— Нет… — голос слабый, дрожащий, под стать ему самому. Сережа качает головой, — где Олег? Что ты с ним сделал?
— Я сделал? — Птица смотрит на него с насмешкой, — Ты не в курсе, что твой дружок Олег погиб в Сирии год назад?
Сережа закрывает рот дрожащей рукой.
Олег… Олег. Олег!
— Перестань! — с раздражением бросает Птица, — что ты как маленький. Кстати, о паршивце. Где Тряпка?
Сережа рефлекторно бросает взгляд на дверь, куда убежал мальчик, и тут же смотрит на Птицу.
— Не знаю, — говорит он тихо.
Птица смеется над его попыткой.
— Глупый Сережа, — вкрадчиво говорит он, — ты никогда не сможешь солгать самому себе.
И Птица быстро подходит к двери, распахивает её.
За ней никого нет.
Птица бледнеет от ярости.
— Где мальчишка? — кричит он, поворачиваясь к Сереже и изо всех сил пиная дверь.
Разумовский молчит. Птица сверлит его взглядом янтарных глаз, потом его губы кривятся в усмешке.
— Ну да плевать на него. Никуда он отсюда не денется. Как и ты, Сереженька. Эта башня — твоя тюрьма!
Сережа смотрит на него со смесью горя и ужаса, и вдруг бросается прямо на Птицу, взмахивая сжатыми в кулаки руками.
— Сволочь! Ненавижу! Ненавижу тебя!
Птица уворачивается от его ударов и хрипло смеется:
— Тебе не одолеть меня, Сережа! Я — это ты! Как и Тряпка! Мы оба — часть тебя.
Разумовский замирает, глядя на него воспаленными глазами, потом резко отходит в сторону.
— У тебя единственный выход, — вкрадчиво говорит Птица, — помоги мне найти Тряпку. Мы уничтожим этого слабого, безвольного, вечно сопливого глупца, а потом вырвемся на свободу — вместе!
— Нет, — Сережа качает головой, дрожащими руками зарывается в отросшие пряди медно-рыжих волос, — это тебя я уничтожу. Раз и навсегда!
Лицо Птицы перекашивает от бешенства.
— В таком случае, — шипит он, — я сделаю всё сам. Но результат тебе не понравится, Сережа, это я тебе обещаю.
Он ни на секунду не сомневается, что Птица выполнит свою угрозу. Страх впивается в сердце острыми когтями, давит на грудь гранитной плитой, из-за чего Сереже трудно дышать.
Сережа отступает, отводит глаза. Птица, словно паразит, высасывает из него оставшиеся крохи сил. Хочется свернуться калачиком, накрыться одеялом с головой и больше никогда оттуда не вылезать.
Но от Птицы не спрятаться под одеялом. От него некуда деться, он неотступной тенью будет следовать за ним и искренне наслаждаться его отчаяньем.
Сережа прикусывает губу, чтобы не расплакаться. Глупо, жалко, отвратительно. Но он правда не видит выхода. Рано или поздно Птица своего добьётся, и никто его не спасёт. Он один на один со своим личным демоном.
Птица облизывается, смотрит с предвкушением, готовый наброситься в любой миг, вонзить острые когти Сергею прямо в грудь, захватить его, поработить сознание целиком. Принять тело в единоличное владение.
« — Это конец», — думает Сережа, понимая, что действительно не видит выхода. Молить о жалости бесполезно — Птицу это только сильнее разозлит.
« — Прости меня, Олег», — мелькает в голове последняя, наверно, мысль. Сережа зажмуривается, представляя лицо Волкова — высокие скулы, острый подбородок, глубокие тёмные глаза, которые всегда смотрели на Сережу только с теплотой и любовью. Никто никогда больше не смотрел на него так.
Тук-тук-тук!
Сережа вздрагивает и резко открывает глаза. Что это было?
Птица тоже слышал. Он со злостью озирается по сторонам, но не может определить источник звука.
Тук-тук!
Сережа оборачивается к окну и видит
её. Белую ворону. Она сидит на балконной решетке и стучит клювом в окно.
— Ах ты дрянь! — шипит Птица, бросаясь к ней.
Но ворона взмахивает крыльями, ловко уворачивается от Птицы, как прежде он сам — от Сережи.
Что-то в голове Разумовского щёлкает — бежать! Бежать, пока есть шанс!
И он бросается к лестнице, перепрыгивает через несколько ступенек, едва не подворачивая ногу, и мчится, мчится вперед, словно за ним гонится сама Смерть. В каком-то смысле, так оно и есть.
Разъярённый Птица кидается за ним, распахивая крылья, но в узком лестничном проёме лететь невозможно.
Это шанс.
Сережа пробегает, наверно, этажей шесть, прежде чем решает забежать в коридор. Он слышит на лестнице выше шаги Птицы, тот не отстаёт. Сережа бежит по этажу, почти не разбирая дороги, дергает дверные ручки, но всё заперто.
В груди всё леденеет от страха и отчаянья. Сережа останавливается перевести дух. Сердце колотится так сильно, словно вот-вот протаранит ребра и вывалится прямо на пол, к ногам приближающегося Птицы.
Что-то мягкое касается его щеки, и Сережа вздрагивает. Перед ним, словно большая снежинка, медленно крутится в воздухе белое перо.
— Что… — на большее у Разумовского не хватает дыхалки. Он смотрит на перо, прищурившись, а перо медленно скользит по воздуху куда-то вперед.
У Сережи возникает бредовая теория, что это перо куда-то ведет его.
У него нет выбора. Вот-вот его догонит Птица, а что произойдет потом, Сережа старается не думать. Он идет следом за пером, а оно действительно не опускается, как любой другой предмет, из-за закона притяжения, а летит вперед.
Сережа нервно оглядывается, боясь, что в любой миг за спиной появится Птица. Но шагов не слышно.
Перо внезапно зависает в воздухе перед закрытой дверью и медленно опускается на дверную ручку. Сережа останавливается в замешательстве. Он совсем запутался и чувствует себя дураком.
«У Алисы был белый кролик… А у меня белое перо…» — проносится в голове.
Делать нечего, и Сережа нажимает на ручку, не надеясь, впрочем, на успех. Однако, к его удивлению, дверь поддаётся, и он оказывается на пороге…
***
Большой светлый класс. На одной стене портреты русских классиков, на другой таблицы с арифметическими действиями.
Около двадцати пяти ребят сидят в нервном ожидании, пока учительница называет вслух оценку каждого за сочинение.
— Сергей Разумовский! — Татьяна Александровна откладывает в сторону листок с работой, — единственная пятерка.
На негнущихся ногах рыжеволосый мальчик в растянутом фиолетовом свитере поднимается с места и идет между рядами парт. Одноклассники бросают на него недовольные, злые взгляды.
Учитель, напротив, тепло ему улыбается:
— Как всегда, отличная работа, Сережа.
— Спасибо, — еле слышно произносит он, забирая чуть мятый листок, и поворачивается, чтобы идти на своё место.
Он проходит две парты, как ему в затылок прилетает жёваная бумажка. Класс разражается смехом.
Кровь приливает к щекам, а перед глазами всё мутно. Он почти не видит, куда идёт. И не замечает выставленной подножки.
Коленки обжигает болью. Смех становится всё громче. Перекрикивая детей, учительница пытается привлечь их к порядку.
Сережа опускает голову, рыжие волосы закрывают его лицо. Никто не должен видеть, как ему обидно, никто.
Наконец-то звенит звонок. Дети вскакивают со своих мест, кидают как попало в рюкзаки учебники и тетради, шумной толпой выскакивают в коридор.
В классе остается сидеть один Сережа.
—Самое лучшее сочинение по картине, которое я только читала, — тихий голос раздается совсем рядом.
Сережа вскидывает огромные, в пол-лица, голубые глаза.
Татьяна Александровна смотрит на него с легким прищуром. У неё плохое зрение, но очки она почему-то не носит. Наверно, считает, что они будут её портить. Сережа тоже против очков, хотя бы потому, что у него и без них достаточно особенностей во внешности, из-за которых его и чмырят.
— И стихотворение ты рассказал лучше всех, — учительница присаживается на парту перед ним и слегка улыбается.
— Мне нравится Пушкин, — тихо отвечает Сережа, отводя взгляд.
— В таком случае, думаю, тебе это пригодится.
Татьяна Александровна кладет перед ним книгу в яркой обложке. Это сказки Пушкина.
— Знаю, ты их всех уже читал. Но в этом издании очень хорошие иллюстрации. Ты ведь любишь рисовать. Может быть, эта книга тебя вдохновит.
Сережа неверяще смотрит на книгу, осторожно перелистывает несколько страниц. Иллюстрации действительно невероятной красоты — художник, судя по всему, тоже питал к поэту особенную любовь.
— Это… — во рту резко становится сухо. Он облизывает губы и шепотом уточняет, — это правда мне?
— Тебе, — улыбается учительница, — насовсем.
— Но ведь…
Татьяна Александровна осторожно гладит его по медно-рыжим волосам.
— Пусть сейчас тебе одиноко и больно, Сережа, но знай, что это не навсегда. Пусть эта книга станет началом белой полосы в твоей жизни. Я от души желаю, чтобы всё у тебя стало хорошо.
Сережа сглатывает, чувствуя, как сердце снова сжимается — но уже не от обиды, нет. От благодарности к этому чужому, по сути, человеку, который так неожиданно проявил участие в его судьбе.
— Я буду беречь её, — шепчет он, — обещаю!
Татьяна Александровна кивает.
— Верю. Ну иди, а то опоздаешь на следующий урок.
Сережа бережно прячет подарок в рюкзак и выходит в коридор.
Школа осталась школой, такой же старой, одноклассники — такими же глупыми и жестокими. Но что-то всё же поменялось, но Сережа пока не может понять, что.
***
Сергей резко захлопывает дверь и приваливается к ней спиной.
Что это было?!
— Прошлое, — раздаётся рядом, и перед Сережей появляется Тряпка.
— П-почему… я его вижу? — дрожащим голосом спрашивает Сережа.
— Что-то случилось с тобой… Давно. Из-за чего появились мы. Если хочешь вернуться, тебе придется выяснить правду самому, — отвечает Тряпка.
Сережа бросает на него ошарашенный взгляд.
Некоторое время они молчат. Наконец Сережа закрывает лицо дрожащими ладонями и тихо произносит:
— Я не понимаю, что происходит!
Тряпка с сочувствием трогает его за плечо.
— Помнишь Татьяну Александровну? Она была такая хорошая. Самая лучшая.
Сережа выдыхает тяжело сквозь стиснутые зубы.
— Помню, что с ней случилось, — отвечает он сквозь зубы.
Тряпка кусает нижнюю губу, на глаза у него наворачиваются слезы.
— Несправедливо, — цедит сквозь зубы Сережа, — всё это несправедливо!
— Скучаю по Олегу, — еле слышно шепчет Тряпка.
Сережа резко отходит от него.
— Почему ты не сказал мне правду?! Ты ведь знал, что это Птица!
Тряпка смотрит на него растерянно и с испугом.
— Я не мог… — шепчет он.
— Потому что ты трус! — выкрикивает Сережа, — если бы не ты, Птица мог не обрести ту власть, которую имеет сейчас!
— Сережа… — Тряпка смотрит на него, шмыгая носом. Лицо у него уже всё залито слезами, а голос надламывается.
— Какой от тебя толк?! — кричит Разумовский, — один — маньяк-пироман, второй — ничтожество! А что тогда я? Какой я на самом деле?!
Тряпка отскакивает от него, смотрит с полными обиды и боли глазами, после чего бросается прочь, только сверкают белые подошвы его кроссовок.
Сережа смотрит ему вслед. После эмоциональной вспышки его внезапно накрывает волна стыда. Вот так, ни за что обидел часть себя, молодец какой.
— И что, всё-таки, я должен делать? — растерянно спрашивает он сам себя.
И тут до Сережи доносится звук шагов.
Птица идет.
