Мелькают дни

      Флориан не хочет идти. По правде говоря, он в принципе ничего не хочет делать. Не хочет дышать и не хочет жить — жизнь превращается в существование, из которого в одночасье высосали все краски, оставив лишь серое, чёрно-белое полотно. И он смотрит вперёд пустым выцветшим взглядом; и он не слышит ничего, что происходит вокруг.       Он лишь прижимает к себе холодную безжизненную голову Хравна. Нет ни страха, ни отвращения — лишь бесконечная скорбь. И завёрнутая в его мантию, своеобразный саван, голова — всё, что у него осталось от Хравна. Всё, что он имел, униженный и сломленный.       Погребальный костёр горит скромно, да и не похож он в принципе на погребальный костёр. Нет ни отпевания, ни соответствующих ритуалов. Он даже не собран из ветвей, как подобает, а зажжён магией, пусть они и находятся посреди леса. У Флориана просто нет сил, и кажется, он действует просто по какой-то инерции. Привычка толкает его существовать дальше, в то время как разум и сердце отключаются совершенно.       Отблески пламени блестят в пустых глазах. Он видит и не видит костёр перед собой. Моргает через раз и не замечает, что до боли, до онемения костяшек сжимает во второй руке древко зачарованного копья — оно и похищенный с запястья Хравна браслет — всё, что у Флориана осталось.       Судорожный высокий всхлип вырывается из его груди, но он не замечает и этого. Веки закрываются сами собой, и горячие потоки слёз текут по его щекам. Ему больно, ему так больно — и ноги отказываются держать его. И он падает прямо на чёрную землю, чувствуя тепло догорающего костра. Сжимает обеими руками воткнутое в землю копьё и утыкается лбом в большие пальцы, словно пытаясь удержать равновесие.       Скорби слишком много. Боли слишком много. Хравна забрали так резко, так нагло, будто вырвали из Флориана с мясом огромный кусок. И он истекал кровью, не в силах примириться с потерей, к которой был абсолютно не готов. Ему не дали ни попрощаться, ни принять, но сразу бросили в это пламя, и на самом деле с головой своего возлюбленного только что сгорел и он сам.       Он не хотел идти. Не хотел дышать. Не хотел жить. Хотел застыть статуей там, где сидел. Печальным молчаливым стражем могилы-которой-нет. Дикие травы и плющ обвили бы его, и он отдал бы им свою скорбь и горе утраты. И не было бы этой боли. И не было бы вообще ничего. Даже пустоты, глодающей по живому его сердце и душу, пожирающей истекающую кровью плоть.       Он словно был здесь и не здесь. Всё в одночасье потеряло свой смысл, и Флориан превратился в тень самого себя. Какая теперь уже разница…       Осторожное прикосновение тёплой ладони, накрывшей его плечо, слабо приводит его в себя и возвращает в реальность. Он всё ещё здесь и не здесь, но когда Каллен ненавязчиво, но настойчиво уводит его за собой, Флориан повинуется и идёт следом, хоть и не видит в этом никакого смысла. Внутри него расползается пустота, и он всё такая же тень себя самого, действующая по инерции.       Они уходят, оставляя позади себя могильник. И в этом могильнике Флориан теряет, пожалуй, самую важную часть себя. Ту часть, которую он больше никогда не сможет ни восстановить, ни заполнить новым смыслом.