Истинный дар.

      Если день Камило начинался хорошо, то у Бруно была куча проблем. Для начала, он не хотел вылезать из тёплой кровати. Слишком он отвык от тепла за последние десять лет в стене. Потом, когда крысы начали дёргать его за волосы, он лишь смахнул их, забираясь под зелёное тёплое одеяло с головой под недовольный писк питомцев. Они были голодны. Но хозяин лишь сильнее сворачивался в калачик, закрывая уши от надоевшего нескончаемого писка, от криков, которые слышались с улицы, от разговоров домочадцев за его дверью. Хотелось тишины. — Мои хорошие, вы же сами можете прибежать к моей любимой сестре и попросить еды, — недовольно бурчит Бруно.       Мужчина лежал, съёжившись в кровати. Глаза были открыты, пока в уголках быстро накапливались слёзы, стоило ему моргнуть, как они быстротечно побежали по носу. Дыхание сбилось, не хотелось совершенно ничего, как тогда, в тот день его «побега» из своей собственной семьи, которая всё ещё ненавидит его, не произносит имя, не зовёт помогать на улице. «Я никогда не хотел, чтобы меня ненавидели!» — прошептал мужчина себе под нос, утыкаясь в одеяло носом и громко зарыдал. Лишь бы Долорес не услышала, не рассказала кому-то. Крысы перестали пищать, как только услышали громкие всхлипы хозяина. — Почему именно я? — Бруно не хотел слышать ответ на данный вопрос, вот вообще не хотел, да собственно и никогда не услышит. Никто не способен ответить на него, семья лишь опустят виноватый взгляд в ноги, что-то мямля под нос. — Бруно! Просыпайся! Нам нужно поговорить, — мужчина сковал сильный страх, он лишь продолжал всхлипывать, не решаясь выглянуть и взглянуть на пришедшего, как тот понял по голосу, Камило. Этот парень — единственное, что вызывало у того искреннюю улыбку, испарившуюся за десятки лет от ненависти общества к нему, его дару. — Бруно?       Лицедей закрыл дверь, подходя к трясущемуся мужчине, не решаясь дотронуться. Вот этот момент, которого тот боялся всё время. Что ему делать? Сбегать за водой или крепко обнять? Узнать, что случилось? Вопросы бросали из угла в угол, заставляя того начать кусать свои губы и самому чуть ли не начать рыдать от этой картины. Сердце сжималось, быстро колотилось в груди. Он, собрав всю свою волю в кулак, сел рядом с ним, начиная медленно поглаживать по бокам, то ли боясь спугнуть, то ли боясь ещё больше напугать травмированного мужчину. «Идеальная» семья, не правда ли? — Мой хороший, что случилось? Давай поговорим, пожалуйста. — Он хоть чего-то добился, его Tío перестал трястись. Данный факт не мог не радовать лицедея, он аккуратно лёг рядом с, как он подумал по местоположению мужчины, лицом, ожидая, когда тот вылезет из своего непрочного укрытия. — Ну давай же, ты можешь мне довериться.       Провидец аккуратно убрал одеяло с головы, всё равно оставаясь закутанным. Камило улыбнулся ему, обхватил лицо руками и мягко поцеловал в лоб, начиная нежно перебирать спутанные от сна волосы. Бруно был заплаканным и сонным, продолжая изредка шмыгать носом. По его виду было ясно, что тот хотел сказать ему что-то, но слов подобрать не мог или не хотел. Непонятно, чего именно: не хотел говорить, что с ним или просто не желал подавать голос. — Они…они не примут меня, как бы сильно я не старался, да? — Тихо прошептал Бруно, с лёгкой надеждой смотря на своего любимого племянника. В голове лицедея вспыхнула сцена ссоры Абуэлы с Мирабель, от чего тому стало более некомфортно. Тот роковой день он предпочёл стереть из памяти раз и навсегда, но раз тому нужно выговориться, то он всё же выслушает. — Я знаю, что виноват, что мой дар…мой дар так ужасен. Но… но я правда не специально… Я…я никогда не желал никому зла… правда… — Камило убрал руку с волос, начиная поглаживать влажную от слёз щёку, расстроенно улыбаясь. — Родной, семья любила, любит и будет любить тебя. Просто мы совершили огромную ошибку, как и городские, когда решили, что плохое будущее — твоя заслуга. Но, милый, ты ни в чём не виноват. Правда, не виноват. Пожалуйста, не заботься об одобрении всех людей, человек не способен угодить всему миру, как бы он не старался. Твой дар просто прекрасен, правда. — Камило аккуратно поцеловал своего Tío в щёку, смотря за растущим смущением и непониманием в глазах. Бруно с детства жил с установками, что все беды, что случались в семье — принёс он. За разрушение дома, за ненависть к Мирабель — он корил себя и только себя. Он увидел, значит он был в этом всём виноват. Но сейчас, видя искренность в глазах племянника и слыша подобные слова, он начал немного сомневаться в своих мыслях. Если не он виноват, то кто? И сейчас, находясь в заботе Камило, он, наконец, смог свободно дышать. — Не думай о городских, хорошо? Зачем думать о тех, кому, что не скажешь — всё правда. Мы вместе пройдём через это, ты заслужил быть свободным от этих мыслей. Ты имеешь право быть счастливым, даже когда другие против этого. Мы будем рядом, мы твоя семья и мы поможем тебе выкарабкаться из этой глубокой ямы, я обещаю, родной.       Глаза Бруно вновь налились слезами. Он не мог понять, почему начал рыдать. Его дорогой племянник крепко обнял его, силой заставляя уткнуться в свою грудь, крепко прижал к себе, возобновляя приятные поглаживания по голове. Провидец горько плакал, чувствуя давно позабытое, но такое приятное тепло, разливающееся по телу. Он был нужен! Его кто-то любит! Кто-то крепко обнимает его, не лезет с постоянными расспросами или лишним флиртом. Со временем дыхание началось выравниваться, слышалось лишь несколько всхлипов. Камило поцеловал его в макушку головы, немного отодвинулся, смотря в светло-зелёные глаза с самой искренней улыбкой. — Пойдём кушать, ты очень худой! Что? Что ещё за недовольное лицо? — Бруно издал слегка хрипловатый смешок. — Хорошо-хорошо, пойдём. И ребят надо взять с собой, проголодались и испугались, бедные мои.

***

      Семья вновь собралась за завтраком. Наконец, Бруно был с ними, даже немного улыбался, рассказывая что-то Феликсу и Пепе. Мирабель была очарована тем, что дяде становилось лучше, благодарила за это своего брата и клялась помочь ему в начинаниях излечить своего травмированного родственника. Тот лишь улыбнулся, пожимая плечами и говорил, что Бруно сам всё делает, он лишь подталкивает его на путь истинный и старается сделать из запуганного котёнка нормального человека. — Бруно, чем ты планируешь сегодня заняться? — раздался строгий голос Абуэлы с другой стороны стола, от чего мужчина нервно сглотнул, опуская виноватый взгляд в стол. — Мама! Не начинай сейчас, хорошо? — Пепа слегка приобняла, растерявшегося от резкого вопроса, брата, — думаю, он сам способен занять себя. Ты слышала? Он помог местному библиотекарю, слышала бы ты, как он благодарил его и нашу семью! — С гордостью произнесла та, кладя голову на макушку смущённого Бруно, нелепо улыбающегося от этой новости. — Действительно? Что же ты ему рассказал? — Абуэла всё не унималась. — Что…что его жена сможет излечится от смертельной болезни и у них будут замечательные дети. — Глаза у Бруно засветились от приятного воспоминания. В них больше не читалась тоска и опустошённость, лишь уверенность и гордость за себя и собственный дар. — Ты молодец. — Абуэла улыбнулась, мягко смотря на Бруно, но тут же разгневанно посмотрела на Камило, пытающегося уйти незамеченным за добавкой, — Касита! — Проказника-внука дом с лёгкостью поймал, откидывая назад на стул, тот недовольно посмотрел на бабушку и как типичный подросток, которому запретили пакостить, скрестил руки у груди и надул губы. Провидец посмеялся, двигая ему свою тарелку с вкусностями. — Я наелся, можешь взять. — Абуэла закатила глаза, кивая в знак разрешения, мальчишка выпрямился, притягивая тарелку своего Tío к себе.       После завтрака Мирабель взяла под руку своего дядю и быстрым шагом повела вверх в свою комнату. Дверь была красиво расписана, каждый член семьи добавил что-то от себя. Но большее внимание всех прихожан привлекал именно крысиный театр её дорогого дядюшки. Действительно, он тогда очень хорошо постарался, чтобы всё смотрелось гармонично и красиво. — К-куда мы, Мирабель? Зачем мы идём к.к тебе? — Слегка опешивший от резкого подхвата, Бруно наконец смог подать голос. Но было уже слишком поздно, его завели в комнату, снизу слышалось недовольное и тихое бурчание Камило, потерявшего дядю из виду. — А я всё знаю! Почему моему проказнику брату ты позволяешь себе помочь, а мне нет! — Мирабель выглядела словно ребёнок, у которого отобрали конфету. — Мирабель, я позволяю ему себе помочь, потому что он захотел меня спасти. Его намерения мне понятны: изучение новой науки о душе, практика, твои же — нет. — Честно, девушка никогда не видела своего родственника таким серьёзным, как сейчас. Правда, она просто хотела помочь и воодушевить его на общение с другими людьми, которые не входили в их семью. — Дядя Бруно, — она взяла его за руки, — я очень хочу помочь тебе. Не из-за того, что у меня должны быть какие-то намерения или причины, а потому что ты мой дядя, моя семья. Ты заслужил быть счастливым человеком. Ты не должен бояться людей, грустить и тосковать, понимаешь? Это получится не жизнь, а сплошные страдания. Мы вместе были белыми воронами в семье и вместе должны избавиться от этого клейма. — Мирабель крепко обняла его, начиная медленно поглаживать по спине, продолжая шептать тихие извинения. Бруно, слегка повременив, принял её объятия, утыкаясь лбом в плечо.       В дверь резко постучали, от чего мужчина отшатнулся от племянницы, хватаясь за сердце. Они его в могилу сведут подобными выходками! Мирабель посмеялась, поглаживая, облокотившегося о кровать дядю, по плечу. Касита открыла дверь, впуская недовольного Камило, сложившего руки у груди, с надутыми, от детской обиды, губами. — Что произошло? — Лицедей вопросительно смотрел на близких, продолжая держать руки у груди. — Ты напугал его своим стуком, — Мирабель продолжала посмеиваться, смотря на недовольный взгляд своего дяди. Ну не могла она сдержать смеха! Он был слишком мил и выглядел забавно.       Камило рассмеялся, опуская руки и подошёл к дяде, беря его под локоть. Прежде, чем вывести его из комнаты, бросил своей сестре что-то вроде: «Вынужден украсть.», быстро уводя растерявшегося мужчину. Его целый день будут таскать? Он, как бы, и сам может ходить. И с удовольствием бы выполнил просьбу пройтись с племянниками! Почему вечно надо куда-то утаскивать. Они вместе поднялись на второй этаж, где его племянник, наконец, остановился, оглядываясь по сторонам. В какую комнату пойти? У него в комнате одни зеркала, а если у Бруно начнётся паническая атака? Камило вздрогнул, отгоняя подобные мысли прочь. Хотя в комнату с песком. тоже не особо хотелось.       Провидец неловко улыбался. Всё же они решили пойти в комнату лицедея, хотя скорее один решил, другой просто пошёл следом. Бруно не нравилось находиться тут, было неловко и ощущение постоянной слежки не давало покоя. Куда бы ты не пошёл — везде ты и твоё отражение, которое иногда искажалось из-за разного освещения. Камило посадил его на кровать, садясь рядом и искренне улыбнулся, подбирая слова и сгорая от смущения внутри. Бруно не понимал, что происходит. — Так, зачем мы пришли в твою комнату? — Провидец не хотел подавать голос первым, но всё же переступил через себя и развеял давящую на него тишину. — Я люблю тебя. Не так, как родственника, — Камило отпустил его руки, взгляд упал на жёлто-оранжевый ковёр посреди комнаты, — понимаешь, я уже долгое время думал над всем, что происходит между нами. Тогда, пока я спал у тебя на коленях возле реки, я почувствовал твой поцелуй и мне захотелось ответить на него, но понимал, что подобным жестом я лишь отпугну тебя. — Бруно вздрогнул, чувствуя грехи на своей спине. — Камило, разве мы можем? Множество факторов того, что наша семья не примет нас, ещё больше возненавидит меня и от тебя могут отказаться. Ладно, все знают, что меня не привлекают девушки, но на тебя разве не возлагают огромные надежды, что ты приведёшь девушку, будут дети и внуки…и я…да, ты мне тоже…нравишься…но разве. — Бруно сдался под конец, опуская виноватый взгляд на собственные руки, которые не в силах был поднять. — Какая разница? — Что? Провидец посмотрел на него с горькими слезами на глазах, не понимая, что тот имеет ввиду. — Я думаю, они примут. Лишь бы мы были счастливы. А если и нет, то мы есть друг у друга. Из любой ситуации выход найдём, главное верить в себя и никогда не сдаваться.       Верить в себя? Не сдаваться? Прошло уже достаточно много времени с того момента, как мужчина занимался подобным. Он всегда лишь сдавался, уступая дорогу другим — более успешным, нежели он сам. Сдаться и уйти из семьи в день, когда Мирабель не получила дар — он посчитал лучшим решением, нежели принять факт того, что магия может быть как разрушена, так и спасена. Его покалечили обстоятельства, он потерял веру в людей, в своё будущее, но всё равно хотел верить мальчишке, сидящему напротив с самой искренней улыбкой из всех, что видел.       Камило крепко обнял его, повалил на себя, прижимая к груди. Он был очень рад так, как никогда до этого. Хотелось расцеловать напуганного мужчину, чтобы тот до конца поверил в действительность и согласился быть с ним всегда. Провидец нерешительно обнял в ответ, утыкаясь носом в грудь, сминая жёлтое пончо и начиная еле слышно всхлипывать. От чего он плакал — понять сам так и не смог, то ли от осознания того, что его кто-то принял и любит или от горечи того, что он грязный извращенец, раз любит собственного родственника куда больше, чем положено. — Мы будем вместе, чтобы ни случилось. Я обещаю тебе. — Я верю тебе, Камило.       Лицедей приподнял его лицо, мягко целуя нос, продолжая улыбаться. Большим пальцем руки он вытирал слёзы, текущие из глаз провидца. Если он поцелует его, то не слишком сильно напугает? А впрочем… Камило невесомо дотронулся до чужих губ своими, прикрывая глаза. Обычный, лёгкий, детский поцелуй видели лишь стены комнаты. Отстранившись, смущённый провидец зарылся носом в чужую грудь, скрываясь под капюшоном своего изношенного зелёного пончо, от чего лицедей лишь тихо посмеялся, крепко обхватывая талию того.

Как хорошо иногда позволить себе быть счастливым.