Жертва страсти

      Медведица угрожающе зарычала и подняла выше передние лапы, удерживая равновесие на задних. «Не тронь человеческого детеныша, и я не трону твоего», — передала ей Ядвига мысленное послание, подкрепленное немигающим взглядом. Медведица еще раз взрыкнула, немного покачалась и тяжело опустилась на четыре лапы. Ноздри крупного влажного носа затрепетали, уловив принесенный порывом ветра запах человеческой крови. Ядвига не отводила взгляда, позади зашевелился медвежонок, и медведица нехотя отступила. Когда она и ее детеныш зашелестели листьями вниз по склону, Ядвига повернулась к Дару.       Побледневший, с расцарапанной щекой, он не желал признавать себя ни испуганным, ни виноватым.       — Я просто хотел с ним подружиться.       — Ты не можешь подружиться с кем-то, если этот кто-то не хочет дружить с тобой. — Ядвига подушечкой пальца осторожно нанесла на глубокую царапину на щеке Дара слой травяной мази.       — Но он же может передумать?       — Может. А еще может когтями разодрать тебе не только щеку, чтобы не приставал.       Царапину защипало, и Дар дернул головой.       — А почему он не хочет дружить со мной?       — Потому что он не знает, как и зачем с тобой дружить, ведь ты похож на еду и на охотника одновременно.       Дар задумался. По тому, как он поджал губы, Ядвига поняла, что воспитанник не намерен сдаваться.       — Я могу приносить ему еду.       — Что ж, в принципе, это решение подходит и для вопроса «как», и для вопроса «зачем».       Позже, вечером, прыгнув на кровать и привалившись не расцарапанной щекой к плечу Ядвиги, Дар попросил:       — Яра, почитай мне еще про медведей из бестиария.       — Ты вообще-то уже и сам буквы знаешь.       — Хорошо, тогда я тебе почитаю.       Чего-чего, а веры в себя у Дара было с лихвой. Пока он бегал за «медвежьим» чтением к сундуку, Ядвига подвинулась, позволяя им обоим устроиться поудобнее.       Едва научившись говорить и до того, как стал твердо произносить «р», Дар звал ее Яйя. А потом однажды, внимательно глядя на Ядвигу, вдруг начал повторять:       — Ярра-ярра-ярра-ярра…       — И? — спросила Ядвига, дождавшись, когда упражнения по произношению буквы «р» в стиле Зюзи иссякнут.       Вместо ответа Дар с разбега боднул ее головой в бедро, обнял чуть выше колен и замер. С тех пор — примерно лет с трех — он звал ее Ярой.       Возраст бесконечных «почему» у него начался еще раньше. Перед Даром был целый лес для изучения, и вопросов рождалось так много, что Ядвига достала из сундука бестиарий. Поначалу Дар подолгу и с удовольствием рассматривал не утратившие яркости за несколько веков картинки, потом стал обращать внимание на буквы и просить почитать ему. Определенную сложность представляло то, что текст был написан на латыни, но Дару, кажется, даже нравилось, что книжный язык отличается от того, на котором они говорят в повседневной жизни. Во всяком случае, чем дальше, тем реже он просил озвучивать написанное под картинкой того или иного животного в переводе, а в последнее время пробовал читать по слогам.       — Спекулум натурале — не столько прочитал, сколько озвучил по памяти Дар, открыв первый разворот бестиария. — А медведь это… — он принялся листать в поисках знакомой картинки. — Урсус.       Он заснул на второй странице, без долгого позевывания, без сонного понижения голоса и замедления речи, просто внезапно замолк на полуслове и навалился на ее плечо всей головой. Ядвига осторожно вытянула из его рук и пассом отправила книгу обратно в сундук.       Хотя Дару предназначалось самое теплое место в доме — на печи, каждый вечер и каждое утро Ядвига обнаруживала его у себя под боком. Вихрастая макушка у подбородка, сопение, перекинутая поперек тела рука или нога зачастую становились первым, что Ядвига ощущала, просыпаясь. Если Дару снилось, как он бегает по лесу, Ядвига могла получить и тычок — под ребра, по ногам, а то и в челюсть.       — Я отдал ему всю рыбу, что наловил, и еще горшочек меда. Надеюсь, он не будет есть их одновременно, а то какая-то гадость получается, — поделился Дар, вернувшись с речки, чтобы поесть и снова убежать.       Ядвига отпускала его спокойно. Лес был для Дара родным, знакомым с рождения местом. Дар умел чувствовать стихии, вовремя убегать и уворачиваться. История с медвежонком и царапиной была результатом неуемного желания познавать и общаться, и Дару необходимо было извлечь из нее уроки.       Он продолжал кормить семейство медведей рыбой и даже полез на дерево в улей, когда Ядвига сказала, что он перетаскал медведям все их запасы меда. Правда вернулся Дар в тот день совсем с другой добычей.       — Яра! Яра! Смотри, что я принес! — взбежав по ступеням, Дар протянул ей сложенные «лодочкой» ладони, в которых держал окровавленного птенца сойки.       — Я так понимаю, теперь твой лучший друг не медвежонок.       Выпавшего из гнезда птенца Дар выхаживал заботливо и упорно. Ядвига объяснила, что хотя после магического лечения птенец сможет летать, он все равно не сможет вернуться в лес — родичи его не примут.       — Пусть остается у нас, — решил Дар.       Чирик — так назвали птенца — стал постоянным спутником Дара. Он садился ему на плечо, на голову, кружил рядом, приносил Дару в клюве орехи.       — Это возмутительно! Один желторотый юнец притащил второго, и я даже затрудняюсь сказать, который из них более наглый, — сетовал Иржик, болезненно воспринявший появление в доме второй птицы, к тому же не волшебной и не ученой.       — Гед-ви-га сор-ка Кази-ми-ер-за Вой-си… Вой-сие… схов-ска, — разобрал Дар подвыцветшую вязь букв и поднял голову. — Это что, Яра?       — Где ты это взял? — Ядвига отвлеклась от булькающего в котле зелья.       — Отсюда выпало. — Дар показал на раскрытый фолиант у себя на коленях.       Щелчком пальцев левой руки Ядвига подняла пергамент в воздух, чтобы взглянуть самой. Рассмотрев содержание, она отправила документ обратно, служить закладкой в трактате о лесных растениях.       — На каком это языке? — спросил Дар.       Обнаружив латинские знакомые буквы, складывающиеся в незнакомые слова, он ждал ответа.       — На польском.       — Гедвига — это Ядвига?       Ядвига нехотя кивнула в ответ.       — А что такое «казимерза»?       — Казимеж, — поправила она. — Это имя.       — А по-нашему как будет?       — Казимир.       — Сорка — тоже имя?       — Буква «с» читается как «ц». Нет.       — Цорка Казимежа — это… жена? — расспросы продолжились.       Ядвига покачала головой.       — Сестра? — послышалось после мгновенной паузы.       — Нет.       — Дочь? — упорствовал Дар.       — Да.       — Значит, Ядвига, дочь Казимира, Войцеховска, правильно? Что там дальше написано?       — То, что там написано, уже давно не имеет значения, — ответила Ядвига, но видя, как Дар хмурится, явно не удовлетворенный ответом, добавила: — В этой записи говорится о доме, который обратился в прах за пару столетий до твоего рождения.       Удивительно, но без всякой магии бумажки иногда умудряются сохраниться лучше, чем дерево и даже камни.       — Ты жила в том доме?       — Когда-то.       — Это далеко? Там, где люди говорят по-польски?       — Да.       — Мы туда поедем?       — Не думаю.       — Сегодня на дороге какая-то женщина сказала, что я ее сын, — Дар, поделившись новостью, вопросительно поднял голову. — Она сказала, что надела мне это, когда я был маленьким, — он прикоснулся к деревянному крестику на груди.       — Все верно, — подтвердила Ядвига.       Об Устинье и ее подарке она говорила с Даром, едва в процессе наблюдения за жизнью животных у него возник вопрос «а кто моя мама?». Тогда Дар принял все легко — Ядвига объяснила ему на примере кукушат, что ребенок может расти и в чужом гнезде. Больше он к этой теме не возвращался до сегодняшнего дня.       — Что она еще сказала?       — Что живет в деревне, и чтобы я приходил к ней.       Со стороны Устиньи этот всплеск чувств при встрече мог означать что угодно. Для Ядвиги же он послужил подтверждением тому, что Дар нуждается в общении. Не с медведями, и не с сойками, и не с трехсотлетней ведьмой, а с ровесниками и обычными людьми, с кем не раз будет сталкиваться по жизни потом.       — У твоей матери есть еще две дочки, Ульяна и Марья. Они твои сестры. Если хочешь, можешь пригласить их в гости.       — Могу пригласить?       — Да.       Дар задумался.       — А где они сейчас?       — Они живут в деревне.       — Вместе?       — Да.       Ядвига знала, каким будет его следующий вопрос, но задал его Дар много позже, после целого вечера раздумий, когда как обычно привалился ей под бок на кровати.       — А почему она — моя мать — отдала тебе меня, а не другого своего ребенка?       — Думаю, потому что они родились раньше, когда ей было легче их прокормить и воспитать. Ну и другого я бы, скорее всего, не взяла.       — Почему?       Дар спросил это, стараясь казаться равнодушным.       — Потому что… это как с дружбой, — ответила Ядвига. — Ведь ты захотел дружить с одним медвежонком, а не со всеми медвежатами вообще.       — Я его просто первым увидел так близко.       — Вот. Чтобы захотеть быть с кем-то близко, нужно его увидеть по-настоящему. Пока не увидишь — это просто медвежонок, просто сойка, просто девочка или просто мальчик.       — Ты меня увидела по-настоящему и захотела, чтобы я был близко?       — Да, — Ядвига поцеловала вихры на макушке у Дара.       — Тогда получается, что она не увидела и не захотела?       — Нет, получается, что она захотела не увидеть. Потому что иначе не смогла бы тебя отдать.       Дар решил сам сходить в гости к матери и сестрам в деревню. Ядвига посчитала его решение правильным и предупредила:       — В деревне у тебя должно быть другое имя. Там нельзя называться Даром.       — Почему?       — У них в ходу только христианские имена. Твоя мать назвала тебя Тимофеем, можешь называться так, если хочешь.       Дар молчал какое-то время. Видимо, примерял на себя Тимофея. Потом спросил:       — А сам я могу выбрать имя?       — Конечно, можешь. Иржик, перечисли ему имена из святцев.       — Выбрал, — сообщил Дар после того, как прослушал монотонно зачитанный Иржиком список. — Пусть зовут меня Яр. Сокращенно от Ярослава.       По случаю знакомства с семьёй и деревней, Ядвига нарядила воспитанника в новую, с вышитым воротом и ярким плетенным поясом рубаху и мокрым гребнем причесала непослушные вихры.       — Буду нужна — позовешь, — сказала Ядвига на крыльце, хотя особой нужды в том не было — то, что Дар в опасности, она чувствовала мгновенно, как в случае с нападением медведицы.       — Я… Я хотела пойти утопиться, а потом подумала… Что… Может сначала к вам…       Девица была красива. Той неброской красотой, что раскрывается не сразу, но нравится всегда, в любые эпохи. Толстая русая коса, мягкие линии стройного тела и правильные черты лица, глаза неуловимо меняющие цвет с небесно-голубого до нежной весенней зелени.       — В моей беде разве только ведьма и сможет помочь, — сказала девица, прикрывая рот рукой, словно пыталась удержать сказанные слова.       — Что ж это за беда? — спросила Ядвига, подозревая, впрочем, что речь пойдет, скорее всего, о делах любовных.       Девица в ответ, всхлипнула и накрыла задрожавшие губы пальцами.       — Объясни толком или уходи.       — Вот, — сквозь рыданья услышала Ядвига, но яснее не стало.       — Что вот?       — Зуб… Сломался.       Тут девица разрыдалась. Сквозь ее рыдания Ядвиге, впрочем, удалось понять и отчасти разглядеть, в чем дело.       — У всех красивые зубы, белые, а у меня, как у старухи… За что? Чем я так провинилась? Ни улыбнуться, ни рта раскрыть. Парни все, как увидят, разбегаются… Или хуже того, потешаться начинают. И смердит… Ой, утоплюсь… Два раза ужо думала да не смогла… Теперь точно. Теперь ещё и сломался…       Сломался, как было видно, когда девица, махая в отчаянии руками, забывала прикрыть ими рот, один из верхних передних зубов. Остальные были тоже темные, изъеденные зубной напастью.       — Можешь не спешить к русалкам. Тут обойдется одной ведьмой, — прервала Ядвига причитания. — Со своей бедой, я так понимаю, ты ещё девственница?       — Да, — горестно закивала девица.       — Значит, в оплату я сцежу склянку твоей крови.       На раскрасневшемся от плача лице на мгновенье мелькнул испуг.       — Х-хорошо, — согласилась девица.       Ушла она через пару часов, улыбаясь, но по привычке все ещё прикрывая улыбку рукой.       Дара не было второй день.       На потолочной перекладине, нахохлившись, сидели Иржик с Чириком, Зюзя лениво грелся у печи.       — Хоррошо как… Тихо… — промурлыкал он, нарушив глубокую тишину, стоявшую в избе. — Аж непрривычно.       Ядвига тоже чувствовала непривычность этого покоя. Неужто за семь лет она так привыкла к тому, что Дар все время рядом, играет, помогает ей собирать и сушить травы, задаёт бесконечные вопросы, что теперь тишина, окружавшая ее многие годы до появления воспитанника, кажется странной? А ведь когда-то Ядвига жаждала этого покоя, чтобы обрести его стала отшельницей.       Она накинула шаль и вышла в лес, собрать грибов после дождя.       Два дня. Похоже, Устинья таки захотела оставить сына у себя. В нарушение их уговора и не осмелившись прийти сказать о своем желании открыто. За эти два дня Ядвига ни разу не уловила испуга или страха Дара, лишь отголоски тревоги, настолько слабые, что они вполне могли быть тенью ее собственных. Но сейчас и эти отголоски ушли. Стало быть, все с Даром в порядке. Но посетить деревню все же не помешает.       Грибов набралось полная корзина и шаль, которую Ядвига связала узелком. Засушить, засолить, пожарить, отобрать нужные для приготовления зелий.       На пороге Ядвига заклинанием очистила сапоги и подол юбки от грязи. Такую магию, непритязательную, но создающую ни с чем не сравнимое удобство Ядвига любила, пожалуй, больше всего.       Перешагнув порог она обнаружила за столом орудовавшего в миске с кашей большой ложкой Дара, восторженно чирикающего на его плече Чирика и радостно трущегося о мальчишечьи ноги Зюзю.       — Не пойду я больше к ним. Улька с Машкой дуры, — сердито буркнул Дар. — У них одни прялки да женихи на уме. А мать… она меня не видит по-настоящему. Совсем. Видит какого-то Тимошу, которого обязательно надо покрестить. Потащила к священнику, он с розгами за мной гонялся. Бесов собрался изгонять.       — И чем все кончилось?       — Я выскочил в окно и убежал. Ты же не отправишь меня к ней снова?       — Свободного человека нельзя никуда отправить против его воли. Ты свободный человек?       — Да! — ответил Дар без колебаний.       — Тогда, о чем вопрос? Ты можешь выбирать сам, где ты хочешь быть.       Дар сделал выбор. Теперь настала очередь Ядвиги разбираться с последствиями как ее, так и его выбора. Но раньше, чем Ядвига успела что-то предпринять, дорогу к лесной избе нашел новый гость.       — Хозяйка! — раздалось у крыльца.       Ядвига вышла.       Спешившийся с пожилой кобылы дьячок, оправив подрясник, выпрямился.       — Ядвига Казимирова Войцеховская вы будете?       — Я.       — Кем вам приходится отрок по имени Ярослав?       — Он мой воспитанник.       — Я бы хотел побеседовать с вами как раз о его воспитании.       — Слушаю вас.       — Вчера Устинья Лапина привела его в церковь. Вел он себя весьма дерзновенно и непочтительно. Осмелился говорить богохульные вещи.       — Что именно богохульное он сказал? — Ядвиге стало интересно.       — Что наш бог… — голосом дьякон выделил слова «наш бог», показывая, что ими Дар отделил себя от остальных, — …какой-то странный, что он сначала создает людей по своему образу и подобию, а потом наказывает за то, какими создал.       — И что вы ему ответили?       — Не дело человеческое осуждать божью волю, таковое осуждение есть следствие первородного греха и козней диавола.       — Полагаю, ваш ответ его не удовлетворил.       — Он осквернил храм божий богохульной, непристойной руганью. К тому же на латыни!       — До или после того, как вы попытались высечь его розгами?       — Во время.       Ядвига пожала плечами.       — Ничем не могу помочь. Мой воспитанник не выносит попыток его высечь.       — Такого буйноголового, если не взяться за него немедля, через пяток лет либо засекут насмерть, либо отправят по этапу в Сибирь. Телесное наказание есть прямой и лучший способ поправления неокрепшего разума. А вы вместо того, чтобы внушать почтение и послушание, забивали ему голову неподобающими вещами. Крестьянский детина не должен знать латынь. Это запрещено       — И что вы предлагаете? — поинтересовалась Ядвига. — Разбить ему голову, чтоб забыл?       — Прекратите его наущать. Вы и сами-то не имеете права…       Ядвига щелкнула пальцами перед глазами дьячка, и повела рукой несколько раз туда-сюда, проверяя, подействовало ли заклинание. Дьячок с раскрытым ртом и остановившимися глазами замер, издавая еле слышные невнятные звуки.       — Ярек Войцеховский из однодворцев-католиков. Вы объяснили Устинье Лапиной, что нельзя менять веру ребенку без его согласия и согласия его воспитательницы, после чего отпустили мальчика. Ко мне вы пришли уточнить, дам ли я согласие на его крещение в православие, и я такого согласия не дала.       Дьячок послушно кивал, внимая словам Ядвиги. Она снова щелкнула пальцами, и он отмер, неловко двигая челюстью.       — Со всем уважением, позвольте откланяться.