Schwanensee

Моё любимое.

… среди отвратительных человеческих остовов нашли два скелета, из которых один, казалось, сжимал другой в своих объятиях. Один скелет был женский, сохранивший на себе еще кое-какие обрывки некогда белой одежды… Другой скелет, крепко обнимавший первый, был скелет мужчины. Заметили, что спинной хребет его был искривлен, голова глубоко сидела между лопаток, одна нога была короче другой. Но его шейные позвонки оказались целыми, из чего явствовало, что он не был повешен. Когда его захотели отделить от скелета, который он обнимал, он рассыпался прахом. (с) Собор Парижской Богоматери текст

*** Не РОV Южный ветер. Пахнет солнцем. Невесомо касаясь кожи, мимо скользит нежно-розовый лепесток цветущей вишни. МёнСу осторожно, медленно шёл по залитой солнцем улице, почти на ощупь, прикрыв глаза. Игривые, жгучие лучики ласкали лицо, воздух чист, свеж, напоен дурманящим ароматом цветов. - Стоять! Эй, мелкий! – МёнСу упрямо нахмурился, но чуть сбавил шаг. Он вовремя успел увернуться, и загребущие лапки СонГю не успели ухватить за шиворот свою жертву. - Козлина, какого хрена тебя не было на моей выпускной церемонии?! Ты совсем оборзел?! Мне ещё и вылавливать его по всем подворотням надо. Что, страх потерял? Или считаешь, я всё прощу? - Убери руки! Ты же знаешь, я не смог. Отцепись! Ненавижу, когда меня так грубо хватают. - Ащщщ, какая недотрога. Хорошо, я буду нежен… И всё же. Я обижен. Сильно.- СонГю капризно надул губки, всё так же не отлипая от МёнСу. Паренёк чуть поморщился и с ленивой грацией повёл плечами, избавляясь от душных объятий Гю. Старший только одобрительно хмыкнул. Он любил в МёнСу эту кошачью независимость, своеволие, породистую норовистость. Хотя в обществе Гю это считалось непростительной дерзостью, граничащей с безумием. Но Эл был исключением. Они - друзья детства. Люди, которые никогда не должны были пересечься. Прилежный, правильный красавчик-отличник и, старше на целых три года, жестокий, буйный сорвиголова. Они встретились, когда Гю исполнилось четырнадцать… Он в замер в нерешительности, держа левой рукой за шкирку крошечного котёнка, а в другой зажав острый, как бритва нож. Котёнок слабо попискивал, Гю колебался. В этом заброшенном дворике безраздельно царила мёртвая, равнодушная тишина. Подросток резко выдохнул, сжал зубы и занёс нож. - Что ты делаешь? – Гю вздрогнул от неожиданности и быстро обернулся. Нет, он не боялся осуждения людей, он не страшился гнева. Этот чертёнок презирал всех и готов был, не раздумывая, броситься на противника. Ему доводилось сражаться с тварью, во много раз превосходившей его по силе. Цепным псом. И не одним. В уголках его глаз не пряталось и тени трусости… Мальчонка, лет десяти-одиннадцати. Пожалуй, его вопрос можно было бы посчитать наивным неведением, если бы не мрачный, совсем не детский взгляд. Невыносимый, гнетущий, как тяжёлая вода. Известно, отличающаяся по свойствам от обычной. СонГю с издевкой ощерился и заинтересованно прищурился. - Убиваю жалость. - Она слишком безобидна. И беззащитна. Так ты её не убьёшь. - Это первая ступень. Жалость сильна. И если не вырвать её с корнем, она превратит сердце в труху. По-крайней мере, так считает отец. - Ха. Ты собираешься истребить сострадание, при этом слепо подчиняясь варварскому самодуру. Ничего путного не выйдет. Ты превратишься в безвольную, бездушную тряпку. Только собственное сердце может диктовать правила. И так считаю я. – мальчишка гордо вздёрнул подбородок, смело глядя в узкие, холодные глаза. СонГю склонил голову набок, раздумывая. Наконец, он ухмыльнулся, спрятал нож за пазуху и отшвырнул котёнка прочь. - Верно. Я признаю отчасти твою правоту. По-крайней мере, я не желаю калечить эту тварь сейчас. – он ленивой походкой направился к выходу. - Следуй за мной. – но, обернувшись, он с удивлением увидел, что своенравный парнишка надменно удаляется прочь. - Стоять! Стоять, кому говорю!... И вот, прошло уже шесть лет, как они друзья «неразлейвода». Лидер помнил из встречу отчётливо, резко, ярко. Он до сих пор не мог найти объяснения тем удивительным фразам, которые так небрежно бросил ему в лицо ребёнок. Как так?! Ведь, порой, даже взрослый человек не может подобрать столь изысканных, красивых фраз… Мощная, свирепая банда головорезов Гю покорно склоняет голову перед стройным, высокомерным Элом. Это прозвище придумал Гю, получив о отместку ядовитое «Старикашка». Лидер бесится, но терпит. Потому что это его ненаглядное, драгоценное сокровище. Все ходят вокруг МёнСу на цыпочках, вежливо кланяясь, даже если парень на несколько лет младше. Узнав, что кто-то проявил бестактность, Гю разнесёт всё в щепки, истребит дерзнувшего, а пепел рассеет по ветру. К счастью, мелкому абсолютно всё равно. Он, и только он – единственная в природе уязвимость, слабость, изъян великого лидера, могущество которого уже признал даже столь же безжалостный отец, авторитет в криминальных кругах. - СонГю. Я с тобой не поеду. Ты как хочешь, а я останусь в этом городе. - Я могу заставить. – в голосе Гю послышались металлические нотки. - Не можешь. – отрезал МёнСу. – А также не смей приезжать чаще, чем раз в две недели. И не больше, чем на несколько часов. И не звони. Наконец-то я смогу по-человечески учиться, пока тебя не будет. - Поехали. - Нет. - Ты не оставляешь мне выбора. – в голосе лидера сквозило отчаяние. Он резко остановил Эла и решительно, но бережно, как хрустальную статуэтку, обнял за плечи. МёнСу поджал губы. Ярость вскипала в нём, плавя ледяные иглы в зрачках. Гю секунду помедлил, борясь с гордостью, и медленно опустился на колени. Его глаза смотрели угрюмо, горько, боль жгла его раскалённым железом, оставляя вечное тавро в скорбной складочке на лбу. - Пожалуйста… Ты знаешь, я никогда ничего у тебя не требовал и не просил. Пожалуйста, поехали вместе. – Эл отшатнулся, растерянно, как-то жалко ухмыльнулся, всё ещё пытаясь оставаться равнодушным, и отвёл взгляд. - Нет. Я устал от тебя. Безумно устал. – МёнСу вырвал запястье из пальцев Гю и, низко опустив голову, быстро зашагал прочь. А СонГю всё стоял на коленях, раздавленный, уничтоженный, втоптанный в грязь, и смотрел вслед. http://s020.radikal.ru/i709/1310/e3/730aa0b124cb.jpg *** Поздно ночью МёнСу брёл по улице, волоча ноги и низко опустив голову. Они не виделись с Гю уже неделю. Не слишком ли это жестоко? Страдающие глаза лидера никак не стирались из памяти. Но Эл не мог по-другому. Он больше не мог быть рядом с этим человеком. Рядом с СонГю он чувствовал себя особенным, любимым, но как только они появлялись в обществе, МёнСу по умолчанию становился тенью Гю. И не из-за того, что Эл был менее популярен, уважаем, не из-за возраста или личных данных. Просто Гю мгновенно менялся. Он превращался в безумно сверкавшего глазами ревнивца, опекающего свободолюбивого МёнСу как старая наседка, как будто окружая его непроницаемой стеной. Эл чувствовал, что задыхается в этом плену. Ребята Гю не воспринимали его как человека, личность, они его признавали исключительно как вещь, собственность лидера, его игрушку. Старший преследовал его своей навязчивой заботой… По спине МёнСу пробежал тревожный холодок, липкой змейкой меж лопаток. Ему показалось, что за ним следят. Он затравленно заозирался. - Эй, парень. – из чёрной припаркованной машины вылез мощный, крепко сбитый мужчина в тёмных очках. МёнСу настороженно попятился, пристально следя за каждым движением вызывающего подозрение человека. - Хозяин Ким просил Вас привезти к нему. Он просит Вас не отказать ему в этой просьбе. - Извините, но я вынужден ответить отказом. – твёрдо, холодно отрезал Эл, быстро отступая. Ещё пара шагов, и можно давать дёру. - В таком случае… хозяин передал Вам, что он смиренно просит прощение. - МёнСу нахмурился. - За что? - одним громадным прыжком цепной пёс преодолел разделяющее их расстояние и резко ударил под дых. Он был профессионалом. МёнСу сложился пополам, держась за живот, закачался, хрипя, и как подкошенный рухнул на землю. Мужчина присел рядом на корточки, осторожно приподнял за подбородок голову Эла, внимательно заглянул в расширенные от скручивающей внутренности боли зрачки и, бережно взяв на руки обмякшее тело, направился к машине. Прости, МёнСу. Но таких людей как лидер не заставляют ждать так долго. *** Что было дальше, МёнСу помнил смутно. Сознание, стараясь хоть как-то спастись от кошмарных воспоминаний, год за годом старательно стирало эти жуткие картины. Но во сне они всплывали вновь и вновь, заставляя просыпаться в холодном поту. Он помнил, как СонГю вытащил его из машины и понёс куда-то по извилистым коридорам. А вокруг шептались… - О, своего строптивого привёз… - Ага! Кажись, укрощать будет! Лидер вошёл в какую-то тёмную комнату и медленно положил Эла на кровать, заботливо воркуя и извиняясь. Он с трепетной нежностью сдувал пылинки со своего сокровища, предлагал воду, еду, укрывал пледом, сновал по комнате, пытаясь хоть чем-нибудь привлечь внимание МёнСу. - Я тебе этого не прощу. – тихо, но внятно проговорил Эл, немигающим взглядом исподлобья буравя старшего. Печальный Гю присел на край кровати рядышком, смиренно прося прощения. - Но ты должен понять мои чувства! Мы не виделись целую вечность! Я так скучал… - он порывисто обнял отбрыкивающегося МёнСу. - Каждый день без тебя – лютая пытка. Я закрываю глаза… и вижу твой образ. Слышу твой голос. Наверно, я сошёл с ума, но… я люблю тебя. – СонГю крепко прижал к себе тяжело дышащего Эла и жадно, отчаянно поцеловал, страстно, долго, выплёскивая наружу все муки сердца. МёнСу бился в его объятиях, как пойманная сетью рыба, тщетно пытаясь вырваться. Он сильно укусил Гю за губу, и, пока лидер шипел от боли, вытирая рукавом кровь, истошно заорал. МёнСу понимал, что его вопль лишь эхом разнесётся по коридорам, но помощь не придёт. Однако, это был единственный шанс. Гю с рычанием опрокинул его на кровать и, сорвав с себя галстук, разжав стиснутые зубы МёнСу, запихнул кляпом в рот. - Не дёргайся! – не своим голосом прошептал он, придавив Эла своим телом. МёнСу с ужасом увидел безумные, чёрные глаза лидера, наполненные одной лишь тёмной, жуткой похотью. СонГю с клацаньем расстегнул ремень на штанах и крепко связал им тонкие запястья бьющейся жертвы. Грубая железная пряжка впилась в бледную кожу, оставляя красные следы. Одним рывком Гю с треском разодрал рубашку Эла пополам и отшвырнул куски ткани прочь. Пуговицы, как горох, посыпались на пол. Стройное, ещё пока худощавое юношеское тело с белоснежной кожей и бьющейся жилкой на шее, ничем не прикрытое, беззащитное, сводило лидера с ума. Он наклонился ближе и заворожено провёл пальцами по плоскому животу. И тут же получил отчаянный удар ногой в плечо. Потеряв равновесие, лидер свалился с кровати. - Тварь. Сволочь. – он навалился сверху на Эла, придавив своим телом и полностью обездвижив. Не смотря на внешность благородного аристократа, лидер обладал недюжинной силой. МёнСу обессилено хрипел, слабо извиваясь в мёртвой хватке СонГю. Все усилия тщетны. Старший самозабвенно водил пальцами по выступающим ключицам, груди, торсу, медленно целуя уголок губ Эла, скулы, кадык, а другой рукой крепко пригвоздив голову рычащего МёнСу к подушке. Пожирающее пламя разгоралось в его глазах, как коктейль Молотова. СонГю сжал горло задыхающегося МёнСу и расстегнул молнию на его ширинке. Эл почувствовал, что тонет, захлёбываясь в водовороте паники. Его детские, огромные от страха глаза с немой мольбой следили за действиями СонГю. Силы покинули его. Тело больше не подчинялось разуму, голосовые связки не издавали ни звука. Наткнувшись взглядом на его мертвенно бледное лицо, скорбные глаза, СонГю поражённо замер на секунду, пытаясь побороть в себе полыхающую страсть. Но, как и камень, летящий с отвесной скалы, он уже не мог остановиться. СонГю горел заживо в адском пламени. МёнСу почувствовал, как что-то твёрдое уперлось в низ живота. Жалобный стон сотряс его тело. - Пожалуйста, прекрати! Не надо! Прошу тебя! Опомнись! Прошу… пожалуйста… - неразборчиво шептал Эл, пытаясь вытолкнуть языком кляп. Но Гю и без того понял смысл бессвязного бормотания. - Прости, прости меня! – горячо выдохнул СонГю в ухо МёнСу и резко перевернул на живот. - Не-е-ет! – взвыл Эл, вцепившись побелевшими пальцами в простыню. Всё тело била крупная дрожь. Жгучие слёзы побежали по щекам, оставляя влажную дорожку. Какой-то стальной стержень в груди с треском надломился. Прежняя жизнь больше никогда не вернётся… Что было дальше, он помнил смутно. Лишь унижение. Уничтожение. Дикую боль. Сумасшедшего, грубого, жестокого Гю. Всё провалилось в липкий, душный мрак. *** http://s16.radikal.ru/i191/1310/cf/46b328fa590e.jpg Утро белым светом било по невидящим, стеклянным глазам. МёнСу замер в углу комнаты, на студёном полу, неподвижно уставившись в одну точку. Он не подавал признаков жизни. Душа словно покинула его. Сердце было настолько опустошено, что Эл даже не ощущал боль во всём истерзанном теле. Кожа от холода приобрела синевато-пепельный оттенок. На шее, спине, ребрах, плечах багровели яркие засосы, укусы полумесяцем. Кровоподтёки от жёстких пальцев на боках, царапины от ногтей, в экстазе впивавшихся в жертву безумной страсти. МёнСу, прижав коленки к груди и обхватив их руками, абсолютно нагой, почти не дыша, лежал на тонком покрывале. Казалось, ни что в этом мире не может вывести его из оцепенения. Эта жизнь ему больше не нужна. Дверь со скрипом распахнулась. Но он даже не вздрогнул, продолжая глядеть в стену. Гю бесшумно подошёл и опустился рядом на колени. - Прости меня. Прости, любимый… - он невесомо притронулся к спутанным волосам. Эл не реагировал. СонГю легко подхватил младшего на руки и бережно отнёс на кровать. В его глазах сквозило чудовищное раскаяние. Он принялся усердно растирать закоченевшие конечности МёнСу, смазывать ушибы и ранки заживляющей мазью. МёнСу не шевелился. Не моргал, полуприкрыв пустые глаза. Даже когда СонГю добрался до самого пострадавшего и болезненного места, МёнСу не дёрнулся. Он не сопротивлялся, мягкий и безвольный, как кукла в руках кукловода. С каждой секундой СонГю всё больше отчаивался. Неведомые доселе чёрствому сердцу жгучие слёзы подступали комом к горлу. - Пожалуйста, скажи хоть что-нибудь! – он приподнял парня за плечи и резко встряхнул. Голова безжизненно мотнулась из стороны в сторону. Лютая ненависть к самому себе терзала Гю. Больше всего на свете он боялся причинить боль своему драгоценному, любимому до беспамятства человеку. И вот… Одна секунда, и он уже не в состоянии контролировать тьму похоти в своей душе. Что же он наделал… Он сам, собственными руками уничтожил боготворимое создание… *** Прошла неделя. Неделя бесплодных усилий, надежд, чаяний. МёнСу молчал. Когда Гю изредка отлучался, поговаривали, что из комнаты Эла доносился тихий вой. Но сам лидер, входя в комнату, видел всё то же окаменевшее лицо, не выражавшее никаких эмоций. Старший перепробовал весь спектр способов. Кормил он Эла с ложечки, разжимая челюсти и заставляя глотать, поил, осторожно приподнимая за подбородок, сам вечером относил в ванную и тщательно, аккуратно мыл, заботливо одевал. С каждым днём Гю всё больше терял рассудок. Он целыми днями возился с младшим, не отвечая на взывания подчинённых, совершенно забросив все дела. Безрезультатно. Надежда постепенно покидала его, как стремительно утекающий песок в песочных часах. - Вставай! – в это утро что-то в Гю поменялось. Глаза. Чёрные глаза. В них не было нежности. Отчаяние выжгло её, оставив только оголённое бездушие. Мощный удар обрушился на МёнСу. Он рухнул на кровать лицом вниз, тяжело, быстро дыша. Жестокие пальцы приподняли его за шкирку. Удар в челюсть. Ничего. Снова пустой взгляд мимо. Из уголка рта побежала алая струйка крови. - Вставай, дрянь. – СонГю вцепился пальцами в волосы МёнСу и запрокинул его голову, вглядываясь в глаза. Несколько секунд, не отрываясь, он сосредоточенно изучал стеклянные, но прозрачные, ясные глаза Эла. Младший не сошёл с ума. Отнюдь. Но его презрение достигло апогея. Отныне СонГю в его поломанной жизни не существовал. Ничто. Пустое место. А с этим лидер смириться не мог. Ему был не нужен мир без МёнСу. «Так не доставайся же ты никому» - крутилась в голове навязчивая идея. - Даю последний шанс. Ты меня любишь? Ты будешь жить со мной?.. Ты… простишь меня? Отвечай! – Ноль эмоций. Абсолютный. По шкале Фаренгейта. СонГю всего трясло. С ног до головы. Он в бешенстве сгрёб МёнСу в охапку и поволок по коридорам. Проходящие мимо ребята-волкодавы лишь почтительно склоняли головы. Они были недовольны предводителем, но выступать в открытую не решались. Слишком хорошо они знали свирепый, мстительный, беспощадный нрав лидера. Гю вышвырнул МёнСу в пустой бетонный дворик. И вытащил из-под полы револьвер. - Одно слово, и твоя шкура спасена. – Эл не шелохнулся. Холодная сталь зияла напротив сердца чёрной дырой. Щёлкнул затвор. - Считаю до трёх. Один. Два. Три. Раздался выстрел. Эхо тут же подхватило его, тоскливо повторяя со всех сторон. Тело с расползающейся под ним лужей крови напоминало изломанную игрушку. Гю опустил револьвер и, прищурившись, отрешённо, оценивающе осмотрел мечты прошлого, рухнувшие цели настоящего, уничтоженный смысл будущего. Отныне и для него жизни нет. Душа умерла вместе с самым дорогим сокровищем. Гю будет лишь существовать и неприкаянно скитаться по свету. - Вышвырните эту падаль. – приказал он толпившемся у ворот ребятам и, резко развернувшись, покинул дворик. Гю не знал, что в этом теле ещё теплилась жизнь. И парень, которому выпал жребий отвезти труп в морг, заметил это. Его звали ДонУ. Единственный из всего окружения, кто считал МёнСу человеком, всегда дружелюбный, приветливый, обаятельный, он завсегда рад был перекинуться с младшим словечком, даже не смотря на предостерегающие, ревнивые взгляды Гю. И он почувствовал лёгкий пульс. Парень ни секунды не колебался и, вопреки приказу, отвёз МёнСу к знакомому врачу. Эл так и не узнал, кто именно был его спасителем. ДонУ посчитал, что так будет безопаснее для всех. Врач долго боролся за жизнь пациента, оперируя лёгкое, вытаскивая пулю, борясь со свирепой лихорадкой. После выздоровления МёнСу домой не вернулся. Он встретился с матерью, подождав, пока дома будет только она одна. Мать долго плакала, обнимая сына, так как уже не чаяла увидеть его живым. Отчиму и сводному брату ничего не сказали. МёнСу подделал документы, поменяв фамилию, дату рождения и уехал в другой город, в Сеул. Через несколько месяцев он стал считаться без вести пропавшим. Мать звонила ему редко и очень осторожно. Она как-то обмолвилась, что несколько раз видела огненно-красную макушку Гю, бродившего неподалёку. А ещё через какое-то время у матери обнаружили рак. Четвёртой степени. Она угасала быстро… *** POV МёнСу Я нанялся санитаром в ту больницу, в которую её положили, чтобы круглосуточно находиться рядом. И был с нею в последние часы жизни. После её смерти я решил учиться на врача. P.S. Если бы это писал не я, я бы рыдал Т.Т