кто говорит, что время лечит точно жили меньше дня.
***
11 апреля, 2021 год.
Настя привычно глубоко затягивается, свободной рукой неловко саму себя обнимая. Дым тонкой струйкой выдыхает прямо в форточку и чуть кашляет даже от терпкого привкуса, что привычно на языке оседает. За окном — закат, и рыжие всполохи чертовски красиво на небе отражаются. Петрова устало глаза прикрывает, думая о том, что совсем скоро лето, — только вот привычного ажиотажа это не приносит; а Настя с горечью вдруг понимает, что лето она разлюбила окончательно и бесповоротно. Позади раздаётся еле слышный шорох, а после мягкие шаги, легко в тишине узнаваемые. Настя затягивается снова — на талии её привычно смыкаются тонкие руки — и улыбается, чувствуя, как внутри тепло характерное разливается. — Всё нормально? Петрова, не поворачиваясь, отвечает: — Ага. Девушка доверчиво утыкается Насте в плечо, прижимаясь ближе, — а у Петровой только руки дрожат и от неуместного стыда мурашки бегут по позвоночнику. — Какие планы на вечер? Настя пожимает плечами и тушит недокуренную сигарету в пепельнице, а после поворачивается всё-таки: только вот худощавое лицо девушки напротив, несмотря на её широкую мягкую улыбку, всё равно упорно кажется каким-то чужим. — А Костья? — Не сегодня… Не хочу опять ехать на другой конец города, — поясняет Петрова, чуть усмехаясь. — Ладно, — девушка придвигается чуть ближе и кладёт подбородок Насте на плечо. — Как хочешь. — Можем посмотреть что-нибудь… Заказать, — Настя улыбается, чувствуя на шее слегка рваное дыхание. — Не хочу выходить из дома в ближайшие сутки. — А на работу когда? Еле слышный сбивчивый шёпот и лёгкий, почти невесомый поцелуй в шею вызывают у Насти характерную ухмылку. — Через пару дней… Но ещё не факт, — отвечает Петрова так же шёпотом. После поднимает руку, аккуратно тянет девушку за подбородок, на себя, — та послушно поворачивает голову. Настя усмехается чуть, затем целует аккуратно и медленно; и ловит ответный выдох, понимая параллельно, что, кажется, просмотр фильма на сегодня откладывается. — Звучит идеально, — улыбается девушка, слегка отстраняясь. А после добавляет легко: — Люблю тебя. Настя хмурится и резко дёргается, пытаясь отстраниться, но крепкая хватка на талии ей этого сделать не даёт. Петрова стыдливо выдыхает, обессиленно утыкаясь лбом в чужое плечо, ведь фразу эту ненавистную она слышит уже далеко не впервые, но всё равно каждый чёртов раз не знает, что же с ней делать. — Бля, — бормочет еле слышно, — Алин… — Да всё нормально, — девушка в ответ смеётся только. — Скажешь, когда будешь готова. Настя поднимает голову и кивает, неловко улыбаясь. А сама думает: «Если вообще буду».***
3 июня, 2021 год.
— Не верится даже, если честно, — растерянно бормочет Костья на выдохе. Настя криво улыбается и пожимает плечами. Затем оглядывается: привычная маленькая кухня выглядит до ужаса неуютно, разобщённо и даже слегка заброшенно. Девушка нервно барабанит пальцами по столу, а чувство облегчения внутри резонирует с горьким ощущением потери. Кухня пуста — так же пуста, как и все остальные комнаты. Петрова привычно жмётся спиной к высокому подоконнику, курит свои крепкие с кнопкой и по-детски даже не осознаёт, что ей пора уже наконец попрощаться с этой несчастной квартирой. Пустые полки покрыты лёгким слоем пыли, ведь Настя съехала отсюда уже около месяца назад. Большая часть её вещей бездумно отправилась на помойку: Петрова забрала с собой только маленькую сумку с одеждой, старую камеру и, чёрт возьми, ту самую сахарницу. Громкий звон ключей заставляет вздрогнуть и резко из воспоминаний вынырнуть, — Костья медленно кладёт свою связку на стол и выдыхает тяжело. Напряжённая атмосфера в голове отдаётся набатом, и Купер, не выдержав, сама тянется к пачке сигарет, что лежит на подоконнике. — И… — чиркает зажигалкой, затягивается. — Что дальше будешь делать? Настя пожимает плечами: — Жить? — Это понятно, — Костья усмехается и неловко ёжик волос выбритых потирает ладонью. — А с деньгами? — А, — Петрова дым быстро выдыхает, кивая, — в вечерку планирую. Купер вопросительно склоняет голову. Настя выдыхает и поясняет терпеливо: — Курсы фотографии… Ну, подам заявку сначала, там посмотрим. — Если бы я тебе сказала такое год назад… Ты бы мне точно лицо сломала, — беззлобно смеётся Костья. — Тебе вообще, — Петрова тушит сигарету в пепельнице и стыдливо взгляд отводит. — Премию надо выдать… За терпение. Неприятные воспоминания пролетают перед глазами словно бы фильм в два раза ускоренный — Настя выдыхает и глаза прикрывает устало. Первые полгода были самыми сложными, и, оглядываясь назад, Петрова слабо вообще понимает, как ей удалось из всего этого выбраться почти без последствий. За всё это время Настя слышала Нику лишь однажды: через пару дней после её отъезда, когда Жукова вдруг опрометчиво решила, что настало время для откровенного разговора. Настя до сих пор с ужасом помнит, как она, забившись в угол этой самой кухни, с трепетом выслушивала банальные пьяно-сбивчивые извинения; и как потом Ника вдруг резко звонок сбросила, а после заблокировала Петрову во всех социальных сетях. Это всё было чертовски глупо и по-детски, но при этом проживалось и принималось всё равно безумно болезненно. После от Ники не было вообще никаких вестей, если, конечно, не считать странного полупустого аккаунта в инстаграме, который подписался на Настю спустя пару недель после их последнего разговора и преданно просматривал все её сторис. Пережить эту ситуацию Настя могла по-разному, но в итоге всё равно выбрала самый лёгкий путь, привычно потерявшись в алкоголе и сомнительных тусовках. Ей было по-глупому больно и страшно, а ещё чертовски невыносимо в те моменты, когда Ника выкладывала в инстаграм счастливые совместные фотографии с Ромой. Несколько месяцев кряду Настя постоянно ночевала где попало — и с кем попало, — заливалась сомнительным пойлом, полностью прекратила общение с мамой и совсем перестала фотографировать. Костья извечно крутилась где-то рядом, безуспешно пытаясь Петрову из всего этого вытащить… А после каждой такой пьянки они на утро орали друг на друга до хрипа в горле, стоя посреди маленькой кухни. Затем обычно Купер громко хлопала дверью, заявляя, что больше спасать Настю не собирается… Но стоило только Насте позвонить — и Костья тут же преданно к ней срывалась, даже если на часах уже было глубоко за полночь. Розовые очки, как это обычно бывает, банально-болезненно разбились прямо стёклами внутрь, и Петровой потребовалось чуть больше трёх месяцев — а ещё огромное количество алкоголя, — чтобы однажды утром осознать одну простую истину. Истину о том, что Ника — просто глупая и инфантильная девчонка, так и не решившаяся взять на себя ответственность за свои же действия. После этого очевидного осознания на удивление дышать стало чуточку проще. — Прости, — Настя несильно бьёт девушку кулаком в плечо. — Ладно? Костья смеётся: — Ты двести раз уже извинялась… Расслабься. Затем добавляет: — Но, клянусь, если я её увижу когда-нибудь… — Да-да… Ты говорила, — усмехается Петрова. — Скоро они? — Костья хмурится. Настя бросает взгляд на дешёвые наручные часы — посреди циферблата проходит крупная трещина, но они всё равно упрямо работают. — Да уже вот-вот должны, — пожимает плечами. — Надо тебе новые нынче подарить, — Костья расплывается в улыбке. Спустя пару минут тишины раздаётся стук в дверь, а затем характерное шуршание и звонкий детский смех. После слышится скрипучий звук ключа, что медленно поворачивается в замочной скважине, и дверь наконец открывается. Петрова проходит в коридор, приветливо кивает зашедшей в квартиру женщине и медленно присаживается на корточки перед маленькой девочкой, на вид лет семи. — Привет, — протягивает ладонь. Девочка расплывается в улыбке, очаровательно хлопая своими большими голубыми глазами, и Настя вдруг улыбается тоже, понимая, что хоть что-то в своей жизни она всё-таки сделала правильно. — Понравились тебе фотографии? — Петрова в рукопожатии мягко сжимает маленькую ладошку. Девочка кивает смущённо и отходит чуть дальше, прячась за спину женщины. Настя смеётся тихонько и поднимается, кивая. Объясняет: — Вторая пара ключей на столе. Если остались вопросы, то… Женщина качает головой: — Какие могут быть вопросы… Ты нас безумно выручила, Настенька. С кухни слышится характерный смешок — Петрова смущённо откидывает с лица волосы. — Я до сих пор не понимаю, зачем ты это… — женщина выдыхает и всплескивает руками. — Мы очень тебе благодарны, правда. Настя отмахивается: — Всё нормально. — Это почти как обычная сделка… — добавляет с усмешкой. — Остальное уже мелочи. Женщина шагает вперёд, порывисто Петрову обнимая, — и Настя от этого жеста неожиданного даже не знает куда себя деть, взглядом неловко упираясь в обшарпанную стену в коридоре. — Тут только ремонт бы… Но это уже сами, — Петрова отстраняется, улыбаясь. — В любом случае, мы ещё не раз увидимся. — Конечно, конечно, — бормочет женщина. — Спасибо тебе ещё раз. — Перестаньте, — Настя чуть дёргает головой. — И если что — звоните обязательно. Женщина кивает, свободной рукой обнимая за плечи рядом стоящую девочку, а Петрова, глядя на это, широко улыбается, впервые за долгое время чувствуя себя важной и нужной. — Пошли, — обернувшись, Настя машет рукой, подзывая к себе явно смущённую Костью. Костье безумно некомфортно: это читается и в скованных движениях, и в неловко опущенном взгляде. Купер, в отличие от Насти, детей не любит просто до ужаса, и сейчас понятия не имеет, куда себя деть; только стоит посреди коридора и пальцы характерно заламывает. Девочка вдруг поворачивается, медленно и с интересом Костью оглядывая. А затем выдаёт: — Когда вырасту, сделаю такие же… Хмурится забавно, пытаясь вспомнить нужное слово, а Настя, рассмеявшись, подсказывает: — Татуировки. — Да, — кивает девочка важно. — Вот их. Купер криво усмехается и кивает: — Ну, когда подрастёшь, у меня есть хорошие знакомые мастера… — Ко-о-ость, — угрожающе протягивает Петрова. — Пошли уже. Женщина мягко смеётся, наблюдая за этим крайне странным диалогом, а Костья только пожимает плечами и аккуратно обходит девочку по дуге, замирая у выхода из квартиры. Настя напоследок оборачивается, выдыхает, а после медленно толкает тяжелую дверь, выходя в подъезд. Следом слышит заговорщический шёпот Костьи: — Ты их не слушай… Я тебе серьёзно говорю! И смеётся громко, не сдержавшись. Купер прощается наконец и выходит следом за Настей, мягко прикрывая за собой дверь. Бормочет растерянно: — Ну, вот и всё. Настя кивает, сглатывает и руки в кулаки сжимает характерно, — неуместные эмоции резко накрывают её с головой. Девушка оборачивается, напоследок пробегаясь взглядом по обшарпанной двери, и моргает быстро-быстро, пытаясь избавиться от непрошенных слёз. А в следующую секунду замирает посреди подъезда, понимая, что телефон её вдруг разрывается мелодией входящего звонка. Слишком знакомой мелодией.***
Настя медленно присаживается на лавочку возле дома и молча прикуривает снова. Она бы, в целом, рада избавиться от этой дурной привычки, только вот не получается никак; и стоит ей только хоть немного понервничать, как руки сами сразу без спроса к пачке тянутся. Костья садится рядом, скрещивает руки в замок и опирается на них подбородком. Стоически молчит какое-то время, затем устало рукой по лицу проводит и всё-таки заводит разговор. — Я не совсем поняла, кстати, — хмурится слегка. — Ты им квартиру продала, получается? Петрова вытягивает ноги и расплывается в кривой улыбке от того, как Костья неловко пытается перевести тему. Буравит взглядом тусклый экран старого телефона и, господи, чертовски сильно жалеет о том, что так и не сменила ни сам телефон, ни номер. На дисплее висят три пропущенных вызова и пассивно-агрессивная надпись «жукова. не брать». Настя усмехается: забавно, но она даже не помнит, когда вообще успела контакт Ники в телефоне переименовать; а Костья только бросает короткий взгляд на экран и показательно глаза закатывает. Петрова поясняет: — Она тоже детдомовская. А женщина эта — воспитательница, с детства её знаю. — Это я поняла, — Костья нетерпеливо отмахивается. — А с хатой что? — Ну, — Настя хмурится. — Там сложно. Затягивается медленно, раздумывая о чём-то своём, а после волосы длинные характерным жестом с лица откидывает, и слегка красноватые пряди под палящим летним солнцем перламутром вспыхивают. — По закону, квартиру я продать не могу, — Петрова недовольно поджимает губы. — Через пару лет только. — Что… — Костья поворачивается и переспрашивает недоумённо: — Почему? — Это, типа, закон, защищающий нас, детдомовских, от мошенников, — Настя, не сдержавшись, смеётся. — Меня даже должны были социальные работники проверять, прикинь? — Охуеть, — фыркает Купер. — И как, проверили хоть раз? — Один раз, почти сразу после выпуска. Петрова затягивается снова и передаёт половину сигареты Костье, — та благодарно кивает. — Ну и, короче, мы с мамой договорились… Ольга Викторовна, ну, это… — Настя щёлкает пальцами, пытаясь подобрать слова. В итоге просто показывает рукой в сторону подъезда и усмехается. — Короче, воспитательница это, вот… А девочка, которая с ней — Ольга Викторовна её удочерила около года назад. — Я всё равно нихуя не понимаю, — смеётся Костья, выдыхая дым. — Да блять, — Настя закатывает глаза. — У них там ситуация с жильём сложная, а мне деньги нужны на учёбу, ну… Вот и договорились так. Затем добавляет: — Заплатили они мне сейчас, а хату я переоформлю на них потом, чуть позже. Я могу доказать, что я, типа, самостоятельный человек, а потом квартиру приватизировать, но это всё долго и муторно. — А-а-а, — тянет наконец Купер понимающе. — Дошло походу. — Слава богу, — фыркает Настя. Вместо ответа получает лёгкий тычок в ребро и смеётся громко, отмахиваясь. Спустя пару секунд Костья вдруг спрашивает: — А не наебут? — Как ты себе это представляешь? — Петрова с силой хлопает себя ладонью по лбу. — Они тут на птичьих правах, грубо говоря… Это я их могу наебать, по идее, если захочу… — А ты хочешь? — Ты прикалываешься? — Настя на выдохе прячет лицо в ладонях, но при этом всё равно широко улыбается. И говорит: — Я просто знаю, что это такое. Я им её за копейки продала, по сути, но… Ты же сама видела эту хату! Дороже бы её хер кто купил вообще… Костья кивает: — Я вроде поняла, а вроде и нет… Ну да похер, главное, что у тебя есть бабки на учёбу и аренду на первое время, да? — Да-а-а, — тянет Настя. — Всё остальное для тебя слишком сложно. — Иди ты, — беззлобно фыркает Костья, поднимаясь со скамейки. Тушит докуренную пару секунд назад сигарету о поверхность мусорного бака, отряхивает руки зачем-то и бросает на Настю обеспокоенный взгляд. Петрова старательно делает вид, что не замечает, — а с телефона смахивает уведомление об ещё одном пропущенном вызове. — Так ты… — медленно начинает Купер. — Нет, — Настя мотает головой. — Не хочу с ней разговаривать. — Честно? — усмехается Костья, вопросительно склоняя голову. — Бля-я-ять, — тянет Петрова жалобно, а после ладонью устало по лицу проводит и добавляет: — Не знаю я. Костья подходит чуть ближе, руку медленно кладёт Насте на плечо, будто бы в качестве поддержки, а затем вдруг с силой сжимает. — Я тебя убью. Ясно? — бормочет и в кривой улыбке расплывается. Петрова выдыхает тяжело и кивает: — Да я и сама с этим справлюсь.***
Ника звонит ещё раз пять в течение всего дня. Настя упрямо не берёт трубку, но и сил на то, чтобы просто злополучный номер заблокировать, у неё почему-то нет. Пару раз прилетают звонки с какого-то левого номера, и Петрова смеётся только, в очередной раз сбрасывая. Настя слабо понимает, что вообще происходит; и ей, конечно же, обидно и неприятно, — но при этом чертовски любопытно. Петрова несколько раз заходит на страницу Ники в Инстаграме в поисках ответов — с левого аккаунта, конечно же, — но, не найдя ничего интересного, только раздражённо блокирует телефон и откидывает его в сторону. Настя прекрасно помнит, через что ей пришлось пройти, лишь бы хоть немного притупить в своей голове образ дурной и странной девчонки; вот только сейчас он почему-то банально вспыхивает с новой силой, и Петровой на полном серьёзе хочется вскрыть свою черепную коробку, чтобы достать оттуда неловкие воспоминания.***
На утро Насте безумно плохо: у неё дико болит голова и характерно трясутся руки. С трудом открыв глаза, девушка удивлённо осознает что она, кажется, у себя дома, однако воспоминания вчерашнего вечера упрямо всплывать отказываются. Петрова плетётся на кухню и даже почти не удивляется, когда замечает на пороге Костью, которая, судя по всему, пыталась сбежать из квартиры ещё до тех пор, пока Настя проснётся. — Я нихуя не помню, но спасибо, — бормочет Петрова хрипло. Затем кашляет, пытаясь вернуть себе свой потерянный голос, и добавляет жалобно: — Мне так пло-о-хо… — Не удивительно, — раздражённо фыркает Купер. Затем вдруг неожиданно громко спрашивает: — Сколько можно, а? Настя кричать в ответ не может — кажется, вчера уже накричалась вдоволь. Голова её гудит, а перед глазами плывёт, и Петровой снова хочется напиться в хлам, лишь бы не чувствовать себя настолько отвратительно. Девушка проходит на кухню, а Костья тут же плетётся следом. Настя сейчас вряд ли готова к очередному разносу, поэтому просто усаживается на табуретку и складывает на стол руки, а после лбом в них упирается, тяжело выдыхая. — Как ты меня заебала, — усмехается Купер беззлобно. — У меня уже сил нет никаких за тобой бегать. — Ну так не надо, — бурчит Настя еле слышно, не поднимая головы. — Так звонишь-то ты мне! — Костья всплёскивает руками, а после, выдохнув, глаза закатывает. — Значит, не буду больше, — обиженно бормочет Петрова. — Да при чём здесь это… Купер подходит ближе и медленно присаживается перед Настей на корточки, словно бы перед маленьким ребёнком. Уговаривает: — Я просто… Волнуюсь, блять, за тебя! Насте стыдно до ужаса, и чувство это дурацкое разливается по венам, не давая нормально думать. От стыда горьковатого хочется сбежать и спрятаться: снова напиться, завалиться на какую-нибудь сомнительную вечеринку и потеряться в громкой попсовой музыке, — словом, сделать всё, лишь бы только не думать. — Знаешь, что я поняла, — бормочет вдруг Петрова. Затем тут же добавляет, не давая Костье ответить: — Я поняла, почему она уехала… — В смысле? — Ну, — Настя поднимает голову. — Что ей ловить-то со мной? Я не тот человек… Не тот, кто смог бы ей что-то дать, понимаешь? Костья резко поднимается и выдыхает, а на скулах её от злости даже желваки заходятся. — Еба-а-ать, — тянет медленно. — Как же с тобой тяжело, а. Купер резко разворачивается и идёт в коридор, быстро обувается, забирает с тумбочки ключи, а после ловко открывает тяжёлую дверь, запертую изнутри. Настя, развернувшись на стуле, молча следит за девушкой исподлобья. И только уже на выходе из квартиры Костья вдруг выдаёт колкое: — Значит, блять, стань тем, кто смог бы. Чисто на будущее.***
Прокручивая в голове воспоминания, Настя думает, что, наверное, именно эта фраза стала своего рода катализатором. Конечно, после неё было ещё много всего: и срывы-истерики, и попытки дозвониться до Ники с левых номеров, и даже неудачная попытка в отношения, которая в итоге только ещё больше всё запутала. Но всё-таки именно с помощью своей колкой фразы Костье удалось неожиданно до Насти достучаться и нажать на переключатель в её голове, благодаря которому все воздушные замки с грохотом вниз обрушились. Петрова как сейчас помнит, что поначалу ей до чёртиков страшно было двигаться дальше, и единственное, на что моральных и физических сил хватило, так это доехать до мамы, — а после, сжимая зубы и взгляд отводя, еле слышно попросить о помощи. Экран телефона загорается уведомлением о новом сообщении. Настя протягивает руку, перехватывает смартфон поудобнее и хмурится, — а после смеётся в голос, понимая, что Ника её разблокировала. Разблокировала для того, чтобы написать сообщение. Настя открывает директ, а после хмурится и удивлённо выдыхает, видя огромное количество букв.3 июня, 19:38
привет. я сейчас тебе просто всё объясню и после этого можешь просто меня заблокировать, если захочешь. я сейчас в питере, возможно временно, а может не очень. не знаю пока если честно. во всей этой ситуации виновата я сама и я ничего от тебя не прошу кроме одного. я просто хочу встретиться, поговорить и если ты захочешь меня слушать, то извиниться. а ещё рассказать тебе правду потому что это будет честно, а я хочу хоть раз блять в своей жизни поступить честно. как-то так. если не хочешь, то просто заблочь меня и я всё пойму, но если нет, то Настя не отвечает, снова и снова перечитывая странное сообщение. Параллельно думает, что, наверное, за всё время их своеобразного общения Ника ни разу не была настолько искренней — и внутри от этого всё вверх дном переворачивается за секунду. Петровой чертовски страшно, а ещё Настя до кончиков пальцев Веронике не верит. А Ника, восприняв молчание за согласие, скидывает адрес и время завтрашней встречи.***
4 июня, 2021 год.
— Привет? Настя от неожиданности чуть было сигарету не роняет и оборачивается резко, прекрасно понимая, кому этот голос принадлежит. Ника выглядит иначе: её ярко-розовые пряди растворяются во времени так же, как и Настины розовые очки; на их место приходит сухая прагматичность и тёмно-каштановые волосы. Петрова не здоровается даже — только смотрит на девчонку исподлобья, нахмурившись; а после так же молча сигарету поджигает и затягивается. Ника назначила встречу в том самом ресторане, где работала раньше, а Насте почему-то это кажется безумно смешным и глупым. Настя не хотела приходить — искренне не хотела, — но любопытство и нездоровая привязанность вновь сыграли с ней злую шутку. Петрова даже честно поделилась своим решением с Костьей — а после стоически выслушала кучу матов и характерных оскорблений. Странный диалог в итоге закончился ещё более неожиданным: «Тебя всё равно не переубедить, так что делай уже, что хочешь. Я всё равно за любой кипиш». Насте после окончания разговора вдруг показалось, что Костья ради этих слов надвое себя переломала, а после ещё и наступила на горло собственной гордости. Это было удивительно и странно, совсем на Купер не похоже, и Настя до самого утра прокручивала их диалог в голове, думая о том, будет ли встреча с Никой вообще того стоить. В итоге решила, что всё-таки будет, — и случайно пришла чуть раньше назначенного времени; ведь привычка выходить заранее закрепилась в её голове, кажется, до конца жизни. Заходить в ресторан у Насти не было никакого желания вообще, поэтому Петрова просто привычно обошла здание и осталась ждать Нику снаружи. Там, где раньше всегда ждала её после работы. — Я, кстати, так и знала, что ты будешь здесь стоять, — слегка усмехается Вероника. Она подходит чуть ближе, опирается на стену рядом с Настей и достаёт свою пачку сигарет. Петрова бросает короткий взгляд вправо, выдыхает тяжело и чуть криво улыбается. — Мне кажется, даже если случится, блять, апокалипсис, ты всё равно будешь курить эту херню. Ника смеётся, соглашаясь: — Так и есть. Настя подмечает вдруг, что Вероника изменилась не только внешне: её вечно изучающий взгляд явно стал чуть более осмысленным, а манера речи — гораздо более спокойной. Петрова не знает даже, хорошо это или плохо, — да и думать ей об этом вообще не хочется. Наоборот, хочется развернуться, сбежать от этого непонятного разговора и, господи, больше никогда о нём не вспоминать. Ника прикуривает, а Настя неосознанно замечает, что руки у Жуковой тоже мелко подрагивают. Этот неловкий факт почему-то заставляет довольно улыбнуться, и Настя эгоистично радуется тому, что хуёво сейчас не только ей одной. Так они и стоят молча: курят резко-рвано да взгляды друг на друга бросают украдкой, словно бы снова школьницы. Ника смотрит виновато-растерянно, а Настя, наоборот, хмурится и свободную руку неосознанно в кулак сжимает. — Прости, — наконец бормочет Вероника еле слышно. Петрова пожимает плечами. Ника набирает полную грудь воздуха, а после слова из неё льются каким-то бешеным непрерывным потоком: — Я рада, что ты пришла… Правда, если честно, вообще не знаю, что говорить. Я там, конечно, полночи речь готовила, и всё такое, но сейчас её даже озвучивать стыдно. — Попробуй хотя бы, — фыркает Настя. Она злится: по большей части, конечно, на Веронику, но и на себя тоже немного. Логично было предположить, что разговор этот панацеей не станет, но Насте всё равно почему-то наивно казалось, будто бы ещё есть шанс всё наладить. Петрова вдруг, выдохнув дым, спрашивает: — Он знает? О нас? А сама думает о том, что если Ника сейчас ответит на этот вопрос отрицательно, то она уйдёт в ту же секунду, даже, чёрт возьми, не раздумывая. Ника вдруг неожиданно смеётся: — Ты так и не догадалась, да? И добавляет: — Он знал. — То есть… В смысле? — удивлённо бормочет Петрова. — Это одна из причин, по которой я тебя позвала, — Вероника устало откидывает с лица волосы. — Ну, не единственная, конечно… — Было бы обидно, — усмехается Настя. — Мы можем… — Ника делает круговое движение рукой. — В другом месте поговорить? Забытая богом самопровозглашённая курилка около чёрного входа в ресторан вряд ли подходит для откровенных разговоров, а особой нелепости ситуации придаёт красная вывеска «Не курить!» на стене заведения. — Внутрь я не пойду, — Петрова упрямо мотает головой. — Знаю, — Вероника кивает. — Я тебя звала немного в другое место. — В какое? — Настя привычно хмурится. — Пошли. Ника тушит докуренную сигарету о стену и выкидывает бычок в рядом стоящую урну. Затем резко разворачивается, делает пару шагов вперёд и замирает вдруг, понимая, что Настя за ней явно идти не собирается. Петрова насмешливо смотрит на девчонку, свободной рукой поправляя ремешок для камеры на запястье, — привычка повсюду таскать за собой фотоаппарат так никуда и не исчезла. Ника под этим взглядом знакомым тушуется даже: — Извини, я… Пойдём, если хочешь… Настя, не сдержавшись, смеётся даже: — Расслабься, Жукова. И, затушив сигарету, вперёд шагает.***
Минут десять спустя девушки выходят на ту самую набережную, а Настя даже хмыкает удивлённо, не понимая, как она сама до этого не догадалась. Устраивать встречу в ресторане было совсем не в стиле Ники, независимо от того, сколько прошло времени. Некоторые вещи никогда не меняются. Петрова вновь поудобнее перехватывает камеру, пока в голове ворохом проносятся воспоминания. Когда Настя в последний раз была на этой набережной, ей казалось, что у них всё получится, а сейчас вся эта встреча кажется какой-то глупой шуткой. Вдоль набережной гуляют, в основном, парочки, но Настя всё равно не решается брать Веронику за руку, ведь всегда есть вероятность встретить какого-нибудь знакомого. Однако спустя минут десять прогулки, во время очередного своего рассказа, Ника сама цепляет Настю за руку, глупо переплетая пальцы, а Петрова ещё несколько секунд с удивлением смотрит на сцепленные ладони, не до конца веря в происходящее. Ника проходит чуть дальше, опирается на парапет и вытягивает руки, а ладони неловко цепляет в замок. Нервно кусает губу нижнюю, не зная, куда себя деть; а Настя подходит ближе и спиной к ограде прислоняется. Смотрит настороженно. Кончики пальцев характерно покалывает от нетерпения — безумно хочется курить. Вероника чуть оборачивается: — Это всё та же камера, да? Петрова улыбается криво и, достав фотоаппарат из ремня, слегка его поворачивает: справа снизу — как раз в том месте, где ладонь практически не касается поверхности камеры — всё ещё приклеен тот самый жёлтый ценник. В очередном маленьком уличном ларьке Вероника покупает бутылку воды и, отлепив от неё ценник, какого-то чёрта лепит его Насте на лоб. Петрова закатывает глаза, снимает ценник и зачем-то приклеивает его на правую сторону новой камеры. Затем поясняет: — На память. Ника смеётся. — Серьёзно? — Вероника сначала стыдливо выдыхает, а после вдруг расплывается в улыбке: — Как он не отвалился вообще? Петрова отводит взгляд, крайне заинтересованно изучая орнамент вычурного парапета. Спустя пару секунд, усмехнувшись, бормочет: — Суперклей. Вероника смеётся, щурясь очаровательно, а Настя чуть вздрагивает, пытаясь избавиться от назойливого чувства дежавю. На улице безумно жарко, а по-летнему яркое солнце хаотичными бликами отражается на воде. Петрова выдыхает и одним ловким движением скидывает с головы капюшон бессменной чёрной толстовки, а Ника, повернув голову, медленно пробегается взглядом сверху-вниз и улыбается. — Классный цвет, — бормочет. — Спасибо, — Настя едва-едва улыбается. — Ты долго собираешься вокруг да около ходить? Мне на работу скоро. Вероника даже брови вскидывает от удивления: — Серьёзно? А куда? — Батутный центр, — отвечает нехотя. Затем добавляет: — Ну, я фотограф там. — Ого, — Ника улыбается широко. — Звучит прикольно… И тебе очень подходит. Петрова, не сдержавшись, улыбается тоже: — Да, мне… очень нравится, на самом деле. И детей я люблю, так что… — Правда? — уточняет вдруг Вероника, чуть склоняя голову. — Ты не говорила. — Да мы не то чтобы с тобой много разговаривали, — фыркает Настя. Затем, осознав двусмысленность фразы, усмехается, а Ника слегка смущённо взгляд вправо отводит. — В общем, — начинает Жукова спустя несколько секунд напряженного молчания. — С Ромой мы развелись. — А-а-а, — догадливо тянет Настя. — И поэтому ты сразу прибежала обратно? — Да блять, — Ника раздражённо отмахивается. — Мы развелись в декабре ещё… Мне нужно было время, чтобы хоть как-то всё в своей голове уложить. Петрова замолкает тут же, кивая, и ей даже становится слегка стыдно. Вероника усмехается: — Я даже к психологу ходила, между прочим. — Бля, — Настя смеётся. — Я тоже… — Серьёзно? — Ага, — Петрова откидывает с лица волосы. — Ну, там тупая ситуация получилась: Костья с Бэллой подарили сертификат на Новый год, просто шутки ради… А я втянулась. Ника чуть поворачивается, улыбаясь: — И как? — Дорого, — фыркает Настя. — Я быстро перестала к ней ходить… — О чём говорили? — спрашивает Вероника. Петрова, пожав плечами, легко отвечает: — О тебе. — Блять. Ника молчит какое-то время, раздумывая, а затем спрашивает, вновь переводя тему: — Как у них дела? Ну, у Костьи с… — Нормально, — Настя перебивает. — Всё ещё вместе, если ты об этом. Снимают квартиру неподалёку… И показывает рукой за спину. — А твоя квартира? — Вероника хмурится. — Продала… Вчера, кстати, — Петрова пожимает плечами. — И слава богу. Ника усмехается, неловко заламывая пальцы. Настя, не выдержав, спрашивает наконец: — Чего ты от меня хочешь? Вероника поворачивается и делает небольшой шаг вперёд, — Настя от этого просто движения вздрагивает, неосознанно вжимаясь спиной в парапет. — Тебя, — просто отвечает Ника. — Я, блять, понятия не имею, чего ты от меня хочешь! — Ника срывается на крик, не выдержав. — Тебя, — спокойно отвечает Настя. — Во всех смыслах, понимаешь? Петрова фыркает недовольно: — Это вообще-то моя фишка. — Ну, видимо, мы с тобой поменялись местами, — бормочет Ника. Затем добавляет: — Я знаю, что я проебалась… Снова. — Ага, — Настя кивает. — И что это моя вина… — Так и есть. — Мне кажется, или ты наслаждаешься этим разговором? — усмехается Вероника. Настя пожимает плечами: — Не могу иначе. Ника неловко трёт переносицу указательным пальцем, а после делает шаг назад и, отвернувшись, вновь опирается на парапет. Солнце красиво отражается на непривычных тёмно-каштановых волосах, и Петрова хмурится, вдруг ловя себя на мысли, что снова хочет Нику сфотографировать. Вероника поворачивает голову вправо, цепляясь взглядом, а Настя сглатывает и никак не может найти в себе сил на то, чтобы отвернуться. В голове со свистом проносится: «Твою ма-а-ть». — Я… — почему-то хрипло бормочет Ника. — Ты и так это знаешь, но… Я просто испугалась. Настя выдыхает, с силой сжимая зубы. — Вроде старше тебя, а повела себя, блять, как малолетка какая-то… — Вероника сглатывает. — Побоялась, что… — Что со мной ничего не получится? — перебивает Настя. — Потому что я нихуя тебе не смогу дать, да? Ну, стабильность там, доход, и прочее. Ника кивает: — И это тоже, да. Но ещё побоялась, что обо мне подумают люди, блять! Всегда было похуй на чужое мнение, а тут надо же… — Тупая я, в общем, — резюмирует Вероника, чуть усмехнувшись. — Да нет, — Петрова неожиданно заступается. — Я могу понять тебя даже… В какой-то степени. — Серьёзно? — Ника бросает на девушку удивлённый взгляд. — Ну… Я ведь распиздяйка, — смеётся Настя. — А год назад — тем более. Во всяком случае, после твоего ухода мне захотелось стать человеком, с которым реально захочется что-то построить… Нормальное, то есть, а не просто… — Летний роман? — шутит Ника. — Ага, — Петрова кивает, усмехаясь. — Так что… Первые несколько месяцев без тебя было пиздецово, честно. Но сейчас могу сказать, что я тебе даже, наверное… благодарна? Настя замолкает — произнести эти мысли вслух она не смогла даже Костье, да и, если так подумать, Купер вряд ли бы её поняла. К тому, что случайности не случайны, Петрова пришла ещё пару месяцев назад, и мысль эта с тех пор не давала ей покоя. Анализируя произошедшую ситуацию, Настя постепенно осознала, что, наверное, всё произошедшее стало для неё неплохим уроком. Во всяком случае, именно Никин спонтанный переезд помог Петровой наконец взяться за голову, устроиться на нормальную работу, отказаться от алкоголя — хоть и не сразу — и съехать с этой богом забытой квартиры на окраине Колпино. — Мы просто не в то время встретились, — смеётся Вероника. — А насчёт Ромы, кстати… Помнишь Карена? Пазл в голове тут же складывается. Настя фыркает недовольно: — Вот ублюдок. — Ну почему, — Ника пожимает плечами. — Единственный отрицательный герой в этой истории — я. Затем, не дождавшись ответа, добавляет: — Он, видимо, давно нас спалил… А Роме рассказал только в конце лета. Рома сразу позвонил, он… Блять, мы даже не ругались с ним. Он просто просил ещё раз попробовать, уехать, заново начать… — Ого, — Петрова выдыхает. — Я была о нём немного другого мнения… — И я… Я просто не смогла ему отказать, понимаешь? Но ничего не получилось, естественно, — Ника сглатывает, сбиваясь. Затем чуть дрожащим голосом продолжает: — Даже потом, когда я ему сказала, что хочу развестись и что я, кажется, люблю другого человека, он всё равно умолял не уходить… Говорил, типа, я всё сделаю, давай попробуем… Пиздец какой-то. — Что ты сказала только что? — переспрашивает Настя, чувствуя, как после сказанной Никой фразы чертовски тяжело вдруг дышать становится. — Я это к тому, — Вероника продолжает, не обращая внимания на вопрос. — Что он мне никогда ничего плохого не хотел, даже после развода, но… Мне просто нужно было сделать выбор… Ника сглатывает, замолкая на пару секунд — Настя терпеливо её не перебивает. — А выбор этот, если честно, был очевиден ещё тогда, когда мы с тобой познакомились… — быстро-быстро бормочет Вероника, признаваясь. — Но я не хотела делать ему больно, а в итоге сделала больно и тебе, и себе, и… Короче, всем. Ника выдыхает, заканчивая наконец свою тираду, и моргает быстро-быстро, сглатывая неуместные эмоции. А затем шепчет просяще-искренне: — Прости меня. — Твою мать, Ни-ик, — тянет Петрова на выдохе и прячет лицо в ладонях. — Я просто, — Вероника специально смотрит вверх, пряча непрошеные слёзы. — Это прозвучит тупо, наверное, но если ты захочешь… Настя сглатывает, искренне и по-детски боясь того, о чём Ника сейчас попросит. Ведь понимает, что вряд ли сможет ей отказать. — Мы… не знаю, можем попробовать? Ещё раз… Ну, то есть, по-нормальному, — Ника чуть усмехается. Настя пожимает плечами, честно признаваясь: — Не умею я по-нормальному. Вероника кивает: — И я. Затем поворачивает голову — и глазах её тёмно-карих вместе с солнечными бликами плещется ещё и плохо скрываемая надежда. — Научимся? — спрашивает девчонка, характерно склоняя голову. — Пожалуйста? Настя пожимает плечами, понятия не имея, что на это отвечать. Вероника смотрит на неё настолько мягко и искренне, что у Петровой руки характерная дрожь пробивает, — и Настя, конечно же, хочет ответить на эту просьбу согласием, только вот ей до одури страшно. Страшно от того, что они до безумия разные: друг другом переломанные, разбитые вдребезги и заново наспех из осколков собранные; страшно, что они вновь опрометчиво всё разрушат из-за своей глупости и неопытности; страшно, блять, сейчас просто выдохнуть и довериться — не говоря уж о большем. Петрова сжимает в кулаки руки, глаза прикрывая, и чувствует, как кончики пальцев характерно покалывает от нетерпения. Ведь единственное, чего сейчас Насте искренне хочется, это просто Нику сфотографировать — до тех пор, пока солнце опрометчиво не начало спускаться ниже. Ника хмурится: — Ты чего? Петрова пожимает плечами: — Хочу, чтобы на этой камере твоя фотография была первой. Вероника улыбается: — Слишком сопливо, но… Мне нравится. — Ещё бы, — фыркает Настя, включая камеру. А затем шёпотом добавляет: — И последней, я надеюсь, тоже. — Я… Ты же знаешь, что я не могу тебе этого дать, — Ника пожимает плечами, выдыхая. — Мне жаль. — Знаю, — спокойно отвечает Петрова, чуть приседая перед кроватью для лучшего ракурса. Настя еле-еле улыбается и поднимает руку, ладонью удобнее перехватывая камеру. Затем, нахмурившись, отодвигает лямку, что, как назло, болтается прямо перед дисплеем, и тяжело выдыхает. Вокруг достаточно шумно — набережная всё-таки, — но Петрова вдруг понимает, что ничего и никого вдруг больше не слышит. В наступившей тишине раздаётся оглушительный щелчок фотоаппарата.