Как же нам вернуть счастливое детство?

Проходя мимо пожарных машин, он всегда возвращался в детство. Всегда. Он вспоминал, как убегал в пожарную часть к папе, даже если он знал, что там его не увидит. Он любил проводить там время. Все вокруг него знают, и ни у кого нет вопросов, что же в части делает мальчишка. А он бегает. Он познаёт мир. И если вы думаете, что после такого мальчик обязательно захочет стать пожарным, то это слишком просто. В пожарной части не только машинки. Хотя и они его привлекали сильно. Лазать на них и ходить по гаражу — сплошь удовольствие. Но он всегда мчался в учебный класс в конце части. Где доска. Где парты. Где учебные плакаты. Где мел, чтобы писать на доске. Он учил своих воображаемых учеников. И даже такие ребята могли ответить неправильно. Шок, да? Но он же понимает, что не бывает такого, что все всегда отвечают верно. В классе есть отличники, хорошисты, троечники, двоечники. А есть те, кто не попадает ни под одну категорию. В его воображаемом классе — есть все. И он отворачивается к доске объяснить какое-то мистическое правило, которое он сам только что придумал. Когда он уставал от класса, то бежал вперёд по коридору, забегая в спортивный зал. Там боксёрская груша, велосипед, обруч, штанга и другие, неясные ему, предметы. Много времени он там не проводил: это всё-таки не учебный класс. Он продолжал бегать по части. Зайти в диспетчерскую, где иногда можно встретить папу, с которым мимолетно обнимешься, и сразу идти к аквариуму смотреть на рыбок. А может, папин диспетчер в шкафу прячет кошку с котятами, как это часто бывает у них. И неважно, что по уставу — нельзя. Они всё равно их упорно оставляют, и по части бегает не только он, но и коты. Дальше уже бегать не так интересно: столовая — но он поел дома, мама покормила — тут всего-то подняться на второй этаж, не сложно. Но там много народу. Им нужнее. Раздевалки, комната отдыха, где пожарные смотрят телевизор, а в углу грустно стоит настольный футбол, в который он играет один, сам с собой, — но от этого совсем не грустно, радостно. Но и это не то. Возвращается в сторону класса, по пути заглядывая в спальни. Смотрит в общую, где много людей — спят, переговариваются, читают. Бежит в спальню к папе, где того обычно никогда нет, но ему всегда открыто — можно полежать на заправленной постели, посмотреть на кучу папок, что стоят в шкафу, и посидеть за столом, будто он важная личность. Выглянуть в окно, где виден задний двор, — только никого нет, сегодня он гуляет один, без ребят. Снова оказывается в гараже, где стоит шесть машин, а седьмая — его любимая — спрятана за последними воротами, и чтобы к ней попасть нужно от основного гаража пройти маленький коридор. Он на неё залезет, походит и уйдёт. Пройдёт и посмотрит на другие машины, посидит на шине и посмотрит на лестницы, или залезет внутрь — посидеть. Можно даже на месте водителя. Потом выбежит на плац и пойдёт домой. Качаться на качелях в своей комнате. А сейчас ничего этого нет. Ни пожарной части, ни машины. Только тяжёлое чувство внутри. От недосягаемых воспоминаний детства. От сложностей на работе. От политической ситуации в стране. От той любви — которая не имеет ни единого шанса. Которую ты не можешь контролировать. Которая разлилась по твоим венам и не хочет уходить. Которая ударяет тебя импульсом по телу, что вызывает табун мурашек. Которая, когда твоя любовь отвечает тебе в директе инстаграма, вызывает тряску по всему телу — и ты не видишь ни единого логического объяснения. Такая, что ты хочешь от неё избавиться. Скинуть. Чтобы она к тебе больше никогда не приближалась. Чтобы тебе не было больно. Но больно будет в любом случае. От боли никто не застрахован. Он — тем более. И сейчас, когда мимо него пронеслась пожарная машина, он на миг (на один миг) оказался там. В детстве. Где нет таких проблем. Где ты живешь так, как хочешь. Но машина проехала мимо, а он остался стоять у края дороги. Боль стала сильнее. Удушающая. У него с его любовью никогда ничего не выйдет. Это убивает. Но делает сильнее. Такой вот парадокс. Он не может передать эмоции этой любви через текст. Они настолько сильны. Настолько поглощают. Они хуже его первой любви — когда он, осознав, что влюблён, долго качался на качелях с опущенной головой и понимал, что ничего не выйдет. Заранее обреченные отношения, которых даже не будет, — но там он продолжал надеяться и долго смотрел на отправленное «спокойной ночи» от человека по ту сторону экрана. Это не та любовь, которая остаётся после расставания с человеком. Там у вас был шанс, и вы были вместе. Просто у вас не получилось. Эта другая. Там ни спокойной ночи. Там ни временной любви. Там только пустота диалога и незнание человека, что сидит на другом конце. Человека, который о нём ничего не знает. Человека, который не хочет его знать. Человека, у которого совершено другая, своя жизнь. И у него нет сил с этим справляться. У него есть только попытки с этим справляться. И даже вдох-выдох не помогает. И убеждение себя, что у вас ничего не будет, — не помогает. И знание, что у него есть другие, куда более подходящие ему, люди, — не помогает. Он даже не может выплеснуть свои эмоции. Глаза остаются сухими на протяжении всего времени его страданий. И даже просмотр фильма про холокост, где он, не стесняясь, плачет навзрыд, — не помогает. Это другие слёзы. Это другая боль. А эту он даже не может объяснить. Но вы точно можете её почувствовать.

Игра идет на выживание

Зачеркни свои желания

Пускай мечты твои пустые

Растают