--:--
Холодные руки, громкие крики и косые взгляды. В воздухе кружились снежинки, совсем медленно падали на землю, но уже там, бедняги, таяли, касаясь ярких, почти горячих осенних листьев. Они шуршали под ногами местной детворы, с хохотом бегающей взад-вперёд и выкрикивающей не самые оригинальные дразнилки. Дети дёргали друг друга за одежду, косы, ранцы, толкали, указывая пальцем на самых неуклюжих, и сами по чистой случайности скользили по траве. Они изредка оказывались полностью на земле, но каждый раз, когда это происходило, зарывались в сырую листву с головой и обсыпали остальных. Именно тогда, можно сказать, вовсе не специально задерживали взгляд на ней. Она видела в их глазах удивление и, возможно, отвращение, но молчала. Обжигающее чувство холода проникало куда-то в самое сердце и покалывало. Она кутала ледяные руки в плед и отворачивалась, пытаясь не смущать сверстников. На ресницах появлялись мелкие слезинки — до неё отчётливо доходили их шёпот и смешки. Дети злые, но она этого ещё не знала, ища причину в себе. — Тебя отвезти в дом? Она молчала. Не забавы ради или для шутки, а случайно. Уши переставали слушать, а рот — говорить. Только страшно ныли фантомной болью ноги. — Лилит? — Нет. Я хочу ещё посмотреть. Он стоял рядом, не смея тревожить. Тихо наблюдал за её угасающим маленьким силуэтом и ничего не мог сделать, из раза в раз виня себя самого за то, что его не было с ней именно тогда. Винил за мысль, что ещё успеет много раз проводить её в лагерь. Он не знал, что чувствует Лилит, мог только предполагать, ощущать лишь часть этой боли через её непройденные километры дорог, неисполненные танцы и неперепрыгнутые перекладины на заднем дворе их дома.***
00:00
Белизна Деациса отражала всё напряжение этих суток и больно била по зрению, если вдруг чуть шире раскроешь веки. И все вокруг, словно подорванные мазохисты, носились с округлёнными глазами и шептались, шептались, шептались. Передавали в окошки папки, полные бумаг, делали вневременные скачки и снова шептались. И больше всего Йоэля бесило, что он знал, почему. Он рассекал всевозможные плоскости Деациса вдоль и поперёк, оглядываясь и перебирая содержимое всех нагрудных карманов, будто это имело хоть какой-то смысл, будто ему что-то действительно нужно было достать. Четырнадцатый останавливался, осматривался и опять терялся в месте, в котором провёл так много лет. Уставший от себя самого, он всё же достал локел и вернулся в начало координат, вспоминая дорогу до этого помещения. Точно левое крыло, причём дальнее. Там, вроде как, ещё микротрещины были по периметру измерения. Это крыло всегда пустовало. Веяло от него какой-то неприятной энергетикой. Новички обычно не решались заходить на левую сторону Деациса, так как и дел у них тут не было, да и не хотелось из-за страха пропасть в пустоте. Этот глупый слух об исчезновениях распространили часовые, которые часто там ошивались, сами того не подозревая. Парочка догадок, додумок, присказок и легенд, и вот обычные микротрещины уже превращались в огромные разломы измерения. Йоэль знал, что это не так, с самого начала. В бородатые годы номера выше четырнадцати тоже часто можно было здесь встретить. Тогда левое крыло Деациса всё ещё было рабочей плоскостью, а не муравейником из комнат для заключения. «Помещение 0.1» являлось не большим, чем просто официальным названием, агенты называли его просто «витриной» за огромное стекло, которое делило комнату на две неравные части, и плохо запирающиеся двери. Одной Кале известно, почему остальные были закрыты плотнее. Именно в эту комнату обычно помещали часовых, так как в ней было почти пусто: стул, который не давал привязать код, и три камеры. Хокка дошёл до нужной координаты, наверное, с раза третьего, с облегчением выдохнул и застыл, смотря на вход. Он боялся увидеть Йоонаса, ведь думал, что точно знал, в каком он состоянии. Всё было хуже. Пустой взгляд Второго, сидящего в углу, тут же обжог Йоэля. — Что произошло?! — Четырнадцатый подлетел ближе и остановился у стекла. — Десять. — Что? Порко медленно поднялся на ноги и, встав напротив Йоэля, упёрся в стекло лбом. На нём всё ещё была форма, но уже не было ни микрофона, ни кармашков, ни ремней. Очевидно, локел у него тоже забрали. — Альт-концовок. Их теперь десять. Выражение лица Йоэля успело поменяться несколько раз, прежде чем он отпрянул от стекла как ошпаренный и забродил с ещё большим шоком по витрине. Йоонас наблюдал за ним, и лучше ему от этого, почему-то, не становилось. — Они заметили? — Четырнадцатый наконец остановился, прикрывая рот ладонью. — Они заметили. — Блядство! Он стал нервно открывать и закрывать локел, надоедливо щёлкая крышечкой, а потом закусил губу. Ему было безумно стыдно перед Йоном. Так стыдно, что хотелось выбежать отсюда и не появляться Второму больше на глаза никогда. — Их же не может быть десять из-за одного человека и одного события! — Йоэлю казалось, что его уже тошнит. — Йон, не может же, так? — Четырнадцатый, я взял вину на себя. — Ты... Чего?! — Четырнадцатый. Его взгляд стал ещё более ошарашенным, но Четырнадцатый умолк. Он медленно повернул голову и глянул на потолок, откуда на него смотрела камера. Йоэль кивнул. Лучше не распространяться. На камерах микрофон, вроде как, не работал, но всегда лучше перестраховаться. — Я не знаю, что произошло тогда. Я честно не знаю. Ты не представляешь, как мне страшно. Я думал, что знаю здесь всё, но теперь не могу быть уверенным вообще ни в чём. Всё... Всё, произошедшее за последнюю неделю, противоречит Кодексу, понимаешь?! Йоэль впервые видел по-настоящему напуганного Йоонаса и, честно сказать, совсем ничего не понимал. Понимал только, что Йоонас убивает сейчас сам себя. Его нельзя было оставлять без работы в одиночестве надолго — навязчивые мысли быстро пожирали весь рассудок. Смыслом жизнь Второго наполняли две вещи: общение и работа. Если из этого уравнения выпадал хотя бы один член, он быстро закрывался в себе. Потеря обоих перерастала в катастрофу. — Йон, не паникуй, прошу. Этому должно быть объяснение. Йоонас стоял молча, успокаиваясь и тяжело дыша. Он пытался собраться, но получалось слабо. — Над тобой курирует теперь Алекси. Верх пригласит тебя на разговор с ним; я уверен, что ему уже всё объяснили. Просто сохраняй спокойствие. Хотя бы ты. Йоэль провёл руками по лицу вверх, заводя пальцы в волосы. Хотелось, чтобы это всё было обычным кошмаром. — Я пойду. Йоонас кивнул, но остался стоять на том же месте, когда Четырнадцатый как можно скорее удалился из витрины. Теперь он бежал в сторону правого крыла, которое, можно сказать, было полной противоположностью левого. По-уютному спокойное, но, одновременно с этим, людное. Агенты любили здесь находиться, но редко могли из-за постоянной занятости. Крайняя область правого крыла была в какой-то степени лаунж-зоной. Именно здесь и располагались те самые нуллы — наиболее защищённые комнаты теперь предназначались для отдыха. К сожалению, единственное место для безопасного отдыха светилось чуть ли не ярче Бетельгейзе, а глаза Йоэля особенно плохо реагировали на эту сверкающую белизну, отчего, в отличие от остальных, он заснуть не мог даже в очках и маске для сна. И это было единственное место в Деацисе, где он вообще использовал очки. Зато ему нравилось там сидеть и просто думать, отдаляться от суеты. Он подтвердил доступ. Прямо перед ним на полу в середине комнаты уже сидел, скрестив ноги, Алекси. Он, по всей видимости, до прихода Четырнадцатого просто смотрел одну точку, только в момент его появления поднял взгляд, и уголки его рта сразу поднялись вверх. — Наконец пришёл. Сегодня без официальных объявлений, как ты любишь, — Тридцать Первый качнул головой в сторону невысокого параллелепипеда, который здесь, прости господи, заменял кровать. Йоэль, уже не удивляющийся никаким встречам, просто сел, куда показали. Это лежбище по твёрдости могло посоревноваться с бетонным блоком. Хокка тут же вспомнил вторую причину плохого сна. Видимо, чтоб не расслаблялся. — Смотри, я пока ещё не совсем разбираюсь в этой системе. Фактически, я не часовой, так что, прошу, предупреждай заранее, где остановишься после задания, либо жди в Деацисе. Вычислять, где ты, я не умею. — Без проблем, — Йоэль кивнул. — Йоонас тоже не умеет, он угадывает. — Значит, ещё лучше. Ты же здесь пока будешь? — Здесь? — В нулле. — А, конечно. Алекси буркнул себе под нос и стал что-то искать. Искал он, как оказалось, небольшой дисплей. У Йоэля такой тоже был, правда, он не до конца разобрался в его необходимости и предпочитал совсем не использовать. — Тогда я ещё зайду к тебе, если дадут задание. И он пропал. Йоэль заморгал от внезапной белизны и отсутствия хотя бы такого мелкого чёрного вкрапления.***
Если долго смотреть в пустоту, то пустота поглотит тебя. Но можно ли было считать, что Йоэль, даже лёжа в самой защищённой от этой самой пустоты комнате наиболее безопасного пространства среди всех измерений, оставался уязвим? Если он смотрел не в пустоту, то куда он смотрел и что его поглощало? Четырнадцатый слабо представлял себе законы, по которым Деацис был создан, и условности, на которых держался. Кодекс утверждал, что их пространство безопасно, и все верили. Никто даже не пытался проверить или оспорить, ведь в Кодексе не могли лгать. Кодекс приравнивали чуть ли не к Священному Писанию временных. Верх запрещал спрашивать о Создателе, отчего и считали Создателем именно Калу, хоть и говорили о ней шёпотом. Подобного рода любопытство могло повлечь никому не нужные проблемы. Никто не осмеливался спрашивать. Или и в этом могли солгать? Йоэль смотрел в потолок. Даже он, такой белый и чистый, оставлял сомнения. Потолка словно и не было вовсе, он кончался где-то там, высоко, и держался не на стенах, а на тех самых законах Кодекса, будто даже он их оспорить боялся. Небо у временных было другим. Хокка замечал, насколько бескрайним оно кажется, насколько высоко плывут облака и мерцают звёзды. В Деацисе же всё равно сохранялось чувство нахождения в коробке, плотно заклеенной скотчем. Потолок был вдалеке, но всё ещё был. Он был тусклым и унылым, небо выражало эмоции. Четырнадцатый ловил себя на мысли о том, насколько был эмоционален Нико в каждом малейшем разговоре, и насколько спокоен с ним был он сам. Нико был бесконечным звёздным небом, а сам он начинал дико бояться превратиться в безэмоциональный потолок. Йоэль перевернулся набок. Глаза устали даже в очках. Пугало чувство возможной смерти. Раньше ему казалось, что этот страх присущ только временным. Их время было ограниченно. Но сейчас собственное количество времени уже становилось под вопрос. Первый мёртв, но в его смерть верить совершенно не хотелось хотя бы ради Йоонаса и собственной веры в истинность намерений Верха. Олли не мог так просто умереть. Перед лицом Четырнадцатого снова появился Тридцать Первый. — Говорил же, что вернусь! Йоэль сфокусировался на протянутой ему карточке, которую Алекси держал с особой радостью.15:12 Хельсинки, Финляндия. Автовокзал Раутатиентори. Объект: —