закрыть глаза. Он внимал словам говорящего, не в силах выдавить из себя и словечка, дабы хоть что-то ответить неизвестному. Даже сквозь закрытые веки, он видел, как желтизна слепит его всё сильнее, всё больше погружая Шедоу в сон... Глубокий вдох – и ёж тут же начал кашлять от попавшего ему в рот пепла. Встрепенувшись, он встал на колени, резкими движениями стряхивая с себя серые массы, что остались после "пожарища". Откашляться удавалось с трудом: казалось, словно он разом сглотнул целую горсть, что комом застряла у него в горле, блокируя доступ к кислороду. Однако совсем скоро, словно выстрелом из ружья, из его рта выскочил веер из сырого пепла, что со шлепком упал на землю, разворошив все остальные массы вокруг себя. Шедоу восстанавливал дыхание, приходя в себя от столь неприятного пробуждения. Подогнув под себя ноги, он сгорбился, закрывая морду от падающего с неба "снега", что то и дело норовил попасть в его дыхательные пути. Благо в этом ему помогала высокая трава, что колосилась вокруг огромными столбами, собирая излишки пепла и становясь всё тяжелее. "Какое отвратное место..." – пронеслось в его голове, стоило ему почуять запах гари, что делал и без того невыносимое дыхание ещё невыносимее. Однако вот так подолгу засиживаться было нельзя: Шедоу было нужно найти то, зачем он и пришел сюда. Найти Тейлза. Медленно поднявшись, он начал неспешно брести сквозь гущи травы, раздвигая их перед собой руками. Трава была настолько высокой, что закрывала почти весь обзор, отчего сориентироваться здесь было почти невозможно. Благо растительность была очень податливой: она легко отодвигалась и гнулась, отчего он мог с лёгкостью вернуться обратно. Серые массы не прекращая падали ему на голову, оседая на лбу, ушах и иглах, отчего ему невольно приходилось каждый раз отряхиваться, ведь этот пепел, как ни странно, его каким-то образом тяготил, хоть и был очень лёгким сам по себе. Путь становился всё изнурительнее с каждым шагом. Трава словно и не кончалась: бесконечные жёлтые листья уже вызывали отвращение и раздражение, отчего ему уже хотелось попросту вырвать её всю с корнем. Или же... Отряхнувшись от пепла, Шедоу начал крутиться вокруг своей оси, пуская пламя из своих реактивных ботинок, что с лёгкостью сжигали желтоватую листву, что горела настолько хорошо, что даже не оставляла после себя и пылинки. Осевшие на траве серые массы взмыли в воздух, отчего запах гари становился лишь сильнее, а поле вокруг Шедоу всё чище. Ежу это действо более чем нравилось: видя, как травы становится всё меньше, он, наконец, начал что-то разглядывать вдалеке, а именно – выход к небольшой поляне, чистой от растительности, имевшей хорошую точку обзора в виде холма, возвышающегося над землёй. Наконец, он закончил выжигать всё, что окружало его в радиусе нескольких метров. На земле вокруг ежа остался огромный жжёный круг, от которого ещё сильнее стало пахнуть горелой массой. Наконец найдя выход из этих густых зарослей, он медленно прошёл туда, поняв одну важную вещь: поле, что он нашел, было совсем не маленьким. Огромные, бескрайние пустоты окружали его, отчего на душе у Шедоу было неспокойно. Это место казалось таким...знакомым. По всему полю редкими кучками росли старые, черные деревья с ветками, похожими на опухшие от влаги волокна. Здесь трава лишь слегка щекотала его ноги, что, в сравнении с предыдущей, было более чем терпимо. Наконец решив глянуть вверх, Шедоу обнаружил ещё одну странность этого места: небо имело бездонно чёрный оттенок, однако чем ближе оно располагалось к линии горизонта, тем светлее становилось, пока не превращалось в белёсый непроглядный туман. Проклятый пепел...словно пытаясь удушить ежа, он то и дело попадал ему то в нос, то в рот, забиваясь комками и намеренно блокируя дыхательные пути. Страннику этих мест становилось немного дурно: от проблем с дыханием кружилась голова, отчего мыслить становилось всё труднее. Прикрыв рот ладонью, он продолжал идти, искать того, за кем он и пришёл. "Быть может, он отзовётся на крики?.." – эта мысль постоянно кружила в его мыслях, однако Шедоу постоянно откидывал её на второй план, надеясь, что сможет найти лиса и так. Он не был знаком с этим местом и опасался того, что здесь может находиться кто-то ещё. Кто-то осязаемый и способный в миг отправить Шедоу сюда, но уже навсегда. Но, видимо, другого выхода уже не было. – Тейлз! Где ты!? – Разнёсся его возглас по полю, эхом вернувшись к нему обратно. Шедоу ждал, что его дух услышит эти крики и придет к нему на встречу, однако ни ответа, ни его самого не было. Шедоу крикнул это имя ещё несколько раз. Терять уже было нечего: он слишком долго ходил здесь и пока не встретил ни живых, ни мёртвых. Казалось, что он здесь совсем один, бродящий по вечным, зацикленным коридорам, отчего слова Доктора об этом месте теряли всякий вес. Может, он и сам понятия не имел, куда деваются все те, что были убиты Даккаром? А может, как такового понятия "душ" и не было вовсе. По шее прошёлся странный холодок, не похожий на всё то, что он встречал до этого. Холодный настолько, что по коже пробежалась мурашки от его ледяного потока. Ёж напрягся: он был готов к худшему и навострил своё внимание настолько, насколько это возможно, чтобы не пасть очередной жертвой монстра или его выродков. Медленно оборачиваясь, он сжал руки в кулак, готовясь к удару, и встретил его. Тейлза. Лис опустошённым взглядом смотрел на ежа, удивленный его появлению. Молча смотрел, разглядывая его с тревогой и сочувствием. Для него это было неожиданностью: увидеть здесь живое существо. Ёж смотрел на лиса, лис смотрел на ежа – оба они не знали, что и сказать друг другу, лишь молча глазея так, словно виделись впервые. Шедоу и подумать не мог, что они встретятся...вот так. Да и о том, что встретятся вовсе. Лис хотел что-то сказать. Это было видно по едва раскрытому рту и обеспокоенному взгляду, словно пытающемуся донести до тёмного ежа свои переживания. Однако стоило ему открыть рот чуть шире, как из него начали издаваться сдавленные, хриплые стоны боли. Шедоу напрягся: он видел своими глазами, как тело Тейлза, само по себе, начало покрываться множеством отверстий, пронизывающих его тело почти целиком. Привычная жёлтая шерсть начала темнеть, приобретая неприятный болотный оттенок, попутно облезая и оголяя наружу гниющую плоть. Рот лиса раскрылся в попытке завопить от настигшей его агонии, однако боль была настолько сильна, что он не мог выдавить из себя ничего, кроме прерывистых вздохов. Финальной точкой стало зрелище того, как голова лиса начала отделяться от тела, разрывая его шею в клочки кожи и мяса. В этот момент Шедоу видел, как его позвонки ломались и отделялись друг от друга, словно кто-то с невероятной силой отрывал её от туловища, превращая и без того мягкую мясную кашицу в бесформенную массу. В конце концов, глава с резким хрустом и чавкающим звуком плоти взмыла в воздух, а лицо Тейзла приобрело безжизненный лик, преисполненный предсмертной болью. Тейлза убили на глазах Шедоу. Снова. Ёж наблюдал за последними мгновениями лиса, ощущая невероятно тяжкий груз на своей душе, груз вины и отчаяния от того, насколько жестокой оказалась смерть невинного ребёнка. Он был одним из самых молодых мобианцев, которых он знал, не считая...Крим? Второй дух возник так же неожиданно, как и предыдущий. Но, в отличии от Тейлза, Крим уже предстала перед Шедоу в том виде, в котором и была убита: за духом оставался шлейф из крови и её органов, вываливавшихся из вспоротого острыми зубами брюха. Ног у неё не было, как и большей части туловища: лишь грудь осталась относительно целой, с которой и свисали остатки её милого платьица, запятнанные кровью и слюной зверя, убившего её. Она хотела заговорить с Шедоу, но открывая свой рот, оттуда раздавались лишь болезненные детские стоны и плач, что эхом раздавался по полю. А рядом с девочкой летал её лучший друг – чао Чиз, раздавленный в кровавое месиво из костей и мяса, с подозрением глядящий в сторону Тейлза. Один за другим, духи окружали его. Наклз, Эми, Ванилла...жертвы твари, что овладела Соником, и её отвратных созданий. Они не могли ничего сказать, но по их обречённым взглядам Шедоу понимал: они испытывают эту боль раз за разом, и их страданиям нет конца даже после смерти. Вслед за пониманием их страданий, он начал разглядывать в них отчаяние, а затем злобу, ненависть...ненависть к нему. Духи не понимали, кто перед ним стоит. Они не могли осознать, что перед ними находится Шедоу, не желающий им зла. Ослеплённые яростью, духи приближались к нему, издавая громкие, хриплые завывания, сквозь которые чувствовались их вечные муки и боль. Обречённые на такую судьбу, они хотели поделиться ей с кем-то, и не важно, насколько сильно будет страдать их жертва: они хотели облегчить свою тяжкую ношу хотя бы на мгновение, не смотря ни на что. А потому они, подобно диким зверям, были готовы наброситься на Шедоу, разорвав его в клочья и превратив в одного из них. Шедоу негде было прятаться: как бы он быстро не отходил, они настигали его с той же скоростью, не давая и шанса на спасение. Махнув кулаком, он попытался отбиться от озлобившихся призраков, но его рука с лёгкостью прошла сквозь их неосязаемые тела, окрасившись в багряную кровь и разогревая ненависть в их небьющихся сердцах ещё сильнее. Выхода больше не оставалось. – Стойте! – Шедоу уже закрыл глаза в ожидании своей кончины, однако голос, что раздавался прямо перед ним, вдруг остановил призраков, утихомирив их животную ярость. Вопли стихли, уступив место тихим стонам, а сами духи отстранились, начав растворяться в пространстве. Что это за столь знакомый голос? Раскрыв глаза, Шедоу не мог поверить своим глазам. Соник. – Шедоу...ты в порядке? – Неосязаемый дух стоял перед ним, обеспокоенно глядя ежу в глаза, стараясь убедиться, что его друг в порядке. В груди красовалась огромная дыра, в месте, где должно находиться сердце, что было с усердием вырвано оттуда. – Прости за них...они не понимают, что находится перед ними, а потому бросаются на первого встречного. – Чт...но...как... – Призрак давно умершего Соника, самого настоящего, неподдельного Соника, стоял перед ним, оставшись таким, каким он был и всегда. Почему он не напал на него, как и остальные? В голове было столько вопросов, на которые он не знал ответа, отчего Шедоу не мог начать с чего-то конкретного: он хотел знать всё и сразу. – Ты...живой. Боже, Шедоу, как ты здесь оказался? Я думал, ты умер, как и остальные! – На лице духа проступила улыбка: эмоции Соника нельзя было описать, настолько он был рад этому. Впервые за столь долгое время увидеть живое существо было для него действительно событием. Но всё же вопрос оставался открытым: каким образом, будучи живым, Шедоу оказался здесь? – Меня...я...я оказался здесь благодаря Эггману. И не просто так. – Эггман? Он...ещё жив? – В голосе стали различимы нотки разочарования от того, что виновник всех бед всё ещё существовал в настоящем. По выражению лица полтергейста было видно, что будь у него возможность, он бы лично заставил Доктора ответить за этот кошмар наяву. По его вине его друзья, он сам были мертвы, а в его теле по сей день бесчинствует кровожадное чудовище, одержимое своей не менее безумной идеей. – Поверь, его судьба оказалась куда хуже смерти. Но в то же время...возможно, благодаря ему мы можем все исправить. – Шедоу поднял свой взгляд на Соника, глядя в то, что ему казалось глазами. Вокруг было светло, из-за чего призрачную фигуру было едва видно: картинка расплывалась перед глазами так сильно, что он, скорее, казался сгустком тумана, нежели чем-то существенным. Соник смотрел на него в ответ, вопросительно приподняв бровь и пытаясь понять, что хочет до него донести Шедоу. – Он прислал меня сюда за Тейлзом. У него есть знания, которые мне очень нужны. Без них мы не сможет продвинуть план по уничтожению...этого. – Неужели ты так и не понял? – Вслед за этими словами раздался разочарованный, печальный вздох, после чего призрак отстранился от ежа на пару шагов. – Посмотри на меня. Посмотри на Наклза, Эми, Крим, Руж... – Стоп...что ты сказал? Руж...тоже здесь? В мгновенье ока, тело Шедоу бросило в холод. Руки обречённо свисали вниз, ноги, подобно макаронам, задрожали, а сердце бешено застучало то ли от страха, то ли от злобы. – Так ты?..мне...мне жаль, что ты узнал об этом только сейчас. Я не думал, что ты— – Где она? Я хочу увидеть, что он сотворил с ней. – Шедоу, я не могу этого сделать. Она, как и остальные, не понимает, что происходит. – Да насрать мне, что она понимает, а что нет! Покажи мне её, сейчас же! – Наружу показался звериный оскал, сквозь который засочилась свежая кровь. В порыве ярости Шедоу не заметил этого, но Соник видел, как сквозь его десна лезли острые клыки, прорезающие нежную плоть. Иглы встали дыбом, показывая всю свою длину и визуально делая тёмного ежа крупнее, сильнее, опаснее. Даже будучи призраком, Соник перепугался не на шутку: он ещё никогда не видел в нем такой злобы. – Л-ладно, хорошо. Я...отведу тебя к ней. Только прошу, успокойся, иначе ты разозлишь остальных. Осторожно отстранившись от Шедоу ещё на несколько шагов, он медленно повел его дальше. Кажется, он начал остерегаться своего старого знакомого. Что-то в нем изменилось...и это что-то явно не было хорошим знаком. Они и раньше не особо ладили друг с другом, но видя его ярость, его дикое нутро, он остерегался, что его могут разорвать на куски в любую минуту. В то же время, Шедоу чувствовал, что кипящая в его крови ненависть не собиралась успокаиваться: он узнал о её смерти в таких отвратных обстоятельствах...что это чудовище сотворило с ней? Как оно посмело причинить ей вред? Эти вопросы только сильнее одурманивали помутненный разум, разрушая остатки здоровой психики. Но злоба в мгновенье ока рассеялась, шерсть стала ровной, а клыки перестали наполнять его брызжущую слюной пасть, когда он увидел...её. Белая летучая мышь стояла спиной к нему, глядя куда-то в пустоту. Она, слегка пошатываясь, стояла на ногах, издавая тихие вздохи, от которых в воздухе витал странный, неприятный запах. Тогда же Шедоу заметил, как кровь распласталась у её ног, стекая со спины, с мест, где должны были быть её крылья. Следующим в глаза бросились её ноги, гниющие заживо и изрезанные то ли лезвием, то ли когтями животного. Разглядывая весь этот ужас, он знал, что это не все её раны, отчего на душе становилось лишь тяжелее. Он больше не хотел это видеть. Не хотел смотреть на остатки от своей давней напарницы, от члена её команды, что сопровождал его долгие годы. Но вопреки собственной воле, рука предательски тянулась к её плечу, пытаясь развернуть её к себе, увидеть, что он вытворил с её бедным телом. Не смотря на то, что она была лишь нематериальным духом, он чувствовал её холод и смог прикоснуться к несуществующему телу. Он чувствовал её твердую плоть, прощупывал пальцами её кости, отчего сомневался в том, происходит это на самом деле, или же все ощущение дорисовывает его больной ум. Туловище медленно поворачивалось к нему вместе с головой, от которой шел длинный кровавый шлейф. И увидев её перед собой целиком, он узрел то, чего ожидал увидеть, но что не хотел созерцать изо всех сил. Из вспоротого надвое живота торчали свежие, вырывающиеся наружу внутренности, истекая кровью на землю вместе с ранами, оставленными от крыльев. Разрез был настолько ровным и узким, что органы едва втискивались сквозь узкое пространство, отчего внешняя кожа сжимала их, подобно тискам, выдавливая из них остатки жидкостей. Было даже страшно представить попытку посмотреть ей в глаза: белесые, мертвенные глаза, в паре сантиметров от которых находилась окровавленное подобие рта, лишённое нижней челюсти. С краев горла ещё торчали отставки плоти от грубо вырванной части, в то время как в открытой, красной ране бурлили и лопались кровяные пузыри, вызванные её дыханием. Она утопала в собственной красной субстанции, перемешанной с остатками гноя, отчего жидкость начинала густеть всё сильнее, превращаясь в склизкое нечто. – Как же так? Как я мог...забыть о тебе? Это...это всё моя вина. Прошу, прости меня. Я не хотел, чтобы это произошло. – Сам того не замечая, Шедоу начал утопать в собственных слезах, стекающий с его щек. Прозрачные капли падали на пол, бесследно исчезая в луже крови, прилипшей к его ногам. Руж долго смотрела на него непонимающим взглядом, словно вопрошающим его: "о чём ты?", не замечая того ужаса, что произошел с её телом. Сам того не заметив, он положил обе руки ей на плечи, то ли желая её обнять, то ли просто стараясь удержать её на ногах. Чем дольше он смотрел на неё, тем больнее это терзало его изнутри. К горлу подступил ком, гадкий и горький на вкус, а в душе было так гадко, словно он потерял всё, что у него было. Руж медленно подняла свои ослабевшие от потери крови руки, обхватив его плечи в ответ и пытаясь сконцентрировать свои глаза на нём, разглядывая Шедоу так, словно видела его впервые. Хватка становилась всё сильнее. Захлебываясь в собственной горечи, он не заметил, как тело Руж начало дрожать в агонии, а любопытство потерянного призрака превратилось в ярость, вызванную болью. Она что-то вопила, глядя на него, словно видела в нем того, кто с ней это сотворил. Она жаждала мести, отпущения, облегчения...и не могла совершить ничего из вышеперечисленного. Она пыталась сымитировать свои предсмертные крики, отчего гнилая субстанция брызжала из её горла на его лицо, растекаясь по векам, носу, рту. Шедоу терпел: горечь утраты была сильнее отвращения, отчего он продолжал глядеть на неё, видя проступок, который он совершил. Он смотрел ей в глаза, поглощаясь её мыслями, её агонией, её смертью. И постепенно, их разумы и мысли начали соприкасаться, сливаясь в единое целое...

...

Аккуратные шаги раздавались среди полумрака, освещаемого красными мигающими лампами. Среди этих мгновений алого света проглядывалась фигура летучей мыши, идущей к большому залу. Шаги раздавались с некоторой задержкой: она некоторое время шла, а затем останавливалась, задумчиво глядя вперед и решаясь: идти ей дальше или нет. В голове мелькало то изображение на камере: целая коллекция Изумрудов Хаоса во главе с огромным, сверкающим Мастер Изумрудом, дополняющим эту иерархию кристаллов как ничто другое. С другой стороны, изображение было настолько плохим, что ей могло легко показаться, что здесь вообще что-либо есть. Помехи и размытая картинка могли быть лишь почвой для её изображения, что уже само дорисовало в голове желаемое. Но через сомнения и нерешимость, она продолжала идти, невольно перебирая ногами. "Холодновато" — пронеслось в голове Руж, пока та, содрогаясь, потирала свои плечи, пытаясь хоть как-то согреться. Честно говоря, её одежда не особо хорошо подходила для нынешней погоды, да и шерсть не спасала от холода. Знай она о том, что на базе Эггмана будет такой дубак, то, возможно, надела бы что-нибудь потеплее. Но раз уж она здесь, то придется как-то стерпеть. Взгляд потуплено смотрел под собственные ноги: вспоминая оторванные, гниющие руки, она вновь задумалась о том, что здесь произошло. Неужто его собственные создания взбунтовались против него? Нео Метал Соник вновь взял всё под свой контроль? Или же... Прокручивая в голове всё более странные сценарии, она и не заметила, как почти зашла в тот самый зал, в который и направлялась. Оборванные провода, разрушенные приборы, устройства, машины...всё это она уже видела как на камерах, так и вживую. Судя по названию, коим была подписана каждая камера, это помещение являлось чем-то вроде промышленного отдела: как назло, в том месте экран был покрыт трещинами, отчего разобрать название удалось лишь частично. Осталось только не запнуться об очередную сломанную игрушку Эггмана и найти то, за чем она пришла. ...И нет, глаза её не обманули. Сияющие в блеске собственного величия, на специально построенном пьедестале, стояли все изумруды. Каждый занимал своё место, создавая идеальную гармонию красоты, упиваясь в блеске энергии, что била через край. В глазах вновь вспыхнул огонь, руки сами потянулись к прекрасному, желая ощутить их приятную, гладкую поверхность. Они были прекрасны, совершенны, непостижимы. Они... – Ты что-то ищешь? — Все грёзы мигом выветрились из головы, стоило голосу прервать её мысли. Она настолько забылась в собственных мечтах, что вовсе не заметила, как синий ёж, сидя на Мастер Изумруде, наблюдал за ней с лёгкой ухмылкой на лице. Кажется, Соник выглядел расслабленным: одну ногу он поставил наверх к себе, а второй непринужденно болтал в воздухе, постукивая пяткой по кристаллу. – Соник? А ты что тут забыл? Я думала, что здесь... – Только вы с Шедоу? — Расслабленный ёж, казалось, вот-вот развалится на огромном Изумруде, отчего его спокойствие начинало напрягать. Взгляд Соника был холодным и отчего-то пугающим: он следил за каждым движением её тела, словно видя её впервые. Он оглядывал её телосложение, осматривал...изучал. А непринуждённая улыбка, словно по щелчку пальцев, исчезла с его лица, отчего тот казался другим. – И ты...давно ты здесь? Кажется, твои ботинки изрядно потрепало. Да и перчатки... – Послушай. В горле пересохло. По какой-то причине, разговаривать с Соником становилось всё тяжелее и тяжелее. Он не выглядел опасным: внешне точно такой же, как и всегда. Но перчатка, изорванная в ничтожную, серую тряпку; ботинки, едва держащиеся на его ногах... Руж знала, что с ним что-то не так, но сказать конкретно не могла. Это и пугало больше всего — неизвестность. – Каждый из нас ведь совершал плохой поступок, верно? Возможно, кто-то сделал случайную оплошность, не из злых помыслов, о чем горько сожалеет до сих пор. А кто-то...кто-то совершил настолько тяжкий грех, что он вдавливает душу в тело, расщепляя её на мелкие куски, сжимая и раздавливая, сжимая...и раздавливая. Чем дольше он говорил, тем сильнее ёж преображался в глазах летучей мыши. Она видела каждое его движение, то, как вены на лбу набухают от злости, как пальцы сжимаются в кулак, обнажая худые костяшки. Даже то, как его тело, исхудавшее настолько, что начало показывать наружу рёбра...шевелится. Внутри, в теле Соника, словно происходила непрерывная борьба, отчего туловище то выпирало множественными извивающимися конечностями, что находились внутри, то вновь успокаивалось, словно зверь, таящийся внутри, усмирялся, чтобы спустя время вновь взбунтоваться и продолжить борьбу. В один момент, ёж согнулся, начав громко кашлять, пока рука, сжимая грудь, раздирала её до крови. На землю с плеском упал странный сгусток: странная, мясная масса, шевелилась, лишаясь остатков крови, что сочились из сосудов. И стоило приглядеться повнимательнее, как черты становились всё яснее, а картина всё ужаснее: Соник выплюнул собственное, начавшее гнить ещё давным давно, сердце. Но сам ёж выпрямился, словно и вовсе никогда не лишался жизненно важного органа. Для него потеря сердца — облегчение. Настоящая радость, если и вовсе не эйфория. Улыбка начинала выглядеть всё натянутее, отчего взгляд казался печальным, а выражение лица походило на маску, грубо пришитую к его голове и едва держащуюся на хлипких, рвущихся во швам нитках. – Разве я...сделал что-то настолько плохое...чтобы терпеть паразита, разрывающего меня изнутри? Я...я чувствую, как он копошится. Ищет себе место. Жаждет...кр-р-ргх... — Ослабевшее тело, наконец, свалилось со своего места, изрыгая из себя всё большие массы. Всё тело было напряжено: мышцы, иглы, вены...словно кто-то доводил его тело до максимума, испытывая его возможности, изводя до изнеможения. По виду можно было понять: он испытывает адскую усталость, такую, какой не испытывал никто другой на этом свете. Но даже так, вопреки всему, он неспешно поднимался на ноги, волоча руки по окровавленному полу, оставляя за собой красные шлейфы. — Ты даже не представляешь, что он...такое. И даже я не до конца понимаю откуда он взялся...Но он есть. И он хочет навести свои порядки в этом мире. Я этого допустить...не могу. – Соник...я...если тебе нужна помощь, я могу— – Ты можешь мне помочь. Подойди ко мне. Мне просто нужна...чья-то опора. Пульсирующее и слабнущее от самого факта существования тело шаталось из стороны в сторону, готовясь в любой момент вновь рухнуть на землю. От такой внезапной смены состояния Соника, самой Руж тоже поплохело: от вида того, как тот выхаркал собственное сердце, подобно жвачке, тошнило, а голова кружилась, отчего мысленно та была готова в любой момент упасть в обморок. И смотря на ежа, которому явно было куда хуже, нежели ей, желание помочь угасало ежесекундно. Она боялась не подцепить от него что-то, не испачкаться в его крови. Она боялась его самого. Странный, до этого не знакомый голос внутри кричал ей: "уходи!", словно само её нутро требовало, чтобы она как можно скорее ушла оттуда. Соник скалился от боли, растущей по всему его телу. Обессиленный, он едва справлялся с этим напряжением, что росло каждое мгновенье, отчего тот мог умереть в любой момент. Вместе с чувством опасения, чувство угрызения совести слились воедино, паника нарастала в её голове, и в конце концов она сделала быстрый рывок, подхватив чуть не упавшего наземь ежа. Обхватив тощее тело обеими руками, она держала его на весу. Тяжёлый. Слишком тяжёлый для того состояния, в котором он находился. Пальцы легко прощупывали каждый позвонок на его спине, чувствуя то, насколько сильно исхудал Соник. Её же спину обдавало усталое, холодное дыхание. Холодное и омерзительно пахнущее мертвечиной. В тот момент она пожалела о своём решении: запах был настолько отвратным, что уже она сама была готова упасть вместе с ежом. – Спасибо тебе...я...я... — Слова едва выходили из его уст, прерываясь на учащённое дыхание. Костлявые руки медленно обхватывали её, крепче прижимаясь к летучей мыши, стараясь не упасть вновь. И чем дальше он обвивал её своими руками, тем сильнее становилась хватка. Руки сжимали так сильно, что, казалось, были способны раздавить её в считанные мгновения. Секунда, вторая – и Руж сама не заметила, как оказалась в мёртвой хватке изнеможенного. Резким движением, ладони сжали её крылья: она хотела вскрикнуть, но стоило ей открыть рот, как горечь мертвенного запаха пробивалась в её рот, отчего становилось ещё хуже. Ослабшие руки, вдруг прибавившие в силе в разы, сдавливали основания крыльев, пока Соник, наклонившись над её ухом, шептал: — Я...Нашел тебя. С усилием раздвинув руки в разные стороны, Соник победоносно стоял перед ней, злобно ухмыляясь ей в лицо. Глаза устремились на него, затем на тело, прибавившее в массе, а затем на руки, в которых он, подобно трофеям, держал её драгоценные крылья. Боль, подобно волне, нахлынула на неё в тот же момент, заставив завопить что было сил. Кровь горячими ручьями стекала по её коже, окропляя её одежду, кожу, тело. Это тепло было невероятно болезненным, от него хотелось спрятаться, убежать. Она пыталась руками обхватить места ран, но не могла до них дотянуться, отчего каждая её попытка было унизительно жалкой в глазах ликующего "Соника". Злобная ухмылка превратилась в натянутый, рвущийся по швам оскал, а глаза, преисполненные азартом от происходящего, смотрели на неё своими большими зрачками, получая настоящую усладу для глаз. Слёзы стекали по щекам, каплями падая на пол, в мутное красное пятно, смешиваясь воедино. Ёж демонстративно откинул костлявые куски кожи в стороны, с усилием обхватив её лицо. Голая ладонь сжимала её лицо так крепко, что при желании могла с лёгкостью размозжить челюсть, раздробив плоть вместе с костями одним лёгким движением. – Даже Эми была смышлёней, чем ты. Это...разочаровывает. — Руками она пыталась отбиться от садиста, что лишил её крыльев, но быстро растущая в размерах фигура вовсе не чувствовала её ничтожных ударов руками и ногами. Он сгорбился над ней, подобно стервятнику, рассматривая свою умирающую жертву, разглядывая самые вкусные, лакомые куски. Из пасти высунулся длинный, заострённый язык, облизнувший его раздробленные клыки, а затем, пробуя её на вкус, прошёлся вдоль всего лица, оставляя за собой след из зловонной, липкой слюны. Не способная сдерживаться, она извергла из себя рвотные массы, содрогаясь всем своим телом от изнеможения. Руж даже не успела заметить, как быстро она поменялась ролями с ним и как быстро распрощалась с ролью спасителя. Теперь ей был нужен кто-то, кто мог бы спасти её. Спасти от чудовища в лике Соника. Рука едва дотянулась до кнопки на рации, висящей на поясе. Сквозь массивные пальцы монстра, она молвила из последних сил, моля о помощи: – Шед...доу...помог-ги...мн...е... Резким ударом в место чуть ниже груди он сбил её дыхание, заставив пытаться глотать воздух ртом, зажатым ладонью, но видя её отчаяние, ёж тут же с усилием сжал её челюсти воедино, одновременно с тем сжав её нос второй. На его глазах она начала барахтаться, синея от удушья, пытаясь хоть как-то ослабить сжимающие её лицо руки. Покрасневшие глаза умоляюще смотрели на него, прося о пощаде, изливаясь ручьями слёз. – Шедоу тебе не поможет, Руж. Я мог бы попытаться разочаровать тебя в нём. Сказать, что он, поджав хвост, сбежал, оставив тебя умирать здесь. Но мы оба знаем, что это неправда. — Поднеся её морду вплотную к себе, он смотрел ей в глаза. Жажда крови становилась всё сильнее, опьяняя трезвый рассудок её мучениями. Пальцы сжимали лицо так сильно, что дрожали от усилия, хотя мощь существа выглядела явно больше того, что он ей демонстрировал. — Я скажу тебе истину. Неизменную, чистую правду. Я убил его. Выбросил его жалкое тельце гнить в трущобы. И с тобой я сделаю то же самое. Сознание начало медленно покидать сознание мученицы. Она видела, как свет темнел в её глазах, а конечности слабели, не в силах дать хоть какой-то отпор. Рука, сжимающая челюсть, медленно переместилась к её рту, осторожно его распахнув, наконец давая возможность девушке вдохнуть с полной грудью. Остатки рвоты вместе со слюной стекали с её губ, капая на ступню чудовища. – Кажется, тебе не хватает немного "свежего" воздуха. Не бойся, дитя...я помогу тебе. Все пальцы, кроме большого, устремились в её глотку, крепко ухватившись за её плоть изнутри. Взявшись за нижнюю челюсть как нельзя крепче, он медленно, словно издеваясь, начал оттягивать её на себя. Не прошло и пары секунд, как она почувствовала, как плоть отделяется друг от друга, как она лишается части собственного рта. Истошный вопль был ежу безразличен: он, не чувствуя никакого сопротивления, продолжал отрывать от неё мясо, искренне наслаждаясь процессом. Кожа вместе с мышцами оттягивалась, словно резина, с треском отсоединяясь от основного тела и разбрызгивая багровые капли везде, где только можно. Она желала не прекращения процесса: отчаяние кричало о том, чтобы он закончил это как можно скорее. И слыша этот вопль у себя в голове, монстр отвергал его просьбы, растягивая процесс изо всех сил. Сколько уже прошло времени?..Минута, две?.. В голову словно насыпали горящих углей: мозг кипел, сжарившись от такого накала эмоций и боли. Она пыхтела, отхаркивая кровь из того, что осталось от горла, пытаясь пробить сквозь багряные массы место для драгоценного кислорода. Он сделал то, что хотел: вырвал нижнюю челюсть Руж, бросив прямо перед её ногами, унижая и без того жалкую летучую мышь. Нужно было слушать этот голос. Прислушаться к нутру, что говорило ей бежать со всех ног. Но её наивность сыграла с ней злую шутку, злее, чем она могла себе когда-либо представить. – Нет...кажется, это уже слишком. — Фраза, сказанная им, была последним, что Руж хотела услышать. Этот зверь всё сильнее и сильнее измывался над ней, заставляя чувствовать себя настоящей никчёмностью. Она не понимала, чем заслужила этот кошмар. Не понимала, почему ей приходится терпеть нападки обезумевшего Соника. Но от мыслей её отвлёк он сам, крепко ухватившись уже за верхнюю челюсть и вновь поднеся к себе. В этот раз её нос не был ничем забит, отчего та вдыхала этот гадкий запах, не в силах куда-то от него деться. — Знаешь, на самом деле я не солгал тебе. Во мне действительно сидит паразит. Мерзкая, отвратительная тварь, что смеет покушаться на мои взгляды, мои идеи...мои идеалы. И теперь оно заставляет меня чувствовать от этого неподдельное удовольствие...Когда я убил Тейлза, я чувствовал бешеный наплыв эмоций. Затем Наклза, Эггмана, Эми...Крим. Я ощущаю их мучения, и это не может не приносить мне удовольствие...что выводит меня из себя. Она слушала его. Внимательно слушала, ненавидя всей душой и брезгуя каждым словом, которым он пытался оправдаться перед ней. Из последних сил, она взмахом кулака нанесла удар по его лицу, но ёж, ничего не почувствовав, лишь сильнее скалился, сжимая оставшуюся часть её лица. Как вдруг, резкая боль в груди отвлекла её: она хотела взглядом увидеть, что происходит, но поднятая вверх голова не давала это сделать. Лишь по медленному движению руки, идущей вниз и агонизирующей боли она понимала, что он резал её вдоль тела своим острым когтем. Аккуратно, осторожно, дабы не разбрызгать кровь, в которой уже искупалось почти всё её тело. Болезненные ощущения вернулись с новыми силами: она ощущала, что разрез, подобно кислоте, разъедал её кожу, и рана гнила, распространяя заразу на её внутренние органы. Он осторожно опустил руку внутрь. Она ощущала, как зверь нащупывал её печень, кишку, лёгкие...и сердце. То, что он сам извергнул из себя, а теперь желал отыграться на ней, лишив сердца и её. – Прощай. — Бросив кроткое прощание, он резким движением вырвал бьющееся сердце из тела, чтобы она могла наблюдать, как оно остывает в его руках, перестаёт пульсировать. А она, погружаясь во мрак, испускает последний вздох, получая долгожданное облегчение от этого кошмара. – Безкрылый не способен взмыть в небо. Кричать не может тот, кто лишён гласа. Не может чувствовать и тот, чье сердце биться перестало. Мёртвые умеют лишь одно. Кричать. — Голос в пустоте уже не казался чужим, незнакомым. Ярко жёлтые огни, один за другим, вспыхивали каждый раз, когда он погружался в глубокий сон, из которого, казалось, нельзя было найти выход. Посреди бесконечной пустоты, в которую было погружено всё вокруг, жёлтый даже успокаивал его, давал понять, что он здесь не один. — Даккар чувствует слишком много для существа, лишённого сердца с рождения. И слишком мало кричит для мертвеца. Нам пора это исправить. Жёлтый начал растворяться, смешиваясь воедино с тьмой, превращаясь в нечто блеклое, несуразное. Затем оно начало преобразоваться, менять форму, во что-то превращаться, расти. Фигура становилась всё ближе, а длинная, тонкая рука тянулась к нему, стараясь коснуться своего собеседника. Но в глаза ударил яркий белый свет, пробудивший его ото сна. Шедоу вскрикнул, чувствуя, как его челюсть выдирают наживую, как он, лишённый крыльев, барахтается на земле, стараясь закрыть вспоротую рану на животе. Он старался избавиться от этого, избавиться от пустоты, оставленной на месте его сердца, жаждал смерти. Но чем больше его сознание привыкало к действительности, тем быстрее боль уходила, пока он, оглядываясь вокруг, смотрел, как хлопья пепла вновь падали на его лицо, осыпая тело целиком и пропитывая шерсть запахом гари. Шедоу ухватился за голову: в мыслях до сих пор не укладывалось от того, что всё то, чего он лишился, вновь было на прежнем месте. Он мог свободно двигать челюстью, чувствовать, как сердце бьётся в груди. Даже боль несуществующих крыльев ушла, оставив его в блаженном спокойствии. – Ч...Что произошло?.. — Не смотря на то, что он был лишён тех мучений, слабость до сих пор сковывала его попытки подняться на ноги. Он смотрел в пол, на землю, покрытую серым "снегом", затем поднял глаза и увидел призрака, что ошарашенно смотрел на него, кажется, не осознавая того факта, что тот всё ещё жив. – Ты...ты видел их? Воспоминания? – Я... чувствовал, как меня разрывают на куски...ощущал, как лишаюсь себя по частям. Как ОН лишает этого меня. Значит, так она умерла? – Им не с кем поделиться своей болью. Не знаю, по своему желанию или нет, но это чудовище заставляет их переживать свою смерть раз за разом. Мне...мне больно на это смотреть. – Почему с тобой этого не происходит? – Не знаю. Я даже не помню, как умер. Помню лишь его голос. Как он сказал мне: "теперь оно принадлежит мне." И затем...я оказался здесь. Может, я и не умирал вовсе? Соник опечаленно опустил свой взор. Он не мог смотреть на опустошённое лицо Шедоу, пережившего смерть близкого ему существа. Такую изощрённую жестокость мог придумать только поистине обезумевший разум. – Я думаю, тебе нужно уходить. Ты слишком сильно их пугаешь. Боюсь, они могут наброситься на тебя все разом, и тогда...в общем, тебе здесь не место. – Я убью его. – Что ты сказал? – Я убью эту суку своими руками. Выпотрошу остатки тела, вырву его с корнем...и сожру целиком, без остатка. Шедоу выглядел пугающе. Изо рта пенилась его собственная слюна, капая на пепел большими каплями. Наружу вновь вылезли острые как бритва клыки; глаза, ослеплённые яростью, смотрели куда-то в пустоту, игнорируя духа, стоящего перед ним. Что-то лезло наружу. Что-то ещё с момента его пробуждения у Эггмана пыталось проявить себя, показать клыки, обнажить когти. И наконец, выдался удачный момент: он ощущал такую ненависть, что был готов уничтожить всё на своём пути, лишь бы убить это нечто. Ему было плевать, сколько ран придется нанести, плевать, что оно не умрёт от таких ран — он будет терзать, резать и кусать до тех пор, пока от тела не останется обглоданный до костей скелет. Шедоу зверел на глазах. Его собственные кости трещали от бурного роста, пока мышцы, растягиваясь, делали Шедоу больше, сильнее. Чудовищнее. Чёрная шерсть начала блекнуть, приобретая серый оттенок в угоду быстрому преображению; руки превращались в настоящие лапы, обросшие острыми как бритва иглами снаружи, и не менее острыми когтями на пальцах. Рост происходил настолько быстро, настолько неожиданно, что оставшуюся единственную перчатку разорвало на тряпки, а реактивные ботинки начали трещать, раскалываясь в кучу пластика и микросхем, их которых вытекало пахучее топливо. От Шедоу мало что осталось: вытянутая морда тяжело пыхтела, озираясь вокруг, шевеля ушами и пытаясь понять, где находится хоть что-то живое. Призрак исчез. Испуганный этой яростью, Соник сбежал, не пытаясь даже приблизиться к этому зверю. Как и он, остальные духи исчезли в страхе за собственное "существование", боясь раствориться навсегда. Животное медленно шло вперёд, искало взглядом, принюхивалось, ожидало. Ему было плевать, кого или что он найдет — главное выпустить пар. По бесконечным полям чистилища, застеленным туманом, раздавался жуткий грохот. Земля содрогалась каждый раз, когда раздавался этот чудовищный топот, пепел слетал с травинок, осыпаясь на землю, а деревья невольно трясли своими грузными ветвями, отчего те ломались и падали на землю. Это могло означать лишь одно: колосс этих земель бродит по бесконечному пространству вокруг, выискивая взглядом живых существ, тихо издавая сквозь зубы: – Хе-е-е-е-е, хо-о-о-о... — С диким оскалом произносила огромная, мускулистая ехидна, усеянная костяными пластинами, защищающими её от внешних угроз. Гигант шёл уверенно, расслабив свои длинные массивные лапы, отчего не менее длинные острые костяшки соскребали за собой землю, оставляя следом четыре неровных земляных траншеи. С каждым шагом оно переваливалось с одной стороны на другую, издавая жуткое фырканье и нередко останавливаясь для короткого отдыха на месте. Кажется, из-за своих габаритов ему было трудно передвигаться, особенно когда воздух был таким грязным, а пепел то и дело забивал нос, отчего нередко приходилось его прочищать резким выдохом через ноздри. Ко всему прочему, на его выносливость влияла странная рана на груди, кажется, совсем недавно зажившая: ровным швом она шла от верхней части груди до нижней, от которого когда-то сочилась кровь, засохшая на его шерсти. Тут же можно было разглядеть и то, как это существо восстанавливалось: на месте ран образовались новые костяные наросты, делая его ещё крепче, дабы не получить подобное ранение вновь. И судя по виду, этот процесс для ехидны был весьма болезненным. Существо вновь встало на месте для передышки. Опершись лапами перед собой о землю, оно шумно пыхтело носом, поникнув головой вниз. Сквозь зубы неостановимым потоком сочилась слюна, быстро образовав под собой грязную лужицу из пепла. Монстра терзал голод, вот только утолить его в таких безжизненных местах было почти невозможно. Впавшие в веки, почти незаметные со стороны очи смотрели на землю не моргая, пытаясь разглядеть в ней хоть что-то. Постепенно, оно опускалось всё ниже, носом принюхиваясь к почве, пытаясь найти пищу. Резким взмахом кулака оно разрыло землю, начав наносить удар за ударом, разбрасывая комки грязи повсюду. В конце концов, оно добилось своего: под землёй, буквально в десятке сантиметров от поверхности, резвились длинные, жирные черви, неестественно большие для обычного мира. На вид они были с десяток сантиметров ростом, отчего в их существование верилось с трудом. Но это не волновало изголодавшегося зверя: он с яростью накинулся на них, мордой выгрызая из из земли и поглощая не пережёвывая, дабы лишний кусочек мяса не вывалился из пасти. Трапеза проходила без запинок. Зверь спокойно утолял свой голод, сконцентрировавшись на своей пище. Нагнувшись поближе к земле, он обнажал наружу острые шипы, которыми она была усеяна почти целиком. Острые, относительно небольшой длины, они защищали хозяина от атаки со спины, пока тот ел. – Хр-р-р-р?.. — Шелест травы вдруг насторожил его. Приподнявшись, он озирался вокруг, угрожающе зарычав и обнажив свой оскал ещё сильнее. Голод в то же мгновенье отошёл на второй план: мышцы существа напряглись, готовясь дать отпор в случае нападения, а сама ехидна вынула из земли свои кулаки, обнажив острые костяшки наружу. Звук раздавался с разных сторон. Казалось, словно кто-то намеренно пытается его запутать, излишне напугать, дабы подорвать уверенность животного. Но от разнообразия звуков оно становилось лишь злее, издавая разъярённое пыхтение, скрежет зубами и молотя землю вокруг себя, вздыбливая вокруг себя пепел. Это было роковой ошибкой: пепел полетел прямо к его чувствительным глазам, отчего зверь взвопил от боли, начав потирать свои очи лапой. Когда же боль начала уходить, оно медленно приоткрывало глаза. Перед ним стояло нечто совсем ему не знакомое. Чёрный зверь, скалящийся на него острыми клыками, смотрел на него, как на добычу, в любое мгновение готовясь наброситься, разорвать на части. Ехидна собралась дать отпор, замахнувшись своей лапой, но появившийся на горизонте хищник набросился на него, начав рвать когтями лицо и грудь. – Гра-а-а-ах! Хрнгх-х-х! — Вопило существо, чувствуя, как лоскут за лоскутом лишается кожи благодаря острым когтям напавшего на него нечто. Нечто, что несколько минут назад носило имя Шедоу. Он чувствовал жажду кровопролития. Чувствовал, как когти вонзаются в нежную плоть, как нож в масло, как багряная кровь брызжет ему в пасть, вызывая лишь большую ярость. Его не пугал внушительный размер или внешний вид стража чистилища — он видел в нём лишь огромный, ходячий кусок мяса. Неразделанную тушу, которая ждала своего часа. Его свирепость не знала границ: он не чувствовал ни капли сожалений, сочувствия, угрызений совести. В тот момент, в голове было лишь одно: "так вот что он ощущал, когда убивал Руж?" Но жертва оказалась не настолько беспомощно перед лицом своей смерти: мощный удар отбросил чёрного хищника прочь на несколько метров от себя, оставив два огромных отверстия в груди и животе. Получивший удар зверь быстро пришел в себя: поднявшись на ноги, он держался за свои раны, пока они заживали на глазах. Не став мешкать, ехидна нанесла ещё один точный удар, но зверь ловко увернулся в сторону, отчего кулак направил свой удар в землю. Хищник увидел в этом новую возможность для нападения: он набросился на его лапу, вскарабкавшись по ней, оставляя после себя глубокие раны от когтей, он вновь набросился на лицо, отчего гигант, не способный держаться на ногах, упал на землю, издав громкий грохот всем своим телом. Шедоу принюхивался к упавшему животному. Бесполезное, тупое мясо. Слишком медлительное во всех смыслах, чтобы дать должный отпор. Тяжёлая туша не позволит ему подняться, как и кулаки были слишком увесисты, чтобы хоть как-то поднять руки. Шедоу склонился над его грудью, пытаясь осознать происходящее в своей голове. Он мыслил. Он был разумен, осознавал, что творит и давал четкие указания каждому своему движению. И всё же, в тот момент он ни о чём не жалел. Вместе с этим, в голове почему-то крутились слова существа из его снов, что беспокоило его последнее время. Оно дало ему указание. Он следовал ему точь-в-точь, исполнив каждый пункт именно так, как оно хотело. "Найди духа. Познай чужую смерть. Раскрой своё звериное нутро." И сейчас, из головы не выходили последние части его слов, что остались невыполненными. – Уничтожь гнездо. Достань фрагмент. — Мысли об этом забили его голову настолько, что ему казалось, словно он слышит его голос. Чувствует, как существо шепчет ему, побуждая на действия. Хищник ухватился руками за свежую рану на груди, крепко вцепившись когтями за костяные наросты. С усилием, от начал раздирать её, что есть сил: кожа хоть и легко поддавалась его когтям, но наряду с его крепкой бронёй, казалось, разорвать её было непосильной задачей. Но он, игнорируя вопли своей жертвы, продолжал рвать его шкуру, обнажая наружу внутренности, что находились под его грудью. Как ни странно, почему-то у стража отсутствовала средняя часть грудной клетки. Словно кто-то вырвал её из тела ехидны, наполнив всё огромным количеством мяса и мышц, сквозь которые Шедоу видел лишь один выход. Зверь вцепился в живое мясо зубами, кусок за куском поглощая его внутрь себя. Павший зверь кричал, раскрыв пасть и беспомощно дробясь о землю лапами, пока Шедоу пожирал его, выедая его плоть, по форме чем-то напоминающую гнездо, в котором шевелилось множество паразитов. Но он поглощал и их, жадно кусая плоть и проглатывая их вместе с мясом, пережёвывая и глотая, пережёвывая и глотая. Со временем, вопли животного стихали, а чавканье изголодавшегося хищника становилось всё громче, наряду с хлюпаньем рвущихся мышц. Чем сильнее забивалось его собственное брюхо, тем быстрее стихала животная ярость. Когти становились меньше, иглы вновь успокаивались, а тело зверя приходило в норму, приобретая черты прежнего Шедоу. Помутнённый разум трезвел в мгновения ока, пока не осознал, что пожирал огромного исполина, в десяток раз превышающего его по размерам. Первой его реакцией стал контролируемый приступ рвоты, заставивший в мгновенье ока изрыгнуть из себя всю поглощённую им трапезу. В жёлто-красной лужице, которую он выплюнул обратно в тело убитой ехидны, плавали те паразиты, которых он поглощал вместе с мясом. Они шевелились в его желудочном соке, ещё не до конца переваренные и рвущиеся к жизни. Почувствовал остатки тела под собой, они начали впивать обратно, стараясь вновь закопаться в своём уже мёртвом переносчике как можно глубже, напитаться полезными веществами и продолжить жить. С глаз словно спала та пелена, что слепила его всё это время, хотя он до сих пор помнил, что, как ему казалось, здраво мыслил и всецело отдавался этому процессу. – Ч-что...что со мной?.. — Вырвалось с объятого кровью, рвотой и слюной языка, пока сам он ошарашенно разглядывал останки, истекающие кровью на землю. Он долго ещё смотрел на это ужасающее взор зрелище. Но постепенно, замоченные подступавшими от запаха слезами глаза увидели среди отвратного месива что-то сверкающее внутри. Не задумываясь, он полез туда рукой, уже не боясь прикоснуться к этой гадости. Медленно вынимая нечто из кровавой массы, он достал оттуда зелёный кристалл причудливой формы, сверкавший сам по себе. Недолго думая, он вспомнил, как видел нечто подобное в иной форме, а затем осознал, что это был потерянный фрагмент Мастера Изумруда. Шедоу медленно поднимался с огромной туши, пытаясь спуститься на землю. Ноги не слушались. Тем более, передвигаться на разломанный в бесполезную труху реактивных ботинках было очень сложно. Не видя в них более никакой пользы, он снял их оставив лежать рядом с уже начавшим гнить трупом. В тот же момент, ёж вспомнил то, зачем пришёл. Ему нужен Тейлз. Он понял, каким образом лис тогда появился перед ним, а потому начал во всё горло кричать его имя. Но никто не откликнулся. Он продолжал это делать, идя вдоль поля и ожидая, что хоть кто-то наконец встретит его. Но никто его не встречал. И в мыслях, Шедоу осознавал почему. Он убил монстра, что жил здесь, сожрал его изнутри, а значит, встал на его место и сам стал монстром. Духи боялись его. Разочарованно вздохнув, он смотрел на руку, в которой находился окровавленный кусок кристалла: по крайней мере, он вернётся не с пустыми руками. Ёж медленно шёл, уходя в туман, растворяясь вместе с ним в безызвестность.

...

Прекрасный обед. Прекрасный и столь отвратительный, что при любом другом раскладе даже и представить было бы страшно трапезу подобной..."пищей". На столе, распластанный всеми конечностями в разные стороны, разделанный ножом зверёк лежал перед ним, истекая потемневшей кровью. Остекленевшие глаза смотрели в направлении собственной головы, от тела соответствующе пахло свежей кровью, а вокруг тельца начали скапливаться мухи, жаждущие отложить в свежее мясо личинки. Железные руки нервно сжимали стол. Доктор смотрел на труп. Внимательно смотрел. Сквозь линзы маски проглядывался обезумевший, нервный взор, сквозь гофру сочилась потоками слюна. Он должен питаться. Должен питаться, как человек. Как живое существо. Добавки, синтетическое мясо...это всё в прошлом. Теперь он не может таким образом добывать пищу, а значит, ему нужна альтернатива. Натуральная, полная белка, альтернатива. Резкий наплыв эмоций, и маска слетела с лица, обнажив оголодавшее лицо, покрытое тенью от едва горящей лампы. Сквозь темноту проглядывались лишь те два глаза, впивавшиеся в плоть своим взором, пока зубы, раздирая кожу, впивались в неё по-настоящему. Укус за укусом, он обгладывал небольшое тельце до костей, пожирая всё, что только мог прожевать и переварить. Казалось, что на тот момент его мозг, тело, душа кипели от наплыва эмоций, которые он испытывал во время беспощадного поглощения пищи. Сырое, приготовленное — какая разница? Эти мелочи важны лишь тем, кто жив по-настоящему, кому не приходится цепляться за призрачную надежду на выживание всеми возможными способами. И теперь и Эггману это стало не важно. Резкий шум позади Айво вдруг привёл его в чувство. Спешно надев маску, он оставил объеденный скелет на столе, начав громко дышать всей грудью. Сквозь трубки, идущие через плечи к "рюкзаку" на спине, пошёл холодный пар, стараясь остудить начавшее таять тело. Слишком рано сходить с ума, когда у тебя столько дел. И когда свидетелей рядом больше нуля. На месте ритуала, проведённого им для отправки Шедоу в чистилище, начал появляться силуэт. Произрастая из пустоты, скелет обтягивался органами, плотью и кожей, сопровождая это дело болезненными криками возрождающегося в этом мире существа. Совсем скоро процесс закончился, а перед Эггманом предстал Шедоу: потрёпанный, испуганный. Злой. Стоило ему появиться на этот свет, как он начал подниматься на ноги, напрягая свои омолодевшие мышцы. Не смотря на боль, после ритуала он чувствовал себя свежо: тело перестроилось заново, избавилось от лишнего, от усталости. Но в голове бурлящим бульоном кипели мысли лишь об одном: как заполучить голову ублюдка, убившего всех его знакомых, друзей и близких. – Шедоу, ты...вернулся... — С нередкими вздохами начал Доктор, видя, как напряжен был его временный союзник. – Я убью его, слышишь? Убью его собственными руками, распотрошу тело на куски так, что он больше никогда не сможет собрать себя обратно. Мне срать, каким богом он себя возомнил. Я покажу, что и боги могут умирать. – Ты...что?.. — Громкие слова так сильно впечатлили Эггмана, что тот не сразу понял, происходило это взаправду, или же его гниющий мозг умирал быстрее, чем он предполагал. Но вид у ежа был слишком уверенным, чтобы понять простую мысль: он безукоризненно верит в то, что сказал. — Ты же...понимаешь, что...говоришь? – Я знаю, что ты печёшься только за собственную шкуру, Эггман. Я пойду один. – Ты...ты... — Диссонанс мыслей не позволял ему собрать слова в единое предложение, отчего тот повторял и повторял, стараясь осознать мотивы зазевавшегося зверька...зверька, которого надо поставить на место. — Ты никуда не пойдёшь. – Что ты сказа— В мгновенье, разваливающееся, гнилое тело оживилось, быстрым рывком сократив расстояние до ежа, схватив его за горло стальной дланью. Рука крепко сжимала его шею, глаза, налитые кровью, впивались в него так же, как когда-то в свежую плоть, а тело под его мантией пульсировало, качая застоявшуюся, студёную кровь. Холодный пар едва помогал: ярость разгорячила Доктора настолько, что он не был способен думать о собственной сохранности, что, как ни странно, противоречило тем мотивам, по которым он так яростно на него набросился. – Решил утащить меня с собой в могилу!? Думаешь, я просто так позволю тебе уйти!? Эгоистичный, мелкий уродец! Ты останешься здесь до тех пор, пока я не придумаю план по уничтожению этой твари! Пока я придумаю способ собственного выживания! И до тех пор...ДО ТЕХ ПОР... Свободная рука, сметая всё на своём пути, резкими движениями пыталась что-то нащупать. В железное руке блеснуло что-то длинное, тонкое, как иголка. Не менее быстрыми движениями это что-то впилось в тело Шедоу, заставив его взвыть от боли: шприц входил прямо в его грудь, пронзая собой мясо. В глазах начало темнеть: он едва видел, как содержимое шприца опустошалось, наполняя его мышцы чем-то чужим, несвойственным его телу. Глаза начали закатываться назад, рука отпустила ежа, небрежно уронив на пол его слабеющее тело. Эггман возвышался над ним, поправляя съехавшую, плохо закреплённую с прошлого раза маску, глядя на него с былым спокойствием. Ярость отступила. – До тех пор...ты останешься...здесь. Уходящие шаги эхом отдавались в ушах. Сознание медленно покидало тело, но почему-то Шедоу ощущал, что не может упасть просто так. Но бороться не было сил: он тратил слишком много энергии на то, чтобы сделать хоть что-то, а поэтому глаза быстро смыкались, погружая его в глубокий сон.