Птенец-полукровка
Мэл с любопытством рассматривала совершенно незнакомый предмет, лежащий на краю территории, разрешённой для игр в одиночку. Дальше была запретная часть леса, куда она могла ходить только в сопровождении матери. В той же стороне был город.
Она, может быть, и пошла бы в ту сторону, но на ветках соседнего дерева сидели два ворона. Один, потолще — Боль. Второй, потоньше — Паник. Если она пойдёт туда, куда нельзя, то они тут же скажут маме. А мама будет ругаться.
Слегка ржавый металл противно пах, что и привлекло девочку к источнику неприятного запаха. Сам предмет напоминал очень шипастую корону, распиленную на две части. В центре «короны» была небольшая металлическая платформа, хитро соединённая с половинками.
Дракона любопытно прищурилась и, недолго думая, ткнула эту платформу подобранной неподалёку палкой. Раздался гулкий и резкий щелчок, а половинки короны, оказавшиеся шипастыми «челюстями», схлопнулись, откусив от палки приличный кусок. Мэл отпрыгнула назад, испугавшись и слабо ударившись спиной о ствол дерева.
Несколько секунд стояла тишина, к которой дракона с интересом прислушивалась, ожидая последствий. Вскоре из дальней, неисследованной и закрытой для неё части леса раздались чьи-то тяжёлые шаги.
Девочка осмотрелась, поняла, что добежать до дома, не попавшись на глаза незнакомцу, не успеет. А попадаться очень и очень не хотелось. Почему-то ей казалось, что человек, который явно был опасен, не будет ей рад.
Поэтому она шустро влезла на дерево и прижалась к крупной дубовой ветви, обняв её руками и ногами и прижав крылья к спине поплотнее, чтобы казаться как можно незаметнее. Паник улетел в сторону дома, явно собираясь рассказать маме. Боль нахохлился и остался.
Уже довольно скоро показался крупный темноволосый мужчина. Он присел возле странного предмета, несколько секунд сидел, а потом недовольно проворчал:
— Опять капкан зря сработал. И какая сука их всё время тревожит!
Мэл сильнее вжалась в дерево, с которого упал лист и плавно, кружась, приземлился на землю. Мужчина посмотрел на него, а потом вдруг поднял взгляд на неё. Девочка на секунду растерялась, а потом попыталась залезть ещё выше, потому что мужчина направился к ней с явно недружелюбным выражением лица.
Однако её пальцы соскользнули с ветки, а Мэл свалилась на землю и ударилась головой. Она вскочила и бросилась бежать, но её схватили за шиворот крепкой рукой и легко подняли на уровень глаз. У мужчины были жутковатые голубые глаза, чёрные волосы, тронутые сединой, и мощный подбородок. Он хмыкнул, зло прищурив глаза и поджав губы:
— Так вот кто вечно портит мне охоту.
Девочка рванулась из хватки, энергично тряхнув ногами, и даже царапнула мужчину по руке, но тот не обратил на это внимание. Вместо этого он оттянул на себя одно из крыльев и с усмешкой сказал:
— А вот эти крылышки станут отличным пополнением моей коллекции и займут достойное место среди трофеев.
Боль вцепился мужчине в лицо, но тот легко оторвал его от себя и швырнул в сторону. Мэл задёргалась, пытаясь вырваться из хватки, но и эта попытка оказалась тщетной. Мужчина уже направился в сторону, когда голос мамы холодно потребовал:
— Оставь её в покое, болван.
Девочка продолжила вырываться, гораздо активнее чем раньше, но этого уже не требовалось, так как она упала на землю, поймав коленями несколько колючек, и тут же бросилась к матери. Она успокаивающе погладила её по голове и отодвинула за себя, после чего сказала:
— Иди домой. Я скоро приду.
Мэл испуганно посмотрела на неё, а потом на мужчину, которого, как она вспомнила, звали Гастоном, но мама уверенно кивнула и слегка подтолкнула её в направлении дома:
— Всё нормально. Иди к папе и расскажи ему, что произошло.
Девочка кивнула и послушно пошла в сторону папиного дома.
Больше этого мужчину она не видела никогда. Только изредка находила в лесу капканы, как люди называли те странные штуки из металла. Но и это происходило со временем всё реже и реже.
Изгнанная Дракона
— Мэл Тиамат Коркоран, может ты скажешь мне, где ты была?
Мэл не казалась раненой или побитой, так что можно от проверки переходить к расспросу. Малефисента старалась быть хорошей матерью. Она изо всех своих сил старалась не дать своему главному за последние девять лет страху о том, что Мэл могут забрать, мешать её жизни, но это пересекло все возможные границы.
— Я ходила в город, — упрямо ответила дочь, не осознавая всей серьёзности ситуации.
— Но ты же знаешь, что тебе нельзя ходить туда одной. Мы уже обсуждали это и я, как мне казалось, объяснила тебе, почему. Так почему же ты всё равно пошла туда?
Сидевшая до этого на диване Мэл вскочила:
— Потому что захотела! Мне уже почти двенадцать лет, а ты относишься ко мне так, словно я только что из яйца вылезла! И вообще, я просто сходила погулять, а ты устроила допрос на ровном месте. Я…
Пощёчина, пришедшаяся Мэл на левую щёку, оборвала её на полуслове и мгновенно погрузила комнату в тишину. Она схватилась рукой за щёку и убежала в свою комнату, захлопнув дверь.
Малефисента сделала только что сделала то, о чём никогда даже подумать не смела, и уже жалела об этом. Она никогда не поднимала руку на дочь раньше и не собиралась этого делать вообще. Нынешний случай шокировал её не меньше, чем Мэл.
Среди драконов телесные наказания детей сильно порицались. Удар, нанесённый собственному ребёнку, означал предательство всего своего клана и всей своей стаи. Исключениями были только те случаи, когда детёныш осознанно причинял боль окружающим. Также мягче относились к наказаниям тогда, когда ребёнок подвергал себя опасности. Но в обоих случаях били не сильно, жалея свою кровь. К тому же удар нужен был только чтобы продемонстрировать то, что всем живым больно и то, что драконы тоже чувствуют боль. Этот случай не относился к первому, и имел весьма дальнее отношение ко второму. Нужно как-то исправить ситуацию и извиниться. Но и ей, и Мэл необходимо время остыть и успокоиться.
Достав из запасов мазь от синяков и приведя мысли в относительный порядок, Малефисента подошла к двери и постучала. В ответ раздалось:
— Что?
Мэл явно была на неё сильно обижена. Дракона и сама признавала, что перешла черту и не должна была так поступать. Надо было давно рассказать ей всё. Именно это Малефисента и собиралась сделать сейчас.
— Я могу войти? Нам нужно поговорить.
— Да.
Большего разрешения ей и не требовалось. Она вошла в комнату дочери, намеренная поговорить и помириться. На щеке у Мэл виднелся синяк, уродливый след в форме её собственной руки. Не желая оттягивать разговор, старшая дракона начала:
— Я не должна была так поступать с тобой. Я сожалею об этом.
Малефисента ещё раз осмотрела синяк и продолжила:
— Но я услышала твою точку зрения. Неприятно, когда к тебе относятся как к неразумному малышу, а себе ты уже кажешься взрослым. Позволишь?
Последнее она подчеркнула, показав в руке небольшую баночку с мазью. Молча, Мэл села на край кровати и кивнула матери. Та села рядом и начала осторожно обрабатывать мазью синяк. Закончив с раной, она продолжила разговор:
— Я не хотела, чтобы ты уходила в город одна не потому, что считаю тебя недостаточно взрослой, а потому, что не хочу, чтобы ты пострадала. Дело не во всех этих отбросах общества, массово обитающих в городе, а в том, что произошло девять лет назад. Тот день начался так, как начинались у нас все дни. Различие показалось перед обедом. Я уже готовила обед, как вдруг…
Она сделала паузу, чтобы закрыть и отставить баночку с мазью, а Мэл, не утерпев, спросила:
— Так что случилось?
Малефисента продолжила, немного приукрасив историю для лучшего впечатления:
— Примчался твой отец, запыхавшийся и нервный. Я никогда до или после того дня не видела его напуганным, но тогда его страх был почти осязаем. Он рассказал мне о том, что произошло в городе. Это прошло мимо нас, а я даже не знала. Видимо, изоляция в лесу имеет свои плюсы.
Мэл не выдержала и спросила:
— Так что всё-таки произошло, что это так напугало и тебя, и папу? Что папа видел в городе?
Найдя в себе силы, она сказала:
— Он видел солдат из Аурадона, которые забирали детей и увозили их. Позже островитяне назвали это событие Рейдом. А на следующий день прошёл ещё один отряд. И я, и твой отец боялись, что Рейд может повториться, поэтому мы и решили сначала не отпускать тебя в город вообще. Однако довольно долго не происходило ничего похожего, поэтому я разрешила тебе ходить в город, но только со мной.
Малефисента не стала пугать дочь судьбой второго отряда и помолчала несколько секунд, давая время обдумать её слова, а потом продолжила:
— Когда ты убежала сегодня, я сильно испугалась и потому начала тот допрос с пристрастием. А твой ответ окончательно вывел меня из себя, и я сделала то, чего не должна была делать никогда, и то, о чём сейчас жалею и буду жалеть ещё долго. Я прошу прощения за это всё.
Мэл потупила глаза, а потом сказала:
— Я тоже хочу извиниться. Я не должна была убегать. Надо было сказать тебе, а лучше спросить разрешения, но я хотела доказать, что я взрослая и смогу за себя постоять. Прости меня, пожалуйста.
Она смотрела на неё очень грустными глазами, явно сожалея о ссоре. Малефисента лишь усмехнулась и сказала, втягивая дочь в объятья:
— Как будто я могу злиться на тебя долго. Просто пообещай, что в следующий раз, когда ты захочешь пойти в город, сказать мне заранее, ладно?
— Обещаю!
— А теперь… Где твои недоделанные няньки?
Эти два чёрта получат от неё за то, что упустили Мэл из виду!
Капитан пиратов
— УМА!
Ума, как и почти каждое утро своей жизни, проснулась от крика матери. Это означало, что пора вставать и идти на смену в закусочную, названную в честь первого меню и хозяйки, «Рыба и чипсы Урсулы». Позже ассортимент расширился, появились моллюски и яйца, но название уже пристало.
Свободное от работы время Ума обычно проводила со своей командой: Гарри Крюком, её старшим помощником, и Гилом. В команде были ещё люди, но костяком были эти трое. В основном команда состояла из детей, родившихся уже после Рейда, но были и несколько взрослых, опытных в море, но достаточно смирных, чтобы принимать команды от двенадцатилетней девчонки.
Среди всех детей Ума, Гарри и Гил были самыми старшими, «пережившими» Рейд. Капитан не любила вспоминать тот день, тогда её мать чуть не утопила её, пытаясь спрятать от солдат Аурадона.
Эти трое, однако, не были единственными, кого спрятали. Были ещё двое: Карлос, сын Круэллы де Виль, которого Ума искренне презирала как редкостного слабака и последнего труса, бегущего при первых признаках опасности, и Мэл, дочь Малефисенты. Как же сильно Ума ненавидела эту девчонку! Мэл бесила её всем, одним только фактом собственного существования. Это всё началось с самой первой встречи, года два назад…
***
Всё в этой девочке было странным, незнакомым, иначе Ума просто прошла бы мимо. Самой заметной чертой были кожистые крылья, как у летучей мыши, такого же ярко-фиолетового оттенка, что и волосы.
Решив получить ответы на свои вопросы, Ума подошла к странной девочке и прямо спросила:
— Ты кто? И откуда? Я тебя здесь раньше не видела.
Странная девочка обернулась и Ума посмотрела ей прямо в глаза. Зелёные, с вертикальными зрачками, похожими на кошачьи, уставились на неё в ответ с любопытством. Эти глаза показались ей чем-то знакомыми, но Ума не могла вспомнить, у кого она видела похожий взгляд, хоть убей.
За исключением крыльев и глаз девочка выглядела вполне обычно, даже безобидно. Бледная и маленькая, ниже Умы на полголовы. Она явно была младше капитана, но точно была здесь во время Рейда.
Девочка ответила, глядя без капли страха или нервозности:
— Меня зовут Мэл. Я впервые в этой части города.
Ума заметила, что девочка, Мэл, проигнорировала второй вопрос. И не продемонстрировала ни капельки уважения. Решив это исправить, Ума представила себя и свою команду:
— Ума, дочь Урсулы. Гарри, сын капитана Крюка, и Гил, сын Гастона.
Никакого узнавания, никакой реакции. Так смотрят те, кто не боится, не уважает. Ума, конечно, понимала, что до власти над всем городом ей ещё далеко, но это уже слишком. Она словно с Луны свалилась! Так, союз, если от этой девчонки вообще будет польза, можно заключить и позже, а сейчас нужно показать ей, кто тут главный, а заодно и указать ей её место.
— Мальчики, держите её. Сейчас мы преподадим ей урок уважения.
Прежде чем мальчики успели выполнить приказ, их прервали. Громкий женский голос рявкнул на них:
— Не сметь даже трогать!
Обернувшись, они увидели Малефисенту во всей своей жуткой славе: чёрный плащ, рога, скипетр в правой руке. Быстрым шагом она подошла к ним и встала между Мэл и остальными, как бы ограждая её от юных пиратов. Врезав в них свой взгляд, почти такой же, какой Ума видела у Мэл, но гораздо более страшный она сказала, не то шипя, не то рыча:
— Предупреждаю в первый и последний раз. Если увижу, что пытаетесь хоть пальцем тронуть МОЮ дочь, всем шеи сверну!
Вот на кого она так похожа. Чёрт, надо было по-другому себя вести. Но кто же знал, что Дракона Острова вмешается и защитит своего детёныша? Глянув на Мэл, Ума увидела, что та даже не удивлена появлением матери и её поведением.
Все пятеро, три пирата и два дракона, стояли так несколько секунд, и всё время Малефисента сверлила их взглядом оголодавшего вурдалака. Потом, как будто ничего не произошло, она мягко обняла дочь за плечи и увела в сторону центра города.
Капитан вдруг почувствовала всплеск зависти к этой девчонке. Её мать никогда не обнимала её, никогда не защищала. Её вообще никто не защищал, надо было делать это самой.
Эта зависть, впрочем, быстро сменилась чувством собственного превосходства. Да, её никто не защищал, ей приходилось бороться за всё, что у неё есть. Это сделало её сильной. Сильнее, чем те, кого забрали в Аурадон, и сильнее этой девчонки, которой всё преподнесла мама.
***
С тех пор прошло два года и мало, что изменилось. Мэл часто тусовалась в городе, преимущественно общаясь с Карлосом или рисуя граффити. Она почти не конкурировала за ресурсы, предпочитая обменивать то, что было ей необходимо, на травы или шкуры животных, а не драться на баржах.
Это сделало её чуть более терпимой, хотя Уме всё равно хотелось уничтожить эту избалованную девчонку, просто, чтобы показать её ничтожность и неприспособленность к жизни Острова.
За это время она обнаружила, что это не так просто, как ей первоначально казалось. Мэл оказалась сильной, быстрой и очень вёрткой, а крылья, давшие способность к быстрому перемещению, компенсировали численное преимущество её команды. Серьёзных стычек у них не было и только поэтому до сих пор неизвестно, кто же из них сильнее.
Иногда, после смены, ворочаясь в жёсткой постели и морщась от боли, доставленной свежими и не очень синяками, Ума думала о жизни тех, кого она считала избалованными. Им точно не надо драться каждый день за еду, воду, лекарства, безопасность и всё остальное.
В такие моменты она, как и в тот день, завидовала Мэл самой чёрной завистью, какая только бывает на свете. У неё было всё, о чём Ума мечтала в детстве: любовь матери. Но это бывало недолго и редко, она прогоняла эти мысли прочь так быстро, как могла. Иначе жить становилось совсем тошно.
