Дом, милый дом.

Приятный холодок слегка царапает кожу, но это лишь с непривычки. Сегодня особенно морозный день. Все вокруг блестит, словно покрытое серебром, а на небе ни облачка, хотя ночная пурга все-таки оставила свой след – повсюду пушистые сугробы, высотой по самую макушку. Снег хрустит, липнет к одежде и к рукам, но его тяжесть не ощутима – настолько легок этот морозный пух. Да уж, такого дома не увидишь – город как никак. Там и сугробы меньше, и серебряное покрытие какое-то грязное, будто смешанное с сажей и глиной. Быть может, так и есть - гололед в его городе часто «лечат» разными водонепроницаемыми сыпучими материалами вроде солей и песка. Пусть это и эффективно, но зимнюю картину это, несомненно, портит. Но в этом месте, этим утром, он видит настоящую, лесную зиму. Такую, какая сейчас осталась разве что в далеких северных глубинках. Она прекрасна. Эта стихия в чистом виде – нечто совершенно сказочное. Ветер не смазывает эту чудную, как будто нарисованную масляными красками на холсте картину, не слепит глаза и не пробирает до нитки. Однако безветрие не означает, что морозец усмирит свои колючие невидимые коготки и не продолжит колоть руки и лицо, царапая своими маленькими иголочками. Особенным видом искусства становятся разных оттенков голубого и белого узоры на стекле. Через них так забавно смотрится шерсть с ягодами рябины*, которыми местные утепляют окна с северной стороны своих домов. Помнится, дома, когда делали ремонт в старом кабинете отца, подгоняя его для детской Грегори, он видел как мать закрывала окна газетами и старыми шерстяными вещами. Когда комната была пуста в особенно холодные ночи из нее выдувало все тепло, поэтому приходилось временно утепляться. Пожалуй, это единственное, что роднит городскую зиму с здешней, морозной и пушистой. Различий же огромное множество: и эстетическое различие, и температурное, и историческое, и даже биологическое, как бы странно это не звучало. По правде говоря, яркогрудых снегирей, пушистых воробьев и подмерзших нахалов-голубей тут нет. Вместо них по веткам скачут грачи, громко и грозно повторяя басом некоторые фразочки деревенских. К этому трудно привыкнуть поначалу, но сейчас это только вызывает улыбку. Хотел бы он себе ворона, да только местные крылатые бестии - не ручные. Тут ворон – птица вольная и гордая, уважаемая. Он выпускает облачко пара и трет ладони, грея подмерзшие руки. Зима всё еще есть зима, а болезненно саднящие от холода руки и нос подтверждают это. Лицо юноша прячет в теплом, хоть и с дырками, шарфе, а вот руки ему остается только лишь всунуть в рукава. Мия, одна из деревенских девушек, клятвенно обещала обязательно связать ему перчатки за то, что как-то раз помог ей с дровами. Она совсем юна для этого местечка и не по годам самостоятельна. Ее несчастью Вирт искренне сочувствует – потерять единственного родителя и остаться одной на хозяйстве… Такого и врагу не пожелаешь. Но она, милая русоволосая хозяюшка, не унывает. К счастью, у тут людей другой нрав. В помощи в случае чего никто тут не откажет, а зачастую даже сами и предлагают. Удивительно, как легко он сам привыкает к этому простому человеческому отношению. Вирт чувствует себя неловко, когда видит знакомую русую косу, выглядывающую из-под косынки и мельтешащую вдали. На лицо мягко выплывает улыбка от собственного ребяческого поведения. Подумать только, он, пятнадцатилетний молодой человек, почти мужчина, стоит на улице в лютый мороз и старается не попасться на глаза девушке. В конце концов он даже смеется над этим, благо, не повстречав больше девицу. Нет, он не боится ее и не влюблен, хотя Мия, по местному воспитанию, не только чудное ласковое создание, но и возможно идеал девушки, матери. Проблема, из-за которой он старается избегать общения с девушкой, состоит в ее через чур фамильярном отношении к нему. Он достаточно давно определил для себя, что слабость и нерешительность скорее его удел, а не будущего партнера. Нет-нет, у него другой типаж, куда более характерный и яркий, нежели хоть и милая, но не примечательная Мия. Его дорогая бойкая Сара – самый светлый лучик в его жизни – вот кто действительно подходит под его любовный интерес. Путеводная звездочка, мило краснеющая, но при этом имеющая собственное достоинство. Помнится, еще будучи в начальной школе, она расквасила нос прицепившемуся хулигану. И хоть сейчас у нее нет привычки лезть с кулаками – отчасти, благодаря влиянию миролюбивого Вирта – но умение постоять за себя не покинуло ее. Парень мечтательно лыбится, смотря куда-то в небо. «Интересно, как она там?» - протекает в голове инфантильно-простой вопрос. Однако ответ приходит быстро и все приподнятое расположение духа моментально летит в нулевые координаты. Невольно в груди неприятно тянет, когда в голову ударяют уже давние события, почти посеревшие в подсознании. Ну да, конечно. Чертов Джейсон Фандерберкер – любимец всех вокруг и его дражайший оппонент! Юноша скалится и перехватывает посильнее лопату, до того сиротливо покоящуюся возле забора. Еорбод много чему научил его, но, пожалуй, самый полезный урок был так прост и сложен в тоже время: труд действительно способен помочь. По крайней мере, он служит отличным способ выплеснуть агрессию на те вещи, которые Вирт изменить не в силах. Время, чужие решения и мнения, история, политика и прочая дребедень. Да, это довольно эгоистично – закрываться в собственном коконе работы и мыслей. Но это то, что сейчас для него куда важнее, нежели высокие цели и мечты о прекрасном. Больше он старается не думать о своих одноклассниках, особенно о тех, что и в простые будни вызывали в нем эмоции. Совсем скоро он успокаивается. Уж с чем, а с самоконтролем проблем у него нет. От собственных на редкость бойких размышлений он отрывается уже скорее по привычке, концентрируясь на деле и успокаивая себя простыми фразами - «не веди себя как ребенок», «ты выше этого». И это помогает. Блаженное состояние покоя, словно штиль в море, осторожно облизывает нервы. Из идиллии его вырывает потекший нос – явный призрак будущего насморка или того хуже – простуды. Чувствуется тут же и деревянный черенок лопаты, неприятно царапающий его поалевшие от морозца руки. Юноша с большим удивлением понимает, что потратил больше времени на борьбу с собой, нежели обычно – двор недовольно темнеет почвой и осенними прогнившими листьями вместо пушистых снежных сугробов. Он достаточно удивлен подобным, но вместе с тем и доволен собой. Вот только радоваться на улице ему не стоит. Пора приостановить свои «раскопки», а то так и до обморожения не далеко. Основную часть двора и он откапал аж до начинающих просыпаться под снегом побегов, значит можно уже закругляться и бежать в дом греться, пока точно ничего не подхватил. Перед входом в сени, парень оббивает о порог сапоги, стряхивая с подошвы особо крупные шматки снега. Конечно, часть все же остается на обуви, растекаясь потом по полу прозрачной лужицей, но его это не особо беспокоит. Он снова чуть не пропустил завтрак, пока копался с утра пораньше в пушистом зимнем покрове – а это уже серьезно! Забавно, что расписание тут совсем другое. Многие в Еорбоде, в отличии от жителей его реальности, встают позднее обычного, как и ложатся. Более того, некоторые дома и вовсе впадают в спячку семьями. Почему так происходит Вирт не знал, но поинтересоваться этим определенно стоило. На кухоньку он влетает словно пуля и тут же метит на место поближе к печи. За несколько недель, проведенных бок о бок с местными, Вирт заметно похрабрел. Конечно, свою лепту внесли и нормальное питание со сном, и хорошие взаимоотношения с деревенскими. Со снами вообще занятно вышло: после странной встречи в лесу с сказочно-пугающей Тенью (так подросток назвал незваного гостя), кошмары оставили юношу. Даже тот треклятый луг со старинным домишкой прекратил появляться в его сознании с того дня. Едва ли это конечно было действие Тени, но главным для юноши было то, что полубессонные ночи наконец оставили его. Теперь он мог вновь творить, изредка драматизировать, веселя местных, да и самому смеяться тоже, а не ходить с задолбавшейся миной. - Ну на улице и дубак! – восторженно отзывается Вирт, стягивая с себя шарф и тулуп, лишь добравшись до теплого местечка. Он резво хватает в руки деревянный инструмент, предназначенный для питания, и задорно выглядывает на кухню. В деревне он все же стал чуточку нахальнее. - Эй! – недовольно отзывается рядом Руди, очевидно недовольный доставшимся ему снова местом возле окна. Он надувает щеки и недовольно бурчит себе под нос что-то про чертей и соседа. Пусть эти слова и не до конца ясны Вирту по смыслу, но общий посыл читаем. За последние дни парень вообще получил довольно внушительный список лестных «пожеланий» и направлений в преисподнюю от младшего хозяйского сына. Впрочем, все это, естественно, просто шутки. По крайней мере, пока Грод тут главный. - А ну!.. – по рыжему затылку юнца прилетает легкий отцовский подзатыльник. «За ругательства» - гаркает мужчина на выпучившему глаза Руди, а затем охотно садится во главе стола. Его место, к счастью, никто занять не посмеет, поэтому он может наслаждаться теплом, исходящим из глубины дома. Совсем скоро с кухни высовываются и Прим с Грегом. Оба в странноватых льняных - и откуда только добыли? - фартушках, с тарелками и горшком наперевес. Ничего в их внешнем виде для подростка и хозяев дома удивительного нет - сегодня очередь готовить была у этих двоих. С некоторых пор подобная картина стала даже привычной для Вирта. Манная каша с кабаком в это утро ощущается как особенный подвид ангельского благословения. Как бы забавно это не звучало, но из всей их мужской компашки лучше всех готовил Прим. На вопрос о его кулинарных способностях он только отводил взгляд и пожимал плечами. Он вообще не особо разговорчивым был, если так подумать. Зато с ним приятно было помолчать или выложить то, что на душе, ведь слушателем он был очень внимательным. Иногда же он все же говорил, но коротко и по делу, практически всегда попадая точно в суть проблемы. Эти особенности втайне от детей Грод объяснил Вирту как ту часть их родословной, что досталась им от их матери. Парень, помнится, тогда на него вытаращил глаза по пять копеек, с трудом сопоставляя старую и новую информацию о количестве родителей в семьях Еорбода. Тогда у них был серьезный разговор, в ходе которого выяснилось, что биологических родителей – двое, а вот воспитывает один. «Зачатие» же происходило с помощью специального ритуала передачи крови растению: «Когда, знаешь ли, двое договариваются дать жизнь, то они несколько дней лелеют растение, проводя возле него все свое время. Тогда оно выпускает такие, ну знаешь, как-бы коробочки, которые раскрываются в особенные шипы. Уколешь, утеплишь растеньице и пожалуйста - через годок у тебя дитенок живой и здоровый». «Вот те на, пестики и тычинки» - долго еще фыркал молодой человек, вспоминая тот разговор и мысленно забавляясь своему удачному сравнению. В последнее время он часто болтал с Гродом, находя в нем интересного собеседника и вместе с тем источник информации об этом месте. И верно, на самом деле, это многое расставило по полочкам в голове юноши. Деревенька эта была необычной и отличалась от нормальной по ряду аспектов. Если не брать в учет общие отличия, видимые невооруженным глазом, то разница заключалась именно в типе поведения этих людей. С одной стороны, конечно, был отличительной чертой менталитет, являющийся причиной их доброты ко всему живому. Ведь как не крути, а в родной реальности Вирта все были хоть немного, но ушлыми. С другой стороны, играло немаловажную роль вера местных в древообразное божество. Если опустить подробности фольклорного характера, то напрягающим фактором являлось подозрительное сходство Еорбода с какими-нибудь относительно безопасную закрытыми сектами. Но, не смотря на все это, назвать население деревни чудовищами или психами, а семена местной богини – дьявольскими отродьями, у парня язык не поворачивался. Да и если так подумать, то будь у него возможность забрать такую «технологию» в его мир, то он бы многое за это отдал. Ведь это идеальный вариант, если твой любимый человек, например, бесплоден. Просто договариваешься и все тут, никакой неловкости и поломанной жизни. Это многое бы смягчило в его родной реальности, но, увы, такое невозможно. Эти растения, очевидно, не выживут за пределами Неизведанного (если не за пределами самого Еорбода). К слову, о растениях. Тыквы тут все-таки росли (некоторые не особо крупные плоды до сих пор вырастали в местных теплицах). Недоверие они все же вызывали у подростка даже сейчас, но в общих чертах их вкусовые качества и насыщенность витаминами перебивали этот неприятный осадок. Как и сейчас, когда бледно-желтая плотная каша разбавлялась характерной рыжинкой, делающей крупу сладкой и тающей на языке. - Очень вкусно! – радостно отозвался Вирт, дожевывая свой завтрак и отставляя в сторону пустую тарелку. Завтрак он умял с подозрительной скоростью и теперь просто сидел за столом, дожидаясь остальных. За последнее время он уже привык помогать по дому. Часто он мог встать пораньше чтобы поработать во дворе или постирать вещи. Поразительно, но труд, кажется, приходился ему по вкусу. Вероятно, это было связано все с той же атмосферой в этом доме. Впрочем, не он один так изменился. Грегори тоже, похоже был рад любому делу. Отчасти было даже горько, что мальчик так рвется помогать, ведь это означало, что морально Грегори старше. Иногда Вирт винил в этом себя, вступая в спор с совестью. Пожалуй, только тут он стал осознавать, что такое семья и почему ее нужно ценить. Да что тут говорить… В этом доме помогать хотелось даже не родным по крови людям. Странно, но никакого упрямства или раздражения при просьбе помочь тут юноша не испытывал. То ли дело в самом этом месте, то ли в отношении людей друг к другу. Но кое в чем подросток все же отказывался помогать (по мере возможности). Готовка… Он не умел готовить от слова совсем! Вернее нет, пока на него не смотрели получалось еще и не плохо, но когда рядом кто-то был, то пиши пропало. Чудо, что он еще ничего не сжег. - Компот будешь? – тихо отозвался польщенный Прим со своего места, почти полностью одолевая тарелку собственного варева. Его голос вырвал Вирта из размышлений, вернув в реальность. В действительности Грод о чем-то рассказывал Вирту, периодически шикая на шуткующего Руди, и, похоже, что разговор шел уже давно. Наконец, парень переключился на белокурого сожителя и его вопрос. Что для себя отметил подросток за время пребывание в этом доме, так это то, что и действия, и внешний вид Прима напоминали ему ангелочка из детских книжек с красивыми картинками из нулевого класса. Забавно, что и характер у старшего хозяйского сына был похож на ангельский, чего нельзя было сказать о его бесноватом братце... - О, и мне! – тут же вклинивается юный рыжий нахал, не дожидаясь ответа Вирта. Затем напиток клянчит и младший самого темноволосого юноши. По итогу ягодное варево пьют все и с большим удовольствием. Оно еще теплое, свежее, а потому пить такой компот – одно удовольствие. Греющее и точно спасающее от простуды удовольствие! После завтрака вместо привычной уборки, Грод собирается куда-то. Тогда парень колеблется, спросить или не лезть. Решает все же всунуть свой нос в чужое дело, осторожно и довольно фамильярно интересуясь – Ты куда в такой мороз? - А? Да так, заскочу за кожей к Фреду, да за шерстью к девчонкам, тем, что на юге деревеньки. Хочешь, со мной? Мия все выпрашивает у меня про тебя, мол, когда ж варежки заберет. Уж заждалась тебя, поди – мужичок шутливо подкалывает покрасневшего подростка. Нет уж, местный юморок – явно не то, за что парню полюбился Еорбод. Однако, от предложения старшего не отказывается. Ему и впрямь не стоит оттягивать: сейчас зима в самом разгаре и теплая одежда лишней не будет. По-хорошему бы и шапку нормальную у Мии заказать, а то ходит как лесное чудовище, но платить ему особо-то и нечем. Разве что помощью по хозяйству, да и та ограничена, ведь Вирт хоть и занят чем-то постоянно, но все еще тощий как скелет. Правда отчасти мышцы все же стали проклевываться. Идут они со старшим из друзей паренька порядка минут пятнадцати, прежде чем расходятся в разные стороны. У Грода путь через северную часть лежит, а у Вирта – через западную. До дома девушки дорогу он находит легко, вот только заходит не сразу. Стоит перед калиткой, мнется на одном месте. Войти решается только, когда слышит приближающиеся голоса местных. Почему-то быть застуканным ими под калиткой девушки ему кажется куда постыднее, чем терпеть подхалимство и флирт хозяйки дома. Особенно его добивало второе. Нет, Мия была миловидной, но никаких особых отношений между ними он не видел, о чем и сообщил ей на сей раз в открытую, когда за чашкой теплого чая она снова начала свою шарманку. Девица, к его глубочайшему удивлению, только лишь раскраснелась и закрыла лицо бледными ладошками. Никаких истерик или склок, даже слез не было. Только тихое смущение. Черт, Вирт совсем не понимал эту девчонку. - Прости… Да я и сама не хотела настаивать, просто было неловко просить тебя кое о чем, а судя по рассказам Руди, при таком поведении, девушке на твоей родине охотнее идут на встречу – звучал нежный голосок из-под ладоней, прикрывающих ее миловидное поалевшее личико. Ей было искренне стыдно за своё поведение, но теперь мотивы Мии хотя бы были понятны юноше. - Ох, вот как… Извини тогда и ты меня, я неправильно тебя понял. Впредь лучше говори на прямую, ладно? – парень мягко улыбнется ей, стараясь избавиться от нависшей неловкости. Хорошо, что ему хватило смелости и ума напрямую сказать ей, а не втягивать их обоих во все больший и запутанный водоворот событий. - Хорошо, – она скромно тупит глазки. Затем, чуть посмелев, задает направление волнительному разговору, ради которого и затевала все это – Знаешь, Вирт, на самом деле у меня к тебе есть серьезная просьба. Мне кое-кто нравится, и я хотела бы в будущем обменяться с ним кровью. В общем-то… - она нервно сглатывает, краснеет еще больше, чем до этого и выпаливает наконец вопрос – Мог бы ты познакомить меня с Примом? Юноша, внимательно слушающий это, едва сдерживает смешок, все же широко улыбаясь. Он сразу понимает, что речь о сведении этих двоих, а не о простом знакомстве. «Ну до чего ж чудной народец тут!» - мысленно усмехается парень. - Конечно, чего ж ты раньше молчала. Только почему ты к Руди не обратилась? – он по-доброму улыбается, смотря на сидящую перед ним зеленоглазую девушку. - Он хам и подлец, дразниться бы начал и Прим бы точно не согласился тогда! – с заметной обидой в голосе отзывается милая особа, забавно надувая щечки. - Ох, в этом ты, конечно, права. Это я говорю тебе как тот, кто живет с ним под одной крышей. К слову… Можно я тебя тоже кое о чем попрошу? – забавный тон молодого человека постепенно сменяется на серьезный. Это все конечно хорошо и мило, но у него есть кое-что, что не даёт ему покоя уже довольно давно. - Да, конечно – не задумываясь выпаливает радостная девица, даже не заметив смены настроя собеседника. - Можешь пожалуйста прихватить мне пару семян на ближайшем празднике жизни**? – неловко теперь уже Вирту. Конечно, он понимает, насколько это важно местным, но его ни в какую не подпускают ни к Нахани, ни к ее плодам… А ему до чертиков интересно! - Но… Зачем они тебе? Погоди… Ты что, приглядел кого-то для смешения? О великая, кто же она? Ты обязан меня познакомить с ней! Хотя она может и не обрадоваться… В любом случае, я хочу узнать кто это! – она говорила быстро, а смена ее настроения и тактильность поражали Вирта. Точно так же, как гениальность некоторых ее мыслей. Ведь это и впрямь хорошая идея. Он немного соврет, уж очень правдоподобная у нее версия. Да и что плохого может случиться, если он просто рассмотрит и немного изучит семена? На крайний случай просто выкинет семена, это не такая уж и большая проблема. В любом случае, ответ девушки дать надо. - Да, ты угадала. Об этом пока никто не знает, да я и не собирался рассказывать, но раз уж у нас такая беседа пошла, то знай, что ты права. Вот только ни имя, ни описание давать не буду, мало ли, разболтаешь, а мне потом отдуваться. Так что, поможешь? – он довольно улыбается, стараясь скрыть лукавый блеск в глубине собственных темно-зеленых глаз. - Конечно! Новая кровь – это всегда хорошо. – она мило улыбается и пожимает ему руку, заражая и подростка своей гиперактивной радостью. До чего же все чудно складывается! «Эх, Вирт, да ты настоящий искуситель!» - забавляется мысленно подросток, вскоре забывая обо всем этом и сводя беседу в мирное русло. Они посидят еще немного, прежде чем Вирт распрощается с ней, возвращаясь в дом Грода. Про шапку он, конечно же, забывает спросить, но и черт с ней. Потом обязательно поговорит с Мией об этом. Теперь у них есть договор, и они обязательно скоро свидятся. А пока в его интересах капать на уши Приму о том какая прекрасная девушка их возраста живет на окраине деревеньки и какие чудные детки у них могли бы быть. Это определенное будет трудно, но за спрос денег не берут, так? Активный настрой чуть приутихает, когда парень возвращается в дом. Виной тому усталость, ложащаяся на плечи шелковым полотном, а еще удивительная, нехарактерная дому тишина. В доме настолько тихо, что создается впечатление будто сейчас глубокая ночь и все уже легли на боковую. Но Вирт не верит этим мыслям, отгоняя их рациональным мышлением. Или паранойей, он не уверен какая из этих двух ипостасей играет с ним. Но истина так или иначе проста - на улице только начало темнеть, еще очень рано для сна. Да даже если и так, то почему Грегори не в сенях? И где его лягушка, в конце концов? Парень напрягается и шагает как можно тише. Даже не разувается – вдруг придется бежать за помощью. Он тихо обходит «сугроб» сена по окружности и окончательно понимает, что брата тут нет. Затем заглядывает в кладовую, где младшенький иногда играет с спящим лягушонком, давая ему роли то фермера, то королевича. В комнатке все инструменты на месте, но Грегори нет и там. Парня все больше подмывает взять в руки топор. Так, на всякий случай. Однако он перебарывает себя и идет вперед, мысленно успокаивая себя. В горнице тишина уже не такая звенящая – с кухоньки доносится какое-то копошение, а значит хоть кто-то живой там есть. И более того – разумный, раз уж оттуда и свет от лампадки горит. Труднее, чем осторожно пробраться туда, для иноземца оказывается побороть свои страхи. В борьбе с собственным сознанием и мрачными мыслями он проводит долгие мгновения своего пути, длиной почти с вечность. Подросток осторожно заглядывает зайцем в соседнюю комнату и замечает мирно работающих с какими-то сухими травами Грода и Грегори. Железные оковы наконец спадают с грудной клетки, и Вирт облегченно выдыхает, заходя к друзьям. - Что делаете? – по-домашнему интересуется юноша, смотря на порошок в небольшой мисочке. Запах странный, резкий. Перец, что ли, трут? - Ты вернулся, Вирт! – радостно щебечет Грегори, поворачиваясь к старшему брату лицом. Он весь в каком-то зелено-желтом порошке, из-за чего даже пару раз чихает. Спящая лягушка в его руках шатает обмякшими конечностями из стороны в сторону, привлекая внимание подростка. Как хорошо, что он не пренебрегал уроками биологии в школе, иначе мог бы решить, что животное отправилось в лучший мир. - Ох, здравствуй, малец. Не хочешь помочь? – голос у хозяина дома грубый, низкий, но приятный, добрый. Мужчина уже привычно приветливо улыбнулся и жестом показал, что делать. Чудно, что Грод вернулся сюда пораньше. По крайней мере Вирт мог быть уверен в безопасности собственного брата, пока тот рядом. - Да, конечно – парень охотно подхватывает в руки нож, ссылая своего младшего отдохнуть в сенях, кроша острием сухие стебли лесных растений вместо того. Он осторожно отделяет их от лепестков, откладывая их в отдельную кучку. Их легче размельчить в ступе, чем ножичком. И все же, не смотря на покладистость в отношении этой работы, юноша, оставшись один на один со старшим, как бы невзначай интересуется – Зверобой, ромашка и… крапива? Для чего мы все это используем, Грод? - Травы – очень ценный источник витаминов, особенно в плохую погоду. К тому же они обладают многими полезными свойствами. Корень крапивы хорошо спасает от авитаминоза и проблем с пищеварительной системой, а ромашка часто применяется для профилактики в простуде и при отравлениях. - Да, я знаю… Но почему именно эти травы? И зачем мы крошим их так мелко? Сомневаюсь, что порошки легко заваривать – Вирт продолжает упрямо гнуть свою линию, отчеканивая собеседнику свои вопросы. - Что-то для отваров, что-то – для мазей, не все же в чай идти должно. – темнобородый пожимает плечами, хмыкает и смотрит куда-то в сторону. Парень же смотрит внимательно вначале на самого хозяина дома, а затем и туда, куда направлен взгляд Грода. Этот странный взгляд, нехарактерная для дома тишина и туманность в ответах волнует Вирта. Что-то не так, но он не понимает, что именно. - Ладно, хорошо, я понял, - недовольно бурчит себе под нос юноша. Только сейчас он замечает, что совсем рядом с ним, едва доставая носом до стола, Грегори осторожно развязывает пучки трав, чтобы брату было проще работать. Это вызывает у Вирта некоторое раздражения из-за непослушания младшего. А еще слабое чувство благодарности и тепла где-то в районе грудной клетки. «Спасибо» - тихо отзовется он тогда, улыбаясь младшему и на время полностью прекращая говорить. Сейчас он занят. Скрупулезно отскабливая со стеблей лишнее, он ненадолго отключается от реальности, зацикливаясь на деле. От задумчивости его отвлекает тихий щебет. Но ведь зима… Откуда в лесу взяться песне летней птахи, если все способные на это певчие уже давно улетели на юг? Или эта заблудилась? Вирт хмурится и снова прислушивается. Однако звук больше не повторяется, и парень задумывается – а не померещилось ли? Могло, вполне могло. В конце концов, заблудись на улице птица – он бы вряд ли это услышал так отчетливо. Да и какая птаха посреди зимы? Так он списывает эту мелочь на стресс и переутомление. Ровно до тех пор, пока щебетание, похожее на отчаянный крик, не повторяется. Подросток с опаской смотрит на низенького мужичка, стоящего слева от него, и, видя легкое волнение на лице хозяина дома, понимает – ему не одному это слышится. Даже нет, не так. Это не галлюцинация, это что-то действительно существующее и вызывающее у него волнение. Парень хмурится, откладывает нож и поворачивается к сожителю, смотря на него очень серьезно. Так, как смотрят на провинившегося домашнего животного или на маленько ребенка. - Откуда тут птица? – привычно осторожно-уважительный голос теперь легко отчеканивает вопрос, заостряя внимание на результате. Вирт все тот же, вот только у него на шее все еще лежит ответственность за брата и если понадобится, то они найдут и другое убежище. Даже если придется сжечь тут все к чертовой матери. - Я нашел ее на пороге. Раненую, исхудалую, с больным крылом. Бедняга похоже неудачно приземлилась и погибла бы, не будь я рядом – голос Грода по-прежнему мягок и полон сочувствия ко всему живому. Он большой добряк, на самом деле. Именно это его качество и заставляет Вирта тихо выдохнуть, расслабляясь. Так вот для кого они заготавливают травы. А он уж было понапридумывал себе…Всякого. За измельчением трав юноша проводит еще около получаса, после чего ремесленник остановит его и попросит принести воды из свинарника. Если быть точнее – из бочки с дождевой, кристально-чистой водой, которую они набрали не так давно во время кратковременного потепления. Парень охотно соглашается на это, легко подхватывая небольшое деревянное ведерко, стоящее в углу кухоньки, и направляясь в другую часть дома. Свинарник приветствует его теплым, золотистым светом масляной лампы и двумя юношами разного роста, с интересом рассматривающих что-то лежащее на крышке бочки с лампадным маслом. - Покажите пациента? – забавляется Вирт, легко набирая воду одним движением. Его голос заставляет их вздрогнуть, но никаких особых шуточек от Руди не поступает, что несколько странно. Вирт немного разливает воду, но в этом нет ничего страшного. Сейчас на улице полно снега и найти жидкость в случае чего не такая уж и проблема. Обернувшись к друзьям, он замечает на их лицах слабое волнение, позднее сменяющееся ступором. Лишь выйдя из этого состояния они дают свое согласие на осмотр птахи и соизволят отойти немного в сторону, показывая подростку их пациента. Ведро едва ли не выпадает из рук юноши. Это ОНА.