Дурман

      Космос уже не помнит, сколько просидел вот так вот, в одних трусах на подоконнике с сигаретой в зубах, пустым взглядом наблюдая за мелким копошением людишек внизу из окна его новой квартиры на десятом этаже. Глаза начали болеть и печь — так долго он пытался не моргать. У него в лёгких наверное вместо кислорода давным давно уже циркулирует сигаретный дым. Скоро рассыпятся в мелкую крошку к чертям собачьим. Может, оно и к лучшему, перестанет наконец докучать братьям. И Космос знал, что «докучать» — это слишком мягко сказано.       Он сидел на заднице ровно у себя дома уже несколько дней. Не выходил на улицу — голоса этих безлицых (а именно такими он представлял окружающих) и рычания их автомобилей сильно действовали ему на нервы. Квартира за это время стала какой-то маленькой, словно он сидел в тёмном узком коридорчике, которому нет ни начала ни конца, с окошком, что дарит ему спасительный свет. А ещё очень душной. Ха, не удивительно, Космос Юрьевич, ты ж форточку даже открыть не соизволил. Где-то на краю сознания вдруг заговорил голос его отца: «Опять в комнате надымил! И прекрати курить, когда я с тобой разговариваю!». Потом противное кудахтанье Наденьки (а она то откуда взялась?): «А я тебе говорила! Вон, глянь-ка, в кого твой сынок ненаглядный превращается!». А ещё глубже, теперь уже не в голове, а где-то в груди — задорный, немного хриплый Витькин голос: «Иж, ты, не курит он такие. Ты у нас теперь крутой, Космос Юрьевич?».       Ну вот. Говорил же, обещал себе не вспоминать о нём. Только как не пытайся, в какие потайные углы не запихивай, Витя всё равно вылазил из всех старательно заделанных щелей, наплевав на его, Космоса, усилия. Наверное, предполагает он, Вити за его жизнь было слишком много.       А вместе с Витей наружу выползают недавние воспоминания и, собственно говоря, причина, по которой он сидит у чёрта на куличиках (где угодно, но только не «дома») двое суток. Вспоминать об этом неприятно (всё из-за тебя, жучара), зря он что ли с таким усердием прокуривал себе мозги всё это время? Чтобы вместе с дымом вышли и убитый им мужик, и охреневшие лица Саши и Фила, и испуганные, как у загнанного зверя, голубые Витины глаза.       Он убил человека в своём же офисе. От гнева трясущейся рукой прикончил своего подчинённого с лицом Вити Пчелкина. Он снова нанюхался уже ставшего ему верным спутником жизни кокса. И вот последствия. Космос думал, что убил его. Перед глазами снова проносится вихрь всего недавно случившегося, и Космос чувствует, как к горлу медленно подкатывается тошнота и голова идёт кругом. Хочется выть и лезть на стену, он не может (или просто боится) себе представить, как будет смотреть всем в глаза, а особенно ему, когда снова выйдет на работу. Он благодарит Сашу за этот небольшой «отпуск» сроком в неделю, святой он человек. Он его вместе с Филом и навещал вчера. Перевернул всю квартиру вверх дном в поисках белого порошка, способного сделать из нормального человека конченного торчка, который пули для лучшего друга не пожалеет. А он и не пожалел. Видимо, эта дрянь ещё не полностью выветрилася из него, раз он рассуждал обо всём этом так, будто анекдот какой-то рассказывает.       Ему почудился Витя. А пристрелил он своего братка. Он соврет, если скажет, что думал об убитом. Да, Космос был сволочью каких поискать, но он мог себе в этом признаться. Одна ужасная мысль заменялась на другую, более ужасную, и ему бы лучше к этому не возвращается, но разве это возможно? На месте Паши (так звали его бывшего братка) мог оказаться Саша, или Фил, или… Космосу вдруг захотелось истерически расхохотаться, не вышло: вместо смеха из его прокуренного горла вырвались лишь жалкие всхлипы, затем кашель — не успел вовремя выдохнуть табачный дым. — Я не собираюсь с тобой больше разговаривать, — низко наклонившись к нему, сидящему за столом в напряжённой позе и во все бешеные глаза глядящему и улавливающему каждый двигающийся мускул на лице его когда-то самого близкого друга, прорычал Витя. И вылетел пулей из кабинета, позабыв даже свою рабочую папку. Она всегда действует на него как красная тряпка на быка, и он с остервенением, со всей ненавистью, что в данный момент испытывает к её владельцу, резким движением руки скидывает папку на пол. Эти трижды проклятые им бумажки разлетаются в разные стороны, и в Космосе просыпается огромное желание встать и потоптаться на них Витиньке на зло. А он будет очень зол, когда вернётся за ними. Они ведь стали ему дороже, чем его дружба и любовь, и он сам был ему теперь не так уж и нужен. Вон как дверью хлопнул, сволочь.       Космос уже собирается достать из кармана дополнительный пакетик кокса, как вдруг в кабинет какой-то медленной, скользкой походкой возвращается Витя. Это его настораживает, сердце бьётся сильнее, чувствует, что что-то не так. Космос предполагал, что Пчела пронесется чёрной грозовой тучей мимо него, увидит беспорядок из его драгоценных бумажек и устроит скандал. Но Витя выглядит спокойно. Слишком спокойно. Как в замедленной съёмке Космос не отрывая взгляда наблюдает, как Пчела без тени сомнения на безразличном лице тянет руку внутрь своего бежевого пальто, достаёт ствол и направляет на его грудь со словами: — Ты мне надоел. От тебя нужно избавиться. — Тварь! — орёт Космос во всю глотку, быстрым движением достаёт пистолет и без раздумий стреляет Вите в голову. Тот падает, как мешок картошки, с глухим таким звуком, а Космосу кажется, что у него в голове взорвалась граната. Он наконец выпускает из мертвой хватки пушку, та приземляется на пол с противным звяканьем. Космосу хватает сил всего на несколько шагов, и он падает на колени рядом с телом Вити. Он не обращает внимания на боль, только всматривается в лицо человека, лучшего друга, предателя, который посмел наставить на него ствол, чтобы покончить с ним окончательно.       Космос не знает, куда деть руки, поэтому просто накрывает ими своё мертвенно бледное лицо, срываясь на тихие рыдания. Он всхлипывает всего несколько секунд, но будто проходит целая вечность. Он не поднимает головы, даже когда в кабинет кто-то врывается, садится рядом с ним и встряхивает за плечи. Космос видит только полы бежевого пальто и от знакомого голоса резко поднимает помутневший взгляд на человека рядом. Он отскакивает от него как раненый зверь и, не веря тому, что видит, кричит: — Не может быть! Я же убил тебя! Ты мёртв! Ты...       Звонок в дверь заставляет его крупно вздрогнуть и выронить пожёванную сигарету изо рта. Космос вскакивает, быстрым шагом подходит к комоду, где лежит припрятанный пистолет, затем решительно, с холодным металлом в крепко сжатой руке, направляется к двери и смотрит в глазок.       Витя.       Сердце забилось как бешеное, словно предупреждая, что ещё не готово к этой встрече. А Космос и правда готов не был. Противный сверлящий звук раздался снова. Не открывать ему и продолжать прятаться, думает Космос, совсем уж по-детски. Им всё-таки не по десять лет, когда они могли дуться друг на друга и, поджав хвосты, просить кого-то из родителей сказать, что их нет дома. Тяжело выдохнув, Космос несколько раз крутит ключами в замке и, наконец, открывает дверь. Пистолет запрятать он как-то не додумался.       Витя несколько раз отводит взгляд, облизывает потрескавшиеся губы. Его глаза ищут, за что ухватиться, чтобы ситуация не выглядела ещё более неловкой, и находят. Искусственно-весело усмехается. — Ты всех гостей так встречаешь? — Очень смешно. И как всегда — в самый неподходящий момент. — Пока только тебя, — решил подсобить, потому что иных слов почему-то не находится. Хочется ударить себя по губам: старая привычка по-дружески отзываться на его не острые колкости ещё осталась с ним. Космос отступил в сторону, пропуская Пчёлу внутрь. Того даже не удивило, что товарищ вышел встречать его в одних трусах и с пистолетом наготове.       Внутри Космоса что-то свербит, не даёт ему покоя. Это «что-то» так просится наружу, что он не выдерживает и брякает совершенно дурацкое: — Пальто снимешь сам. Не барышня всё-таки.       И замолкает, чувствуя, как пламя разгорается в груди то ли от стыда за лишние слова, то ли от смущения, когда видит, как Витя сначала смотрит на него немного удивленно, затем как-то странно кривит губы и спешит отвернуться, чтобы повесить своё любимое бежевое пальто. Космос почему-то теряется и думает, что ему предложить. Потом фыркает себе под нос, выбирая коньяк. А ещё ему стыдно. В холодильнике шаром покати, и как бы не хотелось послать мысленно Витю к чертям и сказать, какого это ты хрена, Космос Юрьевич, так паришься. Как будто тебе в гости не друг твой пришёл, а сама королева английская.       Космос разливает коньяк по рюмкам, и они молча залпом выпивают первые сто грамм. Тишина эта очень нагнетает. В воздухе висят несказанные слова, вроде бы и хочется заговорить, но эти самые слова как будто так высоко парят, почти до самого потолка, что достать их сейчас очень затруднительно. Первым завершить эту идиотскую игру в молчанку решается Витя. — Ты прости меня, Кос.       Тот пораженно смотрит на Пчелкина, будто впервые видит. — За что, Вить? — Я ведь не навестил тебя даже.       Пчела наливает себе ещё рюмку и также быстро опрокидывает её содержимое в себя. Для храбрости что ли? Хочется снова пошутить, но Космос вовремя прикусывает язык. И откуда это дружелюбие из него только и вылазит, а? — Брось. Ко мне разве захочется приходить? — Да нет, это я труханул просто. И перед Сашей с Филом неудобно как-то было.       На этот раз Космос не сдерживает очередной порыв и накрывает Витину напряжённую руку своей. Холодная. Правда через несколько секунд она расслабляется, как и её хозяин. Внутри Пчёлы происходит какая-то борьба. Космос терпеливо ждёт. Наконец Витя поднимает горящий взгляд и продолжает. — Знаешь, Кос, ты можешь сказать, что это не моё собачье дело, и послать меня на все четыре стороны, но тебе пора завязывать! Так больше продолжаться не может! — Боишься, что следующим будешь ты? — зачем-то говорит он, и не понятно, с какой целью. Пчела смотрит на него почти с разочарованием и выдергивает руку. — Как будто тебе совестно будет, — прорычал он. Космос и тут решил себя не сдерживать. — Да, будет! Прикинь, Пашку не так жалко, а тебя жалко! — Да что ты? А пушкой постоянно тыкать в лицо — тебе теперь тоже жаль? — Зачем ты пришёл сюда тогда? Что ты хочешь от меня услышать? — Ты меня ненавидишь?       Космос рассчитывал на продолжение тирады, но неожиданный вопрос заставляет его замолчать. Он не может собраться и сказать всё, что вертится на языке, пока Витясмотрит на него так. Видимо, молчание тот воспринимает как подтверждение своих слов, обидой в голубых омутах в ответ стреляет. — Нет. А глюк... В нём ты на меня ствол наставил. Убить хотел. Сказал, что я надоел тебе. Пчела... Такого я не пожелаю увидеть даже в кошмарах.       Космос с облегчением наблюдает, как Витино лицо меняется, глаза с обидой больше не смотрят, а с жалостью какой-то. Так и говорят: дурак ты, Космос Юрьевич. — Вить, я завяжу, правда. Мне самому от всего этого уже тошно. Прости меня. Прости...       Космос не знает, какие слова ему ещё следует подобрать. Поэтому просто придвигается ближе, руку в светлую копну запускает, пальцами по голове гладит. Прислоняется лбом к Витиному лбу, трётся. Теперь ему уже не так тяжело. Он понимает, что одним разговором их проблемы не решатся, но хотя бы сегодня через одну из них они смогли переступить и идти дальше.