И когда-нибудь ты вспомнишь эти майские цветы.
За мной снова всё сгорает, и я забываюсь.
Мне могло присниться лето, где могла быть ты,
Но приснилось, как опять я всё теряю.
ssshhhiiittt! - Цветы
Декабрь
Идти в школу следующим днём Антону было тревожно и страшно. Даже учитывая то, что его за руку на всём пути держала Оксана, а по пути к ним присоединился Дима. Заходить в кабинет было тяжело, зная, что Попов пришёл за пятнадцать минут до звонка. Было страшно увидеть того истощённого, нездорово выглядевшего Арсения, каким он напугал Антона вчера. Шастун не написал, не позвонил ему. Не посчитал правильным, да и не знал, что именно хотел бы сказать брюнету, чтобы не разозлить, не обидеть сильнее. Не мог себе позволить. С его стороны любой контакт выглядел бы как новое издевательство. Но в кабинете парня не было. Ни следующим днём, ни через два, ни через неделю. В сети он тоже не появлялся практически. Антон всё же писал какие-то сообщения, интересовался самочувствием парня, но затем удалял их, сочтя эти знаки внимания наглостью после того, что случилось. Хотелось лезть на стену от чувства вины перед Поповым; от того, что они не виделись и никак не связывались всю неделю. Ему не хватало Арсения. И он уже на сто лет вперёд пожалел о том, что так опрометчиво перечеркнул всё, что между ними было, держа в руках заточенный карандаш. Перечеркнул, с особой силой надавливая на кончик, царапал бумагу, игнорируя чужие попытки предложить ластик. Только ластиком эту ошибку не стереть, не забрать пережитые жгучие и неприятные чувства Арсения. Не стереть, чтобы больше никогда не вспоминать поступок Антона и его слабость. Его грёбанный эгоизм перед выбором. Он расставил приоритеты в пользу себя. Он не мог без Арсения. Антон знал, что Попов его не простит, не ответит на ещё множество звонков, не напишет сообщения. Шастун заслужил. Но узнать, насколько он в порядке и не в порядке ему нужно было. Длинный палец настойчиво втопил кнопку дверного звонка до упора. Спустя пару долгих минут со стороны квартиры послышались шаги и повернулись замки. — Чё надо? — Без прелюдий раздражённо бросил Матвиенко, не посчитав нужным высунуть из квартиры хотя бы одну ногу. — Привет? — Шастун не ожидал такого настроя. Хотя мог быть предусмотрительнее. Глупо было надеяться, что ему откроет сам Попов. Только сейчас Антона посетила запоздалая мысль о том, что, во избежание посредника, прийти к этой квартире нужно было в отсутствие Матвиенко. Пришлось бы прогулять день в школе, или свалить после нескольких первых уроков. Да ничего, пережил бы, мир бы не схлопнулся. — Можешь, Арсения позвать? — Он прокашлялся. — Пожалуйста. — Арсений не живёт здесь больше, — твёрдо, но с какой-то прикрытой грустью сказал Серёжа. — Что? — Антон нахмурил брови. — Как? А где? — Он домой вернулся. Что-то ещё? — Чуть прикрыл дверь парень, показывая, что, в общем-то, не ждёт каких-либо вопросов, а спросил из вежливости. Арсений бы не стал возвращаться домой. По крайней мере, не сейчас. Он только недавно говорил о том, что ничего не наладилось в общении с отцом. Хотя, откуда Антону теперь знать. За неделю могло всё поменяться. — Он не мог. — Антон просунул ногу между косяком и дверью, пока Матвиенко не закрыл дверь окончательно. Схватился ладонью за дверь и чуть приоткрыл её обратно. — С отцом же проблемы... — Шастун заглянул вглубь квартиры, в глазах плескалось беспокойство. Из рассказов Попова, он не особо горел желанием возвращаться домой. У Антона сложилось неприятное впечатление об отце Арсения. Он представлялся ему здоровым мужчиной с суровым взглядом и низко посаженными бровями, вечно насупившимся носом и чешущимся кулаком. В голове как бы невзначай пронеслось наблюдение Шастуна о том, что Попов давно не заходил в сеть, и от этого тревожность прокралась в каждую часть тела. Вдруг он наказан, находится в широких ограничениях, у него отобрали средства связи?.. Антон знает, что склонен к паранойе. — И тебя они не касаются, — напомнил Серёжа. — Ты мне врёшь, да? — Сощурив глаза и вцепившись взглядом за глаза парня, спросил Шастун, когда заметил ботинки Арсения в прихожей. — До тебя мне далеко, конечно, — Матвиенко вышёл на лестничную площадку и закрыл за собой дверь, чтобы Попов не услышал их разговор. — Ты охуел? — С негодованием спросил армянин, брови сместились к переносице. — Шастун, имей, блять, совесть. Ты растоптал его. Ты вообще осознаешь свой поступок? — Это не твоё дело, — Шастун начал закипать тоже, но всеми внутренними силами старался сохранить спокойствие. Если он хочет увидеть Арсения, то лучше воздержаться от ссоры с Матвиенко. — Поверь, моё. Моё, потому что я вытаскиваю его из этого состояния, не даю ему упасть на самое дно самокопания. Не ты. Ты не видел его. Ты не просыпался глубокой ночью от его кошмаров и вскриков. Ты не стоял, растерянный, в желании помочь, но получая отказ. Если бы я Арсу не пообещал тебя не трогать, я бы тебя ещё на следующий день размазал. Оставь его. Он не готов увидеть тебя, тем более разговаривать с тобой. Думаешь, повеселился, поиздевался, оставил, а сейчас можешь просто прийти к нему и поговорить? Ты хоть ставил себя на его место? Шастун не выдержал и опустил глаза, кусая губу. Каждое слово Серёжи втаптывало Антона, образовывало новую волну вины и угнетения. Шастун осознавал свой поступок. Но не мог представить ранее масштаба той боли, которую доставит Арсению. Он теребил кольца, редко утвердительно качал головой. И не мог ведь никак помочь Попову. А тот и не нуждался. — Хотя бы скажи, как он?.. Он действительно болеет или из-за меня прогуливает школу? — Болеет. Исчерпывающе. Шастун кивнул. — Что-то ещё, Антош? — С улыбкой спросил парень, хватаясь за ручку двери. Кудрявый поднял свои зелёные глаза, испепеляя ими Матвиенко. — Нет, — потянувшись рукой в карман, Антон отсалютовал Серёже и шагнул к лестнице. Гадко. Хотелось биться головой об грязную подъездную стену от визуального представления состояния Попова, а думать о внутреннем положении парня было страшно. За спиной послышался хлопок двери.***
Когда догорит солнце — я потеряю к ней доступ. А я спрошу у неба, в который раз оно говорит: «От солнца только пепел останется, скоро догорит». И ты там с кем-то будешь идти на свет По обломкам этих кассет Жить после — Тринадцать карат До конца декабря Арсений так и не появился в школе. Не пришёл даже на классный час. Антон надеялся. Ему пришлось оставить всё, как есть. Он понимал, что совершил необратимое, грубейшую ошибку, и чтобы встать на ноги, Попову нужно много времени. В котором не должно быть Шастуна. Он не стал резать по живому, периодически напоминая о своём существовании посредством сообщений и звонков — после разговора с Серёжей перестал. Оксана с Димой едино советовали ничего не предпринимать, и оставить решение за самим Арсением: хочет ли тот видеть Антона и дальше общаться с ним. Порекомендовали заняться плотнее учёбой, что Антон и сделал. Медленно, но верно за неделю он прошёл весь блок по экономике в справочнике по подготовке к ЕГЭ по обществознанию, закрыл долги по учёбе, чем подтянул итоговые оценки; нарешивал задания по базовой математике. На тренировках отдавался до беспамятства. Он извинился за свою несдержанность. Ему действительно позже стало безумно стыдно перед парнями. У него понимающая команда, и с ней Шастуну повезло. С уважением сокомандники подбодрили Антона, повторив слова тренера о том, что у всех бывают тяжёлые дни. И признались, что такое влияние Антона в агрессии несколько дисциплинирует и заставляет стараться выполнять любое движение без недочётов. Выграновский действительно не лез и даже не пытался идти на контакт с Антоном, не мелькал на глазах и в ушах. Шастун не слышал от него ни слова об Арсении ни в шутках, ни как либо ещё. Единственное место, где Антон мог видеть брюнета всё это время — скрытый альбом телефона. На фотографиях они оба счастливые, целующиеся, нежные. Кадры вызывали новые ямочки на щеках, но уже сожалеющие.И я умираю каждый раз,
Когда смотрю на фотографии с тобой.
Мы не могли быть здесь и сейчас.
Надеюсь, тебе лучше,
Что тебе сейчас лучше
Neverlove - Каждый раз
Антон всё проебал, и не знал, как это исправить. Он скучал по парню. По его шероховатым ладоням, По болтовне о всяком, о театре, школе, по кратким пересказам серий «Бригады» как отчёт перед Антоном, инициированный самим Арсением. По жарким поцелуям и тихим вечерам в тёмной комнате, скромно и легко наполненной объятиями, касаниями и размеренным биением двух сердец. По внутреннему миру Арсения, который был открыт для Антона. Кудрявому нравилось бродить по этой сказке вместе с гостеприимным Поповым, раскрывшим все свои потайные сундуки с секретами перед Шастом; узнавать что-то новое ежедневное. Скучал по много чему ещё. Шастун благодарен брюнету за предоставленную возможность окунуться в эту сказку. И вспоминает кудрявый всё совместное, с тоской. Он сидел с Арсением под ивовым деревом, скрытые низкими, тонкими ветвями, прятавшими парней от внешнего мира, среди тишины и гармонии, уюта и красоты, наслаждаясь друг другом. Его вырвали из этого мирка, где было так хорошо вдвоём, грубо и настойчиво, совсем неожиданно. Он оставил после себя разруху, увядание растительности близкого мира. Его Солнце догорало на задворках заступающей на смену ночи. Она будет затяжной и очень тёмной. Уже возвысилась над внутренним богатством Арсения в его душе. Смотря на фотографии, парень переносился мыслями в воспоминания тех дней, в которые и были сделаны снимки. Арсений был счастливым, искрился своей радостью и делился ею. Антон любит. Как же мало он говорил Арсению о том, как любит его… Все недосказанные чувства, требующие выхода, Шастун направил на купленный на днях холст размера, чуть больше А4. Он отыскал на балконе свой старенький мольберт, на котором рисовал в начальной школе. Было неудобно из-за несоответствия габаритов вымахавшего парня и детского мольберта. Зато более правильное восприятие всей композиции и пропорций. После создания основы, парень всё же переместился за стол и работал уже там над холстом ночами и после школы, когда не было тренировок. Он рисовал портрет Арсения. С фотографии, которую Антон сделал на своём балконе: взъерошенный нежный Арсений в мягком розовом худи Шастуна, исцелованный тёмной помадой, улыбающийся, с живостью в глазах. На контрасте вспоминались холодные потухшие радужки во время последней встречи. Но всё равно до одури прекрасно-голубыми. Уши были заткнуты наушниками. Шастун слушал музыку и позволял мыслям занять свою голову, не переставая рисовать. Некоторые штрихи получались толстыми и резкими, в зависимости от пережитого Антоном чувства, нахлынувших воспоминаний разного сорта, и были стёрты, если в общую картину они не вписывались. Не с первой попытки, не первым вечером, но набросать «базу», так сказать, у него получилось. От себя Антон добавил пару элементов, для насыщения рисунка. Фото было сделано в пасмурный серый день, портрет был выполнен карандашом, от чего только больше удрчуал и сыпал соль на раны от сопоставления скучного вида работы с такой же серостью в жизни Попова на данный момент. По вине Антона. Шастун представил свою работу в цвете. Помнится ему, в его палитре был приятный зелёный цвет, яркий. С розовым худи и смольными волосами листик на голове выглядел бы классно. Итоговая работа в воображении напоминала весну. Посмотрев пару дней на однотонный рисунок, проработанный штриховкой, Антон решил, что этому портрету жизненно необходим цвет. Начинать было страшно и волнительно: он слишком давно не брал в руки карандаш, что уже говорить о кистях и красках. Пока желание ещё горело, одним вечером он натянул спортивки, накинул куртку, выклянчал у мамы денег на гуашь и акрил, прогулялся до соответствующего магазина. Попрактиковавшись акрилом на парочке лёгких пейзажей на небольших холстиках, Антон с замиранием сердца приступил к портрету. Очень боялся сделать ошибку, подобрать не тот цвет, не добиться нужного оттенка путём смешения красок, или вообще переборщить и заметить это недоразумение уже на холсте. Боялся вывести лишнее за контур, не замазать проёб, а сделать только хуже, и запороть всю работу. С особой аккуратностью он наносил цвет на глаза и губы, а ещё пытался не перестараться с любимой кнопкой на носу Арсения, чтобы она не выглядела тёмным пятном или красным носом клоуна. Красный поролон на носу — это по части Антона. С удовольствием он прорисовывал пряди волос, текстуру свитера, свободно и смело играя с оттенками, смешивая цвета. Весь рабочий процесс казался ему слишком интимным, личным. Он не торопился. Бережно проводил кисточкой по холсту, вырисовывая черты лица, словно сам робко касался своей рукой к лицу Арсения. Старые домашние футболки снова оказались перепачканы, глаза чувствовали усталость после многочасовой сосредоточенности, ныла шея и спина, стол был захламлен кружками с допитым чаем, а в ушах была приятная тишина и эхо после снятых наушников. Утром мама убирала всю кружечную выставку, причитая, пока Антон спал и в ус не дул, так и не сменивший ночью измазанную футболку и баскетбольные домашние шорты на пижаму. Но позже она призналась, что очень рада за сына, когда застала его за холстом. Они коротко обсудили этот момент, но Антон не был разговорчивым. Он боялся сам поверить в то, что, кажется, возвращается к творчеству, и не хотел давать надежд матери. Всё было очень и очень неточно, и парень мог снова упасть в творческую яму в любой момент. Мама спросила про назначение портрета, а парень ответил, что это подарок для Арсения на Новый год. Хотя на самом деле дарить его не собирался, но маме об этом знать необязательно. Результатом Антон остался более чем довольный, учитывая огромнейший перерыв в практике. — Антон, ты обязан это подарить Попову. — Оксана с восхищением и огнями в глазах держала в руках холст, как дорогую вещь. — И кто дарить его будет? — Спокойно спросил Антон, вздохнув. Он сидел на стуле со спинкой, подогнув обе ноги к себе, кусал кончик изгрызанной в процессе работы кисточки, смотрел на Оксану. — Ты? — Почему не ты? — Он не ответит мне. Да и собачка его личная не подпустит меня к нему. — Через кого-нибудь? Антон, ну шикарно… — Она положила портрет на кровать и сфотографировала на свой телефон. — Димке скину, одуреет. Глаза красивые получились. Как живые. И не скажешь, что у тебя был затянувшийся творческий кризис. — Я не хочу его дарить, — кисточка была вяло кинута на стол. Чего-чего, а жёсткой самокритики Антону не занимать. Это касалось не только работ над рисунками, но и игр, готовок с мамой, иногда даже учёбы. — Он плох для подарка. — Издеваешься? Да Леонардо да Винчи в сторонке курит, засомневавшись в своём таланте. Шастун фыркнул в сторону. Оксана вообще нежданно пришла к нему домой. Хотела попросить наколенник для тренировки, заскочила, пока было время. Антон ей сочувствует, конечно: девчонка тренируется в субботу, да ещё и в середине дня. Он взглянул на часы над дверью. — Оксан, а ты не опаздываешь, нет? — Чёрт возьми, да! — Девушка спохватилась. — Наколенник где? Шастун уже протягивал ей. Фролова быстро собралась, отвесила ещё пару комплиментов относительно портрета и наказала в обязательном порядке подарить его Арсению, пригрозив разрывом дружбы. — Я попробую что-нибудь придумать, ладно? — Хотелось добавить «но не обещаю», но на второй чаше весов стояло «Шастун, мы сильно поругаемся». Антон проводил девушку и, обменявшись объятиями, закрыл за ней дверь. Рисунок рисунком, а увидеть Попова хотелось. Единственной надеждой на встречу был предновогодний спектакль, на который Арсений пригласил Антона вместе с мамой. С самого начала выступления Шастун сидел, как на иголках. Грудь сжимало приятным ожиданием, в то же время волнительным и мучительным. Мама, сидящая рядом, задавала какие-то вопросы о спектакле, о бытовых делах, предстоящих в ближайшем будущем. Антон старался отвечать на них распространённо, но волнение перекрывало возможность мыслить твёрдо и всецело обращать своё внимание к маме. На вопросы про Арсения отвечал невнятно и отдалённо. Что только подогревало интерес женщины, вопросов у неё становилось больше. Антон с улыбкой и замешательством спросил, вспомнив звук из тик тока: «У нас что, викторина здесь?» К его счастью, в этот момент свет в зале заглушили, из колонок прозвучала просьба выключить звук на телефонах и не подсвечивать устройствами, дабы не отвлекать актёров. Через пару минут начался сам спектакль. Когда на сцену выбежала невысокая девушка с огненно-рыжими волосами, Антон сразу узнал её. С фотографий, на которых она обжималась с Поповым. От воспоминаний, той неожиданности и неприятного чувства, на которое наткнулся Шастун тогда, он затеребил кольца, чувствуя, как волнение всё же нарастает. Мысли прогонялись и заставляли всё дальше думать о том, что, возможно, у них всё действительно сложилось. Воображение подталкивало картины того, как за кулисами девушка и Арсений пили тот самый блядский кофе, мило хихикали и обсуждали скорое начало выступления. Или, может, она всё это непростое время была рядом с ним… Антон тогда наткнулся на те фотографии, и, признаться, сильно разозлился: настроение было само по себе не ахти какое, а после увиденного всплыл и прерванный Антоном же поцелуй Арсения с Лёшей. На тот момент, глядя в экран, единственный вопрос был: «Блять, снова?!» Волна ревности, какой не было ранее ни разу, просто захлестнула парня, он импульсивно бросил Попова в игнор. В своём приступе злости он хотел побыть один и не был готов разговаривать с Арсением, боясь, что наговорит лишнего. Наговорил. Так складно, что они больше не общаются. — Арсюша-то где? — Негромко спросила мама, вырвав тем самым Антона из своих мыслей. Он совсем не следил за сюжетом на сцене, а просто ловил глазами визуал и общую картину, но находился мыслями не в зале, не рядом с матерью, не в теплоте. В его голове он был в оцепенении от холода глаз-льдинок напротив, чувствовал мороз на коже. — Я не знаю, мам. Ещё же не конец. Может, появится ещё. — Он надеялся на это. — Он точно главную роль играет? — Точно. Я знаю только это. Он не особо распространялся о своей роли и фигуре в спектакле, ссылаясь на то, что нам с тобой так будет интереснее смотреть, — сочинял он на ходу. Частично. Арсений и в правду держал интригу. Но главная роль точно была у него. Антон надеялся на какой-то поворот событий, чудное спасение другими героями персонажа Арсения, и вот тот выскочит и засияет. Антон иногда бросал взгляды на маму, чтобы узнать её реакцию, уточнял, всё ли ей нравится. Мама отвечала, что она в восторге, не обделила комплиментами актёров, дизайнеров костюмов и декораций. — До чего чудный спектакль! Я словно сама в сказку попала, Антош. И в детство, — у Антона нет сомнений: мама довольна и неплохо проводит вечер. Её глаза неистово сияли, она даже не смотрела на сына, пока делилась впечатлениями. — Я читала это произведение ещё в средней школе, и перечитывала кучу раз, даже в студенчестве. Главные герои все на сцене… Надеюсь, что Арсюшу дождёмся. Я могу не разглядеть его, скажи мне, если выскочит, ладно? — Хорошо. — А как тебе девушка, играющая роль Оленьки? — Мама показала в сторону левого края сцены, где рыжая девочка сидела в позе лягушки с игрушкой в руках, следила за остальными действующими актёрами, ожидая своей реплики. — Хорошая такая девчушка. Голос приятный. — Не могу ничего сказать, — Антон опустил глаза. Он не знает эту девушку. И не хотел бы познакомиться ближе. — Внешне нравится? — Невзначай спросила мама. — Ты, мам, в своих мыслях нас уже поженила? — Чуть возмущённо спросил парень, бросив взгляд на маму. — Нет. Просто переживаю за твою личную жизнь. После расставания с Ириной ты так и не встречался больше ни с кем? — Немного неловко спросила мама. — Больше нет, — ответил Шастун после короткого молчания. Он повернул голову к сцене. — Антош, сколько лет прошло… — Мам, дело не в том, что мы были с Иркой близки продолжительное время, а после расставания я долго не мог её отпустить. Мне… просто не нужно всё это сейчас, ладно? — Ладно. Никто не нравится даже? — Спустя паузу задала вопрос женщина. — Нравится. И мне нечего тебе сказать по этому поводу, — он поморщился, — пока. Там... не всё так просто, и ничего непонятно. Как вдруг что, то я тебе сразу расскажу, — Антон растянул улыбку в попытке смягчить неприятный для него разговор и чуть приободрить маму. — Хорошо. Кстати, Ира приедет на каникулы? — Обещала, — они списывались буквально на днях. Кузнецова написала первой. — Планируете встретиться? — Не знаю ещё. Не обсуждали. Да встретимся сто пудов, наверное, — он отмахнулся. С заднего ряда на него и маму шикнула дамочка. Коротко и небрежно извинившись, Антон вернулся взглядом к сцене. Потной ладонью провёл по брюкам на бедре. К концу спектакля Арсений так и не появился. Свет в зале включили. Зрители одарили актёров шквалом аплодисментов и оваций, а сами ребята выполнили завершающий благодарный поклон, обменялись многочисленными объятиями друг с другом. Зал начал редеть, актёры скрылись за кулисами. — Антон, пойдём? — Предложила мама. — Посидим ещё пару минут, ладно? Поток очереди уменьшится. Всё лучше, чем сейчас там стоять в толпе париться. — Как скажешь. Позвоню пока Лёне тогда, скажу, что закончили. — Он заберёт нас? — Конечно. Мама уткнулась в телефон, а Антон перевёл взгляд на сцену, где сотрудники театра разгребали декорации и перетаскивали их за кулисы. Парень без особого интереса наблюдал за этими действиями, а после всё же полез за телефоном в карман. Он всё ещё не особо понимал, где Арсений, и почему его не было в спектакле. Шастун был готов написать ему и спросить, как вдруг: — Жека, Арс! Антон резко поднял голову. Всё та же рыжеволосая актриса, сыгравшая роль главной героини сказки, выбежала из кулис и торопливо спустилась по ступеням в зал. В нём заметно опустели первые ряды, поэтому увидеть двух человек среди пустых кресел было несложно. Было несложно узнать его. Сердце забилось сильнее, пальцы потянулись к кольцам. У него хорошее зрение. Взгляд Антона прилип к высокой фигуре в чёрной рубашке, подтянутой спине с завидной осанкой, к смольным уложенным волосам, к знакомой макушке. Шастун чуть было слюну не пустил. Рядом с ним стояла другая девушка, брюнетка. Выглядела прилично и довольно выгодно рядом с Поповым. Кудрявый был готов подорваться и спуститься к первым рядам, к Попову. Арсений вручил актрисе букет цветов и сердечно обнял хрупкое на вид тело девушки, придержав за талию, а она ответила звонким поцелуем в щёку. Смотреть на это было…непривычно и неприятно? Антон больше не имел права на ревность, не мог никак повлиять на то, что только что случилось на его глазах. Он может это принять. Шастун желает Попову счастья, он всё ещё любит его. И будет правильнее, если он отпустит брюнета, как бы больно не было самому. В то же время он убеждал себя, что Арсений «не такой», и он бы не стал так скоро заводить новые отношения. Если ещё вспомнить слова Матвиенко о том, в каком состоянии находился Попов после расставания… Антон продолжал смотреть, спокойно, глядя из-под бровей, кусал фалангу указательного пальца. Над ухом мама вела диалог, но уже не с Лёней. Чувства противоречили мыслям. Голова твердила: «Всё в порядке, в этом ничего такого, мало ли. Он всё ещё переживает». А сердце упрямо жгло в груди, обливаясь ревностью, сожалением и злобой на самого себя. Тройка ребят что-то обсуждали, Арсений активно участвовал в разговоре. Анастасия — Антон вспомнил её имя, Арсений как-то вскользь упомянул в попытке убедить Шастуна, что между ними ничего нет (Антон верил ему, и это ещё одна причина, по которой он всё ещё не был уверен, есть ли у брюнета отношения с этой девушкой), — взяла за руку Попова, и потащила его на сцену и за кулисы, вторая его подруга шла следом, не отставая. Настя всю короткую дорогу оборачивалась к Арсению, что-то говорила и улыбалась. Да и сам Попов выглядел весёлым, и каким-то…особенно нежным в своём поведении. Антон ещё раз прокрутил в голове новое воспоминание: Арсений, не скупясь на поздравительную, судя по всему, речь, плавно жестикулировал свободной рукой, показывая на Настю, сцену, махал ладонью в воздухе, выражая свои эмоции восхищения. Его ладонь по привычке идеально выпрямлена, свободно болталась на уровне запястья нежно и плавно. Арсений с чувством передал букет рыжеволосой, коснувшись после её тыльной стороны ладони своей рукой. Во время объятия он аккуратно и мягко поглаживал её на уровне талии. И по лопаткам, наверное. Антон не видел. Они скрылись за кулисами. Во рту пересохло, на душе остался скользкий осадок, обволакивающий горло. Мама закончила телефонный разговор. — Очередь, наверное, не такая большая, мам… Пойдём? Женщина кивнула, положив телефон в сумку. Перед выходом из зала, Антон ещё раз оглянулся на сцену.***
Этим вечером на кухне было особенно тихо и тягуче. Обычно, помогая маме с ужином, Антон брался за любую работу и выполнял её в темпе, подключал разговоры о наболевшем за день, о ближайших планах. Мама делилась какими-то своими историями, вступала с сыном в дискуссии по той или иной теме. Они много шутили, и кухня вечером вообще всегда была наполнена голосами и смехом, видяшками с телефона. Нередко готовили под сериалы, обсуждали их. Бывало, перемывали кости одноклассникам Антона и коллегам мамы. Сегодня Антону не хотелось говорить. Да и маме, в общем-то, помогать не хотелось. Но чтобы её не обижать, он согласился без вопросов. Лёня, уставший после работы, неторопливо пил чай, просматривал газету, обсуждая вычитанные новости с Юлией Михайловной. Антон вяло нарезал салат, потом чистил картошку, забившись в угол. Отвечал сухо на вопросы мамы по поводу спектакля. — Вот, Арсений! — Она улыбалась. — Пригласил, нахвалил, а самого не было. — Наверное, на это были свои причины, — безучастно пожал плечами Антон, не отвлекаясь от своей работы. — Я ждала, думала, может в конце выпрыгнет. — Я тоже… Он был там, — зачем-то ляпнул парень. — Как зритель. — Почему он не играл?.. — Вклинился в разговор Лёня, оторвав взгляд от газеты. — Я не знаю. — Ты не узнавал? — Мы не общаемся, — спокойно ответил парень, чувствуя жжение в глазах. То ли от лука, то ли от мыслей. — Почему? — Я...его очень сильно обидел. — Как? — Спросил мужчина. Антон молчал. Ему хотелось быть открытым с родителями, хотелось держать их в курсе событий своей жизни, строить здоровые честные отношения с ними, давать отдачу на их поддержку в любом деле, заботу и прочее. Но признаться во всём? Придумывать ложь было сложно. На языке так и крутились события последних недель, враньё не вязалось в голове, которая была занята чем-то тяжёлым, мутным, не до конца понятым и неразборчивым. Рассказать всё им значило открыть новый уровень доверия, рассказать правду, к которой мама с отчимом не готовы, скорее всего. Но Антон знает точно, что его хотя бы попытаются понять в этом доме. «Арсений смог, и я смогу». Глубокий вдох и выдох. Он поднял светлую зелень своих глаз на двух взрослых. Он начнёт, а свернуть разговор и повести его в другое русло будет нечестно по отношению к Попову, к себе. — Я вам сейчас кое-что скажу, потому что доверяю вам и надеюсь на понимание. Возможно, она вам будет неприятна, вы воспримете её в штыки. Не знаю. Вы только не говорите ничего сегодня, ладно? Даже если очень хочется. Поживите с этой информацией пару дней, обдумайте всё. Обсудите друг с другом. Сформируйте своё отношение к этой ситуации ко мне. К Арсению. Мне бы очень, очень хотелось, чтобы ваше хорошее отношение к Арсению не изменилось в худшую сторону после моих слов. — Мы ценим твоё доверие, Антон, — слегка улыбнулся отчим, передав пустую кружку супруге, чтобы та положила в раковину. Мама кивнула в знак согласия с мужчиной. — Хорошо... — Антон колебался, но уже поздно отступать. Он недолго собирался с силами, чтобы сказать. Выдохнул, глядя на родителей. — Мы с Арсом встречались. — На одном дыхании выпалил он. Родители обменялись взглядами. Не очень счастливыми, но и не с морем разочарования. Главное: без презрения, и прищура от неприятной новости, что сильно обрадовало парня, но не особо обнадёжило. Сердце ушло в пятки, на тесной кухне стало душно. — Мы всё понимали: и отношение общественности к таким «неправильным отношениям»; знали, какие действия могут быть применены к нам со стороны сверстников, администрации школы; представляли масштаб обсуждений в сетях. Поэтому решили сохранить всё это в тайне. — Ты был счастлив? — Беспристрастно спросил отчим. Антон робко поднял свои глаза. — Да. Я действительно был счастлив. Как никогда за последние несколько лет с момента развода. — О вас… узнали? — Спросила мама, заломав руки. — Да… По нашей неосторожности. Моей, по большей части. Меня шантажировали, поставили условия… И я соврал Арсу, сказав с дуру, что наши отношения были игрой с этим парнем. Я ляпнул в порыве злости, которая копилась очень долго. Сказал, не подумав. А дальше нужно было говорить что-то правдоподобное и жгуче-неприятное и для Арсения, и для меня… — Он замолчал, ожидая хоть какой-то реакции. — Антон, это… был неправильный подход, — прокашлялся мужчина и снял очки. — Мы многое не знаем, конечно, и не нам судить, но… ты мог банально сказать о том, что ты и твои чувства перегорели. — Он бы не поверил. Арсений не глупый и не слепой. Он бы легко щёлкнул такую ложь, как семечку. Между нами… — Антон бросил взгляд на маму. Её брови были поджаты домиком. Скорее, в сочувствии, нежели, чем в горе от такой восхитительной новости об ориентации сына, и что он встречался с мальчиком. — Всё было слишком по-настоящему, бурляще и искренне, крепко. — Это да, но ведь всякое бывает в отношениях… Возвращаясь к разговору о твоём принятом решении, — мама убавила газ на плите и села за стол к остальным членам семьи. — К чему такая жестокость? Арсений не заслужил её… — Нет… конечно нет! И я бы никогда так с ним не поступил… Я хотел, чтобы мои слова и ложь выглядели крайне обидно, несправедливо и отвратительно. Чтобы Арсений искорчевал свои чувства ко мне на почве злобы на меня и больше не хотел быть со мной. Быстрее от меня отказался, разлюбил, встал на ноги скорее и пошёл дальше с совсем новыми силами. Мы бы просто не смогли… Не в этой школе, не в этом городе. Я трус. На кону стояло всё. И выбор принял не в пользу Арса… Я не рискнул быть рядом, несмотря на неприятности… Я сделал ему очень больно. Антон прикрыл глаза рукой, не выдерживая этих ебучих жалостливых взглядов, которые не любит видеть и ощущать на своём теле. На кухне на какое-то время повисла тишина. Лишь секундная стрелка настенных часов маячила с характерной отбивкой, гудел холодильник, слабо шкварчал ужин, в сковородке, накрытой крышкой, на плите. — Я не знаю, что мне делать… — Антош... — Мама положила свою ладонь на его руку, другой потрепала макушку. — Всё наладится. Было бы и со стороны Арсения желание вернуть ваше общение. — Вы вместе постараетесь всё исправить. Чуть позже. Пока дайте друг другу время, — Лёня хлопнул парня по плечу, подбадривающе улыбнувшись. — Время покажет… Может, хочешь обсудить с нами что-то ещё? — Аккуратно спросил мужчина. — Не робей. — Нет, — Антон оторвал ладонь от глаз, чуть сощурившись из-за света. — Хватит вам на сегодня новостей и разговоров. Вы не будете против, если я уйду в свою комнату? — Мягко спросил парень, чувствуя накрывший стыд. — Мне хочется побыть одному, пожалуйста. — Конечно, Антош… — Мама сжала его ладонь в своей и отпустила. Антон кивнул обоим родителям, вложив в этот кивок всю благодарность и признательность в полном объёме, которую язык так и не повернулся сказать. — Антон, мы с Юлей рады — правда рады, — что ты поделился с нами. Мы обязательно переварим всё. Ты не бойся обращаться к нам, если возникает потребность. Что бы ни случилось. Чем сможем, тем поможем, — он улыбнулся шире, приобняв маму за плечо. У Антона от этого ёкнуло сердце и защемило в груди, повело в сторону. Хорошие сидят, не отвернулись в первую же секунду, а поддержали разговор, насколько позволяли ресурсы всех троих, закинули удочку на то, что Антон может быть с ними честен в любой информации. Он решит, насколько целесообразнее будет этим пользоваться в будущем. А пока проходит мимо родителей, поблагодарив их, в направлении комнаты. — А с портретом что? — Добавила мама, когда Антон поравнялся с выходом в коридор. Шастун обернулся, ухватившись за косяк. — Ничего. Он не закончен. — Ты же мне тогда соврал, сказав, что рисуешь его в качестве подарка для Арсения? — Не соврал, а информировал с предсказанием ещё до принятия решения. Оксана настаивает на том, чтобы подарил, да. — Подари. Ему понравится, — подмигнул Лёня. До Нового года оставался один день. Если бы у Антона кто-то спросил о том, как предновогодняя суета влилась в его декабрьскую жизнь, и как он готовился к празднику, то ответом послужило бы содержательное: «Я не знаю». Всё прошло как-то мимо его восприятия. Он, как и все, бегал за подарками и покупками, наряжал квартиру к празднику, как полагается по семейной традиции почти в каждой семье на этой планете, договаривался о встрече с друзьями в новогоднюю ночь, закрывал последние дела, всё так же занимался усердно учёбой. Делал всё, лишь бы сохранить остатки новогоднего настроения и пронести их до самого праздничного вечера, а не загасить под гнётом рефлексий и глубоких дум. Но мысли всё равно были заняты Арсением. Портрет закончен, вышел даже очень хорошо. Антон не стал запариваться и раскошеливаться на кучу разных обёрточных бумаг для всех подготовленных подарков, поэтому для них будет одна и та же упаковка. С одним принтом. Но для подарка Арсения он всё же купил другую, а мама помогла запаковать и красиво повязала ленточку. Антону очень хотелось оставить какую-нибудь записку, надпись, подпись, неважно. Но не стал по той причине, что не знал, как к этому говну на тапке отнесётся Попов. Не хотелось теребить незажившие раны. Дело за малым: осталось передать. Шастун с трудом, пересилив себя, сам связался с Настей. Ну, как сам… Идея написать девушке пришла Диме, понравилась Оксане, а Антон не видел другого способа, ведь Матвиенко бы сто пудов не передал подарок, а выкинул за поворотом в урну, а с самим Поповым не представлялась возможность встретиться. Спустя долгий скепсис относительно новоиспечённой идеи, Антон согласился на этот отчаянный шаг. Он правда пытался сам написать рыжеволосой, набирал сообщение и стирал, не сумев подобрать правильных и грамотных слов, чтобы начать диалог. С закрытыми глазами он передал телефон Фроловой с условием не переходить при диалоге на личности, и она решила все его проблемы. Спустя долгую переписку по существу, стараясь быть максимально объективной и не выдавать никакой личной информации, она договорилась с Настей о встрече. Мчась через полгорода на трамвае, шатаясь от столкновений нерасторопных зевак в переполненном транспорте, Шастун морозным утром молился всеми богами, только бы пассажиры случайно не повредили холст. Добравшись по заснеженным дорогам, пряча нос под красным шарфом, Антон терпеливо ещё десяток минут прождал девушку на морозе, переминаясь с ноги на ногу. И вовсе думал, что его наебали, и встреча не состоится, как его окликнули. Обернувшись, он никого перед собой не увидел. Однако обиженное хмыканье снизу заставило парня мгновенно опустить взгляд. Антон оценивал, что девушка не слишком высокая, но чтобы настолько? — Дарова, — пробубнил Антон, стягивая шарф с лица. — Привет, — она мягко и чуть насмешливо улыбнулась, сверкая зелёнью глаз. Шастуну не понравилась такая ухмылка. Да, у него предвзятое отношение к Насте, но что он мог поделать? Да всё, что угодно, блять, всё, что угодно. Слишком много зеленоглазых людей с очаровательными улыбками на квадратный метр. — Настя? — Неловко спросил он. Ну, а вдруг девушка просто хотела узнать, как ей пройти в библиотеку? — Поняла: ты не просматривал мою страничку, — непринуждённо бросила девушка. Антон-то не просматривал в отличие от своих друзей. — Просто уточнил, — пожал лишь плечами тот. Антон протянул свой подарок с особым чувством нежелания разговаривать с Настей. Девушка почти забрала подарок, как Шастун добавил: — Я могу тебя кое о чём попросить? — Конечно, что такое? — Доброжелательно отозвалась девчушка. Да, всё же она приятная, это глупо отрицать. Антон не удивлён, что Арсений с ней так ласков на фото и близок. Она уютненькая, милая, с красным аккуратным носом, большими глазками с пышными ресничками, в забавном пуховичке, придающем девушке комичный вид. Антон постарается отложить назад снихуя взявшуюся неприязнь к ней. Она ничего не сделала, чтобы заработать такое негативное отношение к себе. Это Антон кучу всего себе навыдумывал. — Я бы не хотел, чтобы Арсений узнал, что подарок от меня. Просто пообещай, что ни при каких условиях не расколешься. — С чего бы мне это делать? — Сощурив глаза, игриво спросила девушка. В моменте она напомнила Арсения по поведению. Он тоже любил палки в колёса вставлять, когда Шастун его о чём-то просил. — Потому что я прошу по-человечески и надеюсь на тебя. Был бы другой способ, я бы им воспользовался, — устало и спокойно ответил парень. Новогоднего настроения никакого, как и желания пререкаться с собеседницей, он в отчаянии и просто желает, чтобы подарок отправился до адресата. — Я тебе не нравлюсь, да? — Какое это имеет значение? — Он выгнул бровь. — Девушка, я вас не знаю, — протянул Антон обречённо. Он чертовски замёрз, хотелось бы уже в тепло домой, а Шалфеева задаёт глупые и ненужные никому вопросы. — Мне нечего сказать. Насть, мне просто известно, что вы с ним близко общаетесь. — Да ладно, ладно. Настроение у меня немножко хорошее сегодня. Не волнуйся, я передам. Я понимаю, что у тебя нет оснований мне верить, но я обещаю, что всё будет в порядке и не раскрою авторства. — Он будет настойчив, — мягко улыбнулся Антон, понимая, что только что подставил девушку. Попов ведь не отлипнет, пока не узнает секрет. Шастун вспомнил, как сам убегал от парня по заснеженным дорогам в попытке сохранить чужую тайну. Но поскользнулся и упал, Арсений перекрыл все попытки лежачего встать. Пришлось рассказать, благо секрет был не таким уж серьёзным. Но сам факт того, что Антон рассказал чужой секрет, его расстраивал. — Просто беги от него. И не дай ему возможности идентифицировать меня по внешним признакам. Он сам поймёт, если захочет. — В смысле? Даже внешность не описать? — Да, если это окажется возможным, — он протянул подарок. — Просто передай вместе со своим подарком, и намекни, что эта синяя коробуська не твоя. И всё. Начнёт спрашивать — сливайся. — Постараюсь, незнакомец, — Настя подмигнула, прижав к себе портрет. Оксана постаралась: не выдала никаких личных данных Антона в переписке, увиливала от вопросов в лоб, писала с фейковой странички, но фотку парня в полный рост в той же одежде, что он стоял перед девушкой сейчас, пришлось выслать, чтобы среди кучи людей в центре города его узнала Шалфеева. Антон с Оксаной не позволили девушке узнать даже имя Шастуна. В то же время парень был удивлён смелостью Насти: она пришла на встречу с незнакомцем, абсолютно ничего не зная о нём. — Аккуратнее, пожалуйста, Насть, я молю, — свёл домиком брови парень. — Подарок хрупкий. — А что там? — Увидишь, если Попов захочет, — он улыбнулся снисходительно. — Загадочность этого подарка и построенная тобою интрига слегка пугает, — девушка растерянно хихикнула. — Там нет ничего запрещённого или опасного? — Да нет, всё в порядке. Это хэнд мэйд бай ми. — Ни черта не понимаю в вашем английском.***
Застолье не очень большое, гостей не много. Приятная компания, состоящая из дружественных семей с дружными детьми. Ну, ещё Ирина со своими родителями были приглашены. Первые полчаса с их появления на пороге квартиры Позовых не смолкали разговоры о Франции, учёбе Кузнецовой и работе её родителей. Первые минут десять Антону было действительно интересно, пока Ирина рассказывала о своей студенческой жизни и учёбе за границей, но позже чуть заскучал, отходя мыслями от светлой гостиной. Дима, напротив, задавал больше вопросов, заинтересованный темой, а Фролова закидывалась мандаринами за спиной Позова, наблюдая за всеми. При своём рассказе девушка чаще, чем на остальных, бросала взгляды на Антона, сидя рядом с ним. Они впервые за полгода увиделись этим вечером, и толком не успели поговорить. Кузнецова была заряжена и активна, всё рвалась поговорить со своим другом наедине — из хороших манер она не показывала свои желания, но Антон чувствовал её тягу к себе. Когда она, наконец, закончила, они обменялись парой фраз. У него не было весёлого настроения, он был спокоен и на редкость молчалив. Стол был занят тарелками с ужином, к которому притрагиваться пока было нельзя, поэтому Антон уместил ладони на своих бёдрах, пуская слюну. Он дома не ел специально, чтобы обожраться в гостях, как тварь. Ирина уловила настроение Шастуна, но всё равно пыталась привести его в чувства, поднять настроение. Антон из вежливости и уважения к девушке отвечал на её вопросы, редко идя на зрительный контакт. Ему бы поглазеть на фейерверки, закутаться в пледик, взять крабовый салат и позалипать бы в ютубе пару часов, а там можно и поспать, а не вот это вот всё. Ирина легко и ненавязчиво положила свою ладонь на ладонь Антона незаметно для всех, сжала его пальцы в своих. Шастун слегка дёрнулся от неожиданности и поднял свои зелёные глаза на лицо девушки. — Ир, не стоит, — Антон вытащил свою руку, мягко отталкивая на словах девушку. Он уловил непонимающий и растерянный взгляд Кузнецовой. Любимая тактика — сбежать. — Я всё понимаю. Мы позже обязательно вернёмся к этой теме, но чуть позже. Прости, — он встал со своего места, намереваясь уйти. — Антон, ну, куда ты? — Мама копошится, раскладывает салаты по тарелкам вместе с мамой Димы и Оксаны, ухаживая за всеми присутствующими. — Мне нужно написать кое-что, — ответил Антон, протискиваясь между местами под прицелом кучи пар глаз. Мама на секунду зависла, чуть взволнованно глядя на сына. Кивнув, она сместила фокус своего внимания на чью-то тарелку и новый разговор. Антон накинул свою куртку на плечи и вышел на холодный балкон. Весь шум, звон тарелок и столовых приборов, песни с первого канала, хорный смех, — всё осталось за балконной дверью, изолировав Шастуна от жизни внутри квартиры. Уши обволакивала приятная тишина, нарушаемая лишь отдалёнными возгласами тех, кто встречает новый год на улице. Кудрявый поджигает сигарету, параллельно открывая чат в телеграмме. Их переписка с Поповым умерла две недели назад. За это время Антон много раз перечитывал последние за месяц сообщения, не веря, что за короткий срок всё так резко изменилось. Контраст в их общении был отмечен двумя граничащими сообщениями, и прослеживался пару дней, пока общение резко не сошло на нет. Последние сообщения были бессмысленными, игрой в одни ворота и жалкими попытками что-то наладить. Он хотел позвонить Арсению, но не решался. Сам не знает почему. Боялся, что на звонок не ответят или вовсе сбросят? Боялся, что услышит тишину на протяжении долгих секунд после начала отсчёта телефонного разговора? Мог наткнуться на холод и равнодушный голос? Тихий тяжёлый выдох? Всё вместе. Даже втихаря выпитая рюмка коньяка, который распивали отцы ещё до застолья, не придала уверенности и храбрости. Под размерные затяжки Антон писал небольшое поздравительное сообщение. Без намёков и чего-то личного. Простое поздравление, потому что сильно хотелось поздравить, разделить между друг другом этот вечер хотя бы так. Но он всё ещё не мог знать наверняка и предугадать реакцию Арсения на его сообщение. Он мог разрушить тот хрупкий настрой Попова на празднование, появившееся, наверное, новогоднее настроение. Вылизав свой текст до сдержанной приемлемости, но с прослеживающейся искренностью, Антон оставил его черновиком в рабочей строке. Палец сам перевёл Антона в инстаграм, как только в окне уведомлений всплыло оповещение о том, что Попов обновил историю. Забавный тикток с Шалфеевой и маленькой девочкой в незнакомой Антону комнате. С улыбкой и явным старанием тот пытался повторить движения и подогнать их вовремя под музыку. Лаконичное: «В «Танцы» не возьмут » ютилось в уголке сторис вдоль бокового ребра экрана. В следующей Арсений с Настей корчат забавные задумчивые рожицы на фоне ёлки, указывая пальцем на пустое место под ней. «В этом году без подарков? Мы не согласны! Начинаем охоту на Деда Мороза?)» Далее было короткое видео, на котором улыбающийся Арсений, приобнимая красивую Настю, отвесил пожелания всем тем, кто это посмотрит. Антону стало очень хорошо от этой сторис. Он не был эгоистом, но предпочёл сделать вид и почувствовать, словно Арсений обращался лично к нему. Сказал всё красиво, не спеша и нежно, нередко посматривая на Настю, что нежилась на его плече с мягкой улыбкой накрашенных губ. На фоне, куда Попов тоже поглядывал и бросал улыбки, слышались чьи-то разговоры, шум, мужской смех. Арсений хорошо проводит время в весёлой компании, а Антон стирает сообщение. Нечего омрачать чудесный вечер, который бывает раз в год, своим неуместным сообщением. Стирает и хмыкает досадливо. Недокуренный бычок летит с балкона, на мгновение небольшое пространство заполняет шум и тепло, исходящие из глубины квартиры. Антон возвращается к остальным, заводя вместе с собой небольшую и неизмеримую ничем порцию морозного свежего воздуха. Мои осколки, я так скучаю… Может, им лучше, чем было со мной. Все плывут мимо, а здесь так красиво. И я тону в этом, Боже мой, Но совсем скоро я просто растаю, Так и не узнаю, куда прячется день. И так будет лучше, ведь я только мешаю. Я только ломаю. ssshhhiiittt! — Айсберг