Бредовые сновидения

Шла вторая мировая война. Правда, конец её уже шёл. Нескольким русским это совершенно не мешало самым дебильным образом попасть в плен и сидеть там сейчас с долбанутой на всю голову и дажее больше немкой. Да, Я была одной из русских. И на данный момент мерзла на прохладном полу, оглядывая компанию нашу бедовую. Немка с задолбанным видом около двери. Красивый худой бледный мужик и шапке-ушанке и невероятном наряде, как Я поняла, Фёдор Достоевский, сидит под окном и читает. Совершенно долбанутый и господичтобтыужекудатоделсвоюэнергию Гоголь Николай Васильевич носился в прямом смысле этого слова вокруг Феди, так, что уже сил не оставалось на него реагировать. Самый тихий и спокойный Гончаров, который раз пятьдесят уже шикнул на Колю и на данный момент бросил это занятие, со скучающим видом смотрел на Фёдора. И, последняя, Я, сидящая у стены и думающая, а что, собственно, будет дальше. Выбираться же как-то надо. Хотя да, мы очень глубоко в Германии, так что хер знает. И все-таки, чё они тут все херней страдают… А что произошло потом, Я, наверное, так никогда и не пойму. Зашёл немец, взял меня и потащил допрашивать. А мне че? Сопротивляться — хуже будет. Меня волоком тащат довольно далеко от товарищей по несчастью. Притащили в красиво отделанную комнату с огромными панорамными окнами. За окном светило солнце. Окна красивые. Из окон виден небольшой. Сарай, или как это ещё назвать, откуда меня и притащили. Немец говорит оставаться здесь и уходит. Я отхожу от окна, разглядываю комнату и слышу. Сигнал тревоги. Жутко орущую сирену. Я резко поворачиваюсь к окну и вижу… то, что сарая нету. Снесли. Уничтожили. Как… На том месте, где был сарай, сидит мужик в ушанке и лежит убитая немка. Только до меня доходит, что произошло, как врывается тот самый немец и тупо глядит в окно. — Вот это, — говорю Я немцу, — русский народ. Из любой жопы выберемся. Понял? Немец стоит бледный и дрожит весь. А потом говорит, тихо так, будто для себя: — Оружейный склад заблокирован. Продовольственный — тоже… Эти… Эти двое. Перебили половину штаба… Что. Происходит? Перестает выть сирена. Слышатся крики и вопли немцев. Вскоре всё затихает. Не просто затихает. Нет. Всё становится мертвым. Таким, что ты на подсознательном уровне понимаешь — ты, немец да Гоголь с Иваном — единственные живые люди во всем штабе. Остальных убили. Я с диким восторгом смотрю на бледного немца, который падает на пол и с нескрываемым ужасом смотрит на сидящего внизу Фёдора. Потом соскакивает и несется вниз. Пара минут — и он уже там. Бежит к Достоевскому с явным намерением убить. Я прикрываю глаза, пытаюсь успокоиться, вдох-выдох, но Фёдор слишком физически слаб. Я снова смотрю вниз. И вижу труп немца, красивый худой бледный мужик и шапке-ушанке и невероятном наряде, как Я поняла, Фёдор Достоевский, сидит под окном и читает. Совершенно долбанутый и господичтобтыужекудатоделсвоюэнергию Гоголь Николай Васильевич носился в прямом смысле этого слова вокруг Феди, так, что уже сил не оставалось на него реагировать. Самый тихий и спокойный Гончаров, который раз пятьдесят уже шикнул на Колю и на данный момент бросил это занятие, со скучающим видом смотрел на Фёдора… — Вот она, сила русских, — улыбаюсь Я. Компания собирается, берёт меня и ушлепывает в Россию. Ахереть.