Письмо

29 декабря 2012 года "Это было раннее утро, еще стояли сумерки. Предположительно восемь утра. Мужчина: высокий, гладко выбритый, шатен с вьющимися, коротко стриженными волосами – смотрел на часы, ожидая у грузовой машины. Номер разглядеть не удалось. Мужчина заметно нервничал. Одет был в черную пуховую куртку до пояса и черные же плотные брюки. Предположительно в 8:30 подъехал другой грузовик. Номер..." Девушка отложила ручку и выключила диктофон. Она видела этот номер, но из памяти удавалось выудить лишь размытые черточки, будто какой-то замысловатый шифр. Гадать бесполезно – ведь можно легко придумать то, чего в реальности не было, разум умеет выдавать желаемое за действительное. Но хотя бы первые цифры стали бы значительным подспорьем в их деле. Оставалось только их вспомнить... Вздохнув, девушка потерла виски, которые до сих пор пульсировали болью. Способности прогрессировали, но давалось это нелегко. В последние полгода голова болела чаще, чем за всю предыдущую жизнь. "Нет, бесполезно, мне не вспомнить", – наконец сдалась девушка и принялась вычерчивать на листе бумаги логотип, замеченный на выгружаемых ящиках. Вот он прочно врезался в память. Компания "Ингрид" пребывала под следствием, но не успел рухнуть обезглавленным один дракон, как на его место выползла другая тварь: в игру вступила организация с невинным названием "ФармаЛэм". Витиевато вырисованная латинская буква L и украшала те ящики. Конечно, пока остается неизвестным их содержимое, расследование не продвинется, зацепиться не за что. Но если узнать, куда всё-таки их доставили или хотя бы откуда... Ведь подозрительно уже то, что товар перегружали в каком-то глухом переулочке в столь ранний час, а совсем не у главного здания компании или хотя бы ее филиала. Без номера грузовика будет непросто. Конечно, можно попробовать прибегнуть к гипнозу, память наверняка сохранила всё. Но от одной мысли о том, что ее снова подвернут подобным процедурам, девушку бросало в дрожь. Минувшее лето ей грозило запомниться на всю жизнь. Вычертив знак, девушка провела рукой по горячему лбу и устало посмотрела в окно. "Мороз и солнце – день чудесный". Так, помнится, любил говорить Князь, цитируя стихи. Вот уже полгода, как его нет в живых... удастся ли им продолжить его дело? Битва за "Логос" была выиграна, "семерка СС" нейтрализована, но война продолжалась. Леонид Барышников, зять Теодоры Раубер, подхватил выпавшее знамя фашизма из ее рук, став теперь новым опасным врагом. И подобраться к нему было не так-то просто. Начался новый раунд, и противники учли свои ошибки. Решив немного размяться, потому что от долгого сидения уже затекли ноги, девушка поднялась и подошла к окну. Рядом с ним была установлена искусственная елочка, украшенная гирляндой и игрушками. И даже "дождиком". В принципе, это всё было лишним, ощущения Нового года у девушки не было вовсе, но неугомонный Илья Шевцов решил, что отсутствие елочки – форменное преступление. Притащил ящик с искусственной два дня назад и заставил наряжать. Правда, при этом они оба не прекращали говорить о работе, из-за чего одну игрушку всё-таки расколотили. – Будем считать – на счастье, – ухмыльнулся Илья. – Это еще что, я вот в детстве съел целую сосульку. Стеклянную. На спор. – Ужас какой. И что с тобой случилось? – Встретил Новый год в больнице. К моему необычайному везению, сосулька не успела ничего мне порезать, врачи всё удивлялись. У родителей, конечно, был тихий шок. – А что тут удивляться? Котенок – это формально уже кот, у тебя и тогда было девять жизней. – Ну, – фыркнул Илья. – В этом году ты меня обошла по всем статьям. Девушка улыбнулась своим мыслям и провела ладонью по "дождику". Почему-то тоже вспомнилось детство, когда наряжали огромную, под потолок, сосенку, вешая гирлянду, игрушки, мишуру и, конечно же, "дождик". А потом приходил важный серый кот по кличке Гоша и старательно пытался его съесть. Каждый год трети "дождика" к концу января недосчитывались. А остатки были обслюнявлены и обгрызены. Воспоминания так увлекли девушку, что она даже слегка вздрогнула, когда за спиной хлопнула дверь. Молниеносно повернувшись, приготовилась уже встретить атаку... но увидела, что это только Илья. Правда, злой как сто чертей. Лицо раскраснелось не столько от мороза, сколько от гнева. Девушка знала почему. Посмотрела на наручные часы, засекая время. Сейчас он будет орать ровно пять минут. – Слушай, я понимаю, что ты теперь кошка. Но ты что – решила гулять сама по себе? – с порога, даже не раздеваясь, накинулся на нее Илья. Комментировать было пока бесполезно, оставалось ждать, пока вспышка сойдет на нет. – Ты из принципа лезешь всюду сама? Тебе мало было прошлой весны? Ты хочешь, чтобы я поседел? У меня, между прочим, жена скоро рожает! – Кстати, как Маша? – как ни в чем не бывало поинтересовалась девушка. – Лучше, чем я! – фыркнул Илья. – У меня счет за валидол скоро будет больше счета за коммуналку. Всё по твоей милости. – Ну что ты опять после драки кулаками машешь? – вставила свою коронную фразу девушка. – Всё хорошо прошло, меня никто не заметил. А я кое-что разузнала интересное. – Я тебя просто наручниками в следующий раз прикручу, – пригрозил Илья. – Чтобы желание отпало бродить одной по темным переулочкам. Меня подождать не могла? – Ты же знаешь, я могу считать лишь недавний след, – пожала плечами девушка. – Полдня – и я ничего не увижу. Я не могу же каждый раз отрывать тебя от жены? Ты нужен ей, у вас наконец всё наладилось. – Не мешало бы кое-кому тоже свою личную жизнь устроить, – продолжал ворчать Илья, наконец сняв с головы усыпанную снегом кепку и отряхивая ее. – Глядишь, желания бы влипать в авантюры поубавилось. Конечно, ты и беременной полезешь на баррикады, но хотя бы не мне одному придется тебя удерживать. Упоминание больной для нее темы заставило девушку отвести взгляд. Она снова устремила его на окно, на парк, залитый лучами солнечного света, под которыми серебрился выпавший недавно снег. – Мы уже говорили об этом, Илья. И всё решили. Я мертва для них всех, и пусть так и остается. Май 2012 года Руки шарили во тьме и никак не находили фонарь. Он же должен лежать совсем рядом. Или пальцы уже утратили всякую чувствительность? Нет, вот холодный металл стены. Вот подушечки пальцев нащупали собственноручно сделанные зарубки... Где же фонарь? Стало тяжелее дышать от одной мысли о том, что умирать придется в полной темноте. Хотя какая вроде бы разница?.. Вот он, наконец. Кнопка нажалась с трудом, щелчок был такой, будто кто-то выстрелил под ухом. Свет впился в глаза когтями разъяренной пантеры, такой же черной, как темнота вокруг. Казалось, что по щекам вот-вот побегут слезы... но нет, они все давным-давно высохли. Как и горло, которое, казалось, скоро треснет, если по нему не протекут капли живительной влаги... Кое-как привыкнув к свету, Вера посмотрела на стену с процарапанными в металле зарубками. Семь. Она здесь уже семь дней... предположительно, семь, потому что лишь первые два дня, пока у нее работал телефон, девушка могла отличать день от ночи. А потом мобильник сел... сел, а связь так и не заработала. Наверное, стены лифта и толща земли над головой просто блокировали сигналы. И тогда уже Вера не знала, сколько проходит времени, потому что проводила его в постоянном сне, изредка просыпаясь, чтобы сделать пару глотков из маленькой бутылочки... Кто бы знал, что помятая литровая бутылка "Аква Минерале" станет для нее символом жизни. Жизни, в которую безжалостно ворвался взрыв: плавно пошедшая вниз кабина внезапно затряслась, и Вера сжалась, ожидая неминуемого падения и верной смерти. Но лифт замер, словно натолкнувшись на что-то, отчего девушка упала на пол, ударившись о него головой... Пришла в себя в полной тишине, могильной тишине. Крики, стук – ни к чему не привели. Подземелье точно вымерло, о лифте все забыли. Почему? Что там случилось? Ведь лифт был нужен нацистам, если произошла авария, сюда должны были уже прийти, раздвинуть двери, обнаружить ее, наверное, убить... но минуло три дня, а никто так и не появился. На лбу теперь красовался внушительный кровоподтек, но в целом ничего опасного для жизни. В кабине было жарко, Вера сняла с себя меховую куртку, сделав из нее подушку, и сапоги. Воздуха оставалось достаточно, фашисты снабдили лифт хорошей системой вентиляции, которая не пострадала даже при взрыве. Но участь Веры была бы решена, если бы не бутылочка минеральной воды, которую пришлось пить по глоточку раз в несколько часов. Первые пару дней живот сводило от голода, потом это чувство притупилось, а затем на смену ему пришла слабость. Сейчас, на восьмые сутки, Вера ослабела настолько, что просто лежала, находясь между сном и явью. Изредка она включала фонарь, чтобы не начать сходить с ума, и прислушивалась – только чтобы получить в ответ всё ту же тишину. Нет, где-то два дня назад – или всё же день? – подземелье содрогнулось от нового взрыва. Кабину снова внушительно тряхануло, и Вера проснулась. Цепляясь за стены дрожащими руками, девушка приподнялась, надеясь на чудо... Но опять его не произошло. Дальше потянулось такое же утомительное ожидание, так что Вера начала думать, что новый взрыв был уже плодом ее воображения, начинавшего бредить разума. Она попробовала крикнуть, но из горла вырвался лишь едва слышный хрип, а удары о стены кабины показались ей самой такими слабыми, будто это бился, скуля, новорожденный щенок. Нацарапав восьмую зарубку складным ножом, девушка отвинтила крышку бутылки... Там осталось воды на самом донышке. На три-четыре глотка – и всё. Теперь действительно всё, потому что долго без воды она не протянет. Уже сейчас Вера мучилась от жажды и только усилием воли удерживала себя от того, чтобы не выпить сразу все остатки воды. Но позволила себе лишь пару глотков, даже толком не прочувствовав вкуса. Посидев какое-то время, привалившись к стене, Вера выключила фонарь и вновь опустила голову на меховую куртку. Страшно закрывать глаза, боясь, что уже не проснешься. Первые дни девушка подбадривала себя, вспоминала Кирилла, их совместные пробежки, те пару поцелуев, что подарила им судьба... иногда ей чудилось, что он рядом, нежно гладит ее по плечу, проводит рукой по спутанным волосам, говорит, что весь кошмар позади. Однажды приснилось, что Кирилл на руках уносит ее прочь из подземелья, из опостылевшего ей лифта, а она хватается за любимого, умоляя не отпускать... Вот только, очнувшись, поняла, что пальцы сжимают собственную куртку. Тогда в первый и последний раз по лицу побежали горькие слезы. Вера всегда боролась до конца, но и думать не могла, что придется умирать вот так страшно. Совершенно беспомощной. Был бы жив Илья – он обязательно нашел ее. Но, значит, он тоже погиб, она не успела его спасти и теперь сама уже одной ногой в могиле. Оставалось надеяться, что Павел поможет Князю довести их расследование до конца... К концу восьмого дня мыслей уже не оставалось в голове никаких, даже образ Кирилла померк и расплывался, стоило закрыть глаза. Кабину качало, будто на штормящем море, Вера кидалась к окну, чтобы броситься в воду и вдосталь напиться, но соленая вода вызывала еще бОльшую жажду, от нее сводило горло и невозможно было уже дышать... ...В сон ворвался резкий звук, вынуждая проснуться. Вера с трудом открыла глаза – и тут же зажмурила их, потому что в них бил яркий свет. Но ведь она вроде бы выключила фонарь... вроде бы, она уже ни в чем не была уверена. Было и еще что-то. Какой-то холод, дуновение воздуха, ворвавшегося в душную кабину. Вера жадно хватала его пересохшими, потрескавшимися губами и наконец снова заставила себя открыть глаза. Стена перед ней исчезла, в проеме стояла чья-то фигура. Вера не сразу поняла, что это открылись двери. Ее... нашли? Голова соображала с трудом, чувства не успевали реагировать, Вера не понимала даже, что надо радоваться. – Какая потрясающая воля к жизни, – раздался знакомый насмешливый голос. – Я был уверен, что если здесь что и найду, то только труп. Свет фонаря ушел в сторону, и когда в глазах прекратили мелькать разноцветные точки, Вера поняла, что перед ней стоит Вадим. Рука скорее инстинктивно, нежели сознательно стала шарить по полу в поисках пистолета. Конечно же, это попытка была обречена на провал. – Не это ищешь? – Вадим подкинул в руке оружие, которое играючи перехватил. – Вы только посмотрите – помирает, но пытается меня убить. Ай-ай, как нехорошо, Вера Дмитриевна! Я вас всегда считал такой вежливой, интеллигентной женщиной! В голове наконец прояснилось – но только для того, чтобы Вера поняла, насколько бесполезно теперь питать иллюзии. Вадим не разглагольствовал бы так, если бы не был один. Ее всё-таки нашли – но враги. И сейчас он ее попросту добьет. Вере не хватало сил даже просто встать на ноги, не в ее состоянии теперь справиться с молодым тренированным мужчиной. А ей было уже не страшно. Обидно, но не страшно. Когда столько времени уже провел рядом с могилой, смиряешься со всем. Вера улыбнулась, глядя на Вадима. Хотела сказать вслух, но получился едва слышный шепот: – Ну... давай... Но Вадим его всё же различил. Его лицо исказилось в издевательской ухмылке. – К сожалению, не могу исполнить вашу просьбу, Вера Дмитриевна. Видите ли, вы весьма ценный опытный экземпляр, чтобы выкидывать его на свалку. Лабораторной мышке пора вернуться в клетку. И, убрав пистолет за пояс, он зачем-то опустил руку в карман. До сознания наконец дошли его слова. И тогда Вера перепугалась. Она была готова к смерти, но ее привело в ужас то, о чем говорил Вадим. Она дернулась, пытаясь отползти, но мужчина лишь хохотнул. Положив на землю фонарь, чтобы он освещал кабину, Вадим сделал пару шагов внутрь и внезапно оказался позади. Вера отбивалась, как могла, но его сильная рука наконец легла ей на горло, перекрыв дыхание. Ладонь Вадима коснулась обнаженной кожи... и в глазах замельтешили обрывки видений... ...Вадим с кем-то борется, катаясь по земле, силится перехватить оружие, ослепленный ненавистью и желанием мести. Выстрел – и вот Вадим скидывает с себя разом обмякшее тело... Собственное тело! То же лицо, что у него, та же одежда. Только на лице предсмертная мука, изо рта течет кровь. – Антон! – отчаянный женский крик. И чувства Вадима вдруг сменяются на ужас перед содеянным. Ему кажется, будто умирает он сам, будто вот-вот упадет еще одним окровавленным телом рядом с тем, кого он убил... Ведь он убил самого себя... ...Глаза вновь увидели перед собой ненавистный металл кабины, а правое плечо ощутило боль от вонзающейся туда иглы. Боль – а затем накатила новая волна слабости, но уже какой-то другой, не от потери сил из-за голода и жажды. Вера уронила голову на плечо Вадима, чувствуя, что глаза заволакивает туман. – Давай-ка, выпей немного, чтобы не помереть раньше времени, – она не увидела, а скорее почувствовала у своих губ пластик бутылки, а затем по горлу пробежала струйка воды, о которой Вера грезила во снах. Воды было так волшебно много, что девушка закашлялась, но ощутила, что ее приподняли, не давая захлебнуться. – Ну вот, умница. Я ж, считай, жизнь тебе спас, до завтра ты могла уже и не дожить, – услышала она отдаленный голос Вадима, и почувствовала, что он похлопал ее по щеке. Вера попыталась повернуть голову, чтобы избавиться от этого мерзкого прикосновения, но поняла, что перестает ощущать собственное тело. – А ты еще брыкалась. Полежи и отдохни. Правда, кудряша твоего жалко. Завтра его ждет крайне печальное зрелище... Но ничего, я разрешу ему поплакать у меня на плече. Вера еще успела понять, что говорит он о Кирилле. Но не смогла уже ничего ни сделать, ни сказать. Ей показалось, что лифт снова задрожал и наконец рухнул вниз, но удара о каменный пол шахты так не почувствовала. Она вообще уже ничего не чувствовала. *** Илья уже потом рассказал, что у лифта, оказывается, был механизм аварийного открытия дверей. О которой Вадим, разумеется, никому не сообщил, и Паше с Кириллом пришлось раздвигать двери ломом. Раздвигать, чтобы прийти в отчаяние от того, что они увидели внутри. – Мы смотрели на твое тело, – говорил Павел, – дышали тошнотворным запахом разложения. Понимали, что опоздали. Кирилл рыдал, его всего трясло... А Уваров стоял рядом и ухмылялся. Я думал тогда, что он радовался тому, что еще один из наших мертв. А он наслаждался тем, какое представление всем нам устроил. Мы повелись, как последние идиоты! Никто не стал ничего дополнительно проверять. Ведь у Ларисы было оборудование! Мы ведь могли... У "Ингрид" были препараты, способные едва ли не вернуть с того света, излечить страшные раны и ожог 60% тела. Но имелись и средства, чтобы ввести в состояние, подобное смерти. Были пузырьки, которые стоило разбить – и разлитое вещество выделяло такой запах, будто здесь в самом деле полежал пару дней мертвец. – Зацепки были – пока разбирали кабину, Виктор порезал себе руку осколками какой-то склянки. Следовало задаться вопросом – откуда взялось внутри мелкое стекло? Но мы были так потрясены случившемся, что пропало всё чутье. Легко провести того, даже не сомневается и не пытается доискаться до правды. Они всегда этим пользовались. И в этот раз у них получилось... *** Пришла в себя Вера в какой-то палате, под капельницей. Первые дни никто не отвечал на ее отчаянные вопросы, какие-то люди в белых халатах безучастно говорили, что она еще слишком слаба, что ей нельзя волноваться. А спустя неделю, когда девушка, немного придя в себя, выбралась из кровати и на непослушных еще ногах попыталась выйти в коридор, ее быстро водворили на место. Все последующие попытки покинуть палату тоже окончились провалом. После пятой на запястье щелкнул наручник. – Смиритесь и найдите плюс в вашем положении, – спустя еще неделю ее удостоил визитом какой-то мужчина лет сорока пяти на вид. Высокий, красивый, но было что-то хищное во всем его облике, будто ястреб, высматривающий с вышины свою жертву, чтобы впиться в нее когтями. Глаза холодные и в то же время пронзительные, буравящие насквозь. – Вы можете послужить науке, благодаря вашим способностям. Они прогрессируют. А так вы бы просто умерли наиглупейшим образом. Впрочем... – он помолчал, и впервые уголки его рта тронула едва заметная улыбка – нехорошая улыбка. – Вы и умерли для всего мира. Ваши коллеги и друзья вас похоронили. Поставили на могиле крест и положили цветы. Оплакали и помянули. Вас теперь никто и никогда не станет искать. Все части пазла сошлись воедино в голове у Веры. Значит, вот зачем приходил тогда Вадим! Вот почему этот безжалостный убийца ее спас! А остальные... Кирилл, Илья, Паша... неужели поверили? Неужели эти фашисты смогли обмануть даже Князя?! – Князь мертв, – равнодушным, будто будничным голосом мужчина продолжал заколачивать в гроб ее прошлую жизнь. – А его оставшиеся в живых агенты слишком ничтожны. Да и у них скоро будет немало других проблем, чтобы вспоминать о давно умершей боевой подруге. Поэтому советую сотрудничать. – Вы предпочитаете, чтобы я послала вас грубо или всё-таки повежливее? – процедила сквозь зубы Вера, скрывая свое отчаяние. Понимала, что ее хотят попросту сломать. – Мне это безразлично, – пожал плечами мужчина. – Вы будете объектом опытов по вашему желанию или без вашего желания. Второе принесет больше боли вам же самой. Лабораторных мышей, – он нагнулся к ней, – не спрашивают. – Почему же вы тогда ставите меня в известность? – Вера, осознав, что терять нечего, в открытую дерзила. – Я какая-то особенная мышь? Видя, что незнакомец не нашелся, что ответить, она приподнялась на кровати – насколько позволяла цепь от наручника, и бросила прямо в лицо мужчине: – Вы подстраховываетесь. "Оставь надежду всяк сюда входящий", – так писали ваши коллеги из 40-х годов? Следуете той же схеме? Слишком заезжено. Я не сдамся. Не добьетесь. – Ну, ваша смелость делает вам честь, – выпрямившись, мужчина усмехнулся, от секундного замешательства не осталось и следа. – Только вы скоро убедитесь, что она бесполезна. Желаю поскорее выздороветь и набраться сил, нас с вами ждет долгая и напряженная работа... – он показал ей папку. – Вы теперь объект №69 группа D. Вот так Вера Назарова потеряла свое имя, став просто номером. И три летних месяца, пока налитая солнцем, расцветшая природа рождала новую жизнь, пока недавние узники "Логоса" приходили в себя после кошмаров весны, бывшая агентесса Князя терпела свой персональный ад. Бесконечные обследования, опыты. Прикосновения, допросы, даже побои, когда она отказывалась рассказывать о пережитых ощущениях. Не сумев сломить ее упрямство, нацисты прибегли к гипнозу, а затем и волновому воздействию. Несколько раз оно чуть не свело Веру с ума. Один раз – едва не убило, ее успели откачать в последний момент. Было много вещей, которые она хотела бы навсегда забыть. Но было то, что она не позволяла себе забывать. Только теперь Вера поняла истинный смысл некогда любимой книги Ремарка "Искра жизни" – про узников концлагеря. Про тех, кто сдался и погиб, и про тех, кто сохранил в себе волю к борьбе и капли человечности – и дождался спасения. Вера упрямо в любую свободную минуту рисовала в мыслях лучшее будущее: с Кириллом, Митей, с ее соратниками по борьбе. Она сочиняла им письма – каждому по отдельности, заучивая придуманные строчки, как молитвы. "Кирилл, любимый. Сегодня уже август – я вижу это по тому, как стали укорачиваться дни, но солнце еще по-прежнему яркое. Я думаю, что самое время устроить пикник. В парке, ты согласен? Можно позвать и Алису с Наденькой, чтобы Мите не было скучно. Мы с девчонками достанем скатерть и будем раскладывать разнообразную снедь, пока вы с ним поиграете в футбол. Мяч случайно прилетит в нашу сторону, прямо на тарелки, я сердито на тебя посмотрю, пока Алиса будет отчитывать своего маленького жениха. Но я не против футбола, я даже хочу Мите подарить в честь начала учебного года форму испанской сборной, его любимой. Только тссс, это секрет! Ты не проболтаешься же? Извини, в основном у нас на скатерти фрукты и бутерброды. У меня два больших недостатка: первый – я умею считывать все твои прегрешения, второй – я плохо готовлю. Я не мыслила себя чьей-либо женой и попросту упустила этот момент. Но я научусь. Илья меня научит. Только не ревнуй, я вижу, что ты уже хмуришься. Хорошо, научишь меня сам! Договорились..." Таких писем были десятки. Мысленные, не попавшие на бумагу, потому что Вера не хотела подвергать опасности близких людей, ведь письма могли найти при обыске. Всё это она бережно хранила в своей памяти, и даже гипноз не мог добраться до этого укромного уголка. А еще Вера искала общения с такими же подопытными, как она. Общения, взаимной поддержки. Один в поле не воин, но уже двое – сила, а трое – почти непобедимы. *** Когда 5-го сентября она услышала какой-то шум и отдаленные звуки выстрелов, то сразу поняла – мысли материализовались. Пришел ответ, долгожданный ответ. Фашисты умели заметать следы – из вентиляции в палату пошел газ. Но не зря Князь два года потратил на то, чтобы подготовить из бывшей учительницы истории агента. Добытая еще месяц назад проволока, превращенная в отмычку и надежно спрятанная, помогла открыть дверь. В ее палату и в палаты соседей. Намоченное полотенце, правда, уже мало помогало, но благодаря раскрытым окнам удалось дождаться спасателей и не задохнуться. Вера не знала, кто вытащил ее из здания, но когда в машине, откашлявшись, хлебнула предложенной воды и посмотрела на мужчину в черной маске, то сразу по глазам угадала, кто это. – Илья... которая это у тебя по счету жизнь?.. – с трудом прохрипела она, силясь улыбнуться. За последние три месяца, казалось, одеревенели мышцы лица, и давалось это с трудом. Он сорвал черную маску, и впервые в жизни Вера увидела, как глаза у ее напарника стали величиной с блюдце. Потрясающее зрелище. – Это атака клонов или я пропустил начало Второго Пришествия? – пробормотал он. – Тогда мы его вместе пропустили... Да и клоном я себя вроде бы не ощущаю... – всё еще кашляя и морщась от противного привкуса во рту, ответила Вера. – А вот это нужно еще проверить! – лукаво прищурился Илья, и от знакомой добродушной ухмылки у Веры сразу прибавилось сил. – Чем докажешь, что ты не копия Веры Назаровой? Можно было вспомнить десятки подробностей их расследования, разговоров наедине, которые никто не мог подслушать. Но почему-то на ум пришло следующее: – Потому что Илья Шевцов не знает, что правильнее говорить "идти по воду". Он во всех случаях предпочитает "двигаться в сторону колодца". Илья рассмеялся. Счастливо, искренне, как ребенок. – Это определенно ты. Такого вредного и занудного клона ни Вульфу, ни его помощникам просто не сотворить! Он подался вперед и обнял ее – впервые за всю их совместную работу. И эта неожиданная нежность, от которой Вера уже отвыкла, точно прорвала плотину – копимые с самого момента взрыва эмоции вырвались наружу, и девушка, отпустив вожжи, позволила себе несколько минут слабости. Сначала глаза пощипывало, потом по лицу заструились слезы, через мгновенье уже не давали возможности ничего говорить судорожные всхлипы. – Ну-ну, чего ты? – Илья отстранился и с теплотой посмотрел на нее, даже и не думая на этот раз подтрунивать. – Не плачь, всё хорошо... Я не допущу, чтобы ты снова попала в руки к этим ублюдкам. – Я не плачу, – кое-как выговорила Вера... и заревела в три ручья, как последняя девчонка. Она не помнила с самого детства, чтобы так отчаянно рыдала. А Илья утешал ее, не боясь прикоснуться, да и она уже не опасалась видений. Только не после этих трех месяцев. – Скоро приедем на базу, и я сделаю тебе моего фирменного чаю. Ну, ты знаешь, он успокаивает, – говорил Илья, когда поток слез пошел на убыль. – Эх, только вот на моем месте следовало бы оказаться сейчас другому. – Как... Кирилл? – вытирая мокрое лицо, спросила Вера, понимая, на кого намекает напарник. – С ним всё в порядке? – Пополнил наше кошачье племя, – усмехнулся Илья. – Жив, здоров. Но с ним всё не в порядке. Сказать из-за кого или сама догадаешься? 29 декабря 2012 года – Это ты так решила, а мне с Пашей оставалось только смириться. И врать каждый раз в лицо Воронцову. То есть Васильеву. А врать, к твоему сведению, очень некрасиво, – Илья сердито снял с себя куртку и, отряхнув от снега, повесил на крючок. – Видел, кстати, твоего мачо неделю назад. Ну, знаешь, мне приходилось смотреть на мертвецов, которые выглядели намного симпатичнее и жизнерадостнее. Считай, только Митяйка и дает ему смысл в жизни. – Ему просто нужно время, – Вера вернулась за стол и задумчиво посмотрела на написанное до прихода Ильи. – Я уже говорила, что все эти рассуждения о большой любви старомодны и отдают дамскими романами? – Ну хоть себя-то не обманывай? – Илья плюхнулся на кресло напротив. – Смирись, что ты старомодна и что героиня дамского романа. Ну правда, – он принялся сверлить ее неодобрительным взглядом, заставляя отвлечься от написанного, благо это было нетрудно. – Сколько можно мучить себя, мучить его? Уж на что мне твой Кирилл раньше не нравился, но сейчас смотреть на него зеленая тоска берет. – Илья, – вздохнув, Вера решила еще раз поговорить с напарником начистоту: – Ты прекрасно знаешь, что я опасна для него с сыном. Сбежавшая подопытная, которая может привлечь Барышникова и его людей. К Мите в первую очередь, он же тоже необычный. Я никому не пожелаю испытать то, через что прошла. Я хочу только одного – чтобы Кирилл и Митя были в безопасности и были счастливы. В плену мысли о любимых людях давали ей волю к жизни. Но теперь девушка часто вспоминала их с Митей последнюю встречу. Вера спешила в библиотеку, надеясь, что сейчас там никого нет. Она была уверена, что с Ильей стряслось что-то нехорошее, между ними уже образовалась сильная эмоциональная связь – слишком много всего они пережили вдвоем. Девушка зазевалась всего на пару секунд, пытаясь еще раз дозвониться до напарника – и ей в ногу что-то врезалось. Только крепкий сапог спас щиколотку от травмы. – Ой, извините, Вера Дмитриевна... Веревкин, к гадалке ходить не надо, чтобы понять, кто опять творит пакости! Вере иногда казалось, что родители мальчугана не отдали его в элитную школу, а просто-напросто сослали с глаз долой. – Юра, иди играй во двор, ты здесь всем ноги отдавишь! Быстро! Повезло мальчишке, что ей некогда, а то взяла бы за ухо – разумеется, перчаткой – и оттащила под светлые очи Галины Васильевны. Единственной, кого Веревкин боялся в этой школе. Осознав, что ему сказочно повезло, маленький негодник подхватил машинку с пола – и понесся дальше по коридору. – Стой, Веревкин, отдай! – послышалось с противоположного конца – оттуда бежали Алиса с Митей. Да тут, похоже, целая история, полная поистине шекспировских страстей. Вера хотела бы узнать подробности, и в другое время обязательно бы узнала, но не сейчас. Однако, словно подталкивая ее к этому разговору, пробегая мимо нее, Митя поскользнулся на свежевымытом Машей полу и неловко упал. – Не ушибся? – всё-таки позволив себе отвлечься, Вера помогла ему подняться. Но к ее удивлению, вместо вежливого "спасибо", Митя так зыркнул на нее глазами, что Вера поняла – мальчик смертельно обижен. – Что такое? Я опять что-то сделала не так? – обреченно спросила Вера. – Всё не так! Зачем вы лезете к моему папе? – воскликнул мальчик, выплескивая накопившиеся обиды. – Вы опять с ним целовались, я видел! Скоро мама приедет, и она очень расстроится! И они опять поссорятся! А папа с мамой любят друг друга, они должны быть вместе. Вместе! – выпалил он прямо ей в лицо. Не ожидая стольких эмоций, Вера невольно замерла. Конечно, она понимала, что с Митей предстоит серьезный разговор, но не думала, что он так болезненно всё воспримет. – Я вас другом считал. Настоящим! – с горечью добавил мальчик и бросился к Алисе, которая ждала его в конце коридора. В одном он был прав – всё в этом дне было "не так". Сначала опрометчивый поступок Ильи, рванувшего за вакциной в растревоженный фашистский улей, теперь эта истерика Мити. Но обидевшийся мальчик мог подождать, а вот напарник – нет. И, закусив губу, Вера направилась, куда и шла, – к камину. И, скрывшись в нем, исчезла из жизни семьи Васильевых. – Кирилл может еще помириться с женой, и у мальчика снова будет мать. Мачеха ее не заменит, кто бы что ни говорил, – добавила Вера. – Он меня не принял и никогда не примет, а я не хочу, чтобы из-за моего счастья страдал ребенок. Илья хитро улыбнулся. Вера насторожилась – обычно это означало, что Шевцов что-то задумал. – Я сейчас разгромлю твои доводы в пух и прах, – пообещал он, развалившись в кресле. – Во-первых, никого ты не подвергнешь опасности. Дмитрий Васильев и так значится в архиве "Ингрид" как ребенок с возможными способностями. Вчера наконец удалось расшифровать часть документов нашей старушки Раубер. Так вот, они собирались перед зачисткой "Логоса" достать оттуда всех, представляющих ценность для "науки". Вадим успел добраться только до тебя, Мите повезло, что он попал в изолятор. Ну а Лизу Виноградову спасло то, что Уваров понял, что стареет, а начальство пальцем о палец не ударит, чтобы это остановить. Он застрелился, уничтожив вакцину и из принципа наплевав на свое дополнительное задание. Кстати, порадуйся, что он нашел тебя до того, как поднял бунт – иначе мог застрелить, чтобы ты, как в той пьесе, "не досталась никому". Ирония судьбы – она обязана жизнью Вадиму Уварову, который едва не забрал ее у Кирилла. Как всё переплетено. – Значит, нужно обеспечить защиту Мити, – встревоженно проговорила Вера. – Сделано уже, – ухмыльнулся Илья. – Пока ты носилась по переулочкам, Паша тоже времени не терял. Даже лучше, если с Васильевыми теперь будешь рядом ты, опытный человек, – он перегнулся через стол и добавил: – Вера, эта война на всю жизнь, так теперь что, не быть счастливыми? Эти гады того и добиваются, нет? Умел Шевцов посеять в душе сомнения. Знал бы он, сколько раз с осени, с самого своего счастливого избавления из плена, Вера брала в руки мобильник и хотела набрать заветный номер! Просто набрать, ничего не говоря, и услышать любимый голос. Но сдерживалась. Она умела быть сильной. Иногда чересчур сильной. – А что до вопроса о мачехе, то уверяю, что Кирилл давно развелся, его жена уже вьет себе новое гнездышко, так что ни о каком воссоединении речи быть не может. – Бедный Митя, – непонятно почему Вера почувствовала виноватой себя. – Да, бедный Митя, – согласился Илья. – Но счастливее его можешь сделать, не удивляйся, именно ты. С этими словами Илья достал из внутреннего кармана куртки и положил на стол конверт, на котором размашистыми буквами было написано: "Деду Морозу от Нади Авдеевой и Мити Васильева". – Я подрабатываю тут курьером на полставки, – встав, он отправился к кулеру, чтобы согреть воды. – Правда, за Деда Мороза ты не сойдешь, но за Снегурочку – вполне, поэтому будем считать, что я доставил письмо по адресу. Ты читай-читай, – подбодрил он ее, видя, что напарница медлит. – Много нового о своем будущем пасынке узнаешь. Отложив в сторону письмо Нади, Вера развернула лист, исписанный почерком Мити. "Дорогой Дедушка Мороз! Извини, что пишу поздно. Но это ОЧЕНЬ срочно. Мне не надо на Новый год никаких подарков. Подари счастье моему папе. Я его очень люблю, а он очень несчастный. Он любил Веру Дмитриевну. Я очень злился и обижал ее, хотя она была очень доброй. Мы с ней дружили. Я хотел, чтобы она оставила папу в покое, и она вдруг ушла и умерла, потому что плохие люди взорвали царство фей и эльфов и она застряла в лифте, где не было воды. Как в пустыне. Пожалуйста, Дедушка Мороз, оживи Веру Дмитриевну и верни! Тогда папа будет очень-очень рад, он опять станет улыбаться и перестанет грустить. И быстрее вылечится, и мы с ним будем много играть. Я тоже хочу, чтобы она вернулась, потому что она верила, что мои сны взаправду сбываются (даже мама не верила). Алиса говорит, что мачеха не всегда бывает злой. Вера Дмитриевна будет доброй мачехой, и у них с папой родится мой братик. Хотя я согласен и на сестренку. Только, Дедушка Мороз, исполни мое желание, я обещаю хорошо себя вести весь будущий год! Митя Васильев" Рука Веры задрожала, когда она положила листок на стол. Такие противоречивые чувства давно ее не охватывали. Это был момент, когда хочется и смеяться, и плакать. Но одно объединяло эти чувства: радость. Не в силах совладать с эмоциями, Вера поднялась из-за стола и подошла к окну, прижавшись лбом к прохладному стеклу. Она не могла даже надеяться на подобное, но письмо оставалось фактом – Митя просил ее вернуться. Илья же, как ни в чем не бывало, налил себе чай, положил туда лимон и ложечку сахара и теперь с явным наслаждением прихлебывал, изучая то, что Вера написала этим утром. Будто он совершенно не при делах. – Ну что, Назарова, – сказал он спустя пару минут, откладывая исписанный лист бумаги. – Нечем крыть? Возвращение блудной овечки устраиваем? Я даже уже придумал, как именно ты осчастливишь экс-Воронцова своим прибытием и не доведешь при этом до инфаркта. У него могут быть не такие железные нервы, как у меня. – Говоришь так, будто уже уверен в моем решении, – хмыкнула Вера, поворачиваясь. – А у тебя нет иного выхода, – пожал плечами Илья. – Куда ты теперь денешься? Вот прохвост. Уверен он! Но Илья был прав. Вера видела, что нужна Кириллу и Мите. А что до опасностей – нельзя прятаться всю жизнь. Тогда ее можно попросту не успеть прожить. Они будут осторожны, очень осторожны, ну а право на счастье должно быть у всех. – Хорошо, – Вера вернулась за стол и строго посмотрела на напарника. – Считай, что убедил. Но вначале – работа. Мне позарез нужно вспомнить номер грузовика, привезшего ящики. И я готова даже пройти гипноз. Теперь страх отступил. Не страшно испытать боль ради хорошего дела – маленького, но нужного камешка, из которых складывается дорога к счастью многих. – Работа – это конечно. Но есть еще одно важное дело, в котором мне нужен твой совет, – и Илья помахал вторым листком, подписанным Надей Авдеевой. – Нужно, видишь ли, осчастливить еще одного человека... *** Кирилл проснулся от какого-то стука – будто что-то упало. Месяцы, проведенные в бегах или же в полном опасностей "Логосе", выработали привычку мгновенно собираться и быть готовым действовать, вот и теперь от этого шума сон как рукой слетел. Мужчина резко поднялся и глянул на вторую половину двуспальной кровати. Мити не было. И хотя разум твердил, что кошмар остался позади и ничего не может случиться, Кирилл встревоженно принялся оглядываться, ища сына... ...Спустя несколько секунд с губ мужчины сорвался облегченный вздох: Митя просто что-то искал в тумбочке у окна. Сквозь занавески едва-едва пробивался свет, на часах было чуть больше восьми утра. Что понадобилось Мите в такую рань? Обычно он спал, как сурок, не добудишься. – Пап, а ты куда переложил салфетки? – спросил мальчик, видя, что отец проснулся. – Извини, что разбудил... Всего-то салфетки. И всего-то – включив свет, Кирилл бросил взгляд на пол – упавшая с тумбочки машинка. Мужчина мысленно выругал себя: такими темпами станет параноиком. Вытерев выступивший на лбу пот, Васильев откинул в сторону одеяло и подошел к сыну. – Зачем тебе понадобились сейчас салфетки? Они не здесь, а на кухне... Он осекся, увидев знакомое до боли зрелище: из носа Мити текла кровь. Сердце, только что начавшее биться в обычном ритме, снова пропустило удар. Кирилл помнил, что обычно от вещих снов сына ничего хорошего ждать не приходилось. Они не снились Мите с самой весны, и Кирилл уже начинал надеяться, что всему виной был "Логос" – само это место провоцировало у сына частые проявления способностей. Но зачем лукавить: подобные случаи имели место с тех самых пор, как мальчику исполнилось четыре года. Снежана, помнится, сильно беспокоилась, всё ли у него нормально с психикой. – Наверное, ты одноразовые платочки ищешь? Сейчас, – Кирилл достал из нижнего ящика упаковку и, вытянув один из платочков, присел на корточки и стал вытирать Мите нос. – Что, опять вещий сон? – его голос звучал обреченно. Что еще может случиться плохого? Ведь и так произошло слишком много несчастий. Кирилл едва не погиб этим летом, и оправляться от ранения будет еще долго. Его возлюбленная мертва, Наташа – подруга детства, осталась одна с тремя детьми. Единственная радость – она обрела давно потерянного брата и мать... но в своей жизни Кирилл не очень-то надеялся на перемены к лучшему. Неужели опять ему придется отобрать чью-то жизнь, защищая близких? Или опасность угрожает Мите – единственному человеку, благодаря которому жизнь Кирилла сохраняла цвета, не превратившись в монотонно серую? Митя кивнул, отвечая на заданный вопрос. Но, отметил Кирилл, сын не выглядел, как это часто бывало, подавленным. Наоборот – мальчик взглянул на него весьма довольно и затем улыбнулся. – Да, папа, мне опять приснился сон. Хороший сон. И он сбудется! Потому что, – продолжил он тоном настоящего учителя, невольно копируя отца, – мои сны всегда сбываются! Гора упала с плеч. Кирилл тоже улыбнулся в ответ и, скомкав в правой руке платочек, левой потрепал сына по волосам. – Дай-ка угадаю... – он изобразил глубокое размышление, смешно сдвинув брови, отчего Митя рассмеялся. – Алиса приедет в гости на Новый год и вы с ней будете целоваться? Мальчик на этот раз отрицательно помотал головой. – Что, нет? Сразу свадьбу сыграете? Меня-то хоть пригласите? – продолжал допытываться Кирилл. – Нет, не Алиса, – загадочно проговорил Митя. – И нет, не свадьбу. Но это случится именно на Новый год. Мое желание сбудется! – Дед Мороз принесет тебе что-то очень хорошее, – догадался мужчина. Коробка с настольным хоккеем, точь-в-точь повторяющим любимую игру из детства самого Кирилла, была куплена еще в октябре и предусмотрительно спрятана в доме у Володи Соколова. Митя давно хотел попробовать в нее поиграть. Сказать по правде, сам Кирилл с удовольствием бы вспомнил, как когда-то лихо забивал шайбу в ворота, ловко передвигая фигурки игроков. – Ты почти угадал, – Митя явно получал удовольствие от безуспешных попыток отца догадаться. – Про Деда Мороза. Но больше, пап, я тебе ничего не скажу! Всё сам увидишь! – Ну, – Кирилл привлек сына к себе, – раз сон хороший, то пусть остается пока тайной. Я люблю приятные сюрпризы. Ключевое слово – приятные. Жизнь не особо радовала ими в последние полгода, но, может, в Новом году что-то вдруг изменится?