***
Присев на мягкий стульчик напротив реанимации, куда только что отвезли папу, голубоглазая уставилась на светло-серый линолеум, сжимая в руках длинную ткань медицинского халата, что вручила медсестра. Брат медленно «наматывал» круги, с таким же упущенным в пол взглядом. Если честно, видеть его таким серьёзным, да и причём когда он в таком недоумении — необычайная редкость. Сестра привыкла, что в его голове всегда царит здравый ум, и что же сейчас? Вздохнув, голубоволосая поняла, что такая реакция абсолютно нормальна, и она тоже не знала абсолютно ничего. Распахнувшиеся двери отделения заставили их двоих встрепенуться. Девушка резко встала с места, подойдя к Аято, всё так же сжимая белую ткань. — Доктор, что там? — послышался голос брата. — Простите, пациенту вы кем прилагаетесь? — оглянув лица, спросил мужчина лет сорока. — Мы его дети, — сказала Аяка, на что получила кивок. — Всё не настолько плохо, насколько могло бы быть, но всё равно, обрадовать вас я тоже не могу, — доктор медленно помахал головой, и поджал губы. — Кома. Мы не можем знать, когда он выйдет из этого состояния, и выйдет ли вообще. Мы ещё выясняем, из-за чего это могло случится, — тяжело вздохнув, сказал он, и увидев очень огорчённые лица молодых людей, он попытался как-то подбодрить их. — Мы делаем всё, что в наших силах, — следом добавил мужчина. Затем снова поджал губы и кивнув, похлопал сына пациента по плечу, и средне-быстрым шагом ушёл. — Что дальше? — тихим, дрожащим голосом спросила голубоглазая. — Я останусь здесь на ночь, — ответил брат, после нескольких секунд молчания. — Я тоже, — девушка подняла взгляд с пола. — Я тоже останусь. В серо-голубых глазах потихоньку сгорали радостные искорки, которые всегда вселяют надежду и приятное тепло. Сейчас они лишь трескались льдом, который возможно никогда не расстаит. Будто в этот миг там собралось всё горе, что пережила эта добродушная девушка. Видеть это было подобно секундам перед концом. Когда понимаешь, что всё ужасное в скором времени постигнет тебя, неважно, как быстро ты будешь бежать, и неважно, сколько времени понадобится, что бы всё-таки принять это. — Не придумывай, — прозвучало с ноткой строгости, но следом черты на лице старшего смягчились, а большая но нежная рука уложилась на хрупкое плечо, — Тебе нужно отдохнуть, как-то отвлечься. Не нужно много нервничать, тебе же самой потом хуже будет. Просто надейся на лучшее, — брат постарался улыбнуться, что бы вселить хоть немного надежды в заметно тлеющее сердце младшей. — Но всё равно, нужно всегда быть готовым к худшему. Тем более, — она помедлила и вздохнула. — Как же ты? Аято, ты всегда хочешь позаботиться обо мне, всегда защищаешь меня, конечно, я понимаю, что ты чувствуешь за меня ответственность. Но тебе же тоже нужна поддержка. Ты всегда будешь для меня лучшим старшим братом, но я не могу прятаться за твоей спиной, — она не удержалась, и приобняла старшего, на что тот опять мягко улыбнулся. — Позаботься о себе, хотя бы ради меня. Удели и себе внимания, — голубоволосая почувствовала как на уголках глаз появляются слёзы, и быстро смахнула их пальцами. Аяка услышала тихий добродушный смешок от брата, и сама улыбнулась.***
Люмин прошлась тонкими пальцами по белой шерстке Паймон, делая очередной глоток фруктового чая, и смотрела в экран своего ноутбука, где был включён фильм ужасов. Кошка тихо мурчала, а светодиодная лента иногда меняла свой цвет, ведь блондинке частенько надоедал тот или иной. Посмеявшись над очередным глупым поступком главного героя (зачастую в фильмах ужасов они все такие), она поставила уже пустую кружку на пол. — Ну и зачем ты в тот подвал посунулся, ещё и в одиночку? Блин, жаль, тебя скорее всего сейчас прибьют, а ты мне так нравился, — вздохнула девушка, в который раз обращаясь к симпатичному юноше в фильме, который очень бесстрашный, но уж слишком тупой. Даже не вздрогнув от такого очень неожиданного появления убийцы, Люмин цокнула языком. — М-да, фильм конечно такой себе, в комментах под ним потом обязательно напишу, — погладив кошку, пробубнела под нос блондинка. Не постучавшись, Итэр открыл дверь и пригласил к ужину. Девушка, конечно же, в очередной раз сказала брату о том, что перед входом в её комнату нужно всегда стучаться, на что тот лишь выдал измученное постоянными упреками сестры «да-да».***
Приехав в дом Томы на такси, Аяку встретил он сам же и Ёимия. Голубоглазая напрочь отказалась от помощи брата лично подвезти её, настаивая на том, что бы он остался в больнице, и в случае чего сразу звонил. Златоглазая сразу же крепко обняла подругу. Затем взглянула на неё, и поняла, что всё действительно плохо. Всё же, спросить нужно было. — Как он там? — Кома. Врачи и не знают, перенесёт ли он. Мы с Аято также интересуемся, на какой почве это могло произойти. Надеюсь, в скором времени это выяснится, — придерживая златовласую за предплечья, сказала голубоволосая, и потом опять обняла. — Какой ужас, — только и выпалила девушка, понимая, что такие слова можно считать за пустышки. Тем более, как же иногда сложно поддерживать людей, особенно в похожих ситуациях. — Всё будет хорошо, просто никогда не теряй надежды, — добавила она, на что Аяка одобрительно покивала. — Согласен. Это конечно сложно, ещё и учитывая, что ты уже многое пережила, но помни что ты не одна, — лишь с улыбкой произнёс Тома. — Ладно, мы с Ёимией наготовили много сладостей для тебя. И отядзуке, — усмехнулся он, от чего и девушки улыбнулись. — Вы так добры ко мне, — вздохнув, ответила голубоглазая. — Я очень благодарна, — она отпустила подругу из обьятий. — Да перестань. Ты же наша подруга, а значит близкий человек. Друзья — это значит быть друг с другом и в горе, и в радости, чем мы собственно и занимаемся, — последние несколько слов златоглазая считай протораторила, и затем засмеялась. Затем тройца направилась на кухню, пока Ёимия пыталась развеселить Аяку своими рассказами. Ну и как можно грустить в компании таких людей? Настоящее преступление.***
Под вечер, когда Ёимия и Тома расположились по своим комнатам, Аяка позвонила Аято, и параллельно прошла на кухню, выпить воды. Брат лишь сказал, что врачи не сповещают о каких-либо изменениях в состоянии отца, на что сестра ответила, что в таком случае ему лучше будет вернутся, что бы хотя бы выспатся, мол, не будет же целую ночь в больнице сидеть. Но, как и ожидалось, Аято категорически отказался. Сестре оставалось лишь согласится с его решением и пожелать спокойной ночи, что она, собственно, и сделала. Она положила трубку и налила в кружку воды. Горло пересохло, скорее всего, на нервной почве. Приходилось постоянно успокаивать себя тем, что самого худшего что может случится, не случилось. Глядя на спокойные улички ночного городка, воспоминания невольно накрыли тяжелой пеленой грусти и осознания того, что раньше было лучше. Другие говорят, что не нужно жить прошлым, но как же это сложно. Всё таки, хорошего мало, и за свою жизнь девушка осозновала это далеко не один раз. Руки вспотели, и кружка с недопитой прохладной жидкостью чуть не выслизнула с рук. Ещё и стеклянная. Если разбила бы… Впринципе, ничего бы не случилось, ведь Тома даже не обиделся бы, но чувство вины долго не отпустило бы, даже спустя несколько а может и десяток извинений. Голубоволосая допила оставшуюся воду одним глотком и помыла кружку. Быстрым шагом она направилась в одну из гостевых комнат, где она будет ночевать это время. Растелив кровать, девушка поняла, что ещё не хочет спать. Да и какой спокойный сон с такими-то событиями? Она подошла к окну, и направила взор на ясное небо, где среди звёзд краешками к верху покоилась молодая луна. Аяка сперлась руками на подоконник, и спустя нескольких минут, занятых раздумиями, она глубоко вздохнула, давая этим конец цепочке мыслей. Взглянула на свои запястья. Странно. Кожа всегда была такой бледной и прозрачной? Вены, даже самые тонкие, было видно; синими и фиолетовыми нитьями они тянулись к запястью, и там пропадали мелкими капилярами, прятаясь между скоплениями мышц, сухожилий и костей. Вспомнилось кое-что, связанное с мамой… С этой добродушной и элегантной женщиной, из бледного и красивого лица которой никогда не сползала мягкая улыбка. Вечер. Достаточно поздний для ноября, когда уже темнеет рано. — За звёздами очень интересно наблюдать, — сказала девочка, на вид лет десяти, и не убирая завороженного взгляда от окна, сделала медленный глоток ромашкового чая, который любезно заварила мать, что бы дочь не страдала от бессонницы. — Именно. А знаешь что? — по комнате пронёсся нежный голос женщины, и такое чувство, что слушала его не только Аяка, а и растения, занимающие весь подоконник, детали интерьера, подобранные со вкусом, и которые всегда создают чувство уюта, настенные лампы, еле-еле светящиеся желтовато-медным светом, который будто сам прикрывал тебе веки, нагоняя на сон, а также и те самые светила в бескрайнем небе будто обострили свой слух, и принялись внимательно слушать. — Посмотри на свои руки, — она притронулась тёплыми пальцами к запястьям, и перевернула тыльной стороной. — Мы все сделаны из звёздной пыли. И по твоим венам текут очень-очень маленькие частички звёзд. Возможно, даже из нашего далекого Солнца. Разве это не замечательно? — улыбнулась она. — Это очень интересно… Я даже и представить не могла, — задумчиво ответила девочка, когда в её глазах появились искорки. Теперь-то точно сказания о звёздной пыли набыли более развернутого значения, заставили в это поверить. — Поэтому ты и твой брат мои звёздочки, — рассмеялась женщина и притронулась пальцем к маленькому носу дочери, на что та тоже тихонько засмеялась. Одни только воспоминания вызывают одновременно и приятное тепло глубоко в сердце, но и с тем навевают неприятные чувства, которые налаживались слоями чего-то вязкого и болючего, как сухой кашель. Только стадия неизлечимая. Дошло до хронического заболевания. Невольно помотав головой, будто проверив, нет ли никого, девушка протяжно вздохнула, и приложила свои кисти к глазам, которые уже покалывали в предвещении слёз. За шею схватилась невидимая рука, и начала душить до тяжело терпимой ноющей боли. Почему даже просто поплакать бывает настолько тяжело? «Почему» — лишь пронёслось в голове, пока нежная кожа вокруг глаз уже намокла. «Хорошо, что никто не видит» — ещё одна мысль, которая появилась почти сразу. Конечно, не хватало бы только нагружать своими проблеми других, причём таких близких людей. Тихонько выплеснуть эмоции, вот и всё. Ничего больше. Голубоволосая давно знаёт, что многим неинтересно слушать, как кто-то другой рассказывает лично о себе (что она и так не любит делать), выслушивать чужие приступы самобичевания и самокопания, видеть эмоции, тем более негативные. Хм. Мама когда-то говорила, что не существует негативных или позитивных эмоций, также как и плохого или хорошего настроения. Есть только настоящие. Всё, что мы чувствуем — лишь признаки того, что мы все люди. Нет человека без чувств или эмоций, есть лишь человек, который хорошо их скрывает. И опять она. Снова. Неконтролируемые слёзы пробежались по краснеющим щекам с новой силой, горло снова предательськи заныло, а в глазах жгло. После этого уже тем более не захочется уснуть. Голубоглазая вытерла лицо от солёных капель, и помахала перед лицом ладонями, что бы немного остудить щёки. Давно уже такого не было, честно признаться. Вдох. Выдох. Снова… Вроде бы лучше стало. Ещё раз посмотрела на ясное ночное небо. Подошла к кровати, и упала в чистые, мягкие прохладные простыни. Белый потолок. Девушка осознала, что скучает по своему родному, тому, что в комнате. Тёмно-коричневому.***
Прошло несколько дней. Люмин проснулась, с утра поприветствовашись с кошкой, которая всю ночь спала у ног девушки. Ещё один повод подколоть брата… «Даже кошка меня больше любит!» — что-то по типу такого сестрёнка иногда могла выдать. Конечно же, любя. Бесцеремонно блондинка зашла на кухню, и заметила, что никого нет. Сделав вывод, что Итэр ещё спит, она заварила себе кофе, постоянно потирая сонные светло-карие глаза. У ног постоянно мурчала Паймон, обвивая своим белым пушистым хвостиком ногу девушки. Долив немного молока в свой напиток, и отвлёкшись на что-то, чуть не разлив его, кареглазая подумала, что денёк начинается очень хорошо. Умывшись водой из-под кухонного крана, она похлопала глазами. На пышных ресницах ещё осталось немного воды, но ничего, ещё лучше поможет взбодриться. «Никогда больше не буду завтракать сразу же после пробуждения. Сначала ванная, потом всё остальное» — продиктовала в уме девушка, мысленно занотовывая это в какой-нить блокнотик, затем отложив его в дальнюю полочку. Всё мысленно. Организованности не занимать. Быстренько сбегала в свою комнату, сняла телефон из зарядки, и принялась сразу же писать Аяке о том, ничего ли не случилось. За эти дни она уже обо всём узнала, поэтому несколько раз в день спрашивала или даже звонила. Как всегда, подруга рассказывала многое — само собой, о состоянии отца; частенько о настроении брата, иногда о том, как проводит дни вместе с Ёимией и Томой (Тому блондинка конечно же не знала, но не хотела особо нагружать истошными разговорами и расспросами и так уставшую от всего бедную девушку), даже о погоде. Но никогда не рассказывала о себе. На вопрос «как ты?» отвечала лишь «нормально» или «неплохо». Иногда проскакивало «лучше, чем вчера». Похожие ответы заставляли лишь желать лучшего, но кареглазая никогда не удивлялась, ведь давно привыкла к такому. Вздохнув, Люмин отложила телефон и подошла к окну, попивая свой кофе. Погода была солнечная, но ближе к послеобеднему времени передают дождь. Ну, впринципе неплохо, давно уже не дождило. Где-то застряв в своих мыслях, блондинка и не заметила, как кружка с напитком опустела. Помыв её, девушка направилась в ванную, выполнить некие водные процедуры.***
Собравшись на свою подработку, Люмин попрощалась с Итэром и Паймон, почесав последнюю за ушком, и неспеша ушла. Выйдя из дома, кареглазая убедилась, что гроза вполне может быть. Тёмные тучки немедлительно заполняли небо, дул прохладный и достаточно сильный ветер. Приходилось всё время поправлять причёску, ведь непослушные волосы постоянно лезли в лицо. Вскоре, на полпути к хорошо знакомому кафе, блондинка и вовсе заметила, как тяжелые капли понемногу начали падать, а спустя каких-то пару минут ливень во всю заливал городские улицы. Воздух пропах мокрым асфальтом, вокруг туда-сюда бежали люди и прятались на автобусных остановках, в магазинах и везде, где только можно было. Только настоящие пофигисты по типу той же Люмин, шли по улицам, полностью принимая на себя всё это. Девушка не сдержалась, и подбежала к ближайшей остановке. Придётся чем-то подъехать, потому что сложилось такое чувство, что дождь так быстро не закончится, а опаздывать и затем получать нагоняев от директора совсем не хотелось. Достав из сумочки какую-то еле вышкрябанную из самых дальних карманов мелочь, кареглазая принялась ждать хоть чего-то, что может быть ей по пути. Нужный автобус не заставил себя долго ждать, и она быстро зашла туда. Расплатившись с водителем, направилась дальше, что бы найти себе место дабы присесть. Она нашла нужное, и села. Поправила влажные волосы. У окна сидел человек, и узнав его, Люмин удивилась. Несколько секунд она думала над тем, нужно ли поприветствоваться или же нет. Всё таки решившись, она осторожно притронулась пальцами к чужому плечу.