Мелькают дни

      Для них подобное становится неожиданностью. Впрочем, не только для них это была бы неожиданность, на самом-то деле, ведь кардинал блестяще держал маску и справлялся со своей ролью.       Будучи при этом совершенно не тем, кем все его считали. — Что мы будем делать? — друзья собираются вместе, и общую, кажется, мысль озвучивает д'Артаньян.       Вечером тяжёлого дня во дворе гарнизона предсказуемо пусто, и все четверо могут не опасаться быть услышанными. Но при этом обсудить и поговорить о том, что их сейчас волнует больше всего. — А что мы можем сделать? — Атос обводит друзей спокойным взглядом, скользя по задумчивости на их лицах.       Действительно, что они могут сделать? Выдать тайну, что была им доверена, и загубить не три жизни, но репутацию всей своей страны? Принести страдания и боль тому, кто фактически заменил им отца? Отобрать у него последнюю надежду и шанс, вырванный из лап жестокой судьбы?..       Портос хмурится, сжимая кулаки; д'Артаньян задумчиво потирает подбородок; Арамис вздыхает, прикрывая глаза. В конце концов, именно он первым нарушает мимолётное молчание. — Я знал, что кардинал ждёт ребёнка, — негромко произносит он, и три удивлённых взгляда впивается в него. — Ещё тогда, когда его отравили, мне случайно открылась эта тайна. — И ты сберёг её даже от нас... — Портос понимающе кивает, разжимая кулаки. — Я не испытываю никаких тёплых чувств к кардиналу, — Арамис вздыхает, и сам того не подозревая, озвучивает общую мысль. — Но его позор — позор всей Франции. Его страдания — страдания капитана. — И потому мы должны забыть об одном человеке, чтобы сохранить относительную стабильность тысячи, — рассудительно продолжил Атос. — Подарить радость, которой он пожертвовал, тому, кто отдал нам всё, что имел сам, — покачал головой д'Артаньян. — Капитан заслужил это, — скупо кивнул Портос. — Мы не можем забрать у него его ребёнка... И мужчину, которого он полюбил. Даже если сами не понимаем и не одобряем этот выбор.       Друзья молча согласились со словами друга. И не говоря ни слова, осушили до дна кружки с вином за новорожденную дочь капитана.