Зависимость

Скарамучча крутит в руке погрызанную ручку, уже сто раз пожалев, что согласился на это, хоть другого пути нет, и он это понимает. Быть изгоем он умеет идеально, людей к себе близко не подпускать – тоже. Главное – такое положение его устраивает. Если что, он всегда может спросить что-то преподавателя, а со сложным заданием обратиться к Тарталье. Но он не учёл одного. Преподы бывают разные, а Тарталья учится на другом факультете, и такой предмет у него может напрочь отсутствовать. Выгнать Чайльда из их комнаты не составляет труда, он и так часто ночует у историка. Но все же теперь, задумавшись, не такой уж и плохой идеей было оставить Тарталью в комнате – так хоть крыша бы не уехала. Скар поднимается с кровати и открывает окно. Черт его дёрнул звать именно Казуху. Казуху, блять, на улыбку которого он дрочит второй месяц. И ладно бы, если это произошло всего один раз. Но два блядских месяца, его красные глаза и тонкие изящные пальцы от малейшего, даже обычного, движения могут нехило возбудить. Скар пиздецки зависим от него и это понимает. Возможно, потому он его и позвал. Стук в дверь, и Скарамучча подпрыгивает на месте, как ошпаренный. Заебись, он даже не знает, что сказать. Они в универе от силы общались раза два, и то, в один из них Скар еле выдавил из себя "с днём рождения", а другие в голову даже не приходят. Позвал к себе он его вообще через его же соседа по комнате. Хорошо, что Горо общительный. Или плохо. Блять, ему стоило заранее продумать план разговора. Скар отходит от окна, чувствуя, как сильно его шатает. — Тарталья, чем ты думал, когда бросал меня тут одного. Дрожащей рукой он открывает дверь. Казуха лучезарно улыбается. — Не переживай так. Я не закусаю тебя, пока мы будем одни. Пусть Чайльд Тарталья тоже займётся своим делом, — класс, он все слышал. Пофиксите уже баг с бумажными стенами этой общаги. И, стоп, подождите. Что? Вашу мать, он сказал закусать? Он молча делает шаг в сторону, пропуская Казуху внутрь. Черт-черт-черт. Скар никогда не слышал его голос так громко. А ещё у него оказывается длинные ресницы. И распущенные волосы красиво лежат на плечах. Пиздец. Хорошо, что он додумался надеть длинное худи. А то в ближайшем будущем его бросила бы последняя надежда, оставив у Казухи отвратительный, развратный его образ. Каэдэхара кивает в сторону стола, когда у Скарамуччи появляются силы повернуть в его сторону голову и закрыть дверь. — Сюда? — Конечно. Кажется, сразу видно, что там Тарталья живет, — Скар указывает головой на другую часть комнаты. Действительно, половина Чайльда будто пропитана его энергетикой. Скарамучча доволен собой. Он сказал целых два, если их можно так назвать, предложения и не упал лицом в грязь. Скар выдыхает, забирает стул Чайльда и подставляет рядом со своим, на который на его глазах садится Казуха. Скарамучча сглатывает и садится рядом. — Окей, просто скажи сразу, что пропустил, и оттуда начнём. * Спасибо Тарталье, что стал первой темой, которую Скар смог "обсудить" с Казухой. Дальше все идет как-то, на удивление, просто. Возбуждение быстро спадает, как только Скарамучче удается сосредоточиться на словах, а не на голосе. Материал оказывается относительно лёгким, потому в итоге Скарамучча остается сидеть разбирать его один, а Каэдэхара перемещается на его кровать, вместе с блокнотом и карандашом. В этот момент Скар думает, что зря согласился. Если опустить мысль о том, что Казуха прямо сейчас лежит на его кровати, то в голову лезет другое. Чирканье карандаша Каэдэхары по плотной бумаге. Скарамучча буквально не может заставить себя вернуть внимание в чужую тетрадь, снова углубиться в аккуратный почерк, ведь перед глазами только плавные движения его руки с карандашом. — Прости, но это отвлекает. Звук прекращается. — Тебе сразу стоило предупредить. Скарамучча мысленно выдыхает, прикрывая глаза. Слава Богу. Не тут то было. Бог его предал. — Тогда я посмотрю, что ты делаешь, — Казуха в мгновение оказывается за ним, укладывает голову на плечо, шепча на ухо. Если он думает, что это меньше отвлекает, чем его рисование, то он ошибается. У Скарамуччи от этого сердце стучит с такой скоростью, что больно отдаёт в грудную клетку и он уверен – Казуха слышит. Скар собирает в себе силы, умоляя свой организм забыть все, что связано с эрекцией. Пальцы до покраснения сжимают ручку в руках, благо она это стойко выдерживает. Как же Казуха к нему близко, жесть. Такое только в мечтах было. Распущенные белые волосы Каэдэхары касаются его плеча и шеи, а рука опускается на стол, для удобства. Прямо рядом с дрожащей рукой Скарамуччи. Между ними минимум сантиметр. Не вдохнуть, не выдохнуть. А ещё у него классный стояк и уши красные. Взору Казухи доступно только второе, но он уже безобидно смеётся. — Ты все ещё болен? Ура, Бог, кажется даёт шанс спастись. — Знаешь, ты прав, — выдавливает из себя Скарамучча, выпускает ручку из рук и отодвигает стул, давая понять о желании закончить (и кончить поскорее тоже). — Скара, ну нет, — Казуха спокойно выдыхает и складывает руки на груди. Его взгляд устремляется прямо на лицо Скарамуччи, — Горо уже сказал, что решить проблему с конспектами сам ты не сможешь, а бросать тебя одного на съедение этому профессору я себе не позволю. Лицо у Скарамуччи ровно такого же цвета как глаза Каэдэхары. Казуха заставляет себя это проигнорировать. — И никаких но. Хочешь, сядем на кровать. Так, может, удобнее будет. «Повтори. Что ты сейчас сказал?» Скар не в силах отказать. И, честно, даже не понимает, хочет он этого или просто сопротивляется. Чертов Бог. 2:2, мать твою. * Скарамучча никогда не замечал, насколько, оказывается, тесная его кровать. Забиваясь в угол, он надеялся, что Казуха займёт свободную часть, а не прижмется вплотную к нему. Настолько, что их колени соприкасаются, а рука Каэдэхары удерживает чужое запястье с тетрадью, потому что руки самого Скара, да и весь он сам, дрожат невероятно. У Скарамуччи от такого перед глазами плывет. Он со стопроцентной вероятностью уверен, что Казуха все понял, но почему тогда остаётся, не уходит со взглядом полным отвращения и вообще жмётся ближе, ему не ясно. Скарамучча понимает, что сделай Казуха сейчас два-три любых движения, он может кончить. Не сказать, что он сильно против, но как это будет выглядеть со стороны? Казуха, будто читая мысли, поглаживает указательным пальцем тыльную сторону ладони Скарамуччи, на самом деле лишь успокаивая, пытаясь унять дрожь. Скар чувствует, как загораются его щеки (хорошо, что такое невозможно), он опускает голову вниз, пряча лицо, и случайно роняет тетрадь. Каэдэхара тихо что-то произносит, наклоняется вниз, оказываясь на одном уровне с лицом Скарамуччи, и тянется к тетради. Близко. Скар неожиданно дёргается и, не сильно отталкивая Казуху кулаком в грудь, прижимается спиной к стене. Это все. Это пиздец. Он спалился, плевать, что ещё десять минут назад, ведь сейчас он, в любом случае, как на ладони. С алым лицом, раздвинутыми ногами и быстро вздымающейся грудью. Казуха, оставшийся сидеть, как и до этого, удивлённо хлопает глазами, разглядывая смущенного Скарамуччу напротив. Второй, замерев на месте, смотрит немного испуганно, ожидая реакции. Казуха молчит. А потом опускает взгляд. Скар снова дергается, оживая, сводит колени и закрывает лицо руками. Блять, какой стыд. — Скара? — Молчи. На удивление, Казуха послушно молчит, даже не двигается. Проходит секунд двадцать, когда Скарамучча отдирает ладони от все ещё красного лица и поднимает голову. Он открывает рот, чуть не роняя грубое "уйди". — Тебе помочь? «Ты серьёзно?» Скарамучча, так и оставаясь с приоткрытым ртом, раскрывает глаза в удивлении. Ему послышалось? Уже давно стоящий член напоминает о себе, когда Скар представляет перед собой Казуху, тянущегося рукой... — Нет, — будто заставляя себя самого согласиться со своими же словами, Скарамучча мотает головой. Казуха склоняет голову вбок, усаживаясь на колени. Скар сидит, пряча лицо, руки его по-прежнему сильно дрожат. Каэдэхара встаёт на четвереньки и берет чужую ладонь в свою. Он честно не понимает, почему ему не противно. Хмурит брови, ещё раз прокручивая в голове ситуацию. И понимает, что хочет остаться. Вглядывается в темные глаза Скарамуччи, только-только поднявшего снова голову, и опускает вторую руку на колено, заставляя развести ноги. — Что... — Тихо, — перебивает Каэдэхара, приближаясь к смущенному лицу. В фиолетовой радужке видит желание, страх, видимо, — Не спорь, ладно? Он медленно проводит левой от колена по бедру, а правой продолжает держать дрожащую ладонь. Скарамучча такой открытый сейчас, податливый, что Казухе голову кружит. Он всегда такой? На парах закрытый, никого к себе не подпускает, а сейчас? В голову лезет одно слово: милый. Чертовски милый. Казуха чуть ближе пододвигается, руку спускает совсем вниз, задирая худи. Хоть штаны и свободные, стояк все равно видно идеально. Скарамучча же просто не думает. Казуха перед ним: раздевает, трогает. И уже от таких мыслей он чувствует, что отключается. Каэдэхара резко запускает руку в штаны, от чего Скар подпрыгивает на месте, шумно выдыхая. — Это был стон? «Вот прям не шутишь?» Лицо Скарамуччи принимает такой испуганный вид, что Казуха, в порыве неожиданной для себя нежности, мягко целует его в щеку, ладонью обхватывает член и медленно ведёт вниз. Скар жмурится, свободной рукой опять закрывается. Казуха осознает, что ему это нравится. Он хочет видеть его эмоции, анализировать для удобства обоих, но не спорит. Не убирает чужую руку, не останавливается. Лишь аккуратно целует дрожащие пальцы, возобновляя движения снизу. Правой стягивает штаны почти до колен, полностью открывая вид на чужую эрекцию, а потом возвращает на былое место, сцепляя руки в замок. Размазывает выступающие капли предэякулята, одновременно массируя головку. Следит за вздымающейся грудью, хватается за каждый тихий вздох, вырывающийся с приоткрытого рта. Напуганный взгляд фиолетовых глаз постепенно уходит, уступая место нахмуренным бровям и расфокусированным зрачкам. Когда Казуха начинает медленно двигать ладонью по стволу, Скар роняет руку от лица, упирая в кровать для равновесия. Каэдэхара замирает, когда начинает слышать тихое поскуливание в такт своим движениям. Скар смотрит куда-то сквозь, часто жмурится, когда Казуха специально слегка задевает мошонку, и громко дышит. Темп не принимает размеренный вид: он то быстрый, то медленный, то отдает внимание головке. В эти моменты Скарамучча в его руках особенно дрожит, потому Каэдэхара раз за разом задерживается в этом месте дольше и дольше, то просто растирая, то надавливая ногтем на уретру. У Скарамуччи мозг отказывается связно думать, потому что, блять. Перед ним буквально сидит дрочащий ему Казуха, что Скар даже в мечтах не представлял ни разу. Белые волосы закрывают обзор, и Казуха с нетерпением их сдувает. Встряхивает головой, но локоны непослушно остаются на месте, и он бросает эту затею. Выдыхает, слыша очередной стон Скарамуччи, ускоряет движения вверх-вниз. Казуха осознает, что закрыл глаза, наслаждаясь процессом, в тот момент, когда Скар касается горячими пальцами его щеки, заправляет прядки за ухо. Каэдэхара поднимает взгляд (кажется, его щеки покраснели), встречаясь с чужим, помутневшим и, возможно, Казухе чудится, нежным. Господи. Казуха не может отвести взгляд. Скарамучча сейчас настолько... прекрасный? За душу берёт, честное слово. У Казухи в груди что-то сжимает, отдаёт в голову и он сам не понимает, как тянется за поцелуем. Скарамучча опускает глаза на чужие губы, что так близко к его. Каэдэхара замирает на месте, видит своё отражение в чужих зрачках, когда Скар вновь смотрит на него. Сжимает член у основания, смущаясь своего же вида в его глазах. Скарамучча сглатывает, закрывает веки и тянет Казуху на себя, спуская руку с щеки на горячую шею. Гладит большим пальцем ключицу, давая Каэдэхаре время прийти в себя и возобновить движения. Только тогда он, кусая нижнюю губу, заставляет приоткрыть рот и неуверенно толкается языком. Казуха неосознанно слегка поднимается, позволяет Скарамучче обвести ряд верхних зубов и только тогда с напором отвечает. Скар на это выдыхает, впивается ногтями в светлую кожу. Пиздец. Казуха его целует. Ещё немного таких приколов, и завтра Скарамуччи не останется в живых. Казуха отстраняется, шумно втягивая воздух. Его губы блестят от слюны, и Скарамучча негромко стонет. От вида такого Казухи сносит крышу. — Быстрее, — он запрокидывает голову назад, царапает плечо, когда Каэдэхара послушно ускоряет движения. Их руки все еще сцеплены вместе и, пользуясь этим, Скар притягивает Казуху ближе к себе, сам не осознавая зачем. Казуха сразу находит ответ. Проводит языком по солоноватой от пота коже шеи, вдыхает запах виноградного шампуня, и кусает. Скар громко стонет. — Казуха... Каэдэхара зализывает укус, втягивает кожу в рот, оставляя тёмный засос, и поднимает голову. Скарамучча смотрит прямо в красные глаза, умоляюще и так чертовски возбужденно, что Казуха переходит в более быстрый темп, выдыхает имя Скарамуччи. Подводит к оргазму. Скар разрывает их зрительный контакт, кусает губу и жмурится. По щеке скатывается слеза, но Казуха ловит её лёгким поцелуем. У Скарамуччи сердце так бешенно стучит, что перекрывает дыхание. Перед глазами у него расплывается, Казуха шипит от ногтей, царапающих кожу все сильней и сильней, и припадает к открытому рту, судорожно вдыхающему воздух, будто его здесь остались считанные крупицы. Скарамучча вздрагивает. —Казу.. Он громко стонет, повторяя чужое имя раз за разом, пока Казуха не сжимает пальцы на головке. Каэдэхара ловит взглядом каждую деталь: приоткрытый рот, мокрые дорожки от слез на щеках, оставленный им же засос, – будто пытается запечатлеть в памяти. Определенно прекрасный. «Казуха? Тебе?» Когда Скарамучча кончает, Казуха приходит в себя. Послеоргазменный вид Скара притянул все внимание на себя, и только сейчас Казуха понимает, что кончил сам. Только в какой момент? Он был настолько увлечен Скарамуччей, что не заметил. — Повтори ещё раз, — Казуха наконец расцепляет их замочек и заводит руку Скара себе за спину своей же, освободившейся, — Моё имя. Наклоняется, оставляя лишь несколько сантиметров между их губами. — Казуха. И мягко целует. * — Не тебе же, идиот ты рыжий, — Скарамучча пнул банку вишневой газировки, которую только что допил Тарталья, — И хватит задавать свои идиотские вопросы. Он перевёл взгляд на чужие белые волосы. Казуха, как и Скар с Чайльдом, сидел на ступенях, немного впереди от них. На коленях его лежал, чтоб его, вчерашний блокнот. Каз крутил в руке карандаш, рисовал какие то линии, а затем, будто оценивая свою работу, подносил карандаш к губам. — Блять, — Скар негромко, но рассерженно вздохнул, — Он либо нереальный еблан либо забыл, что делал этой рукой вчера вечером. Тарталья, только что снова ходивший к автомату напитков, вернулся к Скару с тремя банками газировки: вишнёвая, виноградная и.. мята? Скарамучча нахмурился, но свою виноградную принял, а Чайльд, нагло ухмыльнувшись, пошёл дальше. Казуха повернулся назад, когда прохладной банкой ему постучали по плечу. — Тебе. От Муччи. Он удивлённо хлопнул глазами, чуть отклонил голову, чтобы за Тартальей увидеть нахмуренные брови и злой взгляд Скарамуччи. Скар в упор смотрел в красные глаза напротив, стараясь не покраснеть. Чайльд, блять, предупреждать надо. Улыбка невольно расплылась на губах Казухи, и он рассмеялся, прикрывая рот банкой газировки. Тарталья непричастно сделал один шаг в сторону, полностью открывая вид этим двоим друг на друга. Пока смеялся, Казуха успел уронить блокнот, карандаш, повернуться всем корпусом на Скарамуччу и утереть выступившие слезы. Скар наверняка и не представляет, какой забавный, когда злится. Но открыв глаза, Казуха обнаружил отвернутое от него лицо, покрасневшие щеки и ещё больше нахмуренные брови. Пустая банка виноградной в его руке была сжата. Каз пиздецки милый когда улыбается и смеётся. Чайльд щелкнул открывашкой, задумчиво делая глоток. Вывод он сделал один: Казуха – ходячий фетиш Скарамуччи. Других, более культурных вариантов он подобрать не смог.