Стервятник

— Нам нужен огонь. Немедленно. Картина того, как останки Эггмана крутились в утилизаторе, как он жалобно вопил в свои последние мгновения жизни, не могла покинуть голову Шедоу ещё несколько минут после случившегося. Смерть человека, что вернул его к жизни, вызывала у него странные мысли и ощущения, что склонялись к чувству вины за содеянное. Шедоу лишил его возможности сохранить остатки своей человечности, лишил его шанса на выживание, а затем и вовсе стал причиной его крайне жестокой и мучительной смерти. И так бы он мыслил ещё долгое время, не будь гость в его голове так настойчив: корни, ползающие под его кожей, сжались, намеренно причиняя боль и привлекая к себе внимание. — Что, смерть этого гниющего недоразумения заставила тебя оглохнуть? Я сказал, что нам нужен огонь, прямо сейчас. — Какой, к черту, огонь? Нам нужно идти дальше. — Нужно, но по твоей милости я почти истощил все свои возможности. Нам нужен отдых, и желательно в обстановке, лишённой проказы той твари, что ты подселил в тело Соника. Собравшись с мыслями, ёж нехотя начал подниматься на ноги, кинув последний взгляд в сторону окровавленного дробильщика, что пару мгновений назад охотно жевал плоть заместо металла. Сжав покрепче пистолет в своей руке, он отвернулся, чтобы более не видеть этого ужаса, начав взглядом искать место, которое могло быть пригодно для небольшого привала. Облака спор сильно мешали в поисках чего-то подходящего. Сильно хромая, Шедоу передвигался, придерживаясь рукой с пистолетом за стены, поочередно заглядывая в комнаты, идущие впереди. И куда бы он ни заглядывал, везде было одно и то же: плотные клубы грибка, летавшие в воздухе и не дающие вздохнуть полной грудью. Шансы на то, что он сможет найти хоть что-то, сводились к нулю: споры уже давно распространились повсюду, перемещаясь в воздухе по системе вентиляции, присутствующей повсеместно. Споры, попадавшие в глаза, приносили неприятное жжение, отчего они начинали невольно слезиться, лишь сильнее сужая угол обзора выжившего. Но все же, что-то найти Шедоу удалось. Открывая очередную дверь, он увидел за ней просторное, поистине гигантское помещение Красные мигающие огни едва ли освещали его, но судя по тому, как далеко они располагались друг от друга, это место было действительно огромным. Пройдя дальше, Шедоу озирался вокруг на предмет хоть чего-то полезного. Все в духе Эггмана: инструменты, механика, незавершённые роботы…видимо, именно здесь доктор разрабатывал все свои новейшие изобретения, направленные на то, чтобы загубить нормальную жизнь на Мобиусе. Ёж пытался взглядом вычленить хоть что-то воспламеняющиеся среди груд металлического хлама и прочей аппаратуры. И оно нашлось: деревянный стул, стоящий около стола с чертежами, должен был подойти. Собираясь с силами, Шедоу прерывисто вздыхал, стараясь собраться и сконцентрироваться, дабы затем взмыть в воздух и, скрутившись в клубок, мощным ударом разломать стул вдребезги. Однако из-за недостатка сил, эта посадка была отнюдь не мягкой: среди деревянных обломков разлёгся и сам ёж, изнывая от усталости, что охватывала всё его тело. Даже существо, что шевелилось под его кожей, не могло почувствовало эту немощность. Собрав все обломки в кучку, выживший, отложив пистолет в сторону, начал откручивать крышку близь лежавшей канистры бензина, затем начав небрежно обливать древесину топливом. Канистра была почти полной, а от того и тяжёлой, из-за чего одной рукой управляться было действительно сложно и бензин нередко большими брызгами разлетался повсюду, оставляя капли горючего на металлическом полу. Оставив канистру в стороне, Шедоу оставалось лишь сделать последнее: зажечь этот костер и перевести дух. Поиски того, что бы он мог использовать в качестве источника огня, были относительно недолгими: совсем скоро ему на глаза попался газосварочный аппарат, которым он мог воспользоваться как источником огнива. Открыв вентиль с газом, он поднес устройство к костру, включил горелку и…бах! Резкой вспышкой столп огня поднялся над костром, в то же мгновение утихнув, уступив место менее ревущему пламени. Оранжевые оттенки света, источаемые костром, озарили все вокруг себя, вместе со светом излучая и приятное тепло, греющее измученное тело. Шедоу осторожно присел рядом, молча глядя на костер, вздыхая и собираясь с мыслями о том, что с ним происходило за все это время и о том, что ещё будет. Из тела, пробиваясь сквозь кожу, вновь начали расти корни, пробиваясь сквозь щели металлического пола, врастая в землю и восполняя свои потерянные силы. Но в этот раз ёж не противился этому, а лишь воспринимал, как должное: в любом случае, выбор был невелик, и как-то сопротивляться уже не имело такого смысла, как раньше. Неожиданно, Шедоу вновь почувствовал прилив сил. Незваный гость в голове питал его тело, восполняя потраченную энергию, придавая волю к дальнейшему странствию. И по какой-то причине, это его напрягало. — Когда мы доберёмся до матери…что будет дальше? — Глядя на полыхающий костер, выживший обдумывал будущее. Своё, своих друзей и всего Мобиуса в целом. В отличии от Даккара, он не мог «впиться» в его мысли, а потому то, что он сотворит с такими возможностями, оставалось для него загадкой. — Когда с Паразитом будет покончено, я доберусь до сердца и…заберу его. Но даже после этого, сердце будет признавать лишь Матерь как единственную владелицу, а потому ему нужно будет родиться заново вместе с новым хозяином. И тогда, разумные существа, наконец, обретут свободу от собственных гнетущих мыслей. — под «свободой» ты, разумеется, имеешь в виду смерть? — Они не умрут. Их тела и души переродятся, станут совершеннее, практичнее и сильнее. Станут такими, какими они и должны быть. — Грх, не понимаю…почему ты так вцепился в эту «разумную жизнь»? Неужели она настолько сильно задевает твое самолюбие, что ты только и жаждешь стать единственным обладателем разума среди звероподобных бесов, гуляющих вокруг? — Не смей со мной так общаться, сопляк. Ты не видел того, что удалось постичь мне и не знаешь даже толики того, что таится в моем разуме. — Судя по рассказам Ахэну, вы с этим уродцем не одну сотню лет просидели в той тюрьме. Наверняка ты там очень многое постиг и познал. — А…«Ахэну»? Ты говоришь про Паразита? Неужели он решил подобрать себе хоть что-то, отдаленно напоминающее звучанием имя? Даже так, звучит довольно посредственно. — Не отходи от темы. — Нахождение в заточении научило меня многому. Чистилище — место хаотичной силы, провоцирующее случайные события, происходящие хаотично. Время там идёт гораздо медленнее, смертные существа становятся вечными и никогда не стареют, а те, кому не нужна вода и пища, начинают голодать. И всё же, в какой-то момент в чистилище возникала брешь между нашими мирами, и иногда мне попадались фрагменты вашей истории… — Фрагменты…истории? — Ещё тогда, находясь там, я знал, кто вы и что вы. Я наблюдал за вами, наблюдал за развитием и тем, что вы делаете ради собственного выживания. И то, что вы творили, вызывает во мне лишь чувство отторжения и мерзости. Вы, наихудшие твари из ныне живущих, недостойны обладать рациональным мышлением, оно губит вас и заставляет губить других. Ваше бессмысленное насилие порождало во мне наихудшие из чувств, отчего я жаждал уничтожить вас всех до единого. И всё же…став божеством, я не убью вас. Вы просто станете другими, превратитесь в то, чем вам суждено быть и обретёте счастье, о котором и не мечтали. — …Звучит слишком хорошо и приторно, чтобы быть правдой. Некоторое время, тыча обугленным куском спинки стула в полыхающий костер, Шедоу молча разглядывал пламя, внимательно вглядываясь в каждую вспыхивающую искру, в каждый треск и язык пламени. Огонь…почему-то он вызывал в нем необычайное чувство умиротворения, а вместе с этим и возгорал чувство любопытства, заставляя Шедоу все сильнее думать о предстоящих этому миру изменениях. — Ахэну…зачем он всё это делает? Он говорил что ненавидит тебя за то, что ты изгнал его в межпространство. Почему ты это сделал? — Паразит…он был неуправляем, хаотичен, жесток. Я до сих пор теряюсь в догадках о том, откуда он появился. Когда я только очутился в чистилище, его не было, но затем он появился, начав проявлять свои безумные идеи. Он хотел сделать из всех живущих на свете тварей единое, слить каждый отдельный разум в целое, превратить их в свою «колонию». Я не верил в серьёзность его мотивов…до тех пор, пока не стал его первой жертвой. — Существо смолкло на некоторое время, расслабив корни в теле Шедоу, ослабив свою хватку и влияние на волю его движений. Отчего-то, ёж почувствовал горькую обиду и мучения, свалившиеся на него неподъемным грузом, затем сменившиеся на чувство разгорающегося гнева, способного сжечь до тла всё, чего он только коснется. — Этот гад заразил меня своей проказой. В отличии от этого мира, в Чистилище работают совсем иные законы, из-за которых я не мог сопротивляться влиянию этой твари. Он измывался надо мной, терзал мой разум и душу, испытывая при этом искреннее, неподдельное удовольствие. Он живёт пытками и жестокостью, питает ими свой разум, пытаясь заглушить собственную боль от множества провидящих глаз. Но в какой-то момент, я всё же смог вырваться из-под его влияния, и затем, растерзав его тело на мелкие куски, бросил останки в межпространство, надеясь, что там он окончательно растворится в ничто. Но он выжил, и теперь вновь хочет воплотить этот ужас в жизнь. — Единый разум…а разве твои идеи хоть чем-то лучше его? Ты пытаешься уничтожить разумную жизнь на корню. — Думаешь, всё так просто? Когда живое существо становится жертвой хвори, его рассудок раскалывается на две половины. Одна из них — часть единого разума, всё то, что делает им подобных «единым». Другая же испытывает сильнейшие муки, переживая кошмары, вызванные дурманящей рассудок заразой. Из-за этого внешне они похожи на безмозглые, хохочущие куколки, движимые вечной жаждой своего хозяина к бессмысленному насилию, но внутри они страдают, питая…кхм…«Ахэну» своими муками. В воздухе вновь повисло неловкое молчание. Шедоу предпочел и дальше рассматривать пламя перед собой вместо того, чтобы продолжать все эти разговоры про конфликты богов. Его волновало лишь одно: его друзья, которых он должен был освободить от вечных мучений в обличии бестелесных духов. Однако кое-что всё-таки смогло отвлечь его внимание: по какой-то причине, воздух вокруг стал внезапно чище. Споры, ранее летавшие в воздухе, начали редеть, а пространство вокруг становилось яснее. Ненадолго сняв бинты со своего лица, Шедоу наконец смог вдохнуть полной грудью, что не мог сделать последние несколько часов. — Огонь…он вредит спорам? — Проказа Паразита не переносит пламени, как и он сам. — Значит, теперь я знаю, как с ним бороться. Поднявшись на ноги, Шедоу взял в свою руку тот кусок спинки стула, обьятый пламенем, в отрыве от остального костра подходящий на костер. Рассматривая своеобразное оружие в руке, он слегка ухмыльнулся, смотря, как слабое пламя покрывает древесину, ведь мысленно он уже представлял, как это же пламя пожирает самого Ахэну, сжигая его заживо. — Так ты…собрался сражаться ЭТИМ? Я считал, что ты умнее…вплоть до этого момента. — Ты мой разум презираешь, так что тебе бы лучше смолкнуть. Я не настолько тупой, чтобы просто махать факелом направо и налево. У меня есть другая мысль… Бросив факел обратно к кострищу, Шедоу начал рыскать среди остатков вещей Эггмана, предварительно вновь повязав на лице маску, заходя туда, где начали появляться споры. В голове Даккара были смутные сомнение в действиях Шедоу: он не понимал, чего ёж хочет добиться бессмысленными поисками среди груд хлама. — Перестать тратить наше время. Нам нужно идти. — Замолчи. Я знаю, что делаю. — Заходя в дальние углы огромного помещения, в котором они находились, на пути появлялось все больше хлама и разбросанных по округе обломков, среди которых, на удивление, можно было даже найти что-то уцелевшее спустя долгие месяцы, а может и годы в забвении. — Эггман, ещё когда был…в здравом уме, создавал огромное количество оружия, в том числе и взрывного. Быть может, если нам сильно повезёт… Оттаскивая массивные железные пласты, Шедоу упрямо пытался найти хоть что-то, хоть и поначалу его поиски были безрезультатны. Терпение сущности в голове исчерпывало себя: не смотря на сказанное ежом, он считал эту затею бесполезной, но не способный что-либо предпринять, он лишь ждал, когда выжившему это занятие надоест. Но к их удивлению, среди куч мусора и металлолома, нашлось то, что Шедоу искал всё это время. Несколько хаотично валявшихся среди шестерёнок круглых бомб с почти истертым знаменем Эггмана, на которых красовался яркий красный индикатор. Округлая, относительно небольшого размера, видимо, разработанная для бадников. Но не смотря на это, удача была несоизмерима, ибо эти устройства могут стать для них счастливым билетом отсюда. Но проблема появилась там, откуда Шедоу не ждал: одной рукой собрать всё это было почти нереально, отчего он лишь сильнее жалел о своей немощности, вызванной потерей конечности. Нужно было что-то, что могло хранить в себе вещи, лёгкое и удобное. Сумка. Вновь возобновившиеся поиски на этот раз не заняли слишком долго времени. Среди останков творений Эггмана так же находились и вещи тех, с кем он когда-то объединялся и кого предал, заставив тех оставить свои вещи здесь. И среди этих вещей был весьма удобный для ношения пояс, старый и потёртый от долгого времени нахождения здесь, но всё ещё крепкий и надёжный. Судя по кобуре, он принадлежал одному выпендрежнику, у которого даже настоящего оружия не было — Фэнгу, про которого последнее время не было ничего слышно. К худшему это или к худшему судить было сложно, да и незачем, важен был лишь оставленным им пояс, судя по всему, разработанный самим Роботником, но так и не нашедший применения. Едва напялив его на себя, Шедоу начал собирать в его карманы бомбы, разложенные среди груд металла. Было довольно рискованно брать их с собой: кто знает, как долго они здесь находились, отчего они могли активироваться в любой момент. Но Шедоу лишь приходилось надеяться на лучшее. — Надеюсь, ты доволен своими раскопками. — А ты нет? С помощью этого, мы сейчас мы сотворим ещё один проход в этом треклятом клоповнике. Взяв одну из бомб в свою руку, он несильно подбросил её в воздух, затем вновь поймав. Большой индикатор, в роли которого выступала небольшая лампочка, загорелся красным: взрывное устройство ещё работает. Взглядом, Шедоу, сквозь массы спор, начал искать стену, которая в теории могла отделять их от свободы. Прислоняя своё ухо, Шедоу вслушивался, лишь слыша в ответ смиренную тишину. Но в конце концов, когда он подошёл к последней, по ту сторону раздались странные звуки, отдаленно напоминающие…крики. Это настораживало: неизвестность пугала, а учитывая то, какая тварь обитает на свободе, становилось не по себе. Отойдя на десяток метров, он неспешно замахнулся своей рукой. Стараясь вложить максимум усилий в свой бросок, он со всего маху метнул бомбу в стену, и та, устремившись к стене, спустя мгновенье издала сокрушительный грохот, поднявший огромные клубы пыли и грязи, заставив Шедоу потерять равновесие. От взрыва звенело в ушах. Медленно поднимаясь, он закрывал рукой глаза: яркий солнечный свет сильно бил по непривыкшим зрачкам. Подходя всё ближе, Шедоу понимал, что здесь что-то не так: солнце было каким-то…оранжевым. Словно даже тучи, находившиеся далеко в небе, обрели оттенки надвигающегося на Мобиус безумия. — Во имя матери…что он натворил? Дым рассеялся, и перед ними предстал мир, всего за сутки преобразившийся до неузнаваемости. Всё, абсолютно всё вокруг было покрыто спорами, росло в земле, врастало в растения и живых существ. На улице были слышны крики, вопли, плач и смех. Хаотично бегающие посреди этого хаоса существа гнались за теми, кто уцелел, широко раскрыв свои брызжущие ядовитой слюной пасти. Хаос, истинный хаос поразил эти земли, превратив их в жестокое месиво за считанные мгновения. И посреди этой разрухи, где-то вдалеке, слышался надрывистый, искренний смех творца всех бесчинств, сотворенных здесь — Ахэну. Новый мир…если его можно было так назвать, поражал разум не только Даккара, но и самого Шедоу. Ёж, наряду с гостем в своей голове, чувствовал отчаяние, злобу и ненависть, что росли ежесекундно. Теперь он понимал, о чём говорил Стервятник: эта тварь наслаждается болью и муками, распространяя своё влияние всё сильнее, поражая всё больше ни в чем неповинных существ. И теперь, убийство Ахэну стало более приоритетной целью, нежели месть Даккару, лишившему его близких. На кону стояла судьба этого мира, в котором не осталось никого, кто был способен бороться с этим кошмаром. Есть лишь божества, развязавшие свою многовековую войну, между которыми стоял Шедоу, желавший покончить с этим раз и навсегда. Осторожно оглядываясь вокруг, он неспешно крался, опасаясь новых существ, наполонивших этих земли. Водоворот криков, окружавший его, не давал покоя ни на мгновенье. Опасность была повсюду: любая встреченная им тварь могла с лёгкостью лишить его жизни, а впоследствии и жизни божества в его теле. Взглядом, он пытался найти укромное место, где можно было бы спрятаться, но ядовитое оранжевое солнце сквозь тучи ярко освещало всё вокруг своими едкими болезненными лучами. Шедоу на собственной шкуре чувствовал, как много спор успело скопиться в воздухе: их количество было даже больше, чем на базе эггмана, отчего они начинали разъедать его неприкрытую шерстью кожу, вызывая сильное жжение, словно тот прислонился к разгорячённому металлу. Идти по открытому полю было глупо, опасно и банально неразумно. Шедоу, отыскав местечко, где росла хоть какая-то растительность, начал спешно подходить к этому месту, едва вдыхая воздух во время этого процесса. От споровой хвори не спасали даже повязки на его лице: оседая, они оставались на его лице, попадали в глаза и слепили его ещё сильнее, разъедая глазные яблоки. Единственным, что сейчас сохраняло Шедоу жизнь, как ни странно, было существо, не раз пытавшееся его убить. Впиваясь в мышцы выжившего своими корнями, оно сопротивлялось болезни, не давая ежу заразиться и примкнуть к сотням других прокажённых. Усевшись возле небольшой пальмы, Шедоу прикрыл себя листьями папоротника, озираясь по сторонам и убеждая себя в том, что пока их никто больше не видел. Когда они только выбирались сюда, в выжившем таилась надежда, что на поверхности воздух гораздо чище. Но эти надежды разбились вдребезги о суровую реальность, которая на деле оказалась гораздо хуже. Он не понимал, куда идти, как не понимал и смысла нахождения здесь. — И что дальше? — Нам нужен Ахэну. Найди его. — Что?! Он с меня живьем кожу сдерёт! — Он наверняка знает, где покоится Матерь с сердцем. Нам нужно лишь проследить за ним. — «Нам»? Я делаю всю работу за тебя. — Не смей тыкать меня носом в мою несостоятельность. Ты не имеешь и малейшего понятия о том, с кем разговариваешь, раз позволяешь себе подобные слова. — Резкая вспышка гнева существа обратилась против Шедоу: его горло начало сдавливать что-то изнутри, вызывая мучительную удушающую боль. В воздухе и без того было ничтожно мало кислорода, а Даккар лишь сильнее усугублял ситуацию, рискуя в любой момент прикончить нерадивого выжившего. — С каждой минутой я всё лучше адаптируюсь к твоему телу. Я не раскромсал твой шаткий рассудок лишь потому, что соблюдаю наш с тобой договор. Не заставляй меня его нарушить, Шедоу. В то же мгновенье, как Стервятник закончил свой говор, нечто внутри ослабило хватку, вновь дав возможность Шедоу вдыхать ядовитый воздух, едва фильтруемый грязными бинтами. Внутри чуть не покинувшего этот свет ежа бурлил гнев, но в этот раз разум взял верх: будет глупо вести словесную перепалку с существом, что способно разорвать тебя изнутри в клочья. К тому же, от гневных мыслей Шедоу отвлёк вопль, вновь принадлежавший Ему. Лжецу, что обманом заставил его ослабить Даккара ради собственной свободы. Оперевшись спиной о ствол дерева, ёж начал неспешно подниматься на ноги, затем последовав в сторону громкого крика, что постепенно начинал обращаться в зловещий хохот, эхом раздающийся по всей округе. Шаг за шагом, он брёл среди редких деревьев и кустов, пытаясь углядеть опасность. Но единственным, что действительно могло нанести ему вред, являлись споровые скопления, что росли на трупах недавно убитых существ. Однако чем дальше он уходил, тем заметнее становились следы пребывания Паразита. Кровавые шлейфы, оставленные разодранными животными, останки тел, выпущенные наружу органы валялись по всей округе, окропляя траву когда-то зелёных холмов. Не наступать в это месиво было невозможно, ведь чем ближе они становились к виновнику этого инцидента, тем кровавее становился путь. Но апогеем всего происходящего стала аллея из деревьев, с каждого из которых свисали мёртвые тела населявших эту планету разумных существ — мобианцев. Ахэну не ограничивался одними лишь фликами: он убивал каждого, не оставляя и шанса на выживание. А потому, подвешенные на собственных кишках тела пустыми, омертвевшими глазами смотрели вникуда, медленно разлагаясь и становясь кормом для оседающих спор. Некоторые тела уже начали поддаваться влиянию проказы. Разрастающиеся споры покрывали всё большую часть всего тела, отчего кожа мертвецов чернела и покрывалась язвами, очи выпадали из их глазниц, а нижняя часть лица отмирала, оголяя зубастую пасть наружу. Шедоу с опаской проходил мимо, стараясь не заглядывать в глаза умерших. Жесткость, с которой их лишили жизни, была несоизмеримой. Никто из тех, кто стал жертвой ожесточенного спорового монстра, не заслуживал подобного. Но вернуть их к жизни он не мог, а потому оставалось лишь держаться за свою собственную. Оглядываясь вокруг, он всё чаще замечал, как тела, на которых прорастал грибок, иногда начинали подергиваться. Словно болезнь, поражая тела, начинала вдыхать в них жизнь, порождая на свет совершенно иное существо. И всё же, Шедоу не мог сдерживать навязчивое, несвойственное ему желание взглянуть напоследок в пустые глаза когда-то живущих полной жизнью мобианцев. Он остановился у тела одного из них, подняв свою голову и смотря на его облысевшую, чудовищную голову. Большая часть тела уже почернела, а глаза вот-вот были готовы выпасть и повалиться на землю. Это говорило о том, что совсем скоро он станет пригодным для проказы. Но в нем настораживало нечто иное…стоило Шедоу остановиться возле него, как пальцы на руках и ногах едва заметно начали дёргаться, словно мертвое тело было…в предвкушении. Резкий и громкий вопль оглушил ежа, сбив того с толку и дезориентировав в пространстве. Пользуясь моментом, мертвец со вспыхнувшими оранжевыми глазами пытался схватить Шедоу, болтаясь на верёвке из собственных внутренностей, не способный самостоятельно спуститься вниз. Тварь вопила, кричала от боли и жутко смеялась, широко раскрывая свой рот и выпуская скопленные в груди облака спор. В конце концов, выживший смог отойти от потерявшего разум ожившего мертвеца, но оглянувшись, он с ужасом наблюдал за реакцией остальных. Каждый из тех, что висели на дереве, ожил, беспомощно болтаясь, крича и хохоча от настигшего их головы приступа гнева. Существа нарочно притворялись мёртвыми, стараясь ослабить бдительность выжившего, но как только их обман был раскрыт, пробудили свою ярость, в порыве психоза стараясь вырваться из ловушки их собственного создателя и убить темного ежа. Реакция самого Шедоу поступила незамедлительно: что есть мочи, он начал бежать прочь, прихрамывая своей раненой ногой. Бежать быстро было непосильной задачей, но он изо всех сил старался потерять восставших прокаженных из виду, не осознавая того, что он всё ближе подбирался к самому Ахэну. Дышать было сложно: то ли из-за спор, то ли из-за погоды, он чувствовал невероятный жар, давящий на голову и лишь ухудшающий его состояние. Существование в этом месте казалось просто невозможным. Но появившаяся в его поле зрения небольшая деревушка натолкнула на мысль, что внутри всё ещё могут быть выжившие. Однако она в то же мгновенье была разбита о страшные предсмертные крики, раздающиеся оттуда, за которыми последовал раздражающий низкий хохот. Проходя через улицы, прислоняясь к хлипким домам, Шедоу держался тени, стараясь не попасться на существо и не обречь себя на долгую, мучительную погибель. Он был очень близко к существу, которое они преследовали: потерявшему рассудок Ахэну, что, держа очередного мобианца в своих руках, разглядывал его, как куколку. — П-прошу… Не убивай, молю!.. — Если ты останешься в живых, Даккар может занять твое низменное тело. Да и с другой стороны, не стоит относиться к своей жизни так, будто она действительно что-то значит. Быть может, ты стал лишь очередной случайной жертвой, а может, я сам захотел, чтобы такое жалкое, никчемное подобие живой твари, СДОХЛО В МОИХ РУКАХ…Кто знает? Гигантское в размерах существо сдавливало тело мобианца одной из четырех своих могучих лап, сминая его плоть и ломая кости с необычайной лёгкостью. Мужчина кричал, захлебываясь подступающей к горлу кровью, озираясь вокруг, стараясь найти что-то или кого-то, кто мог бы его спасти. И на его глаза попался Шедоу. — Ш…Шк…ух…е-э-э-э… — Будучи сдавленным заживо, он не мог выговорить из слова, но с надеждой смотрел куда-то в сторону, вызывая в Ахэну лишь больше подозрений. — Что? Куда ты смотришь, тупица? На что ты…ах… Неожиданно, потеряв всякий интерес к истязанию бедного тела мобианца, он, подобно той же игрушке, бросил его умирающее тело на землю, затем одним резким движением ноги размозжив череп мертвеца. Издавая громкие, рычащие вздохи, оно устремило свой взор на дом, за которым прятался Шедоу, что тот чувствовал на собственной шкуре. Ахэну словно пожирал того взглядом, уже предвкушая ту эйфорию, что он испытает, когда вновь примется за истязающие тело и разум муки. Медленно и неспеша, топот становился всё ближе к нему, настигая того несоизмеримо большими, тяжёлыми шагами, вызывая в душе Шедоу панику и смятение. Нужно было действовать, и он решил сделать свой первый шаг. Засунув свою руку в сумку, Шедоу схватил одну из бомб, что он взял с собой, но реакция твари, что настигала их, оказалась быстрее. Одним ловким движением своей размашистой руки, оно с треском пригвоздило тело ежа к жилищу, вдавливая того в стену, устремя взгляд своего множества проводящих глаз на него. И каждое из них разглядывала его скорую смерть, что могла настать в любую секунду. — Ну здравствуй, уродец. Неужто наконец решил выйти в свет, а? Нравится то, что я сделал с твоим «священным миром», хм-м-м? — Я-я не— — ЗАТКНИСЬ, УБОГИЙ ТЫ КУСОК ГОВНА! Я разговаривал не с тобой. Будь паинькой, дай Даккару свободу слова. Шедоу, загнанный в угол, даже не успел ничего ответить, как почувствовал, что его разум мрачнел, а взгляд становился всё чернее и чернее. Его место занимало существо в его теле, перехватившее контроль на себя. Даккар, воспользовались моментом, проявил себя, с ненавистью глядя на схватившего их монстра. — Просто убей меня, убожество. Сделай свой единственный правильный выбор в этой жизни и прикончи меня сразу. — Тогда какой в этом будет интерес, Даккар? Для существа, прожившего не одну тысячу лет, уж больно ты легко готов распрощаться со своей душонкой, хе. — Ты загнал меня в угол. Доволен? Я ничего не способен тебе противопоставить. — Кха-ха-ха-ха… АХ-ХА-ХА-ХА-ХА-ХА-А-А! ДОВОЛЕН ЛИ Я?! ДА Я НА СЕДЬМОМ НЕБЕ ОТ СЧАСТЬЯ! ТЕПЕРЬ ТЫ ЭТО ОСОЗНАЛ, ДА? ОСОЗНАЛ ТО, ЧТО ТЕПЕРЬ Я ЗДЕСЬ ХИЩНИК?! МЕРЗКОЕ, УБОГОЕ, НИЧТОЖНОЕ МЕСИВО ИЗ ДЕРЬМА И ВЕТОК! ТЕПЕРЬ Я ДЕЙСТВИТЕЛЬНО ЧТО-ТО ЗНАЧУ В ТВОИХ ГЛАЗАХ, ДА?! СКАЖИ ЭТО! — Т-ты…ты… — взгляд, полный ненависти, глядел на самодовольное лицо обезумевшего Паразита, с широко раскрытой пастью глядящего на него, жаждя услышать ответ. Но услышал он совсем не то, чего хотел: — Ты такой же…мелкий и гадкий паразит, каким всегда и был. Концентрат всего того, что я ненавижу. — Сука, Сука, СУКА! Тупая, УПРЯМАЯ ТВАРЬ! В порыве ярости, Существо мощным броском швырнуло тело Шедоу на землю, тяжко вздыхая от наполнявшей его тело и душу ненависти. Ответ разозлил его не на шутку, ибо существо, пытаясь высвободить свой гнев, начало несчадно разрушать всё, что было вокруг. Но этим он занимался недолго, ибо скоро вновь обратил внимание на свою до сих пор живую жертву. — УСТРОИМ НЕБОЛЬШОЕ ПАРИ! Мы будем играть в прятки. Твоя задача — прятаться от меня как можно дольше и добраться до Матери раньше меня. У тебя есть всего три права на ошибку. Увижу тебя в третий раз — сдохнешь. Ах да, своё первое право ты уже потратил. — Что за идиотизм? Думаешь, я буду играть в твои убогие игры? — АХА-ХА-ХА! А Я СПРАШИВАЛ ТВОЕГО МНЕНИЯ?! Теперь здесь правлю Я, а это значит, что моё слово — закон, так что даже боги будут подчиняться лишь МОИМ правилам! Беги. Беги, что есть сил. Беги и сражайся за свою ничего не стоящую жизнь! В мгновенье ока, разум Шедоу вновь пробудился, и видя перед собой возвышающееся существо, он тут же вскочил на ноги, начав бежать прочь, как можно дальше. Существо же, смотря ему в след, бездействовало, выжидая момента, когда его игра начнется. Сильная боль в его незажившей ноге истязала его, заставляя спотыкаться на ровном месте, но остановиться Шедоу не мог. Его глаза слепили споры, всё вокруг было усеяно оранжевым туманом из грибковой проказы. Извне доносились вопли и крики: прокажённые, пробудившиеся от стазиса, вновь начинали двигаться, реагируя на топот и болезненные вздохи выжившего, так отчаянно пытавшегося сбежать. Чем дальше он убегал, тем гуще становились заросли вокруг него, давая понять, что он всё глубже уходил в лесные массивы. Крики и смех становились громче и ближе, а на глаза то и дело попадались жертвы, жестоко убитые Ахэну. Распятые, растерзанные на куски, повешенные и многие другие, оставленные здесь, ожили, пытаясь вырваться из своего смертного одра. Разрывая свою плоть, ломая собственные конечности, некоторые из них высвобождались, безрассудно выбегая навстречу Шедоу, широко раскрыв свою пасть. Тварей, преследующих их, становилось всё больше. Было сложно представить, сколько на самом деле мобианцев было поражено хворью, охватившей всё вокруг. Их бесчисленное количество постоянно росло, постепенно собирая орду в погоне за единственным в лесу выжившим. И тогда, у Шедоу появился план. Намеренно бегая зигзагами, он привлекал всё более массивные толпы бегущих существ, кричащих, молящих о помощи и смеющихся. Он огибал деревья, терялся в кустах, стараясь собрать как можно больше существ в гурьбу, чего тот и добился: твари, не до конца понимающие всего вокруг происходящего, скреплялись в единую грибную массу, преследующую ежа по пятам. И вот, в момент, когда толпа уже почти превратилась в орду, Шедоу применил свой козырь в рукаве: достав из поясной сумки одну из бомб, он метким броском кинул её прямо в гущу прокаженных, после чего раздался громкий взрыв, сопровождающийся криками разлетающихся во все стороны тел существ. Почувствовал бушующее пламя за своей спиной, он поспешил ретироваться с места взрыва, уже из последних сил убегая прочь, как можно дальше от сотворенного им же инцидента. В конце концов, его физическая слабость дала о себе знать: уставший, измученный, он упал на землю, схватившись за свою перебинтованную ногу. Бинт кровил, запятнав и так не самую чистую ткань кровавым цветом. Редко вздыхая, он смотрел на образовавшуюся рану, а затем, вспомнив о существе внутри его тела, сказал: — Даккар, мать твою, сделай что-нибудь! — Да что ты себе позвол— — СДЕЛАЙ, СУКА, А ТО ОБА СДОХНЕМ! Опешив от такой наглости, Даккар сперва хотел вновь поставить зазнавшегося мерзавца на место, но затем, поразмыслив пару секунд, всё же решил не давать своему гневу и гордыне взять верх. Ёж начал чувствовать, как пробивающиеся сквозь кожу корни начали зашивать его вновь открывшуюся рану, крепко сжимая их между собой. Момент, когда корни пробивали его плоть, был болезненным, но затем Шедоу почувствовал небольшое облегчение, ибо боль начала отступать. Переводя дыхание, Шедоу не мог никак успокоиться. Столько событий…бешено несущейся каруселью они проносились в его воспоминаниях, отчего голова вновь начинала кружиться. Когда-то давно он считал себя стойким в психологическом плане, но теперь, пошатнувшись умом, чувствуя, как внутри его тела ползает тварь, убившая его друзей, он сильно сомневался в том, что сможет протянуть в таком состоянии дольше пары часов. Перед глазами плыли мутные картинки: галлюцинации, вызванные спорами, вновь давали о себе знать, изображая уже мертвых ему близких людей. Руж, Крим, Эми, Тейлз…Соник. Со стороны ёж всё сильнее становился похожим на отупевшего, потерявшего всякие когнитивные функции овоща: разум от такого наплыва воспоминаний и иллюзий начал спекаться, превращая мозг в густую, невнятную массу. — Шедоу… Шедоу, очнись! — Громкий голос, пробившийся сквозь его собственные мысли, вновь немного отрезвил рассудок Шедоу, приведя того в чувства. Иллюзии исчезли, воспоминания отошли на второй план, а сам ёж вернулся в нынешнюю реальность, почувствовав сильную головную боль и тошноту. — Ч-что? Мы…кажется, я…неважно. Давай просто…пойдем дальше. Оперевшись рукой о землю, ёж неспешно поднялся на ноги, всё ещё переводя дух от недавшей погони. Оглядевшись вокруг, Шедоу убедился в том, что рядом с ними более не было никаких тварей, жаждущих прервать его жизнь. Это небольшое затишье одновременно и успокаивало, и настораживало: навряд ли те прокажённые, которых он взорвал, были единственными на весь лес. И всё же, начав медленно бродить по лесным массивам, он надеялся, что более не встретит никого на своем пути. Шли минуты. Постепенно шагая всё дальше, Шедоу начал замечать, как деревья вокруг постепенно редели. Наконец, он смог вырваться из леса, в который уже навряд ли захочет возвращаться. Сквозь гущи спорового тумана было мало что видно, однако надежда на то, что он сможет найти то, ради чего они сюда вырвались, всё ещё теплилась где-то внутри. Но вот, сквозь клубы заразы, перед ним начали появляться очертания знакомого дома…дома Тейлза. Поспешив подойти к нему, он спешно открыл дверь, дабы затем так же быстро захлопнуть её, не давая заразе просочиться сквозь открывшуюся щель. И затем, уже там, он начал осматривать всё то, что было когда-то оставленно Тейлзом, а затем и Эми, жившей в его доме долгое время. Пустое, просторное помещение, наполненное старыми наработками и чертежами, среди которых валялось немало записей, сделанных самой Эми. Увидев то, что тут творилось, можно было понять, что здесь жили два разных человека: один, немного небрежный, но собранный, аккуратно выводящий наброски своих изобретений, конструировал механизмы ещё до начала всего этого кошмара. Другой же, в попыхах рисующий свои дальнейшие планы и пути, старался изо всех сил и вкладывал всего себя, чтобы добиться желаемого. Шедоу осторожно пробирался сквозь кучу разбросанных листков, оставляя небольшой кровавый след своей поврежденной ногой. Осматриваясь, он с грустью вспоминал о том, кем они были раньше, а затем с ещё большей грустью вспоминал, что с ними стало. Тейлз обратился в чудовище, лишённое всякой человечности и сострадания, рыщущее в поисках пропитания. Эми не обошла та же участь: в последний раз он видел её в колбе, сооружённой Эггманом, в которой она, будучи обращённой в монструозное нечто, уже была мертва. Было сложно понять, кому из них повезло меньше. — Эми. Она получилась крайне…неудачной. — Прекрати лезть в мои мысли. — Насторожившись, Шедоу оскалился, рассердившись от факта того, что даже его собственные мысли могли быть услышаны кем-то другим. — Я перестану лезть в твой разум лишь тогда, когда он перестанет касаться моего. Смирись. — Грёбаный манипулятор… Ты хоть сожалеешь о том, что сотворил с ними? — А должен? Я сделал то, что считал нужным. Я не мог достичь своей цели в одиночку. — И ты использовал их, чтобы они сделали всё за тебя? — Они мне содействовали. Мне нужно было понять, в каком направлении я должен возводить новую стадию жизни, а потому я много…экспериментировал. — Но почему именно они? Почему именно те, с кем был знаком Соник? — Так банально проще. Я уже знал их из его воспоминаний, а значит, искать кого-то ещё мне не пришлось. — Да ты вообще понимаешь, что… Погоди. Тут обозначены маршруты. Это…это может нам помочь. Подойдя к столу с огромным количеством бумаг, маршрутов и мест, которые отмечала Эми, он искал зацепки, что в теории могли привести их к желаемому. За те несколько недель, что она здесь пробыла, ежиха побывала в огромном множестве мест…постройки Эггмана, покинутые им базы, даже ангельские острова Эми не обошла стороной, хотя понять то, как она вообще туда попала, было сложно. И всё же, наконец, кое-что зацепило внимание Шедоу, а именно одно странное место, обозначенное вопросами, к которому была прикреплена небольшая записка. «Очень странная пещера. Пройдя мимо неё в первый раз, я почувствовала странное чувство тревоги и смятения. Я хотела зайти внутрь и проверить, что там, но я резко ощутила усиливающуюся панику и страх. Я в ужасе бежала прочь, не способная контролировать себя и свои действия. Лучше подготовиться и пойти туда завтра.» — Кажется, это оно… — Пристанище Матери. Вперёд, у нас мало времени. Паразит может добраться до неё раньше нас. Внимательно вглядевшись в небольшой кусок карты, через который был проведен маршрут от дома Тейлза до пещеры, Шедоу взял его, аккуратно сложив и положив его в подсумок пояса. Но в один момент, до его ушей донеслись странные звуки, заставившие его напрячься и схватиться за пистолет. Они доносились из-за двери, медленно приближаясь к дому, настигая находившегося внутри Шедоу. Свист. Едва громкий, завывающий звук, перебивающийся хрипом существа, медленно шагающим к двери. Шедоу был готов: направив пистолет, он целился в дверь, готовый застрелить тварь, дабы потом быстро сбежать отсюда и отправиться на поиски пещеры. Но даже его ожидания существо извне смогло переплюнуть. Резким взрывом, сквозь все щели двери, закрывающей жилище, начали сочиться споры, разъедавшие всё, до чего только дотрагивались. В отличии от других спор, эти по какой-то причине имели странный красноватый оттенок, но важнее этого было то, что оседая, они поглощали стены и дверь, разрушая древесину и металл. И затем, когда препятствие было ослаблено, мощным ударом тварь выбила себе путь, оказавшись лицом к лицу с Шедоу. Эми…то, что от неё осталось. Изуродованная однажды Даккаром, теперь она была во власти Ахэну, поражённая его проказой. Полая, полная дыр голова сочилась грибными массами, стекая на пол в виде густой жидкости. Тело с ног до головы было покрыто споровыми нарывами и странного рода мешочками, до верху заполненными заразой, что могли лопнуть в любой момент и распылить грибок по всему зданию. Шедоу мог увидеть, что так же, как и тогда, её собственная часть конечности в виде острого лезвия торчала в её теле, будучи обросшей болезнью, из-за чего из раны так и сочилось подобие крови, словно она была нанесена совсем недавно. Однако, на месте осталась прежняя рука, на конце которой находился массивный «молот» — ороговевшая масса костей и споровых язв, всё так же наполненных ядовитой заразой, от удара которым можно было получить не только физические увечья, но и возможность пополнить орду прокажённых. Перед ними стояла не Эми Роуз. И не монстр, созданный Стервятником. Это был что ни на есть идеальный распространитель болезни, доверху заполненный этой дрянью, готовый поразить ею всех, кто его окружает. Выстрелить в такое существо было равноценно самоубийству: стоит пуле задеть споровое скопление, как его тут же поразит облако едкого воздуха, что могло заживо сожрать его кожу и плоть. Медленно отходя, он искал способ отбиться от настигающей его смерти, но вариантов было немного. По какой-то причине, существо знало, где он находится, хоть и было лишено глаз. А потому, не спешно подходя, оно заполняло свою «голову» массами спор, которые были готовы к выбросу наружу. Она тряслась, словно вот-вот готовая взорваться, исполнив свою последнюю миссию и освободить себя от бренности собственной жизни. Обойти эту тварь было невозможно. Чем-то отвлечь — тоже, ибо оно уже было готово выпустить ядовитую массу в воздух. Счёт шел на секунды, бежать было почти некуда. Однако окно, находившееся сверху, дало ему шанс на побег. Забравшись на стол, он резким ударом пистолетом разбил его, а затем, в самый последний момент, выскочил через него, скрутившись и приземлившись на осколки. В доме раздался ещё один взрыв. Из разбитого им окна вылетели массы красных спор, медленно начавших падать прямо на него. Шедоу, поняв опасность всей ситуации, постарался как можно быстрее ретироваться из опасной зоны, но часть спор всё же осела на его шерсти, въедаясь в плоть и принося невероятную боль, от которой хотелось кричать. Ему пришлось прижать свой рот ладонью, чтобы не привлечь к себе лишнего внимания, ибо приглушенный им крик мог лишь усугубить ситуацию. Поднявшись на ноги, он, подняв брошенный пистолет, переводил дыхание, внимательно наблюдая за домом, в котором до сих пор бесчинствовала едкая дрянь. Но каково же было его удивление, когда причина этого взрыва, как ни в чем ни бывало, вновь вышла наружу в поисках своей жертвы. Это был не одноразовый трюк. Эми не являлась неким подобием камикадзе, что мог выполнить подобное единожды. Всё так же издавая прерывистый свист, она искала сбежавшего в последние секунды Шедоу, и почувствовав его присутствие, медленно побрела в его сторону, небрежно размахивая своей массивной конечностью. Он всё так же медленно отступал, стараясь держаться от ежихи как можно дальше, дабы не попасть под воздействие её проказы, но существо было быстрее раненого Шедоу, переваливающимися шагами настигая его. Голова вновь начала трястись, наполняясь едкой массой, заставлявшей густую жидкость сочиться из её головы ещё сильнее. Безысходность настигала разум выжившего: как можно убить то, что убьет тебя при малейшем ранении? Оставалось лишь надеяться на волю судьбы, которая, видимо, хотела его смерти. Он закрыл глаза, уже ожидая, как сильно будет гореть его кожа и в какой агонии ему предстоит умереть. Но внезапный, чудовищный вопль, эхом доносящийся издалека, заставил существо остановиться. Это был зов. Эми, услышав его, отступила на пару шагов, повернув свою голову в сторону крика, затем безвольно побредя в его сторону. Шедоу, открыв свои глаза, увидел уходящее чудище, непонимающе глядя ему в след, но затем он увидел и того, кому этот зов принадлежал. Издалека, прячась за одним из деревьев, выглядывало монструозное тело Ахэну, прячущегося в лесной чаще. Его лицо, как и всегда, изображало чудовищную ухмылку, а своей рукой он показывал два пальца, давая понять, что они истратили свою вторую попытку. Если Паразит увидит их ещё раз, то их смерть будет незамедлительной. И видя это, Шедоу понял, что терпение чудовища не будет вечным, а потому он начал быстро бежать прочь, дабы затеряться и выйти из поля его зрения.

…

Ноги сами несли его по бесконечным полям, Унося его в «безопасное место», хотя безопасностью в этом проклятом месте и не пахло. Споры были везде, они просочились повсюду, и стоит Шедоу нечаянно их вдохнуть, как его воля мысли тут же исчезнет, оставив вместо себя нечто ужасающее и бесчеловечное. Но выживший не мог так продолжать: ноющая боль в конечностях убивала его, заставляя того всё сильнее снижать темп бега. — Я…устал бежать… — Изнемогая от собственного бессилия, Шедоу едва держался на ногах, уже порядка нескольких минут уходя как можно дальше от нашедшего их во второй раз Ахэну. Дальше вытянутой руки не было видно абсолютно ничего, из-за чего он передвигался вслепую, не понимая, куда вообще им нужно идти. Ёж старался идти в сторону, в которой может находиться пещера: рассматривая карту с пометкой, он искал нечто схожее, но сквозь плотный, заражённый спорами воздух сделать это было нереально. Но нужно идти: если ёж не будет идти дальше, Ахэну их найдет, и тогда убежать у него точно не получится. — Мы близко. Я чувствую присутствие Матери неподалёку. Нужно продолжать идти в том же направлении. — Агх… Мне нужен…отд-дых… — Не смей останавливаться! Мы слишком близко к нашей цели, чтобы сдаваться у самого конца. — К твоей цели. Я просто не хочу, чтобы…эх…этот хаос продолжался… — Да как ты вообще… СМОТРИ ПОД НОГИ, ИДИОТ! — Что ты— Громкий хлопок, раздавшийся под его ногой, отбросил его на метр назад, заставив плашмя упасть на землю. Ещё более плотные скопления спор летали прямо перед его лицом, просачиваясь в его тело, поражая грибком ослабевший организм. В ушах стоял оглушающий звон, голова шла кругом, а мысли сплетались в нечто несуразное в попытках понять что только что произошло. Но взглянув на свои ноги, Шедоу, наконец, смог осознать произошедшее. Он наступил на споровую массу, что росла в одном из трупов, отчего та взорвалась и выпустила наружу хворь. Его раненая нога начала покрываться язвами и наростами, покрывая каждый дюйм его плоти и прорастая всё выше. Неописуемая боль, которой он раньше никогда не испытывал, становилась всё сильнее, проносясь дальше по всему телу. Споры, попавшие в его тело через рану, начинали влиять его, подчиняя ежа даже будучи под влиянием Даккара. Превращение Шедоу в прокаженного уже было не избежать. Но в этот момент, ёж почувствовал, как что-то в области колена начало сильно сжимать его ногу, сжимать так, что поражённая нога начала синеть от недостатка кислорода. Хватка становилась всё сильнее, образуя некое кольцо, отделяющее здоровое тело от заражения, отчего уже было очевидно, чьих это рук дело. — АРГХ, ДАККАР! ЧТО ТЫ—ААААА! — Шедоу кричал от боли, корчась и извиваясь, наблюдая за тем, как стремительно его собственная нога с хрустом плоти и кожи начала сама по себе отрываться от его тела, изливая на траву струи его уже заражённой крови. Неописуемая боль затуманивала мысли и даже чувства, отчего он не мог более ощущать ничего, кроме изнуряющей его тело агонии. Но к его счастью, процесс закончился быстро, однако сменился другим, менее болезненным, но оттого не менее мучительным. Из его новообразовавшейся раны начали расти корни, формируясь в единое целое, создавая для Шедоу новую, сотканную из плоти Даккара ногу. Это было странно, больно и крайне грубо, ибо гость в его голове начал действовать сразу, не дожидаясь момента, когда ёж сам попытается что-то сделать. Когда же процесс формирования завершился, Шедоу ещё долго пыхтел, стеная от воспоминаний о муках, пережитых им мгновенья назад. Он с ужасом смотрел на свою собственную ногу, полностью покрытую хворью, уже начавшую сочиться чем-то жёлтым и склизким. Проказа Ахэну использовала все возможности распространения: на коже уже начинали формироваться споровые дыры, сквозь которые должна была распространяться зараза, а оставшаяся в ноге кровь ежа начинала превращаться в жидкую массу, наполненную грибной субстанцией. — К…к-какого хуя?! — Промедли я на пару мгновений и мертвыми оказались бы и ты, и я. Молчи и иди дальше. — С-сука! Ты понимаеш-шь, что ногу мн-не оторвал?! Б-боже… — Ты уже потерял одну конечность по собственной глупости. И эта потеря — тоже исключительно твоя вина. Я сделал тебе одолжение, так что прекращай жалеть себя и иди вперёд. — Д-да иди ты на—АГХ! — Не успел он договорить, как его новая нога начала извиваться, вызывая болезненные ощущения по всему телу. Что-то внутри него вновь сжимало его мышцы, впиваясь в плоть своими толстыми корнями, удушая его до состояния бессознательности. — Иди. Вперёд. Сейчас же. Стиснув зубы, Шедоу терпел эту боль, испытывая унижение со стороны гостя в его теле. Почувствовал власть, он более не боялся, что ёж способен с собой что-то сделать, отчего тот превратился для него в переносной живой щит, укрывающий Стервятника от опасной среды. Гордыня, от которой за всё это время не осталось и следа, вновь давала о себе знать, но Шедоу приходилось глушить эти позывы, покорно слушая приказы манипулятора, что ползал под его кожей. Вставать на новую «ногу» было крайне тяжело: глядя на обрубок своей прежней конечности, он всё ещё не осознавал, что на самом деле потерял её, отчего чувство смятения не покидало его ни на секунду. Первые шаги давались тяжко, но он шёл, переваливаясь с ноги на ногу, бродя к цели, к которой он не имел никакого отношения. К цели, которая важна лишь для одного из них.

…

Шаг, второй, шаг, второй…последовательно, раз за разом, он наступал то на свою оставшуюся ногу, то на нечто, заменяющее его потерянную. Он смертельно устал: присутствие Даккара в его теле более не давало той бодрости, которую он испытывал в момент начала их шаткого союза. Скорее, наоборот: теперь ему казалось, словно божество внутри высасывало из него остатки энергии, дабы самому дожить до момента встречи с Ахэну, чтобы наконец отомстить своему зримому врагу. Он не хотел идти. Не хотел помогать убийце своих друзей, но был вынужден, от чего что-то внутри его разума ломалось, не оставляя после себя ничего, кроме иссушающей пустоты. Но невообразимая усталость в конце концов дала о себе знать, ибо Шедоу, измученный долгой дорогой, начал буквально валиться с ног, не способный более продолжать идти. Но Даккар был непреклонен: сквозь плоть Шедоу начали прорастать ещё большее количество корней, направлявшие его вперёд, двигающие его собственным телом за него. В любой другой ситуации выживший мог бы начать возмущаться, но чувствуя всё своё бессилие и беспомощность, он лишь молча плыл по течению, не обращая внимание уже ни на что. Даже на боль. — Вот оно…я…чувствую её. Странно. Шедоу вновь почувствовал странный, чуждый ему прилив сил, но вместе с ним и крайне сильное чувство нарастающей тревоги. Словно что-то ограждало его от места, в которое он шёл, ибо он, будучи смертным, не был способен постичь того, что его ждало впереди. Но в то же время, уже не его тело продолжало идти, преодолевая психологический барьер, который с каждым шагом становился только сильнее. И вот, постепенно подходя всё ближе, они нашли это. Пещеру, которую описывала Эми в своих записях. Место, в которой покоиться Матерь. Но к ужасу Даккара, его враг уже опередил их обоих: всё вокруг было усеяно споровыми образованиями и…странными, огромными пузырями с грибной жидкостью, в которой, сквозь мутный слой этой массы, виднелись чьи-то тела. Даккар был шокирован, затем шок превратился в смятение…а затем, смятение начало обращаться в гнев. Он, видя это, начал стремительно бежать в теле Шедоу, приближаясь к покоям созидательницы. Всё сильнее овладевая контролем над самим собой, он забыл про то, что находится внутри чьего-то тела. Словно не чувствуя собственного присутствия в теле выжившего, он бежал, разъярённо крича вперёд, окликивая имя: — ПАР-Р-РАЗИ-И-И-ИТ! И чем дальше он бежал, тем сильнее существо отделялось от смертной оболочки Шедоу, разрывая его плоть и оставляя того позади. Словно выбравшись из клетки, он, прорвались сквозь мягкое мясо, начал формировать своё истинное Я, постепенно увеличиваясь в размерах, обрастая собственной плотью. И так продолжалось до тех пор, пока Даккар, почти полностью воссоздав своё тело, не бросил выжившего на земле, устремившись далеко вперёд, исчезнув из его поля зрения. Шедоу…ничего не чувствовал. Его тело было почти изорвано в клочья, он не чувствовал и толики своих конечностей. Лишь чувство брошенности, которое оставил после себя Даккар. Предатель. Стоило им придти сюда, как он тут же бросил его, забыв обо всём. Покинутый самими богами, он лишь остался молча лежать, постепенно смиряясь с мыслью о смерти. Долгожданной им смерти, сопровождаемой тем, как трава, благословенная матерью, постепенно поглощала его тело в землю.

…

Свирепое, не сдерживающее своей злобы и ненависти дыхание, сопровождалось громким и громоздким топотом существа, врастающего в почву с каждым своим шагом, попутно подпитывая свои силы. Новообразовавшееся тело только начинало своё завершающее формирование: плоть, скрывавшаяся внутри него, обрастала корнями, из-за чего она сочилась кровью на землю, порождая ужасного вида растительность. Он небрежно разбрызгивался той кровью, которой когда-то так дорожил, ибо чувствовал, как его силы восполняются одним лишь присутствием Матери, а его ярость растёт ежесекундно лишь с мыслью о том, что впереди его ждёт Паразит. Длинные пещерные туннели уводили его всё дальше и дальше. Какое-либо освещение уже перестало проникать сюда, но Даккар видел всё, что ему было нужно, и без всяких источников света. Вместе с этим он видел, как те споровые образования, внутри которых находились чьи-то тела, начинали появляться все чаще и чаще, и что странно, они не распространяли заразу вокруг себя, что было характерно для Ахэну и его проказы. Можно было даже подумать, что он таким образом не смеет осквернять святилище Матери, однако это эта мысль вряд ли вяжется с тем фактом, что Паразит сам хочет вырвать из неё сердце и встать на её место. Существо становилось всё ближе к своей цели. Сердце билось в учащенном темпе, предчувствуя прибытие второго божества, намеренного оборвать жизнь прародительницы жизни. Пробираясь сквозь становящийся лишь шире проход, он постепенно начал выходить в огромное по своим размерам вместилище, в котором находились они. Матерь и Паразит. Посреди обширного пещерного пространства, окружавшего их, вперёд выступал округленный, достаточно большой по размерам выступ, на краю которого росла Она. Серебристого цвета дерево, обеспокоенно шелестящее своими золотыми листьями, тревожилось от самого только присутствия Даккара. В её груди очень быстрыми ударами, сопровождающимися брызгами крови, стучало сердце, соединённое с деревом, имевшее переливающийся, бордовый оттенок, которое в глазах смертного могло бы даже сойти за самое обыкновенное сердце, но Даккар, будучи порождением Матери, был очень хорошо осведомлен о его возможностях. Ну а перед деревом, смиренно ожидая, сидел Он. Разрушитель, устроивший катастрофу наверху, погрузивший и без того разрушающийся мир в полнейший хаос. Ахэну. — Что-то ты больно быстро сюда добрался. А мы ведь даже не доиграли наше с тобой небольшое пари. — Медленно и неспеша поднимаясь, Паразит, меняя своё тело, с каждым движением становился всё длиннее, увеличиваясь в размерах с каждой секундой. — Как жаль, что у нас осталось так мало времени для игр. А ведь ещё столько смиренных душ бродит по земле и— Но когда Ахэну начал всё так же медленно поворачивать свой взгляд в сторону Даккара, он увидел, как массивная рука стремительно летит в его сторону, что сам Паразит увидел уже за мгновенье до удара. Разрушительный грохот заставил сталактиты падать вниз, в бесконечную бездну, что была под ними, а матерь содрогнуться от только что произошедшего. Быстрая, мимолётная кончина — последнее, что могло ожидать Ахэну, однако она случилась с ним здесь и сейчас. Убрав свою руку с останков тела, он лишь видел, как ошмётки мяса, прилипшие к его длани, сползают вниз, донельзя наполненные споровыми массами. Ахэну был слишком болтлив для кого-то, кто действительно мог помешать Стервятнику в своей цели. И теперь уже не помешает. Постепенно, он приближался к матери всё ближе, не обронив ни слова с момента убийства Паразита. Ему надоели пустые разговоры и оправдания, ибо он прошёл весь этот долгий путь не ради многословных речей. Он пришел ради того, чтобы стать богом, и он им станет не смотря ни на что. Ему даже не придется напрягать себя в поисках изумрудов: поодаль от матери, они лежали в полном своём составе, что говорило об уверенности Ахэну в своей победе. Как глупо и наивно. И стоило уже Даккару сделать ещё один шаг в сторону матери, стоило ему предвкусить сладостный аромат триумфа, как мерзкий, раздающийся из-за спины смех остановил его, вызвав конфуз и недоумение. Обернувшись, он увидел его. Ахэну, видоизмененного, находящегося в совсем другом теле, во многом похожем на его предыдущее. Это зрелище в глазах сущности было просто ужасно, ибо новое тело Паразита целиком состояло из других тел, преобразованных в грибковое нечто, тёмное и всё такое же надменное. По этому полому подобию живого существа всё так же, как и прежде, бегали сотни предвидящих глаз, а в его единственной свободной глазнице горело жёлтое кольцо, не отрывающее от него своего взгляда. И конечно же, эта неспадающая, блаженная ухмылка, выражающая собой всю суть Паразита. И не смотря на его новый образ и всю ту же манеру речи, судя по дрожащему телу, он был явно раздражён выходкой Даккара, ибо та ему казалась просто оскорбительной: — МЕРЗКИЙ СУКИН СЫН! КТО ДАВАЛ ТЕБЕ ПРАВО ПРЕРЫВАТЬ МЕНЯ НА ПОЛУСЛОВЕ?! — Яростный вопль, издаваемый Ахэну, отличался от привычного ему голоса. Он издавал странный, приглушенный звук, словно принадлежал гласу утопленника, которого совсем недавно вытащили из воды и тот ожил, движимый чудовищной силой. Да и что гадать: с нового тела Ахэну до сих пор склизкими, тянущимися образованиями стекала жидкость оранжевого цвета, в которой до этого и находился его новый сосуд. Тогда-то Даккар и осознал всю пагубность своей ошибки: нужно было уничтожить те грибные образования сразу, дабы не иметь дело с этим в будущем. — Я так хотел преподнести тебе этот сюрприз со всеми фанфарами и гротеском, но ты, уёбок, ВСЁ ИСПОРТИЛ! — Да когда ты уже ЗАТКНЕШЬСЯ?! — Не в силах более это терпеть, Даккар замахнулся своей рукой, готовясь нанести удар, однако в этот раз Ахэну был более чем готов, из-за чего ему не составило труда уйти от удара. В то же мгновение, длань самого Паразита загорелась странным, слабым пламенем, а улыбка стала ещё шире, что не сулило ничего хорошего. — ХА! ПОПАЛСЯ, ИДИОТ! — Стоило Паразиту вонзить свою руку в Даккара, как тот испытал невероятную боль, что импульсом отдавалась по всему телу. В то же мгновенье, влияние матери потеряло всякий вес. Боль была такой сильной, и такой знакомой, что Стервятник начал постепенно терять свои исполинские размеры, сбрасывая с себя обгоревшие корни и плоть. — К-какого дьявола?! — Понравилось? Почувствовал знакомую боль, вызванную теми цветными камешками, благодаря которым я и вырвался наружу? Сюрприз номер два! Я породил на свет тело с помощью тех красивых камешков, так что не жди такой лёгкой победы, которую ты совершил с моим предыдущим телом. Ведь таких тел, как это, у меня очень, ОЧЕНЬ много… Под заливистый, громкий смех, со всех сторон начали раздаваться странные шумы, окружающие обескураженного Даккара со всех сторон. Сам того не понимая, теперь уже Даккар, будучи слишком уверенным в своих силах, оказался в ловушке, выстроенной Ахэну. Из тоннеля пещеры, ведущей сюда, по стенам выползало огромное множество его копий, каждая из которых ужасала своей чудовищностью. Уроды, порожденные грибком и сотнями слитых воедино тел, окружали ослабшего Стервятника, смыкая вокруг него круг из обескураженных в ужасной улыбке тварей с полыми глазницами. — Как…каким образом ты… — Знаешь, будучи заключённым на несколько веков в межпространстве, невольно начинаешь осознавать всю суть вещей, происходящих вокруг. Так, я понял, что разум использует тело лишь как инструмент, что служит ему для воплощения идей в жизнь. А если тело — инструмент…то почему разум не может иметь таких несколько? — Потому, что это — издевательство над ЗАКОНАМИ ЖИЗНИ! — Вновь озверевший Даккар, восполнив часть своих сил, накинулся на замкнувшего его в ловушку мерзавца, вцепившись своими лапами в его голову. Ахэну хотел что-то противопоставить, но спустя пару мгновений лишь спокойно расслабился, начав безудержно хохотать прямо в лицо безнадёжного божества. В ту же секунду его голова была раздавлена мощными конечностями, оставив бездыханное тело лежать на земле. Но на этом муки Даккара не закончились: стоило умереть одному вместилищу разума, как сразу же начало пробуждаться другое, и Ахэну, без какой-либо запинки, продолжил: — АХА-ХА-ХА-А-А! Вы только посмотрите на этого чтителя постулатов природы! Запомни, дегенерат: это касается лишь смердов, не способных постичь того величия разума, что постиг я. Ты же намеренно ограничиваешь самого себя, не способный понять моих идей и мыслей. — «Идей и мыслей»?! Да ты лишь мелкая, склизкая тварь, убивающая всех без разбора забавы ради! Ярость Даккара брала верх над благоразумием. Видя Ахэну, он не мог сдерживать себя, нанося могущественные замахи один за другим, убивая одно его тело за другим. Но каждый раз, Паразит возвращался, перемещаясь из тела в тело, лишь шире улыбаясь и смеясь над жалкими попытками Стервятника его ранить. И его собственное бессилие начинало раздражать ещё сильнее. — А ты считал, что моей целью является лишь это?! ТУПОРЫЛАЯ ТВАРЬ! Я ЖАЖДУ СВОБОДЫ, СЛЫШИШЬ МЕНЯ?! СВОБОДЫ, КОТОРУЮ Я ЗАСЛУЖИВАЮ! БЫТЬ ГДЕ, КОГДА УГОДНО, ТВОРИТЬ ТО, ЧТО Я ЗАХОЧУ И КОГДА ЗАХОЧУ! И Я ЭТОГО ДОСТИГНУ, ДАЖЕ ЕСЛИ ТЕБЕ ПРИДЕТСЯ СДОХНУТЬ! Ненависть Ахэну вновь пробудилась в нем, и его действия уже перестали быть такими же играючими, какими были до этого. Болезненные разряды хаоса, текущие по его телу, поражали Даккара, заставляя того корчиться от боли, а сам он, перемещаясь от тела к телу, обхватывал никчемного Даккара, создавая для него тюрьму из собственных сосудов. Даккар противился, жаждал вновь воспрять духом и дать отпор зазнавшемуся Паразиту, но было слишком поздно. Его окружал чуждый ему смех, издаваемый каждым из вместилищ, вызывающий лишь боль и бесполезный гнев. Медленно подходя к чахнущему божеству, Ахэну не скрывал своего предвкушения. Он улыбался как нельзя искренне, как и всегда, однако в этот раз в его выражении лица проглядывались гордость и самодовольство. Шагая своим собственноручно сотворенным телом, он обхватил голову Даккара, дабы посмотреть в его единственный, красный глаз. — Я бы мог сказать перед твоей смертью что-то приятное, дабы в последние твои мгновения потешить твоё эго, но у меня язык не поворачивается. Ты — кусок говна, из-за которого мне пришлось сотни лет скитаться в абсолютной, глухой пустоте. Так что всё это — лишь твоя вина. Прощай. Руки Ахэну резким движением обхватили голову Стервятника, вжавшись в неё своими острыми, безобразными фалангами пальцев. Затем, не отрывая от него взгляда, он медленно начал поворачивать его голову, заставляя шею божества издавать хруст костей и плоти. И в любой другой ситуации он бы не смог умереть от такой примитивщины, но будучи ослабленным пагубной силой, он уже не мог пережить подобное. Ахэну наслаждался каждой секундой самолично проводимой казни, растягивая этот сладостный момент как можно сильнее, наблюдая за тем, как постепенно гаснет единственный красный огонек в бездонно черном лице ненавистного им существа. Это был конец. — Ч-ЧТО?! НЕТ, НЕТ! НЕ МОЖЕТ ЭТОГО БЫТЬ! — Резко оставив свою жертву в покое, Ахэну засуетился, начав взглядом своих тысяч глаз искать что-то. И то, что он нашел, испугало его ещё сильнее. Пояс, брошенный прямо посередине импровизированной арены из вместилищ, лежал, заполненный взрывчаткой. А вдалеке, сокрытый тенью, силуэт целился, собираясь совершить роковой выстрел.

…

Пламя. То, что осталось после взрыва, было целиком покрыто ревущим пламенем, сжигающим всё живое на своем пути. Стоящий вдалеке, с пистолетом наперевес, подрывник вглядывался в столпы огня и дыма, укрывающие от него истину. Надежды на то, что оба бога мертвы, почти не было. И то же самое сейчас чувствовала и сама Матерь, которая послужила причиной выживания Шедоу после того, как Даккар его предал. Медленно восстановив его раны, она в очередной, в последний раз вернула его к жизни, прошептав ему на ухо тихим, нежным голосом: «Не дай им сотворить непоправимое». Огонь и не собирался утихать. Яркие, красные языки хлестали воздух, всё сильнее заполняя пещеру едким, черным дымом. Ежу давно следовало бы бежать прочь, однако он не мог просто уйти, так и не поняв, мертвы ли те, кто ответственен за тысячи унесённых жизней. Мёртв ли тот, кто посягнул на жизни всех его близких. Но правда, как и всегда, оказалось самой горькой и самой нежеланной. Огражденный огненной стеной, огромный силуэт начал возвышаться над землёю, обрастая новой плотью. Перед ним, казалось, даже пламя становилось слабее, отчего Шедоу, наконец, мог увидеть всё в подробностях. Даккар. Гигант из плоти и корней, объятый огнём с головы до пят, смотрел на умирающее, единственное оставшееся в живых тело Ахэну, едва трепыхающееся в своей предсмертной агонии. Рядом с колоссом лежали множество раздавленных его пятой тел: те, сосуды, которым так же посчастливилось выжить, Стервятник лично уничтожил, дабы оставить в живых самое жалкое и немощное тело. Даже не смотря на пламя, поедающее его корни, он спокойно стоял и смотрел на своего врага, крепко сжав ладони в кулак. Он чувствовал злобу и ненависть к существу, лежащему перед ним, однако, по какой-то причине, жажда мести ослабла, уступив место жалости и милостыне к Паразиту. Это было…странно. — В этот раз твои многословные речи тебя не спасли, да? Как странно. А я считал, что ты способен ускользнуть из любой ситуации с помощью своего сквернословного языка. — Моя…г-голова…почему так…почему так больно?! — Взрыв, спровоцированный Шедоу, не оставил почти ничего от созданных Ахэну грибных тел. Руки, ноги, остатки туловищ валялись вокруг да около, догорая в очищающем пламени, в то время как относительно целые твари были добиты Даккаром. Последнее же тело, в котором и сидел Паразит, так же не было обделено последствиями огненного шоу: ноги и одна рука полностью отсутствовали; количество глаз, что когда-то свободно передвигались по всему телу, резко сократилось с нескольких сотен до пары единиц; голова, в которую, видимо, прилетело что-то острое, лишилась верхней части черепа, оставив «мозг» владельца, состоящий из сгустка спор, открытым. — Сукин сын…ты… ТЫ ВСЁ ЭТО СПЛАНИРОВАЛ, ДА?! ПОДГОВОРИЛ СВОЕГО БЛЯДСКОГО ЩЕНКА НА ЭТУ АВАНТЮРУ! А-А-А-АГХ, БОЖЕ, КАК ЖЖЁТСЯ! — Знаешь, когда мы с тобой были в чистилище, ты очень часто рассказывал мне про судьбу. Видимо, в этот раз она повернулась к тебе спиной, раз ты оказался здесь, предо мной, в виде жалкого куска грибной плоти. Болезненные завывания Ахэну становились всё громче. Обжигающее пламя убивало споры, а вместе со спорами убивало и самого владельца, который чувствовал эту боль, чувствовал и жалел об этом как ни о чем другом. — Хм. — Стервятник, пристально глядя на страдающего Ахэну, чувствовал, что здесь что-то не так. Словно помимо его победы осталось ещё одно, последнее незавершённое дело. И оно было связано напрямую с лежащим перед ним уродливым телом. — Ты что-то мне не договариваешь…верно? — АГКХА-А-А-А-А-А-А-А!!! — Болезненные вопли были единственным, что мог издавать Ахэну, ибо с каждой секундой его тело всё сильнее покрывалось огнем, медленно убивающим его. Тогда, Даккар решил оказать своему врагу помощь: мощным взмахом своей руки, он порывом ветра потушил его горящее тело, дав лишь небольшую отсрочку неизбежного. — Экхэ…гх…что тебе…от меня надо?.. УБЕЙ УЖЕ МЕНЯ НАКОНЕЦ, ЗАСРАНЕЦ! — Говори. Говори то, чего я не знаю. — Чт…чего ты от меня хочешь?! Ждёшь от меня хвалебных речей?! «Овации новому богу и правителю этой ЕБУЧЕЙ утопии!» Ты этого от меня хочешь?! — Я даю тебе последний шанс, Паразит. Не испытывай моё терпение. — Да я без понятия чего ты…от меня…кхм…погоди. Ты что…ты так ничего и не понял?! Ты… Аха! АХА-ХА-ХА-А-А-А! — Что ты нашел таким уморительным в своей ситуации, идиот? — БОЖЕ, ПРОШУ, ПОМОЛЧИ! ХА-ХА-ХА-ХА, НУ НЕТ, НУ НЕ МОЖЕШЬ ЖЕ ТЫ БЫТЬ НАСТОЛЬКО ТУПЫМ! ЭТО ПРОСТО УМОРИТЕЛЬНО! Терпение Даккара стремительно близилось к нулю. Видя насмехающегося над ним проигравшего Паразита, он закипал от злобы, переполняющей его душу, а потому решил напомнить, насколько плачевно сейчас было его состояние. Крепко схватив паразита своей рукой, он поднял его тело перед собой, пристально глядя ему в глаза. Чувствуя такое давление, Ахэну начал задыхаться, барахтаясь в ладони гиганта из последних сил. И лишь спустя пару секунд Стервятник слегка ослабил свою хватку, напомнив Паразиту ещё раз, где его место: — Говори. Живо. — Кхэ-Кхэ… Т-ты…ведь не дум-мал, что я появился в чистилище…просто так?.. — Что ты имеешь в виду? — К-когда мы…кха!.. попали туда, нас одолевала буря эмоций. Гнев, ненависть, разочарование… Мы были не в силах терпеть самих себя. Терпеть наше… КХЭ-Э-Э-Э!.. происхождение…было подобно вечной муке, отчего понятие разума постепенно абстрагировалось от нас самих. — Кто «мы»? О чем ты вообще говоришь?! — О ТОМ, ЧТО МЫ — ЕДИНОЕ ЦЕЛОЕ, ДАККАР! Расколотое на две половины, ибо МЫ не могли более существовать будучи вместе! Противоречие за противоречием, разногласие за разногласием, конфликт за конфликтом! Мы разлагались, сами не понимая этого, придумывая всё новые мотивы и цели, пока не стали двумя разными личностями, а затем и двумя разными существами! Вот кто мы есть, Даккар! Вот кем мы БЫЛИ! — Что…этого…не может быть! — ЕЩЕ КАК МОЖЕТ! Тебе досталось тело, сила, МОГУЩЕСТВО прошлых нас, в то время как МНЕ приходилось собирать себя ПО КУСКАМ! Я ненавидел, ненавижу и буду ненавидеть ТЕБЯ! ТЫ ВЫТЕСНИЛ МЕНЯ ИЗ НАШЕГО ТЕЛА, УБЛЮДОК! ТЫ ЭТО СДЕЛАЛ!!! ЭТО ТОЛЬКО ТВОЯ ВИНА!!! — ЗАТКНИСЬ! ЗАТКНИ СВОЮ ПАСТЬ! Не в силах более слушать мерзкие речи Ахэну, он со всей силы швырнул его оземь, впечатав в хлипкую поверхность, на которой они стояли. Всё вокруг тряслось и рушилось: пещерные сталактиты падали вниз, обрушивая за собой и всю остальную пещеру, что тем временем вызывало погром всего. Однако даже так, Ахэну все ещё жил, держась за свое тело до последнего. — Т-ты…совершишь роковую ошибку, став богом…сила сердца, кх-х-х… СОЖРЁТ тебя!.. Рано или поздно, ты начнёшь разлагаться, а зат-тем и раскалываться та-ак же, как и…кгх…к-как и мы с тобой! — Это уже не твоя забота, Ахэну. Можешь и дальше спокойно подыхать, как жалкая псина. Колосс, медленно отступив от части самого себя, обратил свой взор в сторону матери. Пламя не принесло ей никакого вреда: серебристая кора не поддавалась огню, так же, как и листья, что вечно падали с её крон. Однако Матерь была охвачена паникой и страхом перед чудовищем, что медленно шло к ней. Теперь некому было помешать Даккару в достижении своей цели. Своей отвратной, матереубийственной цели, что могла повлечь за собой и гибель всего мира. Однако его не волновало то, что станет с жалкой, ослабшей природой этих земель. С могуществом сердца он с лёгкостью возродит её из пепла, что станет в разы сильнее и правильнее в его глазах. Он создаст новый порядок, который казался чуждым его создательнице. Он станет богом. Рука медленно потянулась к часто бьющемуся сердцу, норовясь вырвать его из ещё живой матери. Ладонь крепко ухватилась за жизненно важный орган, давая понять, что Даккар более чем серьёзен в своих намерениях. А затем, он, медленно вырывая сердце, слыша крик своей созидательницы в собственной голове, свершал свое ужасное дело. И вот, медленно вытягивая из неё артефакт могущества, он ещё пару мгновений слышал страшные вопли богини, испытывающей страшные муки, что затем резко прекратились, когда она наконец лишилась его. Победоносно подняв сердце над собой, он взревел страшным криком, чувствуя всю боль от совершенного им греха. Матереубийство далось ему отнюдь не легко: не смотря на то, что именно она послужила причиной его тысячелетних страданий, что она сподвигла Даккара и Ахэну на распад, он испытывал горечь и уныние от ощущения того, как сердце продолжает биться в его ладони. Но совершенное уже не обратить вспять, а потому ему оставалось лишь закончить начатое. Стремительно теряя массы плоти по собственному желанию, он шел к пьедесталу из изумрудов, продолжая крепко сжимать сердце. Ему казалось, что даже сейчас, когда матери больше не было, он слышал её крик, наполненный ужасом и болью. Но отступать, опять же, было слишком поздно, а потому он гордо поднялся на Мастер Изумруд, чувствуя жжение от самой его сущности. Постепенно, все Изумруды Хаоса, поднявшись в воздух, начали кружить вокруг фигуры Даккара, обдавая его зарядами энергии, которые его тело отторгало. Это был крайне болезненный процесс, от которого Стервятнику хотелось кричать, но тот стойко переживал эту боль. Самое худшее ещё впереди. Энергия, что обдавала его тело, становилась всё сильнее и болезненнее. Чувствуя, что вот-вот настанет последнее мгновение его жизни, он с усердием засунул сердце в полую часть своей груди, насильно начав с ним срастаться. И чувствуя это, сердце отторгало уже его, вырываясь из хватки корней, обвивавших его. И чем сильнее оно пыталось вырваться, тем быстрее Изумруды вращались вокруг них, приводя в действие смертный приговор для будущего бога. Резкая вспышка ознаменовала собой самоубийство, совершенное намеренно сгорающим в ярком свете божеством. Луч энергии обдавал его тело целиком, сжигая его за доли секунд, оставляя после себя лишь жалкие останки, едва болтающиеся в воздухе. Однако сердце, словно родившись заново, наконец, восприняло Даккара как своего владельца, а потому его тело, даже будучи объятым смертельной энергией, вновь начало восстанавливаться, порождая на свет совершенно новое существо. Разруха и погром стали куда сильнее. Луч хаоса стремительно разрушал пещеру, попутно обрушивая и обрыв, на котором стояла уже мертвая Матерь и ещё живой Ахэну. В те моменты, когда Даккар был отвлечен на матереубийство, Паразит пытался спастись, собирая остатки от множества своих тел, пытаясь выжить во всей этой суматохе. Но земля, рушащаяся прямо под ним, обрезала все его планы на корню, отправляя выродка в свободное падение в бездонное ничто. Он вновь взвопил, пробираясь к выходу из последних сил, однако в момент, когда земля провалилась под ним, он успел лишь закричать: — Н-НЕНА-А-АВИ-И-и-ижу-у-у-у-у!.. Грохот и хаос не успокаивался до тех пор, пока потолок над ними не стал обрушиваться, падая вместе со всем остальным вниз, вызывая ещё большие клубы пыли и грязи. Грохот не унимался, пока, наконец, процесс обращения бога не прекратился, ознаменовав и конец хаосу.

…

Едва выжив в происходящей разрухе, он не хотел подниматься на ноги. Не хотел смотреть на то, что произошло, однако ему приходилось. Теперь над ним было лишь просторное, дневное небо, ярко слепящее ему глаза. Однако отчего-то…солнце имело красный оттенок. Медленно поднимаясь на ноги, Шедоу понимал, что это конец. Конец всего, ради чего он старался выжить. Конец истории. Медленно обернувшись к образовавшейся пропасти, он увидел Его. Нового бога, возрожденного могуществом сердца, парящего над бездной. Излучающее слепящий красный свет из-за своей спины, оно предстало перед ним, глядя в его глаза своим ярким алым оком, чей взор сопровождался ритмичным стуком в уже не полой груди. Сердце стало идеальным дополнением его самого, заполнило пустоту, что была в нём долгие тысячелетия, с исчезновением которой он, наконец, обрёл силу и власть. Тело его теперь не выглядело как хаотичный сгусток корней и мяса — благодаря сердцу, оба этих составляющих сплелись в единое, гармонирующее целое, символизирующее собой начало всей жизни на этой планете. Некоторые части божества были покрыты золотом: ладони, кисти, конечности его ног и плечи, что ярко блистали на фоне красного солнца и говорили о могуществе находящегося пред ним божества. Остальные же части конечностей были покрыты благородным серебром, свойственным упокоенной Матери, место которой он и занял. И наконец, на голове, как символ его величия, прорастали пять золотых рогов идеальной формы, постепенно идущих с самых малых, находящихся по краям, до самого большого и самого величественного в центре. Шедоу не мог воспринять то, что находилось перед ним, ведь для него все происходящее казалось каким-то сумасшедшим бредом. Даккар стал тем, кем так жаждал стать, лишив жизни Матерь и часть самого себя. И всё это ради того, чтобы стать единоличным правителем всей жизни, подчинив её своей воле с помощью сердца. — СКЛОНИСЬ. — Раздался громкий глас, отдающийся эхом от стен полуразрушенной пещеры. Однако Шедоу, до сих пор отходящий от шока, не воспринял слова божества, отчего то, ещё более разгневанным тоном, потребовало: — СКЛОНИСЬ! В то же мгновение ёж почувствовал, как его собственная воля пошатнулась, отчего тот в ту же секунду встал на колени перед новым богом. Это чувство…он знал, что Даккар как-то влиял на него, но понять сути его влияния не был способен. Это и есть оно? Могущество сердца, подвластного Стервятнику? Если так оно и есть, то теперь он понимал, зачем Даккар так рьяно рвался к нему, желая получить его во владение. — ТЫСЯЧИ ЛЕТ В ЗАКЛЮЧЕНИИ С НИЧТОЖЕСТВОМ. ДЕСЯТКИ СТОЛЕТИЙ, ПРОЖИТЫЕ В УБОЖЕСТВЕ. ТЕПЕРЬ ВСЁ ЭТО ПОЗАДИ. ТЕПЕРЬ Я — ВАШ ЕДИНСТВЕННЫЙ БОГ И ПОВЕЛИТЕЛЬ! — Д…Дак… Д… — Сам того не ведая, Шедоу пытался сказать хоть слово, но находясь перед богом, он чувствовал, как нарастает ком в горле, не дающий ему спокойно высказать всё, что творилось в его голове. Он невольно боялся бога, боялся его нрава и того, что он может сотворить с ним. — МОЛВИ, СМЕРТНОЕ ДИТЯ. — Но стоило ему услышать позволение божества, как ком в горле резко исчез, и тот смог спокойно говорить и смотреть на него, как ни в чем ни бывало. — Даккар…наш договор. Исполни его и…и освободи моих друзей. Молю. Пару мгновений, существо, словно вспоминая о своем договоре, пыталось понять, чего от него требовал Шедоу, однако затем, он так же громогласно ответил: — Я ИСПОЛНЮ ТВОЮ ПРОСЬБУ, ШЕДОУ. Я ОСВОБОЖУ ИХ ДУШИ ИЗ ЧИСТИЛИЩА. ОДНАКО… — Поведя своей рукой, божество резко сжало свою ладонь в кулак, отчего ёж почувствовал, словно всё его тело сдавливали огромной дланью, норовя сломать каждую кость в его теле. Затем, он медленно воспарил в воздух так же, как это делал и Даккар, представ прямо перед ним и глядя в его алый божественный глаз. — ЧИСТИЛИЩУ НЕГОЖЕ ПУСТОВАТЬ. ТВОИ ДРУЗЬЯ БУДУТ ОСВОБОЖДЕНЫ, ОДНАКО ТЫ ЗАЙМЕШЬ ИХ МЕСТО. ЭТО СТАНЕТ ТВОИМ НАКАЗАНИЕМ ЗА ТЕ НЕОДНОКРАТНЫЕ ПОПЫТКИ УБИТЬ МЕНЯ, СОТВОРЁННЫЕ ТОБОЙ В ПРОШЛОМ. — С-стой, подожди! Ты не можешь так поступить со мной! — ПРОЩАЙ, ШЕДОУ. И вновь, выживший начал чувствовать, как медленно его тело обращается в прах, вызывая у него неподдельные муки. Он кричал, извивался, пытался вырваться из божественного хвата, однако сделать что-либо он был не в силах. Единственное, что он мог, так это в последние мгновения своей жизни смотреть на существо перед собой, осознавая, что теперь ему суждено править всем вокруг.

ЧТО ОН — БОГ.