Туман

      Летний лес тихо шумел, поскрипывая под ветерком. Кряжистые деревья уже вытеснили подлесок и теперь толстые стволы росли прямо из покрытой зелёной травой земли. После краха мировой экономики и большинства производств планета начала семимильными темпами восстанавливаться. Исчезли почти все источники загрязнений и природа медленно, но верно отвоёвывала землю у людей. Но увы, не всё было так гладко. На юге несколько месяцев назад прогремела вспышка. Тянуло дымом. На реках от ветхости садились на мель суда, оставляя масляные кляксы на воде. Большинство заводов успели остановить, но несколько лишилось работников до того, как все процессы прекратились. Катастрофы покрыли землю отравленными пятнами. Стало холоднее. даже летом двадцать градусов — чудо. Но эта дубрава продолжала шуметь и расти.       Среди лесных исполинов устало брела невысокая фигура. Она пошатывалась, когда под ноги попадался очередной узловатый корень. Движения в целом напоминали марионетку, подвешенную на ниточки. Одежда была совсем неброской — покрытые пылью джинсы, красная футболка с надписью «СССР», накинутая на плечи грязная рубаха, небольшой рюкзак и выцветший платок, собравший вместе копну красных волос. Большие, когда-то ярко-синие, а сейчас потускневшие глаза устало смотрели под ноги, тонкие губы растрескались. Кожа загорела за несколько недель под солнцем. Юное, ещё сохранившее детские черты, лицо покрылось мелкими царапинами и ссадинами. У путницы уже два дня, как кончилась пища. На дне фляжки — единственного, что осталось от деда, ещё плескалась вода. Выйти к людям она отчаялась уже на третий день. Сейчас шёл пятый. Живот у девочки уже почти буквально прилип к позвоночнику, единственное, чего она хотела — есть. И тепла — футболка не грела, заставляя ёжиться. Поэтому шла и шла, уже механически переставляя ноги… Дом Ольги.       Она жила близко. За поворотом обнаружился небольшой дом из кирпича. Вокруг его окольцовывал высокий забор. Выглядело достаточно надёжно. А вот улица отличалась ветхостью — ограды разобраны, стёкла в домах побиты, стояло запустение. Открыв скрипнувшую калитку и плотно заперев её за нашими спинами, девушка повела парня к зданию. Создавалось впечатление, будто двор вычистили от всякого мусора. Ни доски, ни железки — всё шло в дело. Кроме дома был лишь сложенный из бетонных блоков сарай с деревянной дверью. Всё было скрыто листвой, создавая на земле пёстрый ковёр из солнечных зайчиков. В воздухе витал прохладный ветерок, ставший обычным для средних широт.       Сама обитель Ольги была типичным деревенским проектом, по образцу которого строились целые посёлки. Выделялся только ветряк на крыше. Умно. Пройдя по дорожке из плит, они поднялись на невысокое крыльцо. Там стояли лукошко с тыквами, да, внезапно, сложенный шезлонг. Ольга зазвенела ключами и, провернув механизм, впустила нас внутрь. Там уже было поинтересней: вешалка с рабочей одеждой, наверху которой примостилась панамка, стойка с обувью, надтреснутое зеркало.       Подойдя к последнему, он сбросил капюшон с головы. Исхудавшее в пути лицо щетина старила лет на десять разом. Истерзанная ветрами и дорожной пылью кожа посерела. Тёмно-русые, ломкие патлы тоже отросли, достигая подбородка. Подняв голову, парень встретился взглядом с самим собой. Глубоко посаженные карие глаза из-за тени ставали почти чёрными, устало сверля всё, что видят. На скуле выделялось бурое пятно шрама. «Надо будет нож попросить у Ольги. Или бритву.»       — Ты заходи, не стесняйся. Плащ тут оставь, — послышался тёплый голос. Семён посмотрел на Ольгу в зеркале. Она уже разулась, стоя в носках на затёртом коврике. Лента с волос исчезла и локоны теперь спускались до лопаток. Совсем невольно взгляд притянулся к хрупким ступням. Встряхнув головой и сбросив наваждение, он расстегнул плащ, гулко упавший на пол. Под ним — тёплые джинсы и серый свитер. Сапоги остались на коврике. Открыв железную дверь, Ольга пустила парня в свой дом.       Внутри было достаточно уютно, что удивило путника. Тепло: свитер почти сразу стал ощущаться лишним. На стенах — бумажные обои, на полу — доски, прикрытые множеством ковров. Навеивало воспоминания о визитах в село. Но парень предпочёл отбросить ностальгию и дальше изучать убранство. Ольга неслышно прошла на кухню. Крохотную — конфорка с газовым баллоном, стол на троих, давно не работающий холодильник. Под потолком на проводе висела лампочка. Девушка подошла к стоящей в углу канистре и зачерпнула оттуда воды, разлив по чашкам. Из полупустого шкафчика, забитого солью, сахаром и сухарями, появились несколько лепёшек.       — Ты голодный, наверное. Держи, сама пекла, — с некоторой гордостью в голосе поставила она на столешницу тарелку со снедью. Сама села напротив, положив голову на руки и с интересом изучая глазами гостя. Тот случайно засмотрелся в не растерявшие за гиблое время яркости изумруды, утягивающие в свою глубину.       — Спасибо. Я твой должник. Как оно тут? — благодарно кивнул парень, едва удерживаясь от желания сразу наброситься на пищу. Но всё же взял и культурно откусил кусочек хлеба. Немного солёное, немного недопечённое, но лакомство, после дороги показавшейся манной небесной. Живот Семёна громко заурчал, прося ещё. Ольга хихикнула, наблюдая за скорым исчезновением её стряпни и параллельно доедая одну из лепёшек. Закончив, она опрокинула в себя воду, облизнув влажные губы. Путник доел угощение и тоже запил. Девушка всё же медленно начала:       — Сложно. Хотя, кому сейчас легко? Приходится за урожаем тщательно следить. А то не прорастёт что-то и потом голодай. Хотя бы вода дождевая и свет от ветра есть. Погода тоже бесит. Вроде и солнце, но всё равно прохладно. И не пройдёшься уже так… — вздохнула она.       Ольга искренне скучала по тем денькам, когда после рабочего дня она могла растянуться в шезлонге и спокойно почитать, нежась на летнем солнышке. Когда ветерок приятно щекотал нагретую солнцем кожу. Когда вокруг была зелень и жизнь. Которой сейчас нет.       — Да… Мои поздравления, так скажем. Не каждая на такое способна — выжить сейчас, — размеренно кивнул путник, погрузившись в свои мысли. Ему стало жаль эту девушку. Всё же, выжить в одиночку сложно. Особенно неподготовленному человеку. Из размышлений его вывел робкий вопрос Ольги: — А… Как ты выживал?       Воспоминания захлестнули Семёна с головой, табунами проносясь сквозь сознание. — Тебе с начала? — дождавшись утвердительного кивка, он продолжил: — Это было не сложно. В первые недели. А вот страшно было. Всё же, Москва — большой город и всех разом вырезать было нельзя. Город агонизировал долгий год… Никто не понимал, что происходит: люди иногда мумиями падали буквально в метрах от выживших. Продукты, хозтовары, топливо — через пару дней ничего не осталось. Всё скупили по двойной цене, никто не преминул возможностью нажиться. Кто-то выходил «мыть окна», кто-то бросался под машины. Не все выдерживали. Но это было только начало.       Потом начали люди пропадать. По нарастающей. Один, три, десять, двадцать, семьдесят — редели прямо на глазах. На улицах сотни брошенных навсегда машин, то тут, то там лежали мумии. Чистые, будто человек просто умер и высох. Но, запах… Мертвечина вперемешку с пылью и едким дымом. Противогазы и маски не спасали, словно сам воздух неразрывно пропитался смертью. Оставшиеся в живых попытались как-то объединиться: военные стягивались к укреплённым частям, мы вооружались чем могли и занимали что-то крепкое. Группы искали продукты по всему городу. А вот с водой — кошмар. Водопровод встал, от безнадёги начали пить из речки, много отравилось: сжигали потом. И так, пока не сделали нормальный фильтр. Тащили всё, что можно. Сообразили радиоточку. Общались с такими же оплотами в других городах и Подмосковье. Цепочкой смогли даже связаться с Кавказом и Украиной. Там тоже было с полдюжины цитаделей. Мечеть в Баку, Золотые Ворота в Киеве, харьковский Госпром. Военные решили на нас забить — им же ещё выживать надо. Тьху! МГУ, советские бункера, стадионы, Кремль — пытались удержать Красную площадь! И первым не повезло обитателям бункеров: двери в части заклинило, оставив их внутри. Конечно, сейчас там все мертвы, но каково это — подыхать в затхлом подземелье? А мы тешили себя надеждой на победу, на счастливый исход, мол, сейчас мы живы, рано нами чернозём удобрять! Символ сопротивления! Которое пережили наши баррикады, — с губ сорвался грустный смешок. Думали: деды смогли, чем мы хуже? Хуже… Не смогли…       Через минуту звенящей тишины, в ходе которой Ольга будто вытянула весь мрак из души Семёна, он помотал головой и продолжил рассказ: — Спустя долгих девять месяцев шаткого равновесия всё закончилось. Становилось сложнее, продукты в многомиллионном городе, зависимом от ввоза, понемногу кончались, а вот Существ и Обращённых становилось всё больше. Вторые это те, которых мы возле парника гробанули. В общем, против крупных групп бросали только-только созданных Инквизиторов — тысячу лучших из тех, кто владел оружием. Так мы держались до появления Еретиков. Их так назвали в противовес первым. Что иронично, занимали они церкви. Проповедовали, мол, грядёт конец и только они выживут, чтоб к ним присоединялись. Но они каннибалы! И их появление сместило чашу весов. Вокруг церквей теперь была «мёртвая зона» радиусом в дальность их пушек. Из-за этого собралась Орда Обращённых, которые разом, будто по приказу, решили навалиться на Кремль. Конец был неизбежен, как бы мы его не отодвигали. И знаешь, сейчас, спустя пару лет я понимаю, что мы могли их уничтожить, там был коридор…       Хрипловатый голос парня набирал оборотов, глаз задёргался. Со следующей фразы он сорвался на истерический шипящий шёпот: — Но во всём виноват этот урод, Пантелеев, глава цитадели на Лужниках, который решил, что союз с Еретиками имеет с-смысл! Ни одного выс-стрела! Просто пропус-стили Орду! В итоге несколько тысяч человек костьми легли, убежать смогли единицы!       Следующие слова словно заживо резали уже обе души, Ольга невольно протянула руку, тонкими пальцами обвив добела сжатый кулак путника, только ударивший по столу. — Всё! Фиаско, чёрт всех нас дери! Всё с самого начала было зря! — шёпот стал тише, уже не в силах остановиться парень почти неслышно бормотал: — А я верил. И до сих пор живу. Каждую ночь снятся товарищи, с которыми я плечом к плечу боролся за жизнь, за место под туманным солнцем! Рёв сирены поздним вечером. Сигнальные огни. Запах гнили. Копоти. Пороха. Многоголосый хор выстрелов, выкашивающих тварей за стеной. Полумёртвое, безмолвное море, волнами накатывающая на баррикады. Освещённые вспышками головы и бледные лица. Без глаз. Слепые. Безжалостная Фемида. Лысина твари в метре внизу. Адский скрежет, парни вместе с частью укреплений валятся на землю. Конец. Орда прорвалась. Истошный крик в репродукторы: Бегите! И я бегу! В отчаянии уношу ноги! Падаю, спотыкаюсь, — рука парня невольно дёрнулась к щеке. — С одним револьвером, самопал пришлось бросить. Очнулся только где-то на окраине. А потом выживание…       Под конец он уже успокоился, подняв глаза и трезвым взглядом посмотрев на ошарашенную тирадой Ольгу. Та с жалеющим видом глядела на него и гладила раскроенный об стол кулак. Тихо сказал, пряча глаза: — И вот, я здесь… Прости, что так вывалил. Не смог удержать.       — Ничего. Тебе было это нужно, а то бы крышей поехал, — обнадеживающе улыбнулась девушка. — Главное, что мы живы сейчас. Ещё не всё потеряно.       — Спасибо. Да… Ещё имеет смысл, — он сощурился, сплетя её пальцы со своими. — Теперь твоя очередь. Откуда ты про Существ знаешь? Вроде же глушь глушью.       В глазах Ольги промелькнул страх, девушка передёрнула плечами, сбивчиво начав рассказывать: — Я-я тут и жила, этот посёлок раньше на Днепре был, а потом сюда перебросило. Приехали старые друзья, погостить. Неделю веселились, гуляли, а потом это… началось. По радио передали чрезвычайную ситуацию, просили не выходить из дому. Боялись все. Данило с Пашей в магазин съездили, купили продуктов побольше. Консервов, соли, муки. Медикаментов основных.       Через несколько дней приехали полицейские, встали в деревне, ещё раздали еды. Иногда ночью стреляли, я слышала. Потом улицы туманом заволокло, кричал кто-то, я даже под кровать спряталась. Даня топор схватил и побежал узнать… — девушка всхлипнула, в уголках глаз появились слёзы. — Н-не вернулся. М-мы побоялись туда идти, но соседи говорили, что заставе п-пришёл конец.       — Паша тогда всю ночь п-пил, проспался и стал забор делать. Четыре дня без перерыва, я только гвозди успевала подавать. А потом жили. День сурка к-какой-то. Я работаю на огороде, он постоянно что-то ч-чинит, латает. Парник сделал, меня туда сослал. Как одержимый, фанатик, мол, нужно делать всё, что можно! Конец света, теперь мы сами на себе!       — В деревне ещё оставалось с дюжину человек. Пару лет выживали, с трудом, но выживали, помогали друг другу, договорились, что если кто-то умирает — делим поровну. А потом… п-потом… — Ольга снова шмыгнула носом. Семён сжал её руку, крепко, но не сильно. Она, пересилив себя, продолжила: — Мы последние остались… Через пару недель он вышел, я на него в окно смотрела: калитка открыта, а там несколько силуэтов. Он выбежал с ружьём, кричит, мол, валите отсюда, что творите?! А там главный вроде и тихо сказал, но и я услышала: время пришло. Он развернулся, Паша выстрелил, но его там уже не было…       — Потом несколько хлопков, Паша на землю упал, на колени, шептал что-то, так, испуганно. Зажмурился, уши зажал, пополз назад. А потом нагнулся над ним… Мертвец будто. Тощий, рваный, откуда он только взялся? Наклонился и будто поцеловал… А Паша глаза широко раскрыл, и усыхать начал, как мумия. А я стою, как в рот воды набрала — душа в пятки ушла. Минута и он уже сухой лежит, а тот на меня посмотрел, я чуть не умерла от жути там. Глаза такие, пустые, холодные. Могильно холодные. А он будто улыбнулся и исчез! Я Пашу через несколько дней похоронила… И с тех пор тут… одна-ааа… — залилась горькими слезами девушка.       Парень встал, подошёл к ней и приобнял за плечи, немного гладя по спине. Она, словно брошенный щенок, доверчиво прижалась к нему, солёными слезами пропитывая потёртый свитер. Он мог лишь гладить её сильными руками по спине и голове и, поддаваясь обычным инстинктам, тихо шептать: — Оля, не плачь… Всё нормально будет… Успокойся… Не плачь, я тебя защищу…       Утешенная девушка уже просто сопела, слушая негромкий, немного учащённый и ритмичный перестук сердца путника. Её успокаивал этот островок надёжности в безумном мире. Впервые за долгий год она чувствовала, что сможет заснуть, не вздрагивая от каждого шороха или хлопка. И это чувство она хотела испытывать как можно дольше. Как можно… больше. В прошлом Ольга бы гнала такие мысли прочь, в самый Казахстан. Но сейчас… Сейчас она была бы рада любому теплу, любой нежности в жестокой круговерти. Поэтому она лишь крепче прижалась к немного смутившемуся Семёну, обвив его руками за пояс. Для того подобные действия были в новинку — личной жизни не способствовали куча подработок. Поэтому он пожал плечами и стал ждать развязки. Но уже с новым ощущением того, что хотя бы в этот раз он должен кого-то защитить. Её. Девушку, чудом выжившую в жерновах обстоятельств. Она бы стала его целью, путеводным маяком. Дала бы смысл жить. Да и осесть где-то после бессмысленной и бесконечной гонки было бы неплохо.       С глупым нежеланием отстранившись, девушка, пряча заалевшие щёки, тихо поблагодарила парня. Потом задумалась, приложив палец к пухлым губам, ухмыльнулась, чуть заметно облизнулась и предложила: — Слушай, у меня баня есть, тебе помыться не нужно? — Нужно, прямо очень! — закивал Семён. Девушка внутренне обрадовалась, не подав виду. — Хорошо, растопишь тогда, пожалуйста, печку? — Не вопрос, покажи только, где. И ещё вопрос: есть у тебя что-то острое и зеркало? — провёл он ладонью по зашуршавшей щеке. — Да, конечно, — Ольга вскочила со стула, покопалась в шкафчике, выудив оттуда острый ножик. Из другого достала круглое зеркальце. Обернулась, шагнула на выход, жестом поманив парня за собой. Тот с готовностью пошёл следом. Девушка мельком показала на дверь напротив кухонной, сказав, что уборная там.        В соседней комнате была гостиная и спальня одновременно. По-домашнему уютное место. Раскладной диван, двуспальная кровать, пара пейзажей на стенах, сервант с легендарным чайным сервизом, покрытым многолетней пылью, и достаточно компактная кирпичная печь. Возле неё на плиточной площадке лежала горка дров. На ней, как вишенка на торте, расположились спички. Парень сразу наклонился к дверце, начав над ней колдовать. Вскоре в печке весело затрещал огонёк, бросая блики света и волны тепла в полутёмную уже комнату.       — Ну… Иди, мойся, вода скоро нагреется, мыло там есть, полотенца я принесу, — слегка смущённо сказала Ольга, ковыряя пол носком. — Да, спасибо. Парень быстро стянул с себя свитер, оставшись только в штанах и распахнул дверь. Девушка невольно залипла на сухое, жилистое, без единой капли жира тело. Он походил на легкоатлета — сильный, но не тяжёлый. Болезненно-бледная кожа портила вид, но даже так Семёна не стыдно было бы поставить на обложку — считала Ольга. Лопатку уродовала кривая линия шрама, придающая нотку не иллюзорной брутальности. Дверь закрылась, скрыв за собой парня.       Она ясно почувствовала горящие от смущения щёки и тепло, спускающееся от головы вниз, к низу живота. Осторожно оглянувшись, будто кто-то мог за ней подглядывать, она опустилась на скрипнувшую кровать и путающимися руками расстегнула и сняла комбинезон. Затем свитер. Под ним не оказалось лифчика — объёмная грудь прекрасно держалась и без него. Телу всё равно было тепло, что-то грело его изнутри. При всём возможном желании Ольга не смогла бы остановиться, уже заведённая предыдущей сценой и подкреплённая долгим одиночеством. Тем более. такого желания у неё не было. Её тянуло туда, за закрытую дверь. Мысль о том, что парень просто прогонит её, она не хотела даже слышать. Она хотела испытать всё, как в тот раз… Первый раз с парнем — её воздыхателем, только отслужившим срочником с соседней улицы. Нежно, неуклюже, но так запоминающееся. Жар, захлестнувший голову, чувство наполнения внизу, смазанное трение, улыбка на губах…       От таких мыслей и предвкушения она завелась. Поддалась желанию, пеленой окутавшему сознание. Осторожно, будто стесняясь, коснулась тонкого застиранного белья. Пальцы почувствовали сырую ткань, сквозь которую проступили контуры губок. Девушка ощущала готовность, но всё стеснялась переступить Рубикон — открыть дверь в парилку. Одна часть корила другую, всё же, это был её план, от которого она теперь отказывается. Но Ольга всё колебалась. Так что закрыла глаза, попытавшись представить всё, что она хотела бы. «Пусть хотя бы так» — подумала она. Вот он стягивает с неё трусики — бельё быстро отправилось под кровать. Девушка снова коснулась горячих складочек, почувствовав под пальцами волоски. Открыла глаза, с сожалением посмотрев на тёмный пушок, обрамлявший пухлые створочки. «Некрасиво. Но что поделать.» Она снова представила Семёна и потянулась пальцами к щёлке, проникнув в уже мокрое нутро, второй рукой сжав свою грудь и тихо простонав. Забытые ощущения частично восстанавливались в сознании, но это всё равно не могло сравниться с тем. От этого её часть настойчиво шептала: дерзай, давай, забери своё!       Наконец, Ольга поддалась и, достав из ящика серванта пару полотенец, замотавшись в одно из них, решительно распахнула дверь, окатив себя облаком пара… Лес.       Путница брела весь день. Темнело, сгустились сумерки, поэтому спотыкаться она стала на порядок чаще, уже пару раз упав. Вода кончилась. от голода голова уже не совсем варила. Поэтому она не сразу заметила просвет в деревьях. Потом заторможенно вернула взгляд, всмотревшись туда. Недоверчиво протёрла глаза: вид не исчез. Как белели вдалеке полубочки чего-то вроде теплиц, так и белеют. Девочка на радостях аж подпрыгнула — «Возможно, там есть еда!» Живот громко заурчал, прося топлива. Путница настолько быстро, насколько позволял измождённый организм, побрела к заветному месту.       Спустя пару минут она оказалась возле него. Внутренне ликовала: «Это теплицы!» Но потом подошла ближе, икнув от страха. На земле лежали четыре трупа. От их вида девочку замутило: у одного вывернутое свинцом бедро, другой почти безголовый, ещё один лежал в луже крови из вскрытого дробью живота, последнего методично избили, перемолов голову в фарш. Она не так боялась тел, как того, кто с ними такое сделал. «Надо быть начеку.» Переборов отвращение, путница обошла убитых и прошла в теплицу. Там росли огурцы. Спелые, зелёные, от которых у девочки в разы увеличилось слюноотделение. Она заметила ещё и бак с водой, от которого шли трубочки полива. Подскочив к нему, она жадно зачерпнула воду и залпом выпила, ощутив привкус сырости. Но это её не остановила, она продолжала жадно хлебать мутноватую воду. Напившись и наполнив флягу, она принялась за пищу: срывала сразу по нескольку огурцов, окуная их в воду, выплёвывая несъедобное и радуясь хоть как-то наполненному желудку.       Когда она наелась, отчего голова начала работать, то решила выйти и осмотреться поподробнее. За второй дверью обнаружился выход к посёлку! Путница радостно воскликнула: — Здесь есть люди! Впрочем, сразу зажав себе рот рукой. Не нужно привлекать к себе внимания. Она осторожно пошла на одну из будто вымерших улиц. Вокруг, в зыбкой дымке высились остовы заброшенных домов. Разбитые окна и рамы пустыми очницами сверлили девочку, заставляя подрагивать от напряжения. Но вот, внимание привлёк свет. Недалеко. Она быстрым шагом припустила туда. Но наткнулась на проблему: источник света был за забором. Осмотревшись, она заметила невысокое дерево на соседнем участке, прямо возле забора. Прокравшись сквозь дыру в заборе, она уверенно вскарабкалась на дерево, примерилась. Прыгнула. неуклюже пробежавшись по земле и чуть не упав. Рюкзак давал о себе знать. Тихо подкравшись к стене ухоженного по сравнению с остальными дома, она заглянула в маленькое окно, из которого и бил неяркий свет… Дом Ольги.       Семён, уже помытый и в костюме Адама сидящий в углу, возле печки, задумчиво рассматривал себя в зеркало. На досках лежала горка волос — ножом он побрился и обрезал патлы так коротко, как мог, из-за чего на голове теперь было вихрастое нечто. Лицо разом помолодело, выдавая в нём того парня двадцати трёх лет, кем он был. Обстоятельства меняют людей. Некогда обычный юноша заматерел, превратился в нездорового душевно убийцу, выгрызающего врагам глотки. И теперь он думал: «А нужен ли я такой ей? Наверное, да. Плечо, на которое можно опереться, а дальше уже завертится… Да.»       Размышления прервала красная от смущения Ольга, без стука вошедшая в наполненное клубами пара помещение. Девушка была замотана в одно натянутое полотенце, едва скрывавшее вишнёвые соски. Присев на лавку, она стушевалась, посмотрев на парня. Тот полностью разделся и к её визиту был никак не готов. Так что подобрал ноги, попытавшись прикрыться. Она попыталась придумать оправдание, пробормотав: — Ну, ты уже натопил, а мне тоже помыться надо, дрова сэкономим… Ты не против? Он лишь пожал плечами, продолжая греться в расслабленной позе. Ольга медленно развязала полотенце, тоже обнажившись. Девичьи щёки горели от стыда, но она всё же подошла к баку с водой, опрокинув кружку себе на голову и начав натираться мылом. Парень, как бы он не хотел держать себя в узде, бросил взгляд на Ольгу, уже не в силах его оторвать. «Даже не прикрывается!» — пронеслось у него в голове.       Даже несмотря на обстоятельства, она обладала отменным телом. Большой, больше всех, что он видел ранее, бюст с уже возбуждёнными сосками был только первым из достоинств. Даже несмотря на свой объём, он ни на сантиметр не провисал, выдавая упругость. На левой груди чернела пара родинок, выглядящие точно на своём месте. Живот когда-то, наверное, был мягким, домашним, как и вся Ольга, но сейчас он подтянутый, с видимыми намёками на пресс. Бёдра и ягодицы постигла та же судьба, но от того они были ничуть не менее манящими. Влажная, бледноватая кожа блестела мылом и островками пены, придавая ещё большую соблазнительность. К плечам прилипли волосы цвета спелого каштана. Девушка заметила голодные взгляды и внутренне возликовала хорошо идущему плану. Ольга со странным стыдом поймала себя на мысли, что ей нравится такое внимание. Нравится ощущать себя желанной. Давно забытое ей чувство, приносящее в голову тепло и куда-то испаряющее стеснение.       Парень тем временем продолжал жадно изучать глазами старавшуюся не встречаться с ним взглядом Ольгу. От таких видов он быстро возбудился, чувствуя, что кровь прилила вниз и уже привела его в готовность. Он закрылся руками в надежде скрыть это от девушки, но та опрокинула на себя несколько кружек с водой, смыв пену. Затем громко выдохнула и села к нему на колени, сразу пристроившись поудобнее. Тот ощутил у ней меж ног пятно, ещё более мокрое и горячее, чем остальное тело. «Неужели?» Тонкие пальцы, немного загрубевшие от работы, пробежались по налитому кровью достоинству, заставив Семёна вздрогнуть и немного покраснеть. Ольга наклонилась к нему, куснула за ухо, прошептав: — Возьми меня… Я очень хочу…       Застыв на несколько мучительных для неё секунд в ступоре, с почти слышимым скрипом обдумывая слова, он наконец-то расплылся в ухмылке: — Как пожелаешь.       Девушка не успела ответить, уже заткнутая поцелуем. Парень царапнул клыками её губы, языком коснувшись сладковатого нёба. Она отставать не хотела, погладив своим язычком его. Поцелуй был долгим, в конце тренированный Семён делился кислородом с Олей, заставляя ту испытывать совсем новые для неё ощущения. Оторвавшись друг от друга, раскрасневшаяся парочка смерила друг друга пошлыми взглядами. Девушка пошла ниже, совращая парня поцелуями. Сильная шея, ключицы, развитые мышцы на корпусе. Её это возбуждало, отчего она понемногу распалялась, сначала начав покрывать Семёна едва видными засосами, а затем и прикусывать грубую кожу.       Парень времени не терял, положив в мозолистые ладони грудь Оли, желая почувствовать, как она проминается под пальцами и услышать томные вздохи девушки. Его желание исполнилось — пальцы ощутили упругую, гладкую кожу, которую он сразу же сжал. Она была на удивление мягкой, к ней хотелось прижаться, как к подушке, и лежать подольше. Ольга жарко вздохнула, когда цепкие руки стали играться с её грудью, нежно сжимать, покручивать и оттягивать набухшие ягодки сосков, целовать, жадно впиваясь в неё. Никакой боли, только приятное покалывание заставляло девушку делать и Семёну приятно. Подчёркнутая нежность и аккуратность. будто парень прочитал её просьбу, приносили немыслимое удовольствие, давая возможность расслабиться. Показать свои слабости, опереться на кого-то, пасть под методичным натиском…       С сожалением отстранившись, она подошла к стене, поманив внимательно наблюдающего за ней Семёна. И соблазнительно наклонилась, выгнувшись в спине и выставив себя в предельно выгодном ракурсе. Промурчала: — Давай же… Я вся твоя…       Тот подошёл к ней, пристроившись к покрытой мурашками щёлочке, истекающей смазкой. Раздвинул пышущие жаром складки и медленно, чувствуя каждый сантиметр тугого лона Оли, проскользнул на всю глубину. Она громко простонала и разом напряглась, крепко обхватив орган. Семён наклонился над ней, обняв за талию и продолжив руками массировать грудь. Девушка привыкала к среднему размеру, после такого перерыва казавшемуся большим. Почувствовала это наполнение, как и в тот раз, только отчётливей. Сильней. Лучше. Он начал понемногу двигаться, отстранившись от девушки и начав гладить её бёдра. Узкое и горячее нутро Оли было лучше всего, что он когда-либо ощущал. После длительного воздержания это было действительно сложным испытанием. Поэтому он думал о чём-то очень холодном, о пронизывающих до костей постапокалиптических ветрах и продолжил движения. Уверенно, но нежно, поршнем вбиваясь внутрь. От толчков объёмистая грудь немного колыхалась. Девушка в экстазе стонала его имя, что заводило ещё сильнее.       Семён решил немного усложнить правила, начав играть с Олей: то ускоряясь, заставляя её оглашать парилку громкими стонами, то замедляясь, слушая нетерпеливое, разгорячённое дыхание. Спустя несколько минут подобной пытки она не выдержала, с громким и полным чувств стоном оросив смазкой губки и измазав в ней орган парня. Тот набух и запульсировал, отчего Семёну пришлось проявить чудеса акробатики, чтобы удержать девушку на ногах и одновременно соблюсти безопасность. Ему это удалось и он с утробным рыком щедро излился на девичью спину и аппетитные ягодицы. Затем устало осел на лавку, усадив Олю рядом.       Переведя дух, спустя минут оба зашевелились, помогая друг другу встать. Девушка посмотрела на свою спину, улыбнувшись парню: — Спасибо… — Да не за что. Ты бесподобна! — Ты тоже, ммм, хорош, — стрельнула она глазами вниз. Они лишь взялись за руки, каждый погрузившись в свои мысли. Блуждающим взглядом Семён встретился с широко раскрытыми синими глазами за окном, сразу юркнувшими вниз. Парень протёр глаза и вскочил на ноги. За окном кто-то испуганно ойкнул. — Что за…