***
— Ну, Агнесса Андреевна, Калерия Кузьминична, у нас же всё получается, может, мы уже отдохнём? — заныла Татка, параллельно подмигнув нам. — Да, на сегодня хватит. Можете идти отдыхать, — Агнесса закурила сигарету, вновь рассматривая подиум. Выйдя оттуда на улицу, мы даже и не думали отправляться в отель. Мы отправились гулять. — Выйду замуж за дипломата и перееду сюда, — мечтательно вздохнула Марина. — Ну, у тебя губа не дура, Маринка, — посмеялась ей в ответ Надя, доставая припрятанный коньяк из сумочки. — Ой, девчонки, я так рада, что мы в Париже! — громко протянула я. По ночам Париж преображается, становясь ещё более загадочным, притягательным и романтичным. Мы ходили по магазинам, покупая своим знакомым, родственникам, родным подарки. Ведь привезённое из-за границы в СССР считалось навесом золота.***
Зал был забит зрителями, все граждане Парижа собрались здесь взглянуть на моду СССР. — Ой, что-то у меня коленки трясутся, — взволнованно проговорила Татка после того, как увидела из-за кулис, что творится в зале. — Ну, что, много народа? — Агнесса докуривала уже седьмую сигарету от волнения. — Навалом, — протараторила Марина и убежала переодеваться. — Представьте, там целый оркестр есть! — Да, это не показ на птице-фабрике или молоко-заводе, — с насмешкой проговорила Никитина. — Надежда, стыдись! Наши работницы ничем не хуже этих в мехах! — Всё! Всё, уже пора! Все готовы у меня? — громко спросила Агнесса, размахивая руками. Подкрашивая ресницы, я готовилась к выходу, на ходу надевая туфли. — Настюша, первая. После неё — Надя. Третья — Марина, и потом Таня. Положив руки друг на друга, мы подняли их вверх, тем самым настраивая себя. — Ну, я пошла. Зал ликовал, а оркестр играл приятную музыку. Ни что так не привлекает внимание окружающих, как легкая, соблазнительная походка прекрасной девушки. О достижении желанной грации, пластики и изящества при ходьбе мечтают не только модели, но и все представительницы слабого пола. Прошла я так изящно, что некоторые мужчины даже открыли рты, но их спутницы всего лишь закатили глаза. — Браво! — воскликнул мужчина. Я должна была ещё раз пройтись по подиуму вместе с девочками, но под мои ноги кинули букет цветов, не успев среагировать, я спотыкаюсь, подворачивая ногу... Боль пронзает тело, и я, покачиваясь, хватаюсь за руку Тани, что придерживает меня, чтобы я не упала. Музыка останавливается. — Степанова, как ты? — спрашивает она, пока зрители что-то выкрикивают и испуганно смотрят на меня. — Всё хорошо, — я продолжаю идти, и оркестр снова начинает играть. Закончив проходить по подиуму, я возвращаюсь в гримёрку. — Чёрт, кажется я серьёзно подвернула ногу. — Начинается, только не сейчас. Что случилось? — Агнесса напугана. — Кто-то кинул цветы мне в ноги, и я споткнулась, чуть не упала, — сажусь на стул, снимая обувь. — Ещё 2 раза сходить на подиум нужно, сильно болит? — Всё хорошо, пройду. Через боль я встала, надевая на себя винтажную шубу. — Вот козел! Мне кажется, он специально свой букет вонючий кинул! — забежав в гримёрку, крикнула Надежда. — Да ладно, всё нормально... С болью я всё-таки вышла, показывая зрителям, что со мной всё хорошо, в подтверждение этому я натянула улыбку.***
— Такие овации в столице моды! Мы точно покорили Париж! — Агнесса была очень довольна, что даже пустила слезу от счастья. Сегодня зал и вправду ликовал, зрители улыбались, как показ закончился, долго аплодировали и кричали что-то на французском. Мы радовались так, что я даже и забыла о болях в ноге, но Агнесса всё-таки напомнила мне, ведь я ей ещё нужна. А если у меня что-то серьёзное, то нужно лечиться. И мы пошли в ближайший медпункт.***
— Tout ira bien, c'est juste un léger étirement, — после осмотра проговорил врач. — Переведи, — строго проговорила Агнесса, а я с беспокойством смотрела то на врача, то на Агнессу Андреевну. — Всё будет хорошо, это просто легкое растяжение. И я выдохнула, ведь думала что травма будет серьёзнее. Я ждала, пока врач выполнит необходимые процедуры по перевязке ноги. Он прописал мне обезболивающие мази, гели и настойки, которые продаются в ближайшей аптеке. — Так, дай-ка сюда, я тебя провожу и схожу куплю это всё, — Агнесса забрала у меня листочек, что дал мне врач, и мы пошли в номер.***
Сегодня можно с уверенностью говорить о том, что советская легкая промышленность покорила Париж. Успех наших модельеров свидетельствуют о высоком культурном уровне советского общества. Не с проста Парижские кутюрье с особым трепетом присматриваются к разработкам специалистов центрального Московского дома мод. — Смотри, мы в местных газетах! Обалдеть! — Надя припрыгнула от радости. — Советские манекенщицы покорили Париж, с ума сойти. — Настя! Ту пери матч, и ты на обложке! — Никитина с восторгом развернула мне журнал. — Я раньше об этом и мечтать не могла, — рассматривая журнал, проговорила я. Радости не было предела. Париж дарил положительные и незабываемые эмоции.***
— Добро пожаловать на Родину. — У вас иностранные прессы, в СССР запрещено, — мужчина проверял мой чемодан так, что все вещи после него уже аккуратно не лежали. — Здесь же нет ничего запрещённого. — В этом журнале хвалят нашу страну и дом моделей, — раскрыв один журнал, я тыкнула пальцем, показывая ему. — Вот, видите, я на обложке. — Гражданочка, запрещено! — Ну, пожалуйста, это же моя фотография. — Пройдёмте, будем составлять акт об изъятии, — он закрыл чемодан и понёс его в комнату, где уже и сидели некоторые девочки. — Что ты творишь, Степанова, совсем ошалели! — злобно проговорила Калерия Кузьминична. С этим ничего нельзя было поделать, вздохнув, я пошла вслед за мужчиной.***
— Ну, вот я и дома, — произнесла я после того, как дверь лифта открылась. Этот акт занял столько много времени что вышла я из аэропорта только ночью. А пока доехала, прошёл где-то час. С одного конца Москвы в другой. Я не стала звонить Максиму с просьбой забрать меня, хотелось сделать сюрприз, ведь прилететь я была должна только завтра. Дверь квартиры тихо открылась после двух поворотов ключа, и я, радуясь этому, аккуратно зашла внутрь, так же тихо закрыв еë. Улыбнувшись тому, что всë получилось, я принялась снимать туфли, дабы не привлечь внимание Максима раньше, чем следует, но мой взгляд зацепился за то, что сразу же стерло улыбку с лица. Передо мной стояли туфли-лодочки, которые точно мне не принадлежали. Этот пёстрый леопардовый окрас я всегда старалась обходить стороной, а здесь он был даже слишком ярким для меня. На вешалке висело чьё-то пальто чёрного цвета. Я ловко переступила через обувь и тихо направилась на поиски Волкова. Много времени не потребовалось, он сам привлёк моë внимание звуками из спальни. Войдя, я некоторое время стояла на одном месте, наблюдая за всей происходящей передо мной картиной, чувствуя, как внутри меня рушится целый мир. Вновь. Меня вновь предали, выкинули, как ненужную куклу, с которой уже наигрались. Что-то сгорало внутри, я чувствовала это. Вновь горели те постройки, что я восстанавливала годами, а сильнее всего полыхала башня доверия к людям. Я медленно поплелась к столу, на котором стояла открытая бутылка вина и два бокала. Сделав два больших глотка, я лёгким движением руки заставила бокал с чужой помадой упасть на пол и разбиться в дребезги. Они замерли. Сперва из под одеяла показалась голова запыхавшегося Волкова, а затем и Вики, администратора его ресторана. Какое-то время я молча смотрела на них, пытаясь подобрать слова, но позже лишь схватила бутылку вина и направилась к выходу. — Насть, подожди, — бежал за мной Волков, натягивая штаны, — ты не так всë поняла! Да выслушай ты меня! Он пытался схватить меня за руку, чтобы остановить, но я вырывалась, показывала ему средний палец и продолжала путь. Не знаю, когда ему надоело это, но пройдя пару метров по улице, я села на лавку, дрогнув от ветра, сделала пару глотков вина и почувствовала, как по щекам катятся слëзы. Истерика.