История одной любви

      - Мусор? – голос Занзаса звучал удивленно.       - Чего надо? – Супербия сладко растянулась на полу. Ее сейчас волновал ее сон, но никак не удавалось вспомнить детали.       - Дура, - вместо ответа заявил мужчина и направился на кухню.       Женщина, конечно, понимала, что выбранное ею место для отдыха было мягко говоря странным, но кому какое дело.       - Чертов Босс! – крикнула она, но в ответ услышала лишь звон разбитой тарелки. – Врой! Ты чего творишь?!       - Заткнись, мусор! – рявкнул брюнет.       И все же босс Варии был неприспособлен к обычной жизни. Ему в одиночестве придется или заказывать еду на дом, или питаться разогретыми полуфабрикатами. Но он не знал, где здесь можно заказать еду, и в съемной квартире не было микроволновки. Да и чайник не был электрическим, что увеличивало шансы всего дома быть сожженным. Занзас и огонь дружили лишь тогда, когда надо было разрушать и уничтожать. В общем, клиника. Для душевно больных. Но ведь мужчина не признает, что ему нужна помощь. Он и раненым себя не считает. Ну, а жертвой его самостоятельности стала тарелка. И это до того, как зашла блондинка. После жертвой стала дверца шкафа, просто слетевшая с петель едва ли не на темную голову.       - Занзас, - обратилась Скуало к своему боссу минут через 20, когда он, успокоившись, ел приготовленную ею яичницу с беконом, а она отверткой пыталась прикрутить на место дверцу.       - Мебель я не ломал, она сама грохнулась, - в вишневых глазах мелькнуло что-то детское.       - Да я не об этом, - женщина усмехнулась. – Может, тебе не переезжать в гостиницу? Готовить я тебе буду, голодным не брошу. Отдых культурный организовать могу. Музеев и галерей еще несколько интересных осталось, плюс, те, где я уже была. Список ночных клубов могу отдать, мне он не нужен… Черт! – неподходящая, но единственная отвертка не помогает справиться с дверцей. Та так и норовит упасть, выскользнув из почему-то вспотевших рук.       Лидер отряда убийц некоторое время смотрит на женщину, думая одновременно о том, чего она только не умеет. Ей недоставало женственности, которая нравилась брюнету, но она с лихвой компенсировала это навыками, столь необходимыми ему и в жизни, и в работе. Даже платья не делали ее женщиной, она навечно застряла в обличии киллера. Все было на ее лице: и ухмылка, и взгляд. Смотришь со спины – картинка, обернется или заговорит – убийца.       Но сейчас она так по-женски ждала его ответа, что отказ казался невозможным. У него нет сил побороть свою гордость и сказать это. Он просто встает, идет к ней и придерживает дверцу. Коротко кивнув, блондинка с энтузиазмом закусывает губу и, когда ей уже не приходится удерживать дверцу, быстро справляется с восстановлением мебели. В глазах на мгновение появляется блеск, так сильно выделявший ее в юности. Белый агрессивный олененок.       Он не думает, просто захлопывает шкафчик и, подхватив ее одной рукой, усаживает на тумбу.       - Казусаме… - она не помнит, откуда у нее взялось это прозвище, почему именно оно и именно на японском. Ей не нравилось сначала, но когда он был запечатан, она желала снова услышать, как он произносит это.       Однако сейчас она испытывала что-то странное. Женщина совершенно не хотела этой близости. Буквально минуту назад все было так, как ей хотелось: они понимали друг друга, он даже помогал ей. А сейчас пропало чувство этого единения. Целующий ее плечи мужчина казался чужим, хотя роднее она никого не могла назвать среди живых. Закусив губу, Супербия успокаивает босса Варии своим пламенем. Это даст ей несколько минут.       Потерявший запал, разозленный, но неспособный выразить все это из-за атрибута брюнет с искусственным спокойствием наблюдал за мечницей, с недоумевающим видом высвобождающейся из его объятий и уходящей в сторону ванной.       - И что за дерьмо?! – выкрикивает Занзас, как только она скрывается за дверью. Кажется, у нее не было нескольких минут. Однако успокоенная ярость Неба Варии еще не может освободиться от воздействия Пламени Дождя. Он ничего не понимал, и, как ему казалось, блондинка тоже. С чего этот внезапный отказ? Да такого не было никогда! Ломаться – ломалась, но всегда отдавалась во власть его страсти. Бывали капризы, пожелания, навеянные усталостью или тоской.       Мысли шли неразмеренным потоком, и он решил подчиниться самой умной – поесть. Стало немного легче. Он начинал злиться, а значит, проходило воздействие атрибута. Да какого дьявола она это творит?!       - Скуало? – брюнет прислоняется к стене рядом с дверью. Она уже полчаса просто сидела в ванной, не слышно было ни воды, ни каких-то других звуков, только редкие вздохи.       - Прости, я не знаю, что случилось.       - Слушай, что за подростковая выходка – сидеть в ванной и никуда не выходить?.. – мужчина вздыхает. – Кстати, что ты там говорила о музеях?       В ванной послышалось шевеление, щелкнул замок, открылась дверь. Лидер отряда убийц смотрел в потолок. Вроде все было безопасно. Драться с ней, кричать, уничтожать или что-то подобное он точно не собирался.       - Иди сюда! – она не сразу поняла смысл фразы, зачарованная столь желанным взглядом полных ярости глаз. И Занзас воспользовался этим замешательством. Более адекватное восприятие реальности пришло к ней вместе с ощущением укуса на шее. Тело отчаянно желало подчиниться властным рукам, а разум требовал яростного сопротивления. Привыкшая слушать голову, Императрица Мечей пытается вырваться, но оказывается еще сильнее вжатой в стену. – Знаешь, Казусаме, меня это раздражает.       Молчание женщины бесит еще сильнее. Брюнет обжигает ей руки, наслаждаясь ее попытками сдержать вскрик. Какая же это редкость, видеть ее напуганной. Совсем такая же, как 18 лет назад, когда он впервые взял ее…       Не особо привлекательная, нескладная, похожая на мальчишку и жутко агрессивная, она была обделена мужским вниманием, чем гордилась – ничто не отвлечет ее от достижения цели, она сделает Занзаса Боссом Вонголы. Брюнет не возражал, когда девушка почти неотступно ходила за ним. Но в тот день она перегнула палку, решив разбудить его раньше полудня. Туго соображающий спросонья, он решил ее наказать. Никогда не оказывавшаяся в таких ситуациях четырнадцатилетняя Супербия не знала, как реагировать. Жуткий страх, вызванный известной жестокостью тогда еще кандидата на пост Десятого Вонголы, перемешивался с преданностью и любопытством…       Точно так же, как и тогда, по ее щеке скатилась слеза.       - Как же ты красива, когда перестаешь быть Императрицей Мечей и одним из офицеров Варии, - ему уже не интересно, что творится в ее спесивой светлой голове. Это ее проблемы, но он вполне может помочь ей забыть о них. – Я знаю, как ты любишь комфорт, моя избалованная Казусаме, и поэтому предлагаю тебе послушно идти в спальню, - он усмехнулся и добавил. – А иначе я тебя возьму на полу.       Блондинка закусывает нижнюю губу до крови, борясь с внутренними противоречиями, но все же идет следом за своим боссом. Красные ожоги неприятно ноют, но разве можно жаловаться, когда так легко отделалась – он мог бы и шрамы оставить. «Может, любит?» - с надеждой спрашивает нежный голос в ее голове, так не похожий на тот, что она привыкла слышать. Но этот вариант отметается, как слишком идеалистический для такой реалистки.       Простынь дарит немного прохлады, которая тут же поглощается всегда таким горячим мужским телом. Она уходит вглубь себя, не желая ни сопротивляться, ни отвечать на грубые ласки. Ей становятся яснее собственные чувства – хотелось духовной любви. И из-за этого ей снился Такеши, немного наивный и простодушный, но искренне привязанный к ней. От этого было больно. Но Занзас, недовольный неожиданным равнодушием любовницы, не дал ей возможности еще сильнее углубиться в мысли. Новый ожог, красующийся на бледном бедре, вырывает из неожиданно возникших нежных воспоминаний.       Эта необузданная страсть выжигает ее изнутри, оставляя лишь пустоту. Впервые. Впервые в жизни она желала видеть кого-то вместо Занзаса рядом с собой. И он, кажется, чувствовал это. Хотя, возможно, она произнесла имя Такеши. Нет, в этом случае он бы ее уже убил.       - Знаешь, - его голос звучит слишком серьезно. – Ты мне неинтересна… Она приподнимается на локтях и почти шепчет:       - Знаешь, ты мне тоже…