Фея Будущих Побед, или Если бы Тотошка-2

Все десять лет Чарли Блек ни на миг не сомневался, что Волшебная страна когда-нибудь ещё постучится в его жизнь. Но не думал, что это будет так громко и отчаянно. Через цепь Кругосветных гор, через камни Гингемы, через Великую пустыню, искривляющую пространство в раскалённом воздухе с песчаными бурями и скрывающую путь от человеческого взора, через океан донеслось до него на остров Куру-Кусу предвестие зова, о котором пока никто не догадывался даже в самой Волшебной стране. Напомнило о себе подозрительно плотной чередой неудач, кораблекрушением с погибшим грузом, банкротством. Чтобы рассчитаться с долгами, пришлось продать даже феомский кинжал, подарок мигунов, выручив за него гораздо меньше, чем рассчитывал: европейские музеи сочли его искусной современной подделкой, поскольку не видели прежде ничего подобного. Только с изумрудом Страшилы не смог расстаться. Потому что обещал сохранить на память. И потому что с каждым годом дорожил этой памятью всё сильнее. И теперь, на ферме Смитов, куда как и десять лет назад заявился бедным родственником и беспутным всесветным бродягой, его наконец-то настиг сам зов Волшебной страны. Крик о помощи. Как и в прошлый раз. Только теперь всё было иначе. Чарли невольно пролистывал в памяти события того необыкновенного лета. Восторженные голубые глаза племяшки, взахлёб рассказывавшей о том, как вызванный злой колдуньей "самый обыкновенный волшебный ураган" занёс её год назад с их старым домиком-фургоном в Волшебную страну вечного лета, где живут волшебницы и разговаривают животные, и о полной опасностей дороге в Изумрудный город, которую девочка смогла преодолеть только благодаря встреченным на ней трём необычным друзьям, их уму, доброте, смелости и самоотверженности. Одноногий моряк с недоумением переводил взгляд на сестру и зятя - что это я сейчас услышал? Да, рассказывали ему наедине, действительно был ураган, и Элли, которую уже успели оплакать, вернулась месяц спустя вместе со своей собачкой Тотошкой, из-за которой и оказалась в фургончике, в сопровождении странного циркового карлика, подтверждавшего её невероятную историю: его-де самого четверть века назад занесло на воздушном шаре в Волшебную страну, где он стал основателем и правителем того самого Изумрудного города. Были у Смитов на этот счёт разные и тревожные мысли, были пересуды соседей, но в конце концов, девочка жива и вроде бы здорова, в том числе и душевно. Анна была склонна скорее верить в правдивость рассказов дочери, подтверждаемую красноречивым вилянием Тотошкиного хвостика. Джон отмалчивался. Серебряный башмачок колдуньи выглядел слишком ювелирно для циркового реквизита. А сам он окончательно поверил только тогда, когда в угасающем свете вечерней зари развернул уже высохший и ломкий листок, примотанный к лапке вороны. Царапины, нанесенные твёрдой уверенной рукой, складывались в выразительные и вполне понятные образы: башмачок, два забавных шаржированных лица за решёткой, в которых Элли сходу узнала своих друзей - соломенного Страшилу и Железного Дровосека. Впрочем, убедил его не столько рисунок, сколько взгляд вороны - умный, требовательный, в котором было что-то толком не выразимое, но безошибочно дающее понять: она действительно оттуда. Сигнал бедствия, CQD, на который нельзя было не откликнуться. Это понимали и Джон, и Анна, но их согласие отпустить девочку стоило многих пролитых ею слёз и клятв Чарли вернуться с ней в целости и сохранности. Клятву он сдержал. Погибла Элли лишь год спустя. Погибла не в Волшебной стране, а в соседнем штате, куда отправилась на каникулы в гости к Биллу Каннингу, двоюродному брату Джона. В пещере, в которую девочка сдуру забралась вместе с сыном Каннингов Фредди, случился обвал - такого масштаба, что расчистить его не было возможности. Чарли в это время был в плаванье и узнал о случившемся только через несколько лет, уже вернувшись с Куру-Кусу. Это повергло его в депрессию, из-за которой и пошли наперекосяк дела. Ничего не знали об этом, как оказалось, и в Волшебной стране, чья изолированность от Большого мира всегда была необходимым условием её существования. И трудно было понять, чем вызван ужас в блестящих глазах принцессы Озмы - пробуждением в её стране Древнего Зла или запоздалым известием о гибели Элли. - Я ничего не знала, - повторяла она, облизывая кончиком языка пересохшие губы, и в хрустальном голосе неподдельно и горько звенело самоосуждение. Да, на этот раз с отчаянной просьбой о помощи в Канзас явилась не ворона-гонец, а сама вечно юная принцесса Изумрудного города. И не языковой барьер мешал понять, какая же опасность снова нависла над Страной чудес - просто это пока толком было неясно самой Озме. - Вечная тьма из Долины Смертной тени вышла за её пределы и медленно, но неуклонно стала расползаться по линии Кругосветных гор. А в предгорьях Жёлтой страны вдоль области её распространения перестали разговаривать животные и действовать волшебство. Виллина, если помните, истратила всю свою волшебную силу на коррекцию губительного урагана Гингемы, а восстанавливается она после такого очень медленно. Позвала на помощь нас со Стеллой, но и мы смогли лишь остановить дальнейшее продвижение напасти. Вернуть тьму в прежние границы не удалось. Более того - теперь по всей Волшебной стране стали на малое время возникать области сизого тумана, где пропадает волшебство и даже серебряным туфелькам отказывается в доступе на несколько миль вокруг. Спрогнозировать их появление невозможно, как и установить превентивную защиту над всей Волшебной страной. Что будет дальше, не знаю, но едва ли на этом всё остановится. - Это не может быть как-то связано с Бастиндой? - спросил Чарли, вынув изо рта обкуренную трубку. Озма категорически покачала головой: - Не думаю. Бастинда тогда резво покинула Долину, поселилась с филином в ущелье к северу. Стелла за ней постоянно приглядывает в свой ящик. Примерная старушка, хоть разрешай ей вернуться вглубь страны. Впрочем, она и там неплохо устроилась. Дело тут в другом. Волшебная книга Виллины говорит, что истекли пять тысяч лет, на которые Гуррикапом был погружен в сон великий древний демон Арахна. И её пробуждение пошло как-то не так. - В смысле? - Ты же знаешь, как туманны формулировки предсказаний Виллины... Вроде бы у Арахны появился некий противник, но для Волшебной страны в этом нет ничего хорошего, и нам по факту придётся воевать на два фронта. - Войны на два фронта редко выигрываются, - вздохнул моряк. - А теперь главное. Согласно книге, шанс на победу появляется у нас только в том случае, если на нашей стороне снова выступит Великан из-за гор с племянницей... Чарли покосился на Энни, помолчал. - Так и написано: "с племянницей"? - Да. Причём с неопределённым артиклем. И снова воцарилась тишина, в которой быстро и безмолвно скрещивались взгляды, прежде чем каждый, не исключая Энниного, намертво застыл на Озме. А ей стоило немалых усилий не опустить глаза под этим четырехкратным прицелом. Не только Чарли, но и Смиты, конечно, помнили, что Озма на самом деле прожила на земле уже сорок лет, из них почти тридцать - мужчиной, Урфином Джюсом. А настоящий её возраст, возможно, исчисляется тысячелетиями. Но сейчас они видели смертельно испуганную девочку лет двенадцати-тринадцати и понимали, что это не просто видимость. Озма не казалась ребёнком, а была им. Проклятье вечной юности - вечная беззащитность. - Послушай, дочка, - медленно начала Анна, и сердце Озмы сжалось от этого обращения, - поставь себя на наше место. Такие решения впопыхах не принимаются. Девочка всё-таки склонила голову, уставив в пол потускневший взгляд, и густые волосы из-под диадемы обрушились горными потоками: - Я понимаю. Просто у меня мало времени. Есть непреодолимые ограничения как на время посещения Большого мира, так и на частоту подобных визитов, разрушительных для магического поля Волшебной страны. В конце концов, я не могу вас ни к чему обязывать и не вправе рассчитывать на вашу помощь как должное. Мы, добрые феи, можем умалчивать, но не можем лгать. Если вы меня спросите, грозит ли что-то Большому миру и конкретно Канзасу, я отвечу, что нет. Просто исчезнет ещё один островок волшебного мира, давно разрушенного - поначалу религиозным ханжеством, прикрывавшим жажду наживы европейских государей и авантюристов, которые бросились на разрабление Нового света, сегодня уже неприкрытым культом чистогана и поклонения доллару, золотому тельцу, наступлением железного хаоса, прикидывающегося цивилизацией... Умрёт даже не сказка - всего лишь никому, кроме вас, не известная резервация, где она становится явью. Обязаны ли вы нам помочь? Я искренне уверена, что нет - ведь мы... лично я тоже ничего не сделала, чтобы спасти Элли, хранительницу моих регалий, которой столь многим обязана. И даже не поинтересовалась за все эти годы её судьбой. - Между прочим, - подал вдруг голос традиционно отмалчивавшийся Джон, - Билл винил в случившемся именно Волшебную страну. Дескать, Элли рассказами о ней задурила парню голову. Он так гордился тем, что немало поколесил с родителями по штатам - и вдруг девчонка его уделала. Вот и потащил в пещеру доказать, что и в Айове есть чем похвастать. - Перестань! - резко одёрнула его Анна. - Во-первых, если уж на то пошло, обвинял он в этом Элли, во-вторых, сам не понимал, что говорит, убитый горем. - Мы как бы тоже были убиты, но почему-то не обвиняли его за то, что пригласил Элли на каникулы, а его сын потянул её в этот проклятый грот... Чарли, ты хоть знаешь, что эта красотка, - кивнул он на Энни, - после всего случившегося родилась до срока, а твоя сестра при этом чуть не умерла? Я предлагал её тоже Элли назвать - уже было понятно, что надежды на спасение старшей нет. Жена ни в какую. Стала в её честь Анной-младшей, Энни. Но вы же видите... Объяснять смысл последней фразы не требовалось ни Чарли, ни Озме. Девятилетняя Энни была поразительно похожа на сестру во время её второго путешествия в Волшебную страну. Только вместо ярко-голубых глаз Смитов и Каннингов - серые от Блеков, да россыпь веснушек на носу, у Элли их никогда не было. - И вот теперь, - продолжал Джон, - всё повторяется, ковыряет зажившие старые раны... И оказывается - "мы бы могли её спасти, если бы знали, мы же феи"... Анна снова перебила мужа: - Могли бы. И ребята могли бы не лезть в пещеру. Но раз уж случилось именно так, значит, так суждено. И по-другому быть не могло. Каждому на роду написана его участь. - Святые дары, угораздило же жениться на пресвитерианке, верящей в предопределение, - проворчал Джон. - Книга Виллины на этот счёт другого мнения, - неожиданно поддержала его Озма. - Она постоянно выдаёт условные и вероятностные предсказания. Но вот почему я ничего тогда не почувствовала, и не чувствовала все эти годы... Чарли решительно поднялся со стула, так что деревяшка от резкого рывка отозвалась привычной болью. - Мы не о том говорим, мачты и паруса! Я, конечно, отправлюсь с Озмой, даже если без племянницы это не будет иметь смысла. Слишком много мною пережито в Волшебной стране, так что это уже и моя страна тоже, а значит, моя война. Но об Энни решать только родителям. Ну и ей самой, конечно. - Ей самой - в первую очередь, - тихо, но твёрдо сказала Анна, а Джон по обыкновению промолчал. И выжидающие взгляды как-то незаметно переползли с принцессы на Энни. Анна Мария Смит, "девочка-ураган", "невеста Тима" (прозвище, гарантированно чреватое фингалом под глаз как от Тима О'Келли, так и от самой Энни) оставалась непривычно тихой и молчаливой. И вовсе не потому, что решение требовало от неё какого-то сложного выбора. Просто нелегко было переварить всё, что обрушилось на неё в это утро, начавшееся так скучно и обыденно. О том, что у неё была сестра, Алиска, Элли, девочка знала, кажется, всегда, сколько себя помнила. Надо же было ей объяснить, чьи вещи она донашивет и почему они, тщательно сохраняемые в шкафу, так внезапно заканчиваются. Не скрывали родители и того, что её любимая расписанная тарелочка не просто Эллина, но побывала с нею в Волшебной стране, откуда они с дядей Чарли забрали её на память после второго путешествия. А эти зелёные очки странной формы с замочком - и вовсе оттуда. Очки Энни нравились: унылая серая степь, расстилающаяся до горизонта, при взгляде сквозь них превращалась в зелёный луг, а прозрачное безоблачное небо с палящим солнцем словно затягивалось густыми тучами, радуя обманчивым предвкушением близкого дождя. Что же касается остального... Рассказы о гибели Элли с троюродным братом в тёмной сырой пещере и о двух её посещениях таинственной и опасной Волшебной страны тесно сплетались в сознании малышки. Её впечатлительное воображение рисовало зловещий мир, где из темноты хищно скалились пугала с растопыренными руками и колючим соломенными космами, гремел жестяной челюстью жуткий андроид с окровавленным топором, вспыхивали, пронзая мглу, горящие глаза за секунду до оглушительного львиного рёва, угрюмо звякали бубенцами страшные карлики в высоких колдовских шляпах. Не раз девочка с криком просыпалась среди ночи в холодном поту. Днём, под ярким степным солнцем, ночные страхи отступали, иногда надолго, чтобы рано или поздно всё равно вернуться, коварно подстерегая во сне. Только пару лет назад отпустило окончательно. Или просто затаилось на более длительное время? Поселившийся этим летом на ферме дядя Чарли (раньше Энни видела его лишь однажды, мельком и совсем малявкой), казалось бы, существенно скорректировал её представления о Волшебной стране. "Что ты, милая, - смеялся он, и серые глаза лучились нежностью и теплотой, необычной для сурового морского волка, - вовсе не так она страшна. Да, твоей бедняжке-сестре довелось встретиться и с людоедом, и с саблезубыми тиграми, а позже мы с ней боролись против очень опасной и сильной колдуньи. Но видела бы ты эту страну с говорящими зверями и птицами среди вечнозелёных деревьев, увешанных дивными плодами, с низкорослыми жителями - жевунами, изумрудниками, мигунами, болтунами, - добрыми и миролюбивыми, но смелыми и отважными в час испытаний. А Эллины друзья... Очень жаль, что ты не можешь с ними познакомиться - уверен, они бы стали и твоими друзьями. Тем более, вы с ней так похожи". Последнее для Энни новостью не было. О своём поразительном сходстве с погибшей сестрой она всё чаще слышала на все лады, один раз даже с презрительной ухмылкой сквозь зубы - в прошлом году от старшего брата Тима О'Келли долговязого Джима (не настолько, как выяснилось, долговязого, чтобы Энни не смогла ему загасить крепким кулачком прямо в нос, разбив до крови. Кстати, миссис Маргарет тогда безраздельно заняла её сторону, весьма эмоционально растолковав пятнадцатилетнему оболтусу, в чём он не прав). Вот только и с дядей отношения у неё вдруг начали складываться непросто. Поначалу, конечно, он её буквально очаровал. Мастер на все руки, неисчерпаемый кладезь всевозможных историй. Из огромных карманов куртки, просоленной тремя океанами, на свет выныривали то деревянные бусы изумительной ручной работы дикарей Куру-Кусу (надо ли уточнять, что в карман они больше не возвращались?), то стамеска, долото или знаменитый складной нож-универсал, среди многочисленных лезвий которого внезапно оказывался ещё один нужный инструмент - и тут же закипала работа, в которой Энни рвалась принимать непосредственное участие. Этим она, по словам дяди, как раз отличалась от сестры: та не сводила с его мастер-классов восхищённых глазёнок, но не тянулась руками. Чарли, впрочем, охотно принимал её помощь, попутно давая наставления, потому что эти самые руки у девчонки, как оказалось, росли из нужного места. А могло ли быть иначе, если она, едва выкарабкавшись из пелёнок и научившись ходить, практически всё свободное время проводила в компании мальчишки, ещё и старшего на полтора года? Из-за этого мальчишки и возникли проблемы.