Луна все еще прекрасна

Словно в трансе, Арсений добрел до квартиры Матвиенко. Было не поздно, но он искренне надеялся, что Серега уже спит и ему не придется объясняться или притворяться, что он в норме. — Ты быстро, — сказал Сережа, встречая в дверях. Блять. — Да, там не получилось, в общем, — промямлил в ответ Арсений, снимая верхнюю одежду. Он старался не смотреть на Матвиенко, страшась, что тот тут же его раскусит. — Я, наверно, пойду спать. Устал, — неуверенно добавил он, пытаясь протиснуться через Сережу к своей комнате. — Арс, все в порядке? — Сережа легко коснулся плеча Арса. — Может хотя бы чаю попьем? — Я… нет, я пойду спать, — отозвался Попов, убирая чужую руку, и быстро вошел в комнату. Не включив свет, он добрался до кровати и сел, поджимая к себе ноги. Новая волна жалости к себе захлестнула, возобновляя в голове прокрутку недавней сцены в машине. Он винил во всем себя. Череда грубых, непростительных ошибок привела его к нынешнему положению дел. Ни одно его действие не было правильным. Он все испортил, искусно каждый раз загоняя себя в тупик. Теперь он может довольствоваться заслуженным одиночеством. Один. Совсем один. Непонятый и отвергнутый. Он прижал руку к груди, где, казалось, зияла огромная дыра. Но там еще стучало сердце. Оно билось о ребра, будто рвясь наружу, подальше от Арсения, который не умел с ним обращаться. Если его не взял Антон, то и Арсу оно тоже не нужно. Вновь подступили слезы. Горькие, жгучие слезы, застилающие глаза соленой пеленой. Лицо свело плачущей гримасой, и Арсений наконец дал волю эмоциям. Он рвано дышал, зарываясь пальцами в волосы, которые хотелось рвать на себе от безысходности. Антон снова не принял его. Не услышал, не понял, не захотел понять. Но Арс не может отпустить его, просто не может. Он хотел верить, что это лишь игра, которую затеял Шаст, что на самом деле это все обиженное притворство и чувства не угасли. Что они просто потерялись, отдалившись друг от друга. Но внутренний голос не унимался. Ты ему не нужен! Ты никому не нужен. Ни друзьям, ни семье, ни даже самому себе. Ты все просрал ради женщины, которую уже давно не любил. Ради рамок, установленных левыми, чужими людьми. А теперь сиди, давись слезами, ничтожество, пока Антон счастлив с другой. Счастлив без тебя. Пока ты тут ноешь, он даже не думает о тебе. Она лучше тебя. Ты недостоин его. Ты вообще ничего недостоин. У тебя был шанс, но теперь все упущено. Все, о чем ты мечтал, утекло сквозь пальцы. И тебе некого винить, кроме себя. Ничтожество. НичтожествоНичтожествоНичтожествоНичтожествоНичтожествоНичтожество Арсений задыхался в рыданиях, стараясь не издавать ни звука. Только громкие вдохи разрушали тишину вокруг. Он не заметил, что уже сидит на полу, обнимая и прижимая к себе ноги и прикусывая до крови губы, будто физическая боль могла притупить душевную. Все тщетно. Он мог убежать из машины или города, но он не мог спастись от разрушающих мыслей в голове. Они возникали вновь и вновь, разрывая в клочья все нутро, сковывали словно цепями, оставляя ожоги на коже. В дверь постучали. От испуга он вскочил на ноги и метнулся к окну, встав спиной к двери, чтобы Сережа не увидел, в каком он состоянии. — Арс, — тихо позвал друг, входя в комнату, пока Арсений судорожно пытался восстановить дыхание, вытирая нескончаемые слезы. Было, конечно, очень наивно полагать, что Матвиенко не захочет зайти к нему, но отзываться Арс не стал, уповая, что тот все поймет и уйдет сам. — Арс, — вновь позвал Сережа, медленно приближаясь. Хотелось убежать, спрятаться, забиться в угол и сидеть там без посторонних глаз, пока он не придет в себя или хотя бы перестанет сотрясаться от рыданий. Но на ряду с этим возник порыв наконец все рассказать, выплеснуть из себя всю эту неприятную правду с пикантными подробностями личной жизни, ведь может так, хотя бы на чуть-чуть, но могло стать легче. Но несмотря на все шутки, приколы и артоны, сокровенная истина оставалась только между ним и Антоном, а друг мог и не принять этого, так что к прочему теперь Арсений разрывался от сомнений, говорить ли правду. Сережа подошел совсем близко, и его рука легла на подрагивающее плечо Арсения, решающего, что же ему делать. Матвиенко чуть сжал плечо, заставляя Арса наконец отреагировать на него и развернуться. Их освещали только уличные фонари с блеклыми лучами, что позволили различить обеспокоенный лик Сережи и, скорее всего, осветили нынешний видок Арсения. — Мне так плохо, — единственное, что он смог произнести, предчувствуя новую волну истерики, и закрыл лицо ладонями. Громкие всхлипы к его стыду раздались по комнате, но был ли смысл их сдерживать. Матвиенко, помедлив, крепко обнял друга, прижимая к себе. Арсений, отнимая руки от себя, вцепился в ответ, прижимаясь сильно и отчаянно, будто это объятие могло исцелить его раны, прогнать все страхи и унять тревоги. Такого раньше не было. Арсений никогда не позволял себе подобного проявления эмоций, а Сережа никогда его так не успокаивал. — Арс, все хорошо. Что бы не случилось, я здесь, я с тобой, — проговаривал Сережа, не отпуская. Это было странно, но необходимо. Спустя время и пару доз успокоительного, к Арсению вернулась способность говорить без дрожи в голосе и подступающего кома в горле. Сережа старался молчать. Наверно, не хотел давить. Наконец Арс выдохнул и поднял глаза на Матвиенко, снова прикидывая рациональность решения все рассказать прямо сейчас. И пусть он сам с этой правдой жил уже шесть лет, ее озвучивание казалось чем-то непреодолимым. В тот момент, как он все расскажет, он сам окончательно и бесповоротно признает эти факты, хотя сегодня, возможно, все закончилось. Стало страшно. Еще и от того, как к этому отнесется Сережа. Вряд ли он выставил бы его за порог, но и терять друга в случае чего совсем не хотелось. Матвиенко внимательно смотрел на Арсения в ожидании. — Сереж, я… я должен тебе кое-что рассказать, — неуверенно начал Арсений, переводя взгляд то на свои руки, то на кружку, то обратно на приятеля. — Я слушаю, Арс, — тихо, будто боясь спугнуть, отозвался Матвиенко. Давно Арсению не было так тяжело подбирать слова. Он взвешивал каждое, все не решаясь их произнести. — В общем, — Арсений перевел взгляд на свое кольцо, нервно прокручивая его на пальце, — между нами с Антоном, — он поднял взгляд на Сережу вновь, — кое-что есть. Выдох. Сережа замер и слегка округлил глаза от удивления. — Кое-что? — переспросил он. — Кое-что, — повторил Арсений, глядя на друга, который явно растерялся от неожиданного признания. — И… кхм… и давно? — неуверенно поинтересовался он, нервно приглаживая волосы. — Да, — тихо ответил Арсений, не разрывая зрительного контакта, чем, возможно, смущал друга еще больше. — И что-то случилось? — Типа того. — Что ж… Пожалуй, чтобы это осознать и принять потребуется какое-то время… — в тоне Сережи не было отвращения, скорее, сплошное удивление, но слова все равно заставили Арсения немного напрячься, потому что друг замолк, продолжая в недоумении поднимать брови, хотя те уже были на своей предельной высоте. Сережа медлил, порождая новые тревоги. Если он не готов больше общаться с Арсением, то это станет смертельным нокаутом. — Но, Арс, — продолжил Сережа и для убедительности подался чуть вперед, — чтобы я понимал, как тебя сейчас поддержать, ты должен мне рассказать немного больше. Даже если Серега соврал и на самом деле хотел бы послать Арсения, куда подальше, он никак не показывал этого, и Арс еще раз прочувствовал на себе значение присказки «камень с души» — он действительно был прибит грузом тайны и страха открыться, а теперь словно избавился от бремени и мог сквозь толщу других загонов пробиваться к поверхности. Хотя до поверхности было еще далеко. Как же ему повезло с Сережей. Необходимо было ему рассказать все с самого начала. Но где оно было? В первую встречу? Или спустя полгода? Или у той чертовой скамейки? Или все завертелось только после пьяного признания? А нужно ли это все знать Сереже, чтобы проникнуться проблемой расставания? Это оказалось сложнее, чем предполагалось. Арсений заерзал на месте, не понимая, что говорить. — Я не знаю, когда это точно началось, но шло все с переменным успехом. Не хочу вдаваться в детали… Но в последнее время Антон сторонится меня, если можно так выразиться, и это убивает меня, — выдал наконец Арсений. — Подожди, — Сережа прикрыл глаза, переваривая услышанное, — Он же вроде как был с Ирой? — Да, — Арсений перевел взгляд на руки, как будто они могли оказать моральную поддержку, и тяжело вздохнул. — В этом одна из проблем. — Но они вместе так давно. Ты терпишь все это время? — Сережа открыл глаза и с укором уставился на Арсения. Вопрос сбил с толку, так как он никогда не думал об их с Антоном отношениях с этой стороны. — Не терплю. Нет, это другое… — Что другое, Арс? Арсений посмотрел на друга, выглядящего теперь рассерженным. Наверно, стоило все-таки Сереже рассказать все подробнее. — Давай по порядку. Что-то более-менее серьезное у нас началось в 2016 году, но тогда… я оставил его. И вернулся к жене. Хотя не то чтобы я уходил от нее… В общем, после этого Шаст начал встречаться с Ирой. Мы были просто друзьями, но иногда и могли позволить лишнего. В итоге, мы снова сошлись. 2 года назад. И все было лучше не придумать, пока в какой-то момент все не пошло по пизде. Я не разводился, а он устал ждать. А потом… — Арсений вспомнил ночь после московского концерта. Снова захотелось реветь. — В общем, он сказал, что ему будет лучше без меня… Он будто возненавидел меня. Судя по выражению лица, Сережа был в полном шоке от рассказа — как минимум, его брови вновь взмыли вверх, ставя новые рекорды. В целом, его можно было понять. Слишком много внезапных и запутанных откровений. — Почему ты оставил его тогда? — спросил он. Почему-то из всего сказанного он выцепил именно этот факт. — Так было нужно. И ему, и мне. Я был связан обязательствами, я… — Арсений замялся, вспоминая все страхи, сомнения, а главное — обстоятельства, что одолевали его тогда, — ... боялся. Не понимал, к чему это может все прийти. — А теперь не боишься? — Сережа слегка прищурился, внимая каждому слову, словно они играли в прием у психиатра. — Теперь не боюсь. Я даже развожусь ради него. Но это уже, видимо, ему действительно не нужно, — Попов потер глаза, предупреждая возможные слезы, но успокоительное, к его счастью, тормозило бушующие эмоции. — Он говорит, что мы друг другу больше никто. — Арс, слушай, если он не собирается бросать Иру и быть с тобой, то ты просто страдаешь зря. — Что? — спросил Арсений, вообще-то прекрасно все расслышав, но сказанное в голове немного не укладывалось. — Если он тебя не любит, то ты не должен терпеть такое отношение, — перефразировал Сережа. Его тон был спокойным, но каждое слово вновь горело внутри Арсения. Если он тебя не любит. — Я не знаю, любит ли он меня. Теперь. — Но он открытым текстом заявил про расставание, я правильно понял? — Д-да, — промямлил Арсений и стал немного задыхаться. Арсений не хотел правды, он хотел услышать, что все будет хорошо, что Антон вернется и все будет, как в лучшие их годы. Он не хотел такой прямолинейности от Сережи, хотя понимал, что друг в чем-то прав, и от этого становилось только хуже. — Но я не смогу жить без него! — вдруг выпалил он. — Арс, конечно сможешь. Это просто были зависимые отношения. Такие ни к чему хорошему не приводят. — Нет у меня зависимости от него, — протестовал Арсений, начиная даже немного сердиться. Казалось, что Серега вообще ничего не понял, и теперь делает довольно сомнительные выводы. Точнее, они может и верные, но не в их с Антоном контексте. — Знаешь, все, что я увидел и услышал сегодня, в любом случае указывает на то, что ты несчастлив. А зачем тебе это тогда? — Сережа развел руками в стороны, будто искренне не понимая мотивацию Арсения. — Потому что я люблю его, Сереж. Да, я виноват, но… Я не хочу ничего заканчивать. Я хочу быть с ним! Матвиенко на мгновение замер от неожиданного признания. — Но если он не хочет, Арс? — помедлив, с болью в голосе спросил Сережа, опуская руки. А вот это было в точку. И ответа Арсений не знал. Он не думал и даже не хотел представлять мир, где они с Антоном не идут по жизни вместе. Он хотел все исправить, но не знал, как. — Я не знаю, — ответил Арсений, смакуя правду, к которой не был готов. — Мы же еще работаем вместе. Если мы расстанемся… Я не хочу, чтобы у него возникли трудности из-за меня. — Ты себя слышишь вообще? Первый, о ком ты должен думать и заботиться, это ты сам. Не думал, что у тебя, Арсений, когда-то возникнут с этим проблемы, — Сережа скрестил руки на груди и недовольно уставился в окно, размышляя над их беседой. — Дошутились, блять. Если бы я знал, во что это выльется, вообще бы ни разу рот не открыл, — он перевел взгляд обратно на Арсения, которому просто хотелось стечь под стол и раствориться в кухонном кафеле. — Не думай, что я не поддерживаю тебя. Просто я не хочу, чтобы ты страдал, понимаешь? И не хочу, чтобы у тебя были пустые надежды. — Да, — тихо отозвался Арсений. Он понимал, что Сережа делает выводы только на херово рассказанном ему сегодня, но осознание, что друг был во многом прав, терзало душу. Хотелось отмахнуться от всех слов и запереться в своих мечтах, где все складывается как нельзя лучше. А не как сейчас. — Конечно, может быть он ведет себя странно, потому что ты что-то не так сделал? Может, он мстит или… — начал строить догадки Сережа, бегая глазами по потолку, будто разыскивая там ответ. — Не знаю. Не хочу ему искать оправданий. — Есть кое-что, из последнего. Я как раз слишком много думал о себе и ни разу не подумал об Антоне… — Арсений виновато опустил взгляд. — Как-то раз от злости на Антона я… пытался соблазнить Иру. — Еба-а-ать, — Сережа разочарованно прикрыл лицо руками, пытаясь принять очередное заявление Арсения, которому от собственных слов стало дурно. Этот поступок, наверно, он себе никогда не простит. — Когда, зачем, Арс? — спросил Матвиенко, вставая со своего места и подходя к Арсению. Сережа присел перед непутевым другом на корточки, кладя руки ему на колени, призывая посмотреть на него. В его взгляде было столько непонимания и жалости, что вновь наворачивались слезы. И Арсений не мог вымолвить ни слова. Мысли снова путались в голове. Он вглядывался в глаза напротив, ища утешения, но понимал, что не заслуживал его. — Я все испортил… — прошептал Арсений. — Мы все совершаем ошибки, Арс. Но сейчас не время сдаваться. Не ради Антона. Ради себя. — Не представляю, что мне делать, Сереж. Я не знаю, как все исправить.