Луна все еще прекрасна

Арсений был подавлен. Уже, конечно, не купался в бездонной трагедии, но печаль никак не покидала его. Он знал, что виноват. С каждым днем он ощущал это все острее, но все же в самобичевании он уже не видел большого смысла. Ему хотелось торжественного воссоединения. И хоть последние слова Антона его задели по самую душу, он ждал его. Арсений рисовал картины того, как Шастун готовит сюрприз, что вот-вот он внезапно приедет, бросив все свои дела, и раскается, что был неправ, так жестко его отшив, и что ему кроме Арсения никто не нужен. Он представлял, как Антон страдает из-за сказанных им слов, как он обдумывает план извинений, как он мучается и горюет в разлуке. Воображал, что Антон будет наконец готов его спокойно выслушать, и Арс расскажет правду о том вечере, и Шаст поймет, что они не должны расставаться из-за какой-то шкуры. Но фантазии как обычно разбивались о серую реальность, где Арсений просто круглосуточно наблюдал за меняющейся строчкой «был 6 минут назад». Ни звонков, ни сообщений, ни одного чертового лайка. Даже сторис не смотрит, сука. Если бы ему было все равно, он бы вряд ли стал себя вести так. Так, как Арсений. Неминуемо приближались дни, когда они были вынуждены встретиться. В этом определенно есть недостаток совместной работы. Придется вновь напялить маску хорошего настроения и делать вид, что сердце не ноет от каждого взгляда в свою сторону, которые потом еще зациклят по миллиону раз в разных соцсетях. Но это была и возможность увидеться. И Арсений ее никогда не упускал. Он мечтал о различных вариациях их примирения. Например, что Арсений заболеет, свалится прямо на съемках, и сердце Антона не выдержит, вынудив его примчаться к нему на помощь. Или что Арс скажет во время очередной импровизации что-то такое душераздирающее с намеком на личное, что Шаст кинется ему в объятия прямо во время мотора на глазах шокированной публики. Мысли о хорошем финале затмевали грусть, и Арсений хоть на чуть-чуть, но чувствовал себя лучше. В конце концов, у них должен быть хороший финал. *** — Нет. Он мне ничего не писал, — сказал Серега, сев в машину. Подумав немного, добавил: — Арсений, он мне не то, что в последние несколько дней, он мне никогда не писал! — он в недоумении повернул голову к Арсению, даря суровый взгляд. Сережа любезнейшим образом согласился встретить Арсения с поезда, и теперь они стояли в вечерней московской пробке. — Ну мало ли! — ответил Арсений, вскидывая руки в сдающемся жесте. — Мне тоже. — Может, звонил? Нахуя ты выключил телефон, если ждал звонка? И почему у тебя нет функции «Кто звонил?» или как там. — Потому что вот такой я человек, Сергей! — Арсений фыркнул, отворачиваясь от друга. — Не знаю, когда-то давно еще зажмотил лишние деньги, а потом не стал подключать просто. — Интересно, сколько кастингов ты так проебал. Неинтересно. — Как ты вообще? Не скучал особо? — спросил Сережа, переключая треки в машине. — Смотря, что ты имеешь в виду под «скучал». — Я точно не про длинного. Про него вообще не хочу слушать ничего. Арсений снова недовольно фыркнул, закатывая глаза. — Что, блять, пф? Разве не из-за него ты у меня на плече ревел белугой? — Сережа вновь перевел взгляд на Арсения, стараясь им явно сразить наповал. — Ой, да хорош, — Арсений не выдержал этого взгляда и отвернулся к окну. Он был уже в другой фазе переживаний, и потому не хотел слышать в адрес Антона даже намек на негатив. — Че хорош-то? Арс, епта. Это не дело. Он морально покалечил тебя, ты не должен скучать по нему. Если ты, конечно, не мазохист. Как это называется? Стокгольмский синдром? Вот эта хуйня у тебя, — Сережа ткнул пальцем в плечо друга, заставляя повернуться к нему. Автомобиль не двигался вообще. В прошлый раз, когда Арсений оказался в пробке, он очень удачно сбежал, прекратив все разговоры, что были ему не по душе. Но с Серегой такое провернуть нельзя. — Нет у меня никакого синдрома, — Попов наконец развернулся к Матвиенко, спеша вернуть все тычки. — Как нет? — хихикая, ответил Сережа, пытаясь увернуться от назойливых пальцев. — Есть конечно. Послушай себя как-нибудь, и все поймешь. И прекрати тыкать. Или больше не в кого теперь? — Ой, фу, Сережа, ну еб твою мать! — краснея от смеха и стыда произнес Арс, тут же убрав руки подальше от друга. — Тыкал ты, а фу — я? Ну-ну. — Короче, у меня нет ни синдрома, ни зависимости. Он же для меня не пустой звук, как я для него, поэтому скучаю. — Я не понимаю этого, извини, — отрезал Сережа, переводя взгляд на дорогу. — Ты никогда не любил? — Любил. И когда это было… то я точно не помню ебанины вроде вашей. Я не скрывался, был счастлив, не было никаких секретов, а самое главное, — Сережа снова повернулся к Арсению лицом, чтобы взглянуть в глаза для точного донесения мысли, — не было никаких третьих лиц в этих отношениях. Как и в нынешних, к слову. Арсений безмолвно смотрел на друга, осознавая сказанное. Сережа снова был прав, но его слова будто ножи — резали по коже, оставляя жгучие следы и кровоточащие раны, которые только-только зажили от предыдущей порции правды. — Знаешь, я даже могу, наверно, понять, почему ты пошел на сделку с совестью и стал изменять жене. Хотя это тоже надо обсудить. Но то, что ты смирился с Ирой… Тяжело верится. — А что мне прикажешь делать? Она уже просто так никуда не денется. — Что значит денется — не денется. Это выбор Антона. Но почему ты так легко это принял? Почему ты это терпишь до сих пор? — Это было нелегко, — голос Арсения дрогнул, и он отвернулся к окну. — Тогда зачем? — Просто… Арс понял, что нужно рассказать о том событии, которое не давало покоя Арсению, временами все еще терзая душу. После которого все пошло не так, как он хотел бы. Он собрался с мыслями и духом и продолжил. — После того, как я решил сделать выбор в пользу жены, мы какое-то время с Антоном были реально просто друзьями, тем более проект шел в гору, мы начали гастролировать, все было классно. Потом, вроде осенью 2017, его переклинило. Он стал подстраивать ситуации, чтобы мы оказывались наедине. Он был таким напористым и страстным, что я не мог устоять. Наверно, это можно было назвать сексом по дружбе. Неважно. И мне безумно нравилось: у нас была одна тайна на двоих, будто мы были против всех. Нас не связывали обязательства или обещания, мы даже никак не договаривались об этом, просто плыли по течению эмоций и порывов, наслаждались моментами, — от воспоминаний о тех временах губ Арсения на пару мгновений коснулась легкая улыбка. — Затем мы как-то ненадолго разлучились. Месяц после нового года. Я тосковал по нему, но не думал, что это что-то серьезное. Ну вроде привык видеть его каждый день, а тут… А потом нас отправили вместе на открытие шоу «Песни». Боже, что это были за дни. Я осознал, что смертельно скучал. На мероприятии почти не могли держать себя в руках, потому что это была настолько долгожданная встреча, что уже было не до шоу. Мы тогда еще поселились вместе… В общем, это было прекрасное время. Я потихоньку стал замечать, что мои чувства к Антону вновь проснулись. Что, возможно, есть смысл попробовать еще раз. — Прости, что перебиваю, но где твоя жена в этом повествовании? — осторожно спросил Сережа. — Жена, — Арсений ухмыльнулся, глядя на дорогу перед собой. — Она все это время была в Питере. В целом, на фоне интрижки с Антоном наши с ней отношения даже немного наладились. Знаешь, будто я был в балансе, получая все необходимые эмоции с разных сторон. Соглашусь, это было подло, но и отрицать это и юлить сейчас глупо. Но меня пугала мысль бросить ее и малышку, потому что сулили слишком призрачные перспективы, — Арсений замолк, задумавшись о чем-то. — Это я уже слышал. И что же было дальше? — слова Сережи будто вывели из транса, возвращая в реальность. — В тот момент, когда я стал понимать, что снова втюрился… или перестал обманываться, что был влюблен уже пару лет, не знаю… то начал замечать странности. Точнее, даже так: мы стали проводить чуть больше времени вместе, именно наедине, и я видел, что он, например, не просто залипает в телефоне, а кому-то пишет. Он увиливал от многих моих вопросов, недоговаривал. А когда он возвращался в Воронеж, то и вовсе пропадал. Я понял, что он что-то скрывает, но не решался спросить. Типа меньше знаешь, крепче спишь. — И он рассказал сам в итоге? — Не совсем. На съемках, в гримерке… Я увидел как-то уведомления. От Иры. Мне не хотелось их читать, но как только их увидел, то уже не мог не прочитать. В сообщениях вроде не было ничего такого, но я сразу все понял. Было очень неприятно, скажем так. Меня прям похуевило. Я даже не осознавал до этого, как подобная ситуация может по мне ударить. Арсений вздохнул, предаваясь отвратительным воспоминаниям. — У меня были некоторые догадки, но ни одна не наталкивала на мысль, что он с кем-то в почти серьезных отношениях. И тогда я понял, что попал. Но было поздно. В итоге, спросил его напрямую, потому что сил на игру в кошки-мышки не было совсем. И… он сказал, что встречается с ней больше года. Что все началось как раз тогда, когда я уехал, — зачем я только это сделал, — И добавил, что она приедет на последние мартовские моторы. — Подожди. Это ты про, — Сережа, видимо, стал считать про себя все озвученные временные промежутки, — 2018 же сейчас? — Да, блять. И самое ужасное, что это было на глазах у всех! Буквально всех! Я тогда повел себя максимально непрофессионально, и теперь у всего Фандома дата 17 марта — официальный день траура, — Арсений тяжело выдохнул. — Как и у меня, впрочем. Он просто уехал с ней. А я остался наедине со своими ненужными чувствами. — Ты был со мной тогда, — ввернул замечание Сережа, пытаясь сдвинуть авто еще на пару миллиметров в плотном потоке машин. — Да, но я не мог ничего тебе рассказать. Ни тебе, ни кому-то еще. Вообще никому. Сейчас я рад, что могу поделиться с тобой всем. Хотя не знаю, надо ли оно тебе. — Мда, ребята. Я всю жизнь не понимал, что творится у тебя в голове, но и Антошка наш оказался не так-то прост, — усмехнулся Матвиенко, переваривая услышанное. — И с тех пор ты терпишь? — Что ты привязался к этому ебаному слову?! — негодующе проворчал Арсений, бросая недовольный взгляд на друга. — Ну а что ты делаешь? Как это назвать? — Нет. Терпели мы сейчас. Тогда я отстранился. Тогда у меня еще были остатки самоуважения. Понял, что он тупо использовал меня. — Но разве ты не занимался тем же? — Нет, почему? — вопрос не то чтобы возмутил, но возмутил. — Ты такой забавный, Арс. То есть то, что он был... как бы его назвать-то менее обидно… то, что он был твоим любовником, к которому ты бегал, когда жена надоедала, это нормально — Арсений Сергеевич доволен. А то, что Антон делал ровно то же самое — то это уже неприемлемо, и он тебя использовал? — Он мог догадываться, что у меня чувства! Я стал жертвой его необдуманных действий, — Арсений заводился, не фильтруя то, что приходило ему в голову. — Он пользовался мной, когда ему вздумается, а потом уезжал восвояси, как ни в чем не бывало. А потом еще обвинил меня в том, что это я его кинул. — И ты мог догадываться, что у него было что-то! Жертва, блять. Ебаный в рот, Арсений, какой же ты невыносимый, Господи! Почему не хочешь понимать очевидное! Он использовал тебя ровно так же, как и ты его. Просто один в один. Более того, сам говорил — ты его реально однажды уже бросил, непонятно зачем. На что ты надеялся? Что он, как верный пес, будет тебя ждать всю жизнь? Ты навыдумывал себе что-то и обиделся, что Шастун не отыграл по сценарию, которого он никогда не знал, — стало понятно, что Сережа разозлился и уже не сдерживался в высказываниях. — И вообще, что это за отношения без обязательств? Таким, дорогой мой, надо переболеть в юношестве, настрадаться вдоволь и забыть, как страшный сон. Потому что ну ни разу ни у кого это не закончилось хорошо, — Сережа замолк, обдумывая что-то. Вдруг он резко повернулся к другу: — Да ты, блять, еще и телку его клеил! Ты соблазнял девушку своего парня! Пиздец, если кто и жертва из вас двоих, то это Антон. Я почти перешел на его сторону. — Сереж, к чему вот это сейчас? Уже… уже ничего не вернуть. Те времена прошли, я даже, представь себе, признал свои ошибки. Сейчас другая проблема. Я умолял простить меня, а он… — снова захотелось сбежать, чтобы сказанные Сережей слова и собственные выводы не добили его окончательно. — Да, прошли, но, возможно, как раз разбор полетов тех времен помог бы тебе понять его сейчас. Есть ощущение, что ты вообще всю ситуацию интерпретируешь неправильно. Ну или я нихуя не понимаю. Забавно. Они с Антоном знакомы так долго, а ведь Попов действительно перестал понимать его, словно никогда толком и не знал. Они проводили так много времени вместе, но почти никогда не обсуждали, что у них на душе. Так, только редкие перепалки. Арсений ухватился за слова Сереги, как за соломинку: в них можно было разглядеть намек, светлую надежду на то, что если во всем хорошенько разобраться — все наладится. Такой вариант его очень воодушевлял. — Мученик ты наш. Обиделся, что тебя не простили. Пиздец. Ты же сам все нахуевертил! С подачек Шаста, конечно. Вы, блять, не жертвы, вы долбоебы! Хотя я, лично я, все равно придерживаюсь мнения, что тебе надо держаться от него подальше, — не унимался Сережа. — Ну, насколько это возможно в наших текущих условиях. Не привлекай внимания, не пиши ничего. В конце концов, тогда же ты как-то перестал к нему лезть? — Да, но… — Арсений замялся, вспоминая события двухлетней давности. — Но…? — нетерпеливо спросил Сережа, ожидая продолжения. — Тогда я понял, что люблю его пиздец. Может, подстегнуло, что он недосягаем, я не знаю. Но он… в общем, это было сильнее нас. — Вас или тебя? Скажи, только честно, он вообще говорил, что любил тебя? Хоть раз? — Сережа вновь уставился на Попова требовательным взглядом. Арсений посмотрел на друга и, предавшись наконец приятным воспоминаниям, впервые за вечер нормально улыбнулся. — Не раз.