Мелькают дни

      Джеддит с самого начала чувствовал, что это плохая идея. Но кто он таков, чтобы спорить с господином, оказывающим ему такую высокую милость? Если он хочет служить ему, значит, стоит прислушиваться ко всем его приказам, и если хозяин сказал, что надо, значит, так оно и есть. То же, что ничего хорошего от этого явно не будет, Джеддит до последнего упорно держит в себе.       Сын Ночи выкладывает перед Джеддитом много интересных тем. Внутренние проблемы души, о которых, даже если он и смутно подсознательно подозревал, никогда не думал. Ведь он всего лишь жертва на заклании, чьи чувства никого не волнуют, а потом просто стало не до всего этого. Ведь он должен хорошо служить мастеру, и только тогда будет получать от него величайшую награду в виде его внимания.       То, что за фанатичной преданностью кроется чувство совсем иного толка, Джеддита повергает в откровенную растерянность. Но Сын Ночи показывает ему чётко и ясно, и Джеддит не знает, что ему теперь с этим знанием делать. Нежное, хрупкое, робкое и такое человеческое чувство ростком надежды пробивается внутри, и когда он понимает его, он чувствует себя уязвимым.       Господин единственный, кто не стремится причинить ему боль. Он сильный и надёжный, и рядом с ним Джеддит ощущает покой и защиту. Поэтому-то всегда льнёт к нему после секса, стараясь задержать на дольше это ощущение тепла и близости? Поэтому-то в такие моменты позволяет себе то, что не позволяет в обычное время взаимодействия, списывая всё на негу и усталость после жаркой страсти?       Джеддит хмурится, ведя плечами, и чувство уязвимой внутренней обнажённости медленно обволакивает изнутри. Конечно, они не говорят о любви, ведь это смертные глупости, которые никого не интересуют в Аду, где действует лишь одно правило: будь достаточно сильным или умри. Адалерт слишком прагматичен и хитёр, чтобы поддаваться эмоциям, поэтому даже если бы Джеддит знал, что влюблён в него, всё равно никогда не стал бы говорить об этом. Его ценность только в эффективном служении, а всё остальное — смертные глупости…       «Но ведь зачем-то же он привёл тебя ко мне»       Джеддит хмурится ещё сильнее, внутренне чувствуя себя растерянным ребёнком. Он не знал, что ему делать с этим знанием, таким очевидным и внезапным. Стоило ли говорить о нём мастеру? Он хотел, чтобы Джеддит избавился от него? Как он должен был поступить? Всё стало так невыносимо сложно, когда Сын Ночи показал ему то, что лежит на поверхности, и Джеддиту было одновременно страшно и горько.       Он сам не заметил как влюбился в своего хозяина.       Жгучий горячий стыд медленным огнём разгорается внутри. Он оказался недостаточно хорош и циничен, чтобы такие элементарные человеческие слабости не смогли одолеть его. Мастер его за такое точно по головке не погладит, а посмотрит с презрением и вышвырнет как разочарование. И если Джеддит потеряет его… как он будет жить дальше?       У него не было никого и ничего — вся его жизнь принадлежит господину. Служение ему и фанатичная преданность — всё, чем Джеддит живёт. Если у него отберут это, он сломается, и существование превратится в ад ещё до ада. Господин ведь не будет возиться с ним и вряд ли захочет принять его чувства. Но куда Джеддиту идти, если хозяин прогонит его? Он ведь никому больше служить не сможет. А в обычной смертной жизни у него нет ничего и никого, за что можно было бы зацепиться и существовать дальше. А как после смерти? Куда он подастся в аду? Там он тоже будет одинок без места, куда прибиться.       Одна мысль о расставании с мастером приносит Джеддиту невыносимую боль. Он слишком сильно к нему привязался, и всё остальное имеет меньше значения, он как-нибудь выкрутится, если будет необходимость. В конце концов он неплохой ювелир, мог бы открыть лавку и всё такое, но какой в этом смысл, если вся его жизнь в служении господину, он отдаёт ему всё… а теперь вот его не будет. Да, вроде бы свобода, но Джеддит не хочет этого, ему не нужно это. Потеря покровительства хозяина сломает Джеддита, разобьёт окончательно. Минус тяга к жизни и к жизни после жизни. Пойдёт убьётся при первой же удобной возможности, что будучи смертным, что переродившись в Аду, ведь иначе одинокое существование абсолютно бессмысленно, а мастер… единственный, рядом с кем Джеддиту спокойно и он чувствует себя на своём месте.       Он всхлипывает и съёживается в комок, полный искренних страданий и страха. Никому ещё любовь не несла столько отчаяния и боли, и Джеддит считал её худшим, что могло с ним случиться. Был уверен, что тот, к кому она направлена, не примет её и отвергнет, и навсегда отвернётся от Джеддита, что было совершенно невыносимо. Глупые, никому не нужные чувства — Джеддит умел манипулировать ими у других, а значит, пришла пора применить полученные навыки на себе.       Разговор с Сыном Ночи оставляет глубокий шрам, и тоска пожирает Джеддита изнутри. Но он давит её, прячет в самых глубинах своей души. Отдаляется и дистанцируется, чтобы не выдать себя и не спровоцировать, и даже после жаркого секса больше не лезет с объятиями и наивным желанием невинной близости. Просто выполняет свою работу, уходя в неё с головой, стараясь не думать о том, как это больно, словно с мясом из него выдрали огромный кусок. Но это всё можно пережить, рано или поздно он привыкнет — самое главное, что он всё ещё оставался рядом с мастером. Всё же остальное… это было неважно.       Что при этом думал сам Адалерт, Джеддит боялся даже представить. Но он был неглуп и внимателен, и разумеется, он сразу заметил перемены в своём последователе. Замечал, что его душевное состояние неспокойное, потому и попросил Сына Ночи, единственного компетентного в подобных вопросах пленника, помочь. Но как-то после разговора с ним Джеддит изменился ещё больше, и эти перемены совершенно не нравились горделивому архидемону.       Внезапно чужое отстранение задевало не только самолюбие, но и что-то, что давно было похоронено в тёмных глубинах его души. — Смертный влюблён в тебя, — на мрачный вопрос Адалерта «что ты ему наговорил?» Сын Ночи отозвался с бесстрастным равнодушием. — Но он боится, что ты отвергнешь его. Старый прагматичный архидемон — смертный опасается, что его чувства тебе не нужны. Что ты держишь его рядом с собой лишь из корыстной выгоды, и когда он явит перед тобой свою слабость и искренность, ты решишь избавиться от него. Но ты слишком важен для него, ты стал для него всем миром, и потеря твоего покровительства для него станет ударом, который он не сможет пережить. Поэтому он жертвует тем, что считает малым и ненужным, даже если это причиняет ему ещё больше страданий, чтобы не потерять то, что действительно ему важно. — И что мне с этим делать? — Адалерт нахмурился, откровенно растерянный услышанным, на что Сын Ночи ответил с едва различимой тенью насмешки: — Ты мне скажи, что ты хочешь с этим сделать. Насколько для тебя действительно ценен этот смертный и что ты сам чувствуешь по отношению к нему.       Адалерт не знал, что именно он чувствовал к Джеддиту, но Джеддит был полезен и определённо ценен. У него было множество полезных талантов, но кроме прагматичной пользы, с ним было приятно даже чисто по-человечески. Возможно, он по-своему привык к этому смертному и даже привязался к нему, поэтому-то полученная информация так обескураживала, а чужое отстранение, откровенно говоря, причиняло известный дискомфорт. Что ж, стоило как обычно взять ситуацию в свои руки. — Джеддит, — он позвал смертного спокойно и властно, и тот вздрогнул, с удивлением посмотрев на мастера. Выглядел уставшим и отрешённым, и Адалерт недовольно сжал губы в тонкую полоску. — Я знаю, о чём ты говорил со Скией. И я хочу сказать, что я принимаю тебя. В конце концов, это Ад, здесь никому нет дела до чужих отношений. — Ну да, — Джеддит отвёл глаза, откликнувшись вяло, и неуютно повёл плечами. — Но у меня же чувства… Это так… по-человечески. Слабо. Демонам ведь не нужны все эти человеческие глупости, они над ними скорее посмеются, и я не хочу, чтобы из-за этого наши отношения пострадали и ты бросил меня… — Ты слишком ценен, чтобы бездумно разбрасываться такими кадрами, — фыркнул в ответ Адалерт и уверенно припечатал: — Мне сложно понять твои чувства, но я готов принять их. С тобой приятно не только с прагматичной точки зрения. Мне нравится именно твоё внимание, и я хочу продолжать получать его. Кроме того, ты отдаёшь мне столько энергии, и секс с тобой хорош — глупцом был бы тот, кто не ценил всё это, отвергнув лишь потому, что к простому прагматизму вдруг примешались чувства. Возможно, так даже будет лучше? Ещё больше отдачи и энергии, и верности, и стараний в работе — я хочу это увидеть, и я хочу это получить, Джеддит, — его глаза хищно блеснули, и смертный осторожно и неуверенно посмотрел на него.       Он шмыгнул носом, снова стыдливо отведя взгляд. Потоптался на месте, а после тихо неуверенно спросил: — Могу ли я, в таком случае, обнять тебя?       Адалерт издал смешок, и подойдя ближе, властно схватил Джеддита за подбородок, поднимая его голову и заставляя посмотреть в глаза. И прежде чем тот успел удивиться, наклонился, крепко и уверенно поцеловав его, вкладывая в поцелуй весь свой голод и власть, чувствуя, как горячие руки человека осторожно обвили его талию. — Таких верных подопечных найти очень сложно, так что место я тебе уже подготовил, — отстранившись, он также властно прижал Джеддита к себе. — У меня на тебя планы, так что хочешь ты этого или нет, ты останешься со мной навечно. — Для меня нет награды желаннее, чем провести с тобой вечность, господин, — вполне искренне ответил смертный, ткнувшись носом в сгиб шеи мастера, вдыхая его запах и расслабляясь в его руках.       Он всё ещё не был уверен, мог ли «в открытую» любить Адалерта, но тот, кажется, не отвергал его чувства, выбирая для себя принятие. Что ж, в таком случае, Джеддит готов был отдавать даже больше того, что отдавал раньше, полный верности и любви, которые принадлежали лишь мастеру и никому больше.