***
Тревожная ночь нихера не помогла ему настроиться. Или хотя бы придумать, с чего вообще начать разговор. Чтобы было не пафосно, не слишком драматично, слаженно и по делу. Чик-чик и готово. Но так стопудово не будет. И Шасту тошно от предвкушения, что они не расстанутся друзьями и не обменяются на прощание приятными словами, как это было с Ниной, что надо приготовиться к крикам, слезам и прочим прелестям столь нелегкого дела. Если к такому вообще можно было подготовиться. Как назло, Ира все никак не возвращалась домой, оттягивая момент истины. Антона это раздражало, напряжение тлело внутри, угрожая разгореться от нетерпения в любой момент. И скорее всего в самый неподходящий. И в таком случае Шаст рискует просто сорваться и начать орать девушке все, что придет на ум, а не пытаться вести конструктивный диалог. На мгновение даже возникло желание просто позвонить ей. Сказать мол он больше так не может, а значит время для тяжелого разговора настало прямо сейчас. Он бы попытался ей все объяснить, типа это не ее вина, а его, у него бы, конечно, ничего не получилось… Ладно, это было бы полнейшим свинством. Ира достойна нормального разговора глаза в глаза, как бы Антону не хотелось этого избежать. Спустя бессчетное количество видео-разборов фильмов Марвел, не пойми откуда взявшихся в его рекомендациях в таком количестве, одну вытрепанную нервную систему и почти пачку сигарет, когда Антон почти перестал ждать свою сожительницу, она наконец вернулась домой. Пытаться храбриться было бесполезно — тело тут же стало каким-то резиновым, дыхание сперло, а в ушах загудело. Он чувствовал себя, как перед расстрелом. Понятно, что Ира вряд ли его прям убьет, но одолевало какое-то вязкое мерзкое чувство — сейчас обоим будет очень хуево. Нервы шалили, срочно требуя сигаретку для расслабления. А лучше две. Как-то многовато стресса в последнее время… Решив, что перекур не сильно задержит их разборки, Антон уже почти отправился на балкон, как наконец-то Ира оказалась в проеме. Почему-то выглядела она не менее взволнованно, чем Шастун. — Что за сумка в коридоре? — с порога комнаты спросила Ира. Вот я еблан. Разговор еще не успел начаться, а Шаст уже допустил промах. Он совершенно забыл спрятать подготовленную к отъезду сумку. Просто кинул ее в коридоре без задней мысли. Блять, он бы еще фотографию Арсения в коридоре повесил, чтоб наверняка. Даже не напиздеть, что он тупо не разбирал шмотки с Питера, ведь она видела, как он уезжал с небольшим рюкзаком. С другой стороны, если бы она влетела, светясь от счастья, он бы сдох пытаться начать с ней разговор. — Ир, нам надо поговорить, — клише-клише-клише, но Антон не знал, как иначе подвести их к сути без никому ненужных оправданий. Ира с вызовом посмотрела на него, скрещивая руки на груди. Промелькнула мысль, что она догадалась про Попова. В конце концов, интернет Шаст им оплачивал стабильно, а значит узнать о гастролях Арсения, которые так удачно выпали на «командировку» Антона, и сложить одно с другим труда не составило бы. — Говори, — ответила девушка, подходя ближе. Ща блевану. — Я давно не мог это сказать и тем более сделать, — каждое слово давалось так тяжело, будто он разгружал вагоны, а не пытался разговаривать, — но так не может дальше продолжаться. Наши отношения они… уже давно не счастливые, и я думаю, что пора… нам пора разойтись. ФУХ. Ира смотрела на него нечитаемым взглядом. Показалось, что она вообще прослушала все, что он так старался сказать. — А ты не думал, почему они не счастливые? — наконец она подала голос, предвещая грандиозные разборки. — Конечно, думал. Я… слушай, я просто не могу дать тебе то, чего ты хочешь. Звучало как-то слишком пафосно. Откуда эти фразочки в его голове? Они заложены генетически или это влияние сраного Голливуда? — Ты и не пытался, знаешь ли. Антон мог поспорить, что пытался. Не очень, но пытался. Как минимум, если притянуть за уши, можно было сказать, что из-за нее он летом бросил Арсения. Но сейчас это было бы неуместно. Нет смысла доказывать свою правоту, он лишь хочет не сделать ей слишком больно. — Может и не пытался, — решил смириться Шаст, глядя на свои многочисленные кольца. Зачем он их напялил сегодня в таком количестве? Как они ему, блять, помогут? — И даже не хочешь пробовать? — спросила Ира, и, блять, хуже дела, чем отнимать у кого-то надежду, нет на свете. Антон так ужасно чувствовал себя, что почти готов был ответить «А давай», лишь бы этот разговор закончился и ему не пришлось опять с кем-то ругаться из-за своих решений или убеждений. Но кому будет от этого лучше? Да и сумочка уже собрана. Вспомнив о силе правды и собрав наконец волю в кулак, он ответил: — Не хочу. Ира закрыла лицо руками, содрогаясь от подступающей истерики. Скорее всего, она бы так отреагировала и год, и два назад, но не покидало ощущение, что сделай Шаст все раньше, то никакой супердрамы не предвиделось бы. Зачем он все это намутил, зачем завел этот странный роман, от которого ровным счетом вообще не было никакой пользы? Неужели не нашлось другого выхода заглушить свою невзаимную влюбленность или прикрыть разноцветные грехи? Антон мог бы обвинить в этом Арсения, который когда-то вообще придумал расстаться с ним в каморке, что за актовым залом. Особенно теперь, с учетом новой, добытой в Питере информации, повесить всю ответственность на Арса было бы куда логичнее, но не Арс затеял эти полуфиктивные отношения. Тот лишь хотел как лучше, в то время как Антон уже начал пудрить мозги девчонке. Кроме себя винить и некого. Пиздец. Почему он был так наивен и глуп? Он же буквально не видел дальше своего носа, ни в чем толком не разбирался, позволяя событиям управлять его жизнью, а не наоборот. Почему он теперь, повзрослевший и абсолютно несчастный, должен тонуть в собственных сожалениях об ошибках прошлого? Почему он вынужден сейчас вот так разгребать все это дерьмо? Нахлынуло отвращение. Не к Ире — к самому себе. Это было удивительно: имея такой ошеломительный успех, любовь публики и все блага популярности, так сильно ненавидеть себя. Но сейчас, когда девушка, что шла с ним бок о бок столько лет, захлебывается из-за него слезами, ни о каком самоуважении не может идти и речи. Почему Антон вообще решил, что жить с человеком, который тебе не интересен, и притворяться, что ты его половина, охуенная идея? И как он не заметил, что этот цирк продолжался столь долго? Кто он после этого? Всхлипы Иры наполняли комнату. Жалостливые объятия вряд ли ее утешат, скорее даже наоборот, но и безучастно смотреть на это было невыносимо. Вот он — плод его творений: разбитый горем человек, который был много лет даже не осознавал, что просто является прикрытием и способом жалких манипуляций. Еще хуже, если осознавал, но ждал, что все обойдется. Сейчас Шаст понимает, как мерзко относился к ней. Скорее, как к вещи, красивой игрушке, которую иногда надо ублажить интимом или поездкой за границу, чтобы можно было и дальше прятать свою пассивную натуру. Какой же я мудила. — Знаешь что, — начала Ира, вытирая нескончаемые потоки слез, — а я ведь до последнего верила, что ты все-таки одумаешься. Она запиналась, прерываясь на судорожные вздохи и всхлипы, отчего сказанное шарашило еще больнее. — Старалась во всем быть идеальной, подстраиваться. Господи, я даже закрывала глаза на твои эти шашни с Арсением. Попов частенько становился причиной их ссор, но никогда они не происходили в контексте «я знаю, что ты мне изменяешь с ним». А теперь «шашни». Забавное открытие. — Но тебе было плевать на меня, что бы я не делала. Ты просто жалкий эгоист, который думает только о себе! — бросила Ира, подходя ближе. — И знаешь, что? Если ты с ним вел себя так же, как со мной, то я не удивлена, что он уехал. Как пощечина. Антон отчего-то резко подскочил, возвышаясь над хрупкой девушкой, по ощущениям, вдвое. Иррациональный гнев вскипел в нем в мгновение ока, и только чувство вины заставляло его срочно засунуть свой язык куда подальше, чтобы не обострять конфликт сильнее. — Услышал что-то неприятное, Тош? Не то слово. — Не надо приплетать сюда Арсения, — скорее прокряхтел Шаст, держась из последних сил, чтобы не лопнуть от напряжения. — Я понимаю, что тебе обидно и ты хочешь задеть меня, но давай обойдемся без него. — Да, Антон, было бы здорово сделать это хоть раз. Но проблема в том, что без него никогда не обходилось, — сказала Ира, утирая слезы. — Он всегда был с нами третьим, хотя вы, наверно, считали иначе. Думали, что я лишняя, что я мешаю. — Но ведь был момент, когда я чуть не стал третьим лишним? Или это не считается по-твоему? — парировал Антон. Он не знал, зачем это сказал. Ее и так бросают, а Шаст будто решил подлить масла в огонь, добавляя нотки бытового экшена. В целом, их непонятный любовный треугольник сейчас волновал его меньше всего, но с другой стороны, иного шанса узнать версию Иры может уже и не представится. — То есть вот так ты теперь заговорил? Блять, началось. — Ир, правда, я тебя ни в чем не обвиняю. И я не хочу ссориться, сейчас речь вообще не об этом. Ира сверлила его взглядом, кипя от обиды и злости. Ее можно было понять: в один миг вся сказка, что и так держалась на соплях, со свистом полетела в пизду. Никаких «жили долго и счастливо» не наблюдается, принц оказался голубых кровей во всех смыслах, зло победило — не сказка, а хуйня. — Еще бы ты меня обвинял в том, в чем виноват сам, — наконец сказала Ира, набрав в грудь побольше воздуха. Интересно, есть хотя бы одна вещь, в которой я не виноват? — Но не я же толкнул тебя к Арсу в объятия. — Именно это ты и сделал. Антон не понимал ничего вообще. — Ты забил на меня, и я просто решила восполнить недостаток внимания, — ответила на немой вопрос Ира, запутывая этот клубок абсурда еще сильнее. То есть мало того, что это событие одно из самых отвратительных в жизни Антона, так оно еще было заранее спланировано? — Ты сейчас серьезно? Ты намеренно хотела склеить Арсения? — Серьезно, — надменно ответила девушка, пытаясь, видимо, укрепить свою позицию, обернуть ситуацию в свою сторону или хуй знает, зачем она это делала. — У меня не было четкого плана, я просто подумывала об этом, а в тот вечер все сложилось. — Но почему он? — из великого множества продюсеров, актеров, креативщиков, съемочной группы и других бравых ремесленников канала выбор пал именно на его мужика, ну блять! — Ну ты же тоже на него запал. Справедливо. — И он был вроде как твоим другом, так тебе было бы обиднее. Точнее, я думала, что он лишь друг. Тогда я не знала, что все те мерзости, о которых писали твои полоумные фанатки, правда. Шаст прислушался к себе. Злится ли он на нее? За ее выходку с Арсением, за ее мотив, за ее «мерзость» в адрес отношений с Арсением? За то, что Ира очевидно все-таки узнала его тайну и желала их с Арсом скорейшего расставания? Да в целом, нет. Какой смысл сейчас гневаться, если это все равно ни к чему не приведет. Он просто хотел уйти красиво, хотя, судя по всему, с этим уже мимо. Единственное, что он понял, месть — самый ебланский способ решения проблем. Никому эта хуйня не помогла ни разу. Да и мстить близкому человеку? Низость какая-то и только. — Я не хотела изменять, — продолжила Ира, — но мне было так плохо, а ты… вообще не обращал на это никакого внимания. Будто я просто предмет декора, какая-то тень в твоей квартире. — Поэтому я и думаю, что нам лучше… — А при этом в мой адрес каждый день выливалась тонна хейта просто за то, что я существую где-то рядом с тобой! — проигнорировав его реплику, сказала девушка, подрагивая от подступающих рыданий. — Еще и во главе с твоим этим уродом, который не постеснялся даже назвать свои никчемные футболки намеком на меня! Очень здорово, да, Антон? Доподлинно Антону не было известно истинное значение названия «Уберите рыбу», но и отрицать завуалированные отсылки к Ире он тоже не мог. — Ты даже не представляешь, что я была вынуждена терпеть! — Прости, правда, я… — И вместо того, чтобы поддержать меня, ты постоянно где-то шлялся. Я для тебя была готова на все, а тебя никогда не было рядом. Напрашивался не очень тактичный, но логичный вопрос. — Почему же ты не ушла? — Потому что я люблю тебя. Ментальная пощечина номер два. А он даже не заметил, как стемнело. Они стояли в полумраке зимних сумерек, молча глядя друг на друга. В голове почти не было мыслей, кроме одной дебильной — надо бы как-то включить свет. Просто подойти к стене и тыкнуть клавишу. Будет ли это уместно? Вряд ли. Но проблему любви Иры он решить не может, а вот темноты в комнате — вполне. Вообще, это не было новостью. Он прекрасно знал о ее чувствах и принимал их, но сейчас признание хуевило так, будто жизнь разделилась на до и после. Хотя дело тут в другом: Антону нужен был иной ответ, чтобы совесть имела крохотный шанс на выживание, а не еще одно доказательство его паскудного поведения в течении пяти или шести лет. — Антон, скажи честно, ты вообще любил меня? Все окна были закрыты, а потому даже шум города не разбавлял образовавшуюся тишину. Захотелось открыть балконную дверь, впустить морозный воздух и хоть какие-то звуки со двора. Может даже выйти покурить, или вообще нахуй спрыгнуть с этого ебучего балкона, лишь бы не отвечать на вопрос. Есть только Ира, он и напряженная недомолвка. — Не молчи! — крикнула Ира, пнув парня в грудь. Будто это могло помочь. Антон отвернулся, попав взглядом на огромный Хогвартс из Лего. Он помнит, как подарил его. Ира радовалась словно ребенок, пища от восторга. Потом еще собирала его недели две или три, а Люк постоянно воровал детальки, пряча их по всей квартире. Они даже иногда называли его Темным Лордом, так как кот множество раз покушался на жизнь пластмассового Гарри Поттера, но тот каждый раз выживал. В такие моменты им было очень весело. Вообще время переосмыслить их отношения, наверно, не самое подходящее, но от реальности так сильно хочется спрятаться, что подойдет даже больная голова, набитая ебучим мусором из путанных мыслей. Антон относился к ней скорее не как к мебели, а как к домашнему питомцу, которому прикольно покупать игрушки, иногда делать какие-то приятные штуки, порой показывать мир и очень редко куда-то в ладошку через себя говорить «я люблю тебя», чтобы лишний раз не нарываться на конфликт. Он мог с легкостью управлять ее настроением, даже жизнью — Ира зависела от него целиком и полностью. Но Шаст же ей не хозяин. Да и питомцев любят. Пиздец, он сравнивает ее с животным. И молчит. — Мразь! — заверещала Ира, осознав, что молчание здесь вовсе не знак согласия. Полетели подушки, вазочки, какими-то фигурки, цветы и все, что попадалось ей под руку. — Ненавижу тебя! Ненавижу! Шастун прекрасно понимал ее. Он сам себя ненавидел. — Ты просто использовал меня! — Прости. В него больно врезались краски, кисти, пульт, джойстик. Девушка швыряла и крушила все вокруг, выплескивая эмоции на ни в чем неповинные вещи. — Испортил мне всю жизнь! Она ревела и кричала не своим голосом под грохот бьющихся побрякушек, которые явно не заслужили такого финала. — Ебаный мудила! Ира опасно покосилась на Хогвартс. Ну не хватало только разъебанного замка и миллиона деталек по всей квартире. — Зачем я только связалась с тобой! Бессердечная тварь! Но не успел конструктор стать апофеозом их драмы, как она замерла на месте. — Нет, ты того не стоишь, — дрожащим голосом произнесла Ира, скатываясь вдоль стеллажа на пол. Ее захлестнула новая волна слез, а Антон больше не мог на это смотреть и вышел на балкон. Он закурил, рассматривая огоньки в окнах напротив и думая о случившемся. Как же он заебался от этого отвратного периода его жизни. Ссоры, разборки, расставания, одно и то же по кругу, и везде он в эпицентре, везде он — причина этой череды говна. Нахуй ему было нужно такое прикрытие? Что он этим скрыл и кому сделал лучше? Блять, проще было реально с кем-то договориться за деньги, нежели руинить жизнь почти невинного человека. Конечно, кроме любви там явно были и меркантильные мотивчики, что намертво приклеили девушку к Антону, это отрицать было бы слишком глупо. Да еще этот прикол с недо-изменой… И все-таки они прожили вместе так долго. Даже все эти несчастные разбитые фигурки были не просто вещами, а либо памятными сувенирами из общих поездок, либо подарками друзей для разнообразия домашнего интерьера. Что-то Ира сама покупала, пытаясь создать уют в их логове. А теперь это превратилось в осколки и пыль. Хоть он Иру и не любил, расставание все равно оказалось тоскливым. Обкурившись до тошноты, Антон вернулся в комнату, где Ира уже собирала остатки их совместно нажитого имущества. При свете это выглядело еще поганее. — Ир, прости меня. Я пиздец как виноват перед тобой, ты вообще не заслужила всего этого. И я пойму, если ты больше не захочешь меня видеть. Девушка игнорировала потуги извинений, продолжая копошиться с мелкими осколками, которые по ощущениям были буквально везде. — Ладно, — выдохнул Антон. Прощения все равно он не дождется, чего зря сотрясать воздух. — Я уезжаю, так что квартира пока полностью в твоем распоряжении. — Мне не нужны твои подачки. — Нужны, — строго отрезал Шаст. Не хватало сейчас еще этих независимых выходок. — Живи пока здесь, мне все равно надо уехать. И, слышишь? Я буду помогать деньгами столько, сколько потребуется, хорошо? Ира обернулась. Тушь некрасиво размазалась по ее прекрасному, но немного опухшему лицу. Пик истерики позади. В ее заплаканных глазах осталась только жгучая ненависть. Но Антон не чувствовал того же в ответ. Не было ни злости, ни ненависти, только жалость, вина и что-то слабо похожее на облегчение. — Знаешь, что? — Что? — Желаю тебе оказаться в такой же ситуации. Чтобы ты прочувствовал все это унижение на своей шкуре. Быть отвергнутым? Да что она в этом понимает. Их разница лишь в том, что Антон не стал в Арсения кидаться кружками. — Прости, — еще раз тихо произнес Шастун, подводя черту, и, не дождавшись ответа, решил, что дольше оставаться здесь нет смысла.***
Вы (03:20) Оксан, отмени съемки, что Стас поставил вчера в график Меня в ближайшие дни не будет в Москве К утру он уже был в Воронеже для осуществления второго, не менее тревожного шага его грандиозного плана — он решил признаться во всем матери. Это будет его первый добровольный каминг-аут. Предвидеть реакцию матери он не мог, и боялся, что она воспримет эту новость негативно. С другой стороны, это же мама, которая поддерживала его в любой даже самой нелепой затее, всегда болея за него всей душой. Вряд ли она стала бы уговаривать его вернуться к Ире, как это делал бы, например, отец Арса. В любом случае, решение принято. Пора сбросить с себя тяжесть этой тайны. Оксана Пропущенный (6) Стас Пропущенный (4) Позов (08:15) Настолько ты не хочешь меня у себя в передаче? Заранее о приезде Антон предупреждать не стал — его мама слишком любила подобные сюрпризы, хотя в этот раз сюрприз грозил оказаться хер пойми чем. И тем не менее встреча была переполнена восторгом и теплотой. За последние несколько месяцев Шасту так никто не радовался. Только ради этого стоило приехать. — А чего ты один? — спросила мама, уволакивая Антона за собой на кухню. — Да я вроде как теперь в принципе один. Мы расстались. С Ирой, — нелепо добавил он, присаживаясь за стол. — Как же так? Тяжело вздохнув, Шаст рассказал ей все. Слова хлынули нескончаемым потоком, в котором были и рассказы про закрытие проектов, и про отмену гастролей, и про терки со Стасом, и про Макара, и про Иру, и про его состояние в целом, про все передряги и неприятности. Как он устал, как он не видит выхода из этой пропасти, в которую сам себя загнал. Возможно, Антон никогда не был с матерью настолько откровенен. Но тут, у нее дома, он чувствовал себя в полной безопасности, как это было в детстве, не боясь довериться. Он чувствовал, что сможет найти утешение в материнских объятиях. Именно в этом Шаст нуждался так долго — чтобы его просто выслушали и пожалели. Без презрения и недовольства. Одно прикосновение мамы каким-то чудом исцеляло эту въевшуюся печаль, а пара фраз дарили надежду, что еще не все потеряно. Надо было ехать к ней сразу, может, жизнь действительно заиграла бы новыми красками. Шастун буквально говорил обо всем, что беспокоило, не затрагивая лишь самую главную причину его недугов. К этому надо было подойти осторожнее. — Мне надо сказать тебе кое-что еще, — отстраняясь, тихо сказал Антон, готовясь к следующей фразе, как прыжку с обрыва. — Конечно, дорогой, что тебя еще беспокоит? В целом, только это его и беспокоит. Днем и ночью. Семь дней в неделю. Все остальное — лишь побочка. — Я влюблен в одного человека. Давно… Вдох-выдох. — …и это мужчина. Как странно было это сказать. Молча жить с этим — нормально, а вот официально произнести вслух — полный пиздец. Шаст в ужасе замер, наблюдая за реакцией матери. Либо сейчас мир рухнет, либо кипеловский хит «Я свободен» обретет для него совсем иной смысл. Но на материнском лице не отразилось ни грусти, ни разочарования, ни гнева, ни даже тени удивления. Она лишь мягко улыбнулась, поглаживая сына по волосам. — Я уже думала, ты никогда не признаешься, — сказала мама. — Себе врать последнее дело, Тош. Чего? — Материнское сердце не обманешь, — ответила она на озадаченный взгляд Антона. — И тебя это не расстраивает? — Почему это должно меня расстроить? Да хз. Он мог бы порассуждать над ответом, но в голове вертелась лишь одна мысль — его приняли. Вот так запросто. Без строгих взглядов, без порицаний, без осуждения. Без «так ты из этих», без «ах ты пидор», без «мерзости». Он освободился и успокоился. Внутри была лишь невероятная легкость — его бесконечные заигрывания с ложью наконец закончены. И Шаст расплакался. Но впервые за долгое время это были слезы очищения. — Значит, Арсений причина твоей грусти? — спросила мама, когда Антон немного успокоился, что было весьма забавно — он не обозначил именно Попова своим любовником. Впрочем, это, по ходу, было очевидно для всех. — Да, с того момента, как он ушел, дела стали плохи. Но проблема в том, что он не хочет возвращаться, и я не знаю, что делать. Точнее, у меня есть идея, но если он вновь оттолкнет меня, то… — То конца света все равно не случится. Но попробовать стоит. Шастуны не сдаются просто так! — бодро проскандировала мама, ероша отросшие кудри. — Но прежде я хочу послушать всю историю с самого начала. — Она довольно долгая. И-и-и многострадальная. — А мы куда-то торопимся? — весело спросила женщина, разрывая объятия. Отныне, когда он знает, что как минимум один человек безоговорочно на его стороне, Антон окончательно принял очередное сумасшедшее решение и хитро ответил: — Теперь да.