А я смотрю в твои голубые глаза,
Нервно касаюсь кудрей из золота.
Мне, к сожалению, нельзя теперь так сказать,
Но сердце моё тобою измотано.
Я смотрю в твои голубые глаза,
Они и вправду глубокие, как океан.
Мне правда нельзя теперь так сказать,
Но я говорю, говорю это сам.
лампабикт — Ирония
***
Нынешнее время. Март.
Мысли в тысячный раз прогоняли в голове воспоминания о последних нескольких годах их совместной жизни.
Недопитый кофе был поставлен на пол подле правой ноги.
Арсений с протяжным выдохом тяжело упал осунувшимся лицом в свои ладони. Он не знал, сколько просидел в таком положении. И не заметил, как рядом с ним кто-то оказался.
— Мужчина, с вами всё в порядке? — Негромко и обеспокоенно спросила девушка, положив руку ему на плечо.
— Что? — Арсений оторвал руки от лица. Непривычный свет ударил в глаза, мужчина прищурился. Привыкнув, он осмотрел лицо девушки перед ним. Её глаза были уставшими, но в них явно читалось, что эта усталость была временной, результатом продуктивного дня. В отличие от Арсения, её взгляд был живым. Глаза карие, тонкие красивые брови и губы, длинные ресницы. Тонкий длинный прямой нос и аккуратный подбородок. Её лицо выглядело добрым. Недавно состриженное каре едва касалось плеч.
— У вас всё хорошо? Выглядите неважно, — она выпрямилась, всё так же взволнованно смотря на Попова. Голос приятный, негромкий и такой уверенный. — Может, скорую?
— Не нужно, спасибо, — он выпрямился следом, откинувшись на спинку стула. А глаза снова уставились вглубь этажа аэропорта в поиске Антона.
— Хотите воды? — Девушка протянула открытую бутылку.
— Спасибо, — Арсений перенял воду. Она бы не помешала ему. Может, ей будет комфортно среди трёх стаканчиков кофе.
Чуть тёплая вода смочила горло. Край глаза зацепился за эскалатор, от которого, опуская руку с перил, отходил высокий мужчина. Слишком знакомая куртка и кепка, из-под неё на затылке выглядывали отросшие кудряшки, козырёк натянут почти на самые глаза. Привычная сутуловатость и плавность походки. Арсений чуть поперхнулся, вода перетекла к уголку рта и стекла на подбородок.
— Извините, присмотрите за вещами? — Попов подорвался с места, спешно возвращая бутылку. Получив растерянное согласие, он сразу же шагнул в сторону заискивающего мужчины. Не было сомнений, что он искал Арсения.
С каждым шагом он шёл легче и взбадривался, а в голове сверкала фраза «он решился! он приехал!». И это не могло не радовать. Дыхание ощутимо сбилось, распахнутое пальто развевалось от быстрых шагов. Надежда. Она ещё горела. Чёртовые десятки шагов, всё ещё разделяющие двух людей. Хотелось обнять, прижать к себе сильнее и вдохнуть знакомый запах. Как в самых сопливых мелодрамах в сценах на перроне вокзала.
Антон тоже заметил Арсения. Радостного, но ужасно помятого на фоне стресса, неоправданного ожидания, недостаточного количества сна — а Шастун уверен, что Попов спал мало. И на душе стало более погано. Он не оправдает его надежд. Шастун неловко поправил кепку, чуть приподнимая козырёк, прокашлялся, ведь в горле стоял жёсткий ком.
— Антон, ты приехал, — они не обнялись. Шастун не сделал ни малейшего движения навстречу, что обезоружило Попова, заставив застыть на месте в трёх шагах. Пальцы дрожали от нетерпения, но его ладони сжались в слабый кулак. Искра в потухших голубых глазах мерцала какой-то незаслуженной преданностью. В зелёных глазах не было ничего, кроме горечи и сожаления. Арсений сглотнул вязкую слюну и оглядел парня. Больше не улыбаясь. — А где твои вещи? — И снова взгляд к глазам.
— Я не лечу с тобой, Арсений, — твёрдо, как на духу сказал Антон, собрав себя и уняв дрожь в голосе. Говорить это было больно. Слышать — ещё больнее. В секунду мир Попова разрушился окончательно. Эти слова значили, что настала конечная. Они оба через пару минут выйдут из вагона, но дальше пойдут в разные стороны. Главное было сейчас — не оглядываться. Не дать себе секундную слабину и в момент пожалеть о своём решении, вернуться, догнать. И ощутить телом холодную спину, которая вовсе не шелохнётся от
чужого объятия. Не повернётся в ответ! А сердце точно кольнёт, но Антон не повернётся.
— Хорошо… — После слишком долгой паузы и молчаливых быстрых переглядок глаза в глаза прошептал Арсений. Он видел в них многое, но верить не хотел. Иначе почему они так глупо расстаются навсегда? Антон всё решил. Даже если он поймёт, что снова совершил ошибку, то Арсений не позволит ему ворваться в свою жизнь ещё раз. Попов дал ему однажды второй шанс всё исправить, но он снова предал. Изменил и ушёл, не оставив после себя ничего, кроме полнейшего раздрая и хаоса внутри Арсения. Третьего шанса Попов не может позволить даже себе. Не в его силах страдать всю жизнь и принимать такие жестокие метания Шастуна. И как бы ему ни было больно последний год, как бы он всё ещё ни любил Антона, он не может повестись на слова о любви и ошибках снова.
— Прости меня… — Всё же Антон — глупый мальчишка. Запутавшийся в себе и потерявшийся в трёх соснах окончательно и бесповоротно. Слишком самостоятельный, чтобы в такой непростой для него момент просить помощи. Но он не мог просить её у тех, кто и являлся источником его диссонанса.
Всё решил, выбрал Иру? Тогда Арсений тоже принимает решение оставить парня в прошлом, помочь ему закрепить уверенность в том, что с Кузнецовой он находится в правильном месте. Как поможет? Тем, что больше не появится в жизни Шастуна, не станет мелькать даже в социальных сетях, чтобы не вызывать задатки сомнений у Антона и однажды самому не получить внезапное и нежданное сообщение в своём мессенджере.
— Я так понимаю, прощай? — Зачем-то говорит Антон, протягивая руку для последнего рукопожатия и подходя на шаг ближе.
Попов горделиво вскинул подбородок. Скорее для того, чтобы избавиться от кома в горле и не дать слезам позорнейшим образом вытечь из глаз. Глянув в сторону и сделав пару вдохов, он снова посмотрел на Антона. Сердце разрывало на тысячи кусочков, оно едва слышно шептало слова отрицания, не хотело принимать то, что они действительно прощаются навсегда. Но действительность была таковой и вынуждала хотя бы в этот момент не сдавать позиций. Расстаются друг с другом, а ведь много лет жили вместе и любили, строили планы на совместное будущее и были очень близки. Сейчас очень странно обо всём этом думать. За недолгое время как будто бы всё то дорогое, что было между ними и выстраивалось годами, было обесценено в одночасье, и теперь они друг для друга два абсолютно чужих человека, имеющих общее тесное прошлое. Но оба ценили то, что было, не забудут и будут вспоминать с теплом. Несмотря на обстоятельства и нынешнее отношение, они уважают их увядающую любовь. Которая рано или поздно определённо точно изживёт себя. Сердце трепетом и самыми чистыми, светлыми чувствами забьётся вновь для другого человека.
Когда остынет день и падшая листва
Напомнит о тебе и что внутри меня,
Я больше не хочу смотреть в твои глаза
Немые, видеть боль и нож спасения,
Я больше не хочу встречать тебя во снах,
Вживую видеть боль прикосновения.
Хотелось лишь взглянуть на дикий райский сад,
Где втоптаны в земле планеты, ты и я...
polnalyubvi - Дикий райский сад
Дрожащая рука пожала протянутую руку в ответ под уверенный шёпот «Прощай, Антон. Будь счастлив. Это единственное, что я теперь хочу для тебя». Однако он помедлил, вспомнив. В кармане его пальто лежал небольшой конвертик с письмом, написанным от руки.
— Антон, это... то, что я тебе больше не смогу сказать, — конверт оказался в руках Антона, но тот смотрел исключительно в голубые глаза. — Я не прошу тебя читать сейчас или завтра. Можешь не читать вообще, разорвать, выкинуть, сжечь. Что угодно. У меня всё.
Удержав взгляд, посмотрев в зелень последний раз, Арсений просто обнял Антона. Не удержался, пошатнул внутренний стержень: он расстаётся с любимым человеком! Разойтись вот так, на холодной ноте, с сухим гордым прощанием на словах... это было ниже его чувств. Шастун отчаянно сомкнул свои руки на напряжённой спине, вдыхая родной запах в последний раз. Он хочет забрать от этого момента всё. И, возможно, уже жалеет о том, что всё вышло именно таким образом. Но понимал, что Арсений достоин лучшей жизни, лучшего человека.
Долгие объятия нехотя разомкнулись. Арсений кивнул Антону и развернулся, не задерживая и не давая себе колебаться. Нельзя. Просто нельзя. Можно отпустить. Но никак не перечеркнуть. Можно поставить, наконец, точку вместо тысяч многоточий. А что ещё оставалось сказать? Они уже попрощались, до вручения конверта. Нужно идти дальше. И только от одной мысли о том, что снова придётся пережить, Арсений тяжело посмотрел наверх. На потолок. Бог вряд ли сквозь него видит своего мученика.
Он на негнущихся ногах, с туманом в голове и перед глазами вернулся на своё место. Взгляд был прикован к кольцу на безымянном пальце, но Арсений не видел перед собой ничего.
Девушка немного замялась, ведь мужчина не ответил на её уточняющие вопросы. Он вообще не слышал её. Она заглянула в его паспорт, в котором лежал билет Арсения. У них один рейс и места совсем рядом: их разделял лишь проход в салоне. Время поджимало, скоро будет объявлена посадка. Она коснулась его руки своей ладонью, привлекая внимание.
— Арсений, вы полетите? — Его имя она так же прочитала в паспорте и на билете. Потерянным взглядом, он кивнул ей. — Скоро посадка, нам нужно идти ближе к самолёту, — она помогла собрать сумки Арсения в одно место. Мужчина молча следил за её действиями, а когда опомнился, она уже взяла в руку свою сумку.
— Простите… Просто узнал неприятную новость, — он постарался выдавить подобие улыбки.
Повисла пауза. Девушка поняла, что подробностей не будет. Она, безусловно видела и воодушевлённость мужчины, когда тот шёл к высокому человек, видела, как он растерянно остановился. И прекрасно видела строгое лицо парня в чёрной кепке. И их животрепещущие объятия. Очевидно — последние. Увиденного вполне хватило, чтобы построить несколько предположений.
— У всех бывают тяжёлые дни, — она пожала плечами и предложила идти к билетному контролю. Арсений взял свои сумки.
— Как вас зовут? — Спросил он уже в самолёте. Взгляд был прикован к девушке, он изучал незнакомку.
Но всё-таки будет весна,
И ты мне уже не нужна,
И я забываю, тебя забываю.
MILKOVSKYI — Осень
— Алёна, — справившись с ремнём безопасности и сдув спавшую на глаза прядь волос, она протянула руку для закрепления знакомства: ей было несколько приятнее, что мужчина оттаял и проявил какую-то инициативу в их общении. Она чувствовала себя не совсем уютно с таким отстранённым человеком, к какому присела рядом в зоне ожидания, но почему-то ощущала, что человек он хороший. Может, у них получится выстроить диалог и дальше во время полёта с пересадкой. Как бы то ни было, русскоязычный знакомый человек в чужой стране был нужен.
— Очень красивое имя, — помедлив, ответил Арсений.
Взгляд вернулся к телефону в руках с открытым чатом с Антоном. Он отправляет набранное:
«Мне жаль»,
И блокирует Шастуна везде, давая шанс себе и ему на новую жизнь.
Но если бы Алёна знала, что Арсений и незнакомый ей человек не просто расстались и оказались разделены большим расстоянием, разными странами, но и состояли когда-то в долгих отношениях друг с другом...
Однажды ей Попов, когда посчитает нужным, расскажет Алёне об этом в Питере, подвозя девушку до её дома после работы. Однажды.
Антон, крутя в руках отданный конверт, смотрел в панорамное окно аэропорта, выходящее на посадочную площадку, куда прибыл самолёт Арсения. Он получил сообщение, прочитал его и обнаружил, что уже находится в чёрном списке. От ощущения бумаги на коже ему становилось нехорошо. Пальцы холодели и млели. Это письмо — единственная материальная вещь, что осталась от Арсения. Шастун не знает, когда Попов вернётся из Франции, как долго там пробудет, в какой город России прилетит и где обоснуется. Не знает, встретятся ли они однажды вновь.
Антон не знал, как так вышло, что в его сердце оказалось место ещё для одного человека. Для девушки. И почему, каким образом в один момент чувства и к Ирине и к Арсению горели примерно одинаково. Как он полюбил Иру вновь, возвращаясь каждый вечер домой к Арсению, ел приготовленный им ужин и ложился с ним спать в одну постель. Но чувства к мужчине постепенно начали выгорать, как и интерес. Он думал, такое невозможно, с ним такого быть не может, а оно вот, оказалось... Не мог предполагать, что всё сложится вот так.
Версия Антона трёхлетней давности сто пудов бы охуела и надавала нынешнему Шастуну по башке арматурой.
Антон смотрел и провожал Арсения взглядом до самого самолёта, видел, как тот помогал какой-то девушке донести её вещи, несмотря на свой огромный багаж. Телефон в кармане брюк завибрировал снова — в который раз? — на экране их совместная фотография с Ирой. Самолёт взлетел, и Арсений улетел. Похоже, навсегда. Шастун не отрывал взгляда от транспорта, пока тот не скрылся из виду окончательно. Очередной звонок его девушки, и он оторвал голову от холодного стекла, ответил на звонок, разворачиваясь в направлении эскалатора, проинформировал, что едёт домой и даже вроде с искренней улыбкой сказал напоследок, что любит её. И сказал правду, на самом деле.
Арсений летел в тёплом салоне и засыпал от усталости, изредка переглядываясь с Алёной и говоря о каких-то мелочах. Она попросила соседа Попова по месту поменяться местами, ей не отказали. Антон ехал в машине, подъёзжая ближе к дому. И оба понимали, что мосты между ними сожжены.
Что начинается новая жизнь.
